5. Леонид Новожилов. Токсичная красота

Архив Конкурсов Копирайта К2
Конкурс Копирайта -К2

АВТОР - Леонид Новожилов http://www.proza.ru/avtor/lnovozhilov


1

          Горная тайга на юге Якутии. По галечниковым косам и береговым отмелям быстрой порожистой реки движется вверх по течению видавший виды гусеничный вездеход. Помятые бока его заляпаны бурой грязью. Когда к реке вплотную подступают скалы, вездеход в поисках прохода с натужным ревом выползает на заболоченный склон, выплевывая из-под гусениц рваные клочья зеленого мха. Громкое эхо мечется, зажатое каменистыми склонами сопок.  Склоны, где реже, где гуще, утыканы лиственницами, едва тронутыми первой осенней желтизной.

          Вездеходом управляет рыжеволосый крепыш с похмельным лицом, заросшим недельной щетиной. Его мятая клетчатая рубашка с подвернутыми рукавами расстегнута до пояса. Руки, лежащие на рычагах, покрыты ссадинами и грязными следами сажи, ржавчины и машинного масла.

          Единственный пассажир вездехода сидит в кабине у открытого окна, откинувшись на спинку потертого сиденья, и болезненно хмурит худое лицо, когда машина подпрыгивает и кренится, переваливая через очередной крупный валун или поваленное дерево. Он одет в новый, с иголочки, камуфляжный костюм.

          Впереди с нижней ветки лиственницы грузно взлетает, сверкнув иссиня-черным оперением, большой глухарь. Водитель хватает ружье, висящее за спиной, но тут же, ругаясь матерно, устраивает его обратно – птица уже исчезла за деревьями.

          – Николай, – кричит, пересиливая рев мотора, раздосадованный водитель, – половину уже проехали?

          – Половина будет вечером, когда станем на ночевку, – кричит в ответ пассажир.


          Поляна на берегу, вечерний туман над водой, сумерки. Дымит костерок, отгоняя комаров. Потрескивает, остывая, мотор вездехода. На траве – брезентовый тент, на тенте –  консервные банки, куски хлеба, две пустые бутылки из-под водки.

          – Ну что, Петро, давай по последней! – говорит Николай, поднимая кружку. Он заметно пьян.

          – Почему по последней? – недоумевает водитель и мотает рыжей головой в сторону рюкзака, лежащего под деревом. – У тебя же там еще что-то звякало…

          – Завтра надо выехать с зарей, и тебе потом весь день за рычагами сидеть…

          – За меня не беспокойся… Я свою норму знаю… Ты можешь не пить, а мне бутылочку выдай. Можно в счет моей оплаты. Ты же обещал мне за эту ходку пятьдесят тысяч, так?

          – Так.

          – Ну и выдай сейчас аванс.

          – Ладно, мне не жалко, но только еще одну и больше ни-ни… – говорит Николай, протягивая руку к рюкзаку.

          – Вот теперь зашибись! – произносит Петро спустя четверть часа, когда и эта бутылка опустела. Он сидит, прислонившись спиной к дереву, глаза его масляно блестят, по лицу бродит довольная улыбка. Ему хочется поговорить.

          – Так ты, значит, работал раньше там, на Муруне? – спрашивает он.

          – Да, три года, пока добычу не свернули.

          – А почему свернули?

          – Перестройка, мать её ити!.. Закрыли финансирование… Я зарплату за последние три месяца так и не получил!

          – А через суд не пробовал?

          – Да ну, возиться еще!.. – Николай машет рукой. – Я чароитом взял: нагреб рюкзак отборного, в Иркутске толканул, жил безбедно почти полгода.

          – А сейчас решил сразу две тонны подрезать?

          – Если получится… Увезет твой вездеход две тонны?

          – Может, чуть меньше… У меня же вон еще бочка с солярой в кузове.

          – Петро, ты точно никому не говорил, куда и с кем едешь?

          – Как договаривались… Взял отгул, начальнику сказал, что на охоту сгоняю.

