Траектория мужества 1

Виктор Як Чернявский
Траектория мужества
Летчика – испытателя
  В.И. Перова

Правдивый рассказ о трудной земной Жизни летчика- испытателя Валентина Ивановича Перова,получившего тяжелые увечья при аварии в небе.

Это случилось на «заре моей туманной юности». Я, тогда еще молодой специалист, работал в конструкторском бюро по проектированию  и изготовлению рекордного планера. Изготовленный планер КАИ-14 имел в то время   прекрасные аэродинамические характеристики. При размахе крыла 14 м  он имел аэродинамическое качество 34. Это значит, что если отбуксировать самолетом планер на высоту один км, то он в свободном полете пролетит 34 км. С 5 км, соответственно,  в 5 раз больше.
 Предстоящие испытания  планера на штопор должен был провести тридцатилетний  летчик – испытатель Валентин Перов.

На испытаниях, которые проходили на летном поле летно-испытательного института(ЛИИ), присутствовал тогда еще главный конструктор планера, а впоследствии Генеральный конструктор ОКБ им.П.О.Сухого самолетов мирового классаа«СУ-27»,  «СУ-32»:и др. Михаил Петрович Симонов
Самолет-буксировщик, которым управлял летчик Леонид Рыбиков, достигнув заданной высоты 1750м, после отцепки планера, с креном ушел вниз. И  над  летным полем нависла тишина. Как в предгрозье, когда ничего не сулит, но отчего-то ждешь неясную неприятность.

 Главный конструктор М.П.Симонов, как и мы, тоже следил  за планером, запрокинув голову, и от того любое слово, протолкнувшись через запрокинутое  выгнутое горло, звучало  отрывисто и приглушенно.
 Сегодня  летчик – испытатель Валентин Перов  проведет проверку на эффективность элеронов в штопоре.
Я отчетливо увидел в этот момент, как планер сделал горку и почти завис на   одном месте. 
-Какая высота сейчас? – спросил я
-Думаю тысячи полторы – Симонов  отмахнулся, что, как я понял, означало «не мешай».

Потом  планер клюнул носом и вертикально  пошел вниз, вращаясь вокруг  невидимой оси.
-Вот он, штопор - сдержанно без пафоса,  выдыхая слова порциями,  произнес Симонов.
Солнечные отблески, метнувшись с полированных крыльев планера, чиркнули по земле и растворились в голубизне неба.
– Перегрузка нарастает – Михаил Петрович говорил так напряженно, если бы сам был там, в планере.
 
«Ручку взял плавно на себя до упора, ногу влево. Планер уменьшил скорость, закачался и начал крутиться. Пока скорость была большой и движение равномерным, звук за бортом был ровным и умеренным. Потом, когда скорость стала уменьшаться, шум стал глуше, но по мере раскручивания планера становился все сильнее и тоном выше» - так рассказывал потом Валентин.
 Валентин отсчитал два витка,  и, имея запас высоты,  решил сделать еще один. Когда заканчивался уже третий    виток, раздался громкий звук, и резко рвануло - планер почти остановился.

Это был тот случай, когда вопрос «прыгать – не прыгать» не стоял. Валентин, как учили его еще в школе летчиков- испытателей, расстегнул ремни привязной системы и дернул ручку замка фонаря.
Однако, покинуть машину  ему не удалось: фонарь заклинило.
«Приговор вынес сам себе, - говорил Перов. - Ноги вытащить не могу - мешает приборная доска. Выломать ее также не могу - не дотягиваюсь: упираюсь лбом в фонарь*. Он из толстого оргстекла, разбить его не могу, хотя и бью кулаками. Планер падает со все усиливающимся свистом, вращаясь как разломанное пополам семенное крылышко клена.. Плоскость его вращения - несколько наклонная, периодически вижу быстро приближающуюся землю»

Я отчетливо видел, как правая часть крыла  разрушилась у самого борта планера  и полетела в сторону, разрубив половину V-образного оперения.
- Прыгай, Валентин, – Симаков не стеснялся своих эмоций. -  Прыгай, Валя!
Валентин позднее рассказывал:
          -Планер грохнулся на хвост, так что в момент удара ноги оказались вверху, а голова - внизуБыло ли страшно? Там, наверху, когда сыпался, не было никакого страха. Надо было действовать. Сразу пришла правильная оценка ситуации. Ужас беспомощности и страх от приближавшейся земли пришел потом, когда помирал и орал в беспамятстве. А тогда лупил по фонарю до той поры, пока не понял, что это бесполезно. Под конец успел увидеть почти каждую травиночку на поле. Но вспомнил лишь об одном - о пупырышках на пальчиках полуторамесячной дочки Оли.

Мне стало жутко. К горлу подступала тошнота.  Ноги не двигались. Все остановилось, как в разорванной  ленте немого кино.
Симонов рванул первым. И нас увлекла непознанная внутренняя сила. Быть может именно так, сгруппировавшись, плоть, превозмогая страх ума, бросала бойцов в атаку за своим командиром.
Валентин, скосив глаза на Симонова, хрипло выговорил, – Миша, передай Анохину, – я буду летать. Это были его последние слова на большом притихшем  поле летного института. Он потерял сознание.

После окончания Школы летчиков – испытателей Перов попал в  отряд. Заслуженного летчика – испытателя С.Н.Анохина. Тот  был  и для него, и других летчиков, легендой с аэроклубовских времен. С Анохиным Перову довелось летать на МиГ-15. Отрабатывали тогда штопор, и оценка Анохина была краткой: все нормально! Летал он с Анохиным также на Ту-104. На этот раз, как "пассажир", исследователь невесомости; летал с ним и на вертолете уже в качестве командира. А до того в 1952 окончил 4-й Московский городской аэроклуб (аэроклуб МАИ). Летал в Центральном аэроклубе на самолётах, планерах, занимался парашютным спортом. В 1956-1959 работал в ЛИИ техником, инженером, ведущим инженером полётным испытаниям.

Симонов хотел  сесть в «Скорую помощь», что увозила Валентина Перова, но его вежливо попросили. Лечение начиналось уже в машине. А «Скорую помощь» на  «Волге» сопровождал сам начальник Летного института.
Валентин Иванович Перов продолжал потом вспоминать:
-Почему сам себе вынес приговор? Да потому, что освободил привязные ремни, открыл их замок. Если бы был притянут, не разбил бы так свой позвоночник.
Валентин упал в кабине планера  между двумя летными полосами института. Дежурный командир на КДП Борис Юмашев подъехал на машине через 5 – 7 минут.
- Боря, как у меня  ноги? Целы?

Валентин поднял одну, вторую. Действительно, целы. Увидел немного крови. Спина болит, вверху, очень болит. Тоска взяла: наверное, полгода заживать что-то должно, потом комиссию надо будет обманывать, потом санаторий, потом в отпуск отправят. Неужели год летать не буду? Но реальность  оказалась куда страшнее его предположений.
Определив перелом позвоночника, Перова срочно перевезли в Институт нейрохирургии им. Бурденко. Постепенно, уже там начался отек. Этот восходящий отек достиг мозжечка, нарушил его нормальную работу, и на второй-третий день наступили трудности с дыханием.
(Продолжение следует)
 
Виктор