О либералах. Типаж номер один

 
В качестве вступления напомню одну историю стосорокалетней давности.

  В июле 1877 года петербургский градоначальник Фёдор Фёдорович Трёпов зачем-то приехал в дом предварительного заключения. Там ему встретился арестант Архип Емельянов (никнейм Алексей Боголюбов) и, гадёныш, не снял перед гражданином начальником картуз. Будучи, видимо, с лютого перепою в дурном настроении, Трёпов зело осерчал и велел высечь нахала, что спустя пару часов и было со всем усердием исполнено надзирателями.

   Через полгода террористка Вера Засулич, преисполненная благородным негодованием по поводу произвола, творимого царскими сатрапами, из револьвера «Бульдог» медвежьего калибра всадила в Трёпова пулю. Но то ли снайпер из неё был неважный, то ли тяжёлую железку с трудом в руках удерживала, но попала неудачно – не задев жизненно важных органов. Трёпов остался жив. Набежавшие опричники тут же дуру скрутили, отобрали револьвер и даже немножко побили.

   По законам Российской Империи незадачливой киллерше грозил сырой каземат с крысами лет так на двадцать. Но произошло нечто труднообъяснимое. Суд присяжных народную мстительницу оправдал, и она с триумфом вышла из зала суда на улицу, где её встретила восторженная толпа из продвинутых креаклов с хорошими лицами, прыщавых гимназистов, впечатлительных дам в меховых шубах и румяных студиозусов, вместо занятий в университете почитывавших Герцена с Чернышевским. Засулич посадили в извозчичью карету и она уехала, помахивая всем ручкой.

   А неподалёку от зала суда, у здания с вывеской «Трактир» стоял чумазый мастеровой и, поглаживая бороду натруженными грабками, бормотал себе под нос: «Можно, значицца, господ стрелять. Закона, значицца, нету. Так и запомним». 

   …Через сорок лет царизм пал, и радовавшийся освобождению Засулич студентик, ставший к тому времени профессором, нацепив красный бант, под плакатами «Свобода, равенство, братство!» взасос целовался с извозчиками и дворниками, до этого звавшим их не иначе как: «Эй, извозчик» и «Эй, человек!».

   А ещё через пять лет этого же профессора «уплотнили», из семи комнат роскошной квартиры оставив одну, и, сидя на коммунальной кухне в окружении грубых пролетариев, бедняга с тоской вспоминал усатого городового, стоявшего на углу Гороховой и Фонтанки и охранявшего, как выяснилось, не столько царское самодержавие, сколько именно что профессора и его галоши, исчезнувшие в марте 1917-го после исчезновения стража порядка.

   И тихонько радовался, что его самого не постигла судьба соседей – сахарозаводчика Полозова и буржуя Саблина, «забаненных» пьяными матросами в 1918-м.

   …История, как известно, никого ничему не учит, но зато имеет свойство повторяться. Ещё через 70 лет либерально настроенный интеллигентик, кандидат околовсяческих наук, тайком почитывающий Солженицына на тесной кухоньке трёхкомнатной квартирки, полученной от советской власти, презрительно называющий выкормивший и выучивший его народ не иначе как «хомо советикус» и таскавшийся, когда можно стало, на демократические митинги с плакатиком «Партия, дай порулить!» вдруг, по причине внезапного краха этой самой нелюбой власти, оказывается на обочине жизни. Институт, в котором интеллигент ни шатко ни валко кандидатствовал, закрывается из-за недофинансирования, и бедняге, дабы семья не померла с голоду, приходится приискивать случайный заработок – охранником в борделе, подсобником на стройке, грузчиком в мебельном магазине… При этом трястись, чтобы дочь не подалась в проститутки, а сын не окочурился от передоза героином или не попал под шальную пулю на улице в процессе «приватизации», объявленной Гайдаром.

   К счастью, в 2000-м году в стране сменился президент и, сочетая демократию с авторитаризмом, стал наводить порядок. Жизнь потихоньку начала налаживаться. Наш кандидат выбросил из головы либеральные бредни, переучился на плиточника, стал неплохо зарабатывать, построил загородный домик, съездил несколько раз в Турцию и Египет, купил вполне приличную иномарку и даже оборудовал потайное гнёздышко для любовницы.

   И теперь изредка только, за шашлычком с пивом и виски, с усмешкой вспоминает свои романтические потуги осчастливить человечество посредством митингов и демонстраций, на собственном примере подтверждая старую-старую истину: «Кто в молодости не был революционером – у того нет сердца, кто в старости не стал консерватором – у того нет ума».

   Но теперь уже сын этого интеллигента, за взятку военкому откосивший от армии и за взятку же поступивший в институт учиться «на менеджера», воротит нос от окружающей действительности. Отдохнув с «тёлкой» на Ибице, тащится на митинг несистемной оппозиции с плакатиком «Мы здесь власть!», жалуется, что живёт в дерьме и требует, чтобы немедленно было покончено с коррупцией, с произволом чиновников, с бедностью, что не мешает ему обзывать этих самых бедных «сталинистами», «ватниками» и «совками». Но что, сцуко, характерно - спроси у него, каким он хочет в идеале видеть российское общество, молодой человек начинает практически дословно шпарить программу построения коммунизма, отвергнутого историей.

   (Кстати, это отдельный разговор - как в голове наших либералов совмещается тотальная ненависть к «рабам», «совкам», «быдлу», «этой стране» с заботой о «20 миллионах, живущих за чертой бедности»; ненависть к пенсионерам с воплями о нищете этих самых пенсионеров; презрение к рабочему классу с криками о низких зарплатах на предприятиях. Надо будет на досуге проанализировать. А впрочем, выводы и так ясны, и они совсем нелестны для многих и многих хомячков, называющих себя либералами.)