М.Ф.Старук
Встретила её перед Пасхой, в руках - коробка, прикрытая белой салфеткой, держала она её перед собой осторожно, боясь оступиться. На лице читалась тихая радость, поняла без слов, что несёт куличи. Накануне в телефонном разговоре, она обмолвилась, что в университетской столовой пекут их так, что от домашних не отличить. Конечно, я заглянула в буфет университета, благо он рядом с домом. Но там развели руками - закончились, мол, ещё вчера. И вдруг у неё целая коробка. Она, улыбнувшись, ответила, что её всегда тепло привечают, потому что там большую часть жизнь своей проработала, и теперь водички святой им отнесёт в праздник, навестит и помощь свою предложит. Давно поняла, что никому она отказать не может, любую просьбу исполнит с готовностью.
Вот и сейчас накупила для близких и подруг куличей, зная, что многие уже из дома не выходят. Рассказала, как в прошлую пасхальную ночь с сыном отстояли всенощную, вернулись домой ночью, уставшие и счастливые, разделили освященное яйцо на двоих, кулича попробовали и разошлись по комнатам отдыхать. Почему –то особенно тронула меня скромность ночной трапезы. А потом подумалось, что суть этих, не избалованных жизнью людей, именно в неприхотливости и умеренности во всём, в отсутствии потребности в излишествах даже в великий праздник, которого так ждали.
Знаю, что в пасхальную ночь уснуть всё равно не сможет, а будет перебирать в памяти прожитое и пережитое. Вспомнит отца, призванного на фронт, каким запомнился ей в тот последний день, обнимающим на прощанье детей. Никто тогда не знал, какой короткой окажется та дорога, как примет смерть рядовой Фёдор Пономарёв в родных местах вместе с другими призванными, совсем ещё мальчишками и мужчинами постарше. А получилось, как нередко бывало в неразберихе той войны: призывники, собранные повестками из окрестных деревень, большой группой двинулись на сборный пункт. Выбрали самую короткую дорогу, через лес, там и нарвались на прорвавшихся из окружения немцев. А те не растерялись, уложили их, безоружных, всех до единого. И с немецкой приверженностью к порядку расчистили себе дорогу, завалив телами ближайший овраг.
Небеса содрогнулись от женского крика, когда дошла до родных страшная весть, и бросились со всей округи женщины и дети к тому оврагу, ставшему для близких их братской могилой. Упокоились бок о бок воины, так и не взяв в руки оружие.Кто на телегах, кто с тачками съехались к оврагу близкие новобранцев, нашли и похоронили своих на родных погостах, а мать её слишком поздно узнала о трагедии, не успела к месту тому страшному. Оставшихся похоронили в разных местах вместе с воинами, павшими в сражении на Курской дуге. Мария с сыном до сих пор объезжают кладбища и братские могилы, в надежде узнать, где нашёл последнее пристанище их отец и дед. Да вот беда, на памятниках фамилий одинаковых много, односельчане ведь, а инициалы указаны не везде. В военкомате сведений нет и по сей день.
И мама ещё молодая видится Марии. Как тосковала она по ней, когда уехала из дома в свою взрослую жизнь, а началась она рано. Сначала подростком устроилась в лесничество, чтобы помогать семье, а в 20 лет начала работать на сахарном заводе, что в 50 километрах от их села. Там тоже несладко пришлось, хоть и сахар варили. А дома, в колхозе, по распоряжению председателя урезали земельные участки тем, чьи дети уехали и устроились работать в городах или посёлках. Не пощадили и многодетных солдатских вдов.
Вспоминает, как нетерпеливо ждала первый отпуск, чтобы поехать домой. Плакала по ночам. Со временем привыкла, втянулась в работу. А навещать родных приноровилась ездить на велосипеде, просёлками, тропинками, автобусы тогда ещё не ходили. Мчалась домой в отпуск или на праздники. Наберёт хлеба, гостинцев - и в дорогу По пути заночует у девчат, с которыми на заводе сдружилась, путь –то неблизкий, хоть и на двух колёсах, но всё равно нелегко, отдохнёт и дальше, туда где скучают и ждут. Долго так ездила, а когда вышла замуж, перебрались с мужем в другую область, поближе к Белгороду.
Показалось Марии, что слышит голос мужа, его не стало в шестьдесят с небольшим. «Соловьем» прозвала родня за редкий его голос. Пел так, что сердце замирало. Встретила судьбу свою Маша на том же заводе. Приехали однажды монтажники на реконструкцию, поселились неподалёку, в общежитии, среди них и будущий её избранник. Понравились друг другу молодые и вскоре поженились. Прожили счастливо, в мире и согласии. Забывалась и просыпалась в праздничное утро Мария с чувством радости от встречи с самыми дорогими её сердцу. Всё вспомнилось, будто перелистала по страничке прожитую книгу жизни.
Когда родился сын, отдавать его, болезненного и слабого, в детский сад не стали. Мария, чтобы больше быть с ребёнком, устроилась уборщицей в институт, что по – соседству с домом. Вечерами убирала, а муж с сыном оставался. Голодное детство и тяжёлая работа ослабили организм Марии, заболела она ревматизмом. Моя бабушка – медик однажды обронила, что болезнь эта лижет суставы и кусает сердце. Прихватывало оно у Марии смолоду, но беречь себя так и не научилась, бралась за самую тяжёлую работу. Когда врачи запретили тяжелый труд, устроилась в медпункт санитаркой, обмолвилась, что уколы там научилась делать и перевязки. Потрудилась в жизни немало. Вот и теперь, хоть и за 80 перевалило, встаёт в шесть часов, готовит сыну обед на работу. Видела я его однажды: истинный постник, худощавый, молчаливый, скромно отошёл в сторонку, пока мы разговаривали. Безотказный, по словам матери, и на работе, и с ближними. Пожаловалась Мария, что иногда он поесть не успевает, на работу вызывают и за полночь, и в выходные, зная, что не откажет, но воскресной литургии старается не пропускать. Родственников поехал навестить в другой город, и в воскресенье уже был на службе в ближайшем храме.
Обычная жизнь простых людей.
«Как быстро она пролетела, - обмолвилась однажды Мария, - вроде, оглянуться не успела, вот уже и 80». Призналась, что в юбилейный свой день расплакалась, стало не по себе от воспоминаний о пережитом.
О себе рассказывает сдержанно, но я не удержалась, спросила, с детства ли в Церкви. Оказалось, что верующей была бабушка, а вот сама к Богу пришла много позже, вслед за сыном. Из–за этого в семье его не заладилось, не захотела супруга принять верующего мужа, ушла, забрав и настроив против него ребёнка. Мария с мужем без раздумий приняли и поддержали выбор сына, за что досталось им от своевольной невестки. В разные храмы, правда, ходят: мать в тот, что рядом с домом, где недавно замироточила икона Матронушки, а сын в другой, который посещал смолоду.
Тронула меня эта женщина, а чем и не объясню. Самоотверженностью, открытостью своей, может быть, редкой в наши дни добротой. В разговоре деликатна и непосредственна. О таких говорят: «где просто, там ангелов со сто». При встречах останавливаемся и я, обычно сдержанная и нелюбопытная, задаю, наверное, слишком откровенные вопросы, на которые она отвечает прямо и охотно. Так узнала, что родом моя собеседница из Курской области. На вопрос, помнит ли оккупацию, вскинулась: «Да разве забудешь, как стояла 6- летняя под дулом немецкого автомата. Заскочили двое в избу, один наставил на меня ствол, другой стал рыться в сундуке. Потом второй что –то буркнул, фриц опустил автомат, а я будто приросла к полу босыми ногами, не могу с места сдвинуться». Тем и запомнилось Марии начало войны.
Познакомились мы случайно года два назад. Однажды дома, спускаясь по лестнице, услышала настойчивые гудки домофона, открыла дверь и увидела моложавую женщину, лицо которой показалось знакомым. Я не раз встречала её в храме на богослужениях, тогда ещё отметив редкое спокойствие и умиротворение, исходившее от всего её облика. Не было в выражении лица привычной настороженности, которой встречают незнакомых, оно было мягким, доброжелательным, даже безмятежным. Мы кивали друг другу, но имени её не знала. Не принято у прихожан знакомиться во время службы. А здесь, в коридоре, она приветливо поздоровалась и неожиданно сказала:
-Я знаю, вас Татьяной зовут, а меня -Марией, и отчества у нас одинаковые. Вы на пятом этаже живёте, я тоже, только в доме напротив. Знаете, когда у вас подолгу не бывает света в окнах, я тревожусь, на душе становится как-то нехорошо.- Я растерялась. Она, заметив моё замешательство и, слегка улыбнувшись, продолжила – И мама ваша часто кого-то навещала в нашем доме. Не знала я, кто она, а сердцем тянулась, только вот познакомиться не решилась, постеснялась.-
Тут я окончательно смутилась и ответила, что мамы давно уже нет на этом свете, а в доме напротив жили врачи, с которыми она прежде работала. Я торопливо поблагодарила её и вышла из подъезда. Чувство удивления и благодарности переполняло меня. Незнакомый человек переживает из-за того, что в моих окнах нет света. Не странно ли!
Долго прожила я в этом доме, пока перестала ощущать себя чужой. Возможно, потому что на окраине, где прошли годы детства и юности, всё было иначе: соседи хорошо знали друг друга, сопереживали, откликаясь на чужую беду. Двери никогда не запирались, а в доме, куда переселилась, долго пришлось привыкать к настороженным и неулыбчивым лицам. Со временем с соседями установились добрые отношения, но всё равно оставалась незримая черта, отделявшая меня от других, я не торопилась сближаться, будучи по природе человеком закрытым и сдержанным, а тут вдруг такая обезоруживающая открытость. Потом, когда познакомилась с Марией ближе, поняла, что знает она обо мне от соседки по площадке, с которой не каждый мог найти общий язык... Она нашла.
Многотрудной жизнью живёт Мария и теперь, да ещё хватает сил заботиться о других, кто уже по немощи своей не покидает дома. Встретила её недавно у магазина с посеревшим от усталости и нездоровья лицом. Не могла не спросить её, как чувствует себя, в ответ услышала, что едва поднялась после бессонной ночи, но беспомощный знакомый попросил купить продуктов, пришлось идти. Поняла в разговоре, что огорчена чем-то, но спрашивать не решилась, а она, помедлив немного, сама призналась, что подруга на минувшей неделе попросила заказать на субботу поминальную службу, а они с сыном собрались съездить к родственникам, тот ради поездки уже и с работы отпросился, пришлось отказать. Сказав это, вздохнула с горечью и коротко заключила: «Всех не обогреешь», а послышалось в этом, что не только расстроена, но и привычно корит себя.
В последнее время привыкли повторять, что ожесточился народ, стало меньше добра на свете. Нет, живёт оно в людях таких, как Мария. Немолодой, не очень здоровой женщине удалось сохранить какой –то особый внутренний свет и готовность прийти на помощь по первому зову. Я и прежде слышала от соседей, ещё не зная её, что все церковные требы за состарившихся и беспомощных заказывает в церкви Маша, да не просто закажет, а службу отстоит и просфору принесёт, и любую просьбу исполнит со смирением, хотя сама не крепче других. Никого не осудит, никому ни в чём не откажет, сославшись на нездоровье или возраст, не может себе этого позволить.
Какое –то особое целомудрие, скромность и даже стеснительность чувствуются в ней. Истинно русская православная женщина, неприметная, несуетливая, она снискала любовь и уважение соседей. Вспомнила её признание о том, как тревожится сердце, когда нет света в чужих окнах, и подумала, что, может быть, это и есть та подлинно христианская любовь, о которой писал в Первом послании к Коринфянам Святой апостол Павел, любовь, которая « не ищет своего», потому что для подлинно любящего и доброго сердца все – свои.
Щедро дарит её людям простая русская женщина, ставящая другого выше себя, потому что прозревает в нём образ Божий. Это не просто вера, это жизнь по евангельским заповедям, негромкая и самоотверженная жизнь рабы Божией Марии, стяжавшей своим служением Господу и людям подлинную духовную высоту.