          – Это хорошо!.. В поселок надо будет тоже по темноте возвращаться, чтобы ни одна собака…

          – И что ты будешь с этим добром делать? – спрашивает Петро.

          – До морозов полежит в сарае, а потом по зимнику через Бодайбо перевезу в Иркутск, к сеструхе в гараж. Буду продавать камнерезам, ювелирам… Те еще хмыри, скажу тебе!.. Мафия!.. Цену сбивают только так!.. Больше, чем пять тысяч за кило, не дают, сволочи!.. Прикинь: из килограмма чароита он делает пятьдесят колец и каждое продает за тысячу рублей, то есть, заплатив мне пять тысяч, сам он зарабатывает пятьдесят!.. Ты понял?

          Петро не отвечает. Он сидит, глядя внутрь себя, и беззвучно шевелит губами, подсчитывает. Потом недоверчиво глядит на Николая и произносит:

          – Я что-то не догоняю… получается, ты за эту ходку заработаешь десять миллионов?

          Николай хлопает глазами, понимая, что спьяну сболтнул лишнего, потом говорит смущенно:

          – Да ну, какие десять миллионов… Надо же учесть расходы: до Иркутска довезти, ментам отстегнуть, сеструхе за гараж, потом еще же некондиция попадается… Нет, какие десять миллионов?.. Ну, ты насмешил, Петро!.. Тут бы при своих остаться…

          Некоторое время оба напряженно молчат, не глядя друг на друга. Журчит река, кричит вдалеке ночная таежная птица.

          – Давай спать, – говорит Николай. – Ты в кабине будешь?.. А я тут, у костра, устроюсь.

          – А там охрана сейчас есть? – спрашивает Петро.

          – Числится один местный эвенк – у него зимовье рядом, но он, в основном, охотится и рыбачит в округе, а сейчас, я видел, он в поселке околачивается…


          Вездеход, надрывно ревя, выползает по сухому руслу ручья на плоскую каменистую вершину Мурунского гольца.  Отсюда во все стороны открываются виды на далекие и близкие вершины голых сопок, на узкие темные ленты ельников в глубоко врезанных долинах рек и ручьев.  На западе, там, где только что скрылось солнце, полыхает вечерняя заря. Каменные обломки скрежещут под вездеходом, карликовые березки узловатыми ветками цепляются за гусеницы, выдираются с корнем; сминается и упруго выпрямляется позади вездехода седой мох-ягель с кровавыми пятнами раздавленной брусники.

          – Туда! – кричит Николай, направляя машину в сторону небольшого карьера на пологом склоне.

          Николай бродит в карьере, стуча киркой то там, то здесь по скальной стенке и глыбам, валяющимся у ее подножия. Петро ходит за ним по пятам. В одной руке у него тяжелая кувалда, в другой – длинный лом.

          – Да-а, – удрученно произносит Николай, – хорошо тут всё подчистили!

          Наконец в подножии скалы он находит полуметровой толщины линзу, сложенную сиреневым камнем.

          – Вот он, чароит! – говорит Николай.

          – И за это люди платят такие деньги? – Петро явно разочарован.

           – В скале, конечно, он невзрачный, но после полировки – глаз не отвести!.. Давай попробуем чего-нибудь добыть.

          Николай выбивает киркой углубление в верхней части линзы, затем вставляет туда острие лома и говорит:

          – Бей кувалдой по другому концу.

          Петро с силой бьет. Лом выскакивает из углубления.

          – Давай еще.

          Они бьют снова и снова, камень крошится, но выбить из скалы хотя бы небольшой кусок чароита никак не удается.

          – Здесь перфоратор нужен, – говорит Петро.

          – Конечно, – кивает Николай, – чароит так и добывают: бульдозером выламывают большую глыбу, в ней перфоратором делают цепочку дыр, а в них забивают металлические клинья, пока глыба не расколется пополам. То же делают с половинками, чтобы получить глыбы, которые можно грузить и перевозить.

          – И зачем же мы сюда приехали, как лохи, с ломом? – разводит руками Петро.

          – А я и не собирался ничего в этом карьере добывать… Думал, вдруг что-нибудь в обломках стоящее осталось… У меня в другом месте заначка есть: чароит в глыбках по десять-двадцать килограммов, тонны две, а то и больше… Сейчас поедем туда и быстро загрузим, чтобы утром пораньше выехать обратно.

          Они складывают инструмент в кузов, садятся в кабину, и вездеход, пыхнув сизым дымом, трогается с места.

          Машина пересекает водораздел и начинает спускаться по противоположному склону.

          – Тормозни! – кричит Николай. – Пойдем, что-то покажу.

          Они выбираются из кабины и подходят к большому развалу сиреневых и фиолетовых глыб всевозможных форм и размеров.

          – Вот чароит исключительно первого сорта и сорта экстра! – торжественно говорит Николай.

          – Будем грузить? – спрашивает Петро.

          – Погоди, – иронично улыбается Николай.

          Он углубляется в развал, наклоняется и поднимает повалившийся шест с фанерной табличкой, на которой красной масляной краской написано: «Радиоактивный отвал».

          – Понимаешь, – говорит Николай, – в чароите нередко попадаются радиоактивные включения, поэтому весь добытый минерал обязательно проверяется на радиацию. Сюда со всех добычных участков мы свозили чароит с высокой радиацией. И что интересно: без специального прибора невозможно отличить радиоактивный чароит от нормального…

          – А это не опасно, там так стоять? – невольно пятясь, спрашивает Петро.

          – Кратковременное облучение худого не сделает, – Николаю весело от испуга Петра, – а вот если носить на себе украшение из такого минерала, то человеку кранты… Ладно, Петро, поехали дальше, тут уже недалеко.

          Вездеход движется метров двести в прежнем направлении и останавливается. Николай выходит из кабины и растерянно озирается. Вокруг следы когда-то прошедшего здесь пожара. Повсюду лежат белые, омытые дождями, сухие ветви кедрового стланика. Они похожи на обглоданные кости доисторических животных.

          – Здесь были густые заросли, – убитым голосом произносит Николай, – и в них я спрятал чароит… Теперь ни зарослей, ни чароита… какая-то сволочь всё стырила.

          – И что теперь? – спрашивает Петро. Он тоже подавлен.

          – Теперь пипец всему!.. Завтра с утра объедем другие участки, вдруг что-то найдем… Хотя вряд ли, тут до нас уже хорошо пошуровали… Теперь здесь только с бульдозером…

          – Где будем ночевать? – Петро смотрит на догорающие угли зари.

          – Тут за вершинкой должен быть заброшенный вагончик горняков, там переночуем.


          Николай просыпается на нарах. В мутное окно вагончика заглядывает хмурое утро.

          – Петро! – говорит Николай. – Пора вставать!

          Петро не отвечает. Николай поднимает голову и видит, что Петра в вагончике нет. Николай смотрит в окно. Вездехода тоже нет на месте. Николай быстро собирается и покидает вагончик. Следы вездехода ведут в сторону радиоактивного отвала.

          Петро выбирает глыбы и обломки с наиболее ярким цветом и грузит их в кузов вездехода.

          Из-за пригорка показывается Николай.

          – Ты что творишь? – кричит он. – А ну выгружай обратно!

          Петро переваливает через металлический борт очередную глыбу, не спеша снимает брезентовые рукавицы, открывает дверь кабины, достает сигареты, закуривает.

          – Ты меня не понял?! – Николай на нервном взводе лезет в кузов, хватает одну из глыб и бросает ее на землю.

          – Предлагаю пятьдесят на пятьдесят, – спокойно говорит Петро. – По пять миллионов, разве плохо?

          – Какие миллионы? – кричит Николай и выкидывает следующий обломок. – Это же смерть!

          – Это деньги! – отвечает Петро. – Не мы, так завтра кто-нибудь другой положит их в карман.

          – Только через мой труп! – новая глыба летит вниз.

          – Ну что ж, – Петро отшвыривает сигарету, – я честно пытался обойтись без этого…

          Николай нагибается за очередной глыбой, а когда тяжело распрямляется, видит перед собой дуло ружья. Николай роняет камень и вытягивает руки, словно пытаясь закрыться ладонями, и сейчас же огненный залп разрывает ему грудь.


2

          Желтое такси едет по вечерней Москве.

          На заднем сиденье разговаривают две девушки. Одна постарше, лет двадцати пяти или чуть больше. У нее броско красивое ухоженное лицо с надменно очерченным ртом. Спокойная уверенность светится в зеленых глазах. Водитель, как только они сели в машину, сдвинул зеркало заднего вида и теперь украдкой поглядывает на ее стройные ноги. Она видит это и едва заметно усмехается.

          Вторая девушка моложе лет на пять. Видно, что она невысокого роста, полновата, но полнота ее естественна и уютна. Лицо чистое, открытое. Не красавица, но и не дурнушка.

          – Машка, блин, я же просила тебя одеться приличней! – раздраженно говорит та, что старше. – Зачем ты напялила эту позорную кофту?.. А кроссовки?.. Я же тебе туфли недавно дарила!

          – У нас в институте все так ходят.

          – Если ты хочешь чего-то добиться в жизни, то не должна быть как все!.. И ты не на лекции собралась, а в ресторан, где, может быть, сегодня решится судьба твоей сестры… Что у тебя под кофтой?

          – Футболка.

          – Еще не легче!..

          – Оль, давай я не поеду, раз так…

          – Нет, Жорж сказал, что хочет сегодня с тобою познакомиться. Тем более, он придет с приятелем. Что я буду делать с двумя мужиками?

          – Он француз что ли, этот твой Жорж?

          – Друзья так зовут. Вообще-то он Егор. Но на француза, в самом деле, похож, на президента их, Макрона… Слышала о таком?.. У него жена – старуха.

          – У Жоржа?

          – У Макрона, темнота!.. Хватит с меня уже женатых мужиков, сыта по горло!

          – Чем он занимается?

          – Большой чиновник в префектуре, личная служебная машина, все дела… Хотя и молодой, всего на четыре года меня старше.

          – Ничего себе молодой!.. Конечно, если сравнивать с твоим депутатом…

          – Не напоминай мне лишний раз про этого козла!

          – Ты с ним еще встречаешься?

          – Что значит «встречаешься», если я у него помощником работаю?..  «Оленька, не хочешь ли попить со мной кофе в моем кабинете?..» Мразь, блин!.. И попробуй не захоти…

          – Уволься.

          – Да?.. Ишь ты, какая умная!.. Нет, сестричка моя, жить и считать каждую копейку я больше не хочу!.. А ипотеку мою кто будет выплачивать?.. Папа с мамой?.. Мало того, что ты у них со своей учебой на шее сидишь, давай еще и я!

          – Я подрабатываю в архитектурном бюро…

          – Что ты там подрабатываешь?.. Молчи уже!

          – Тысяч десять в месяц выходит.

          – Это мне один раз в ресторане поужинать… Скромненько.

          Такси едет всё медленнее, затем совсем останавливается. Пробка.

          – А что, эту пробку никак нельзя объехать? – с вызовом спрашивает Ольга у водителя. – Мы вообще-то опаздываем.

          – Здесь нет объезда, - говорит водитель.

          – Хороший таксист всегда сумеет объехать пробку, – недовольно кривит губы Ольга.

          Водитель молчит, затем резко газует, выезжает на газон, с него – на тротуар… И тут мгновенно перед такси появляется гаишник с жезлом. Он представляется и уводит водителя в припаркованную неподалеку машину ДПС.

          – Ну, и чего ты добилась? – говорит Мария.

          – Я, что, просила его нарушать правила? – пожимает плечами Ольга.

          Мимо такси по узкому тротуару протискиваются недовольные пешеходы, заглядывают в окна.

          – Иди, иди отсюда, бабка, не оглядывайся, а то споткнешься – костей не соберешь! – кричит Ольга, приоткрыв дверь.

          – Оля, прекрати сейчас же! – говорит Мария.

          Ольга закрывает дверь.

          – А Жорж твой, он москвич? – спрашивает Мария.

          – В десятом поколении. Отец – какой-то крупный театральный деятель, личный друг Собянина, а мать – Севастьянова, ну ты помнишь, известная актриса, во всех советских фильмах снималась.

          – Светленькая такая?

          – Темненькая!.. Да не важно, хоть лысенькая!.. Главное – шикарная квартира на Тверской, огромный дом в Подмосковье и Жорж – единственный наследник!.. Да и у самого Жоржа вилла на Лазурном берегу…

          – Ты думаешь, он сделает тебе сегодня предложение?

          – Надеюсь… Честно говоря, период ухаживаний несколько затянулся. Похоже, он расслабился, решил, что я уже никуда от него не денусь и можно жить со мною как с женой, не будучи мужем… Короче, если он сегодня не сделает предложение, придется его немножко взбодрить…

          – Это как?

          – Есть множество способов…

          – Ты хоть любишь его?

          – Какая разница?..


          Стол на четверых в укромном уголке дорогого ресторана. Слышна негромкая живая музыка. Жорж, действительно похожий на президента Макрона, держит речь. Рядом с ним сидит Ольга. Она смотрит на него, и улыбка радостного ожидания озаряет ее красивое лицо. Место напротив Ольги занимает Кирилл, приятель Жоржа, молодой человек артистической внешности. Он впечатлен красотой Ольги, и нет-нет да и бросает на нее восхищенный взгляд.  Мария, подавленная роскошью обстановки, старается быть незаметной и не притрагивается к блюдам, боясь сделать что-нибудь неправильно.

          – Друзья! – говорит Жорж. – Конечно, вы догадываетесь, что мы собрались здесь сегодня не просто так…

          Ольга и Мария обмениваются многозначительными взглядами.

          – Ровно полгода назад встретились мы с Ольгой, и это событие, если не считать моего появления на свет, стало самым значимым в моей жизни.

          Все улыбаются.

          – Я хочу подарить тебе, Оля, в этот знаменательный день скромный подарок…

           Жорж достает из внутреннего кармана пиджака темно-зеленую коробочку и открывает ее. В коробочке лежат изящные часики.

          – Вау! – говорит Ольга, принимая подарок. Разочарование лишь на мгновение отражается на ее лице и тут же прячется за маской восторга.

          Ольга надевает часики на руку, поворачивает ее и так, и этак. Сияет белое золото, сверкают бриллианты.

          – Позвольте, – Кирилл берет Ольгу за руку и разглядывает часы, – та-ак, это… «Ролекс»… тысяч тридцать долларов, если не ошибаюсь…

          – Не ошибаешься, – говорит Жорж и поясняет девушкам:

          – Кирилл – один из лучших галеристов Москвы, замечательно разбирается в искусстве, в драгоценностях и вообще во всем прекрасном…

          – В женской красоте тоже, – подхватывает Кирилл. Он всё еще, как бы по забывчивости, продолжает держать Ольгу за руку. – И не скрою, я поражен красотой присутствующих дам.

          Ольга смотрит на него оценивающим взглядом и отнимает руку.


          Кирилл рассказывает анекдот:

          – Художник рисует обнаженную натурщицу. Заканчивает работу и говорит ей: «Пойдем кофе попьем»… Натурщица одевается, они идут на кухню, пьют кофе, душевно разговаривают… и тут в двери поворачивается ключ. «Черт, – шепчет художник, – жена вернулась... Быстро раздевайся!»

          Все смеются. Особенно громко это делает Мария. Раскрасневшаяся от выпитого вина, она уже освоилась в компании. Видно, что ей очень нравится Жорж, она невольно копирует его мимику.

          – Маша, – вдруг выговаривает ