Игольное ушко и чашечка без дна, сжимают всякий
взгляд как будто втрое: сквозь щель в груди
троянского коня не виден город из –
людей и лестниц, но виден
собственный, сгущающийся гнев – та струйка света,
что скользнет по лбу: убитым человеческим
младенцем, проклятием, застывшим
на губах, слезами женщины
над умерщвлённым мужем – а ты
сидишь наполовину сужен,
себе присваивая
---
неповинный
страх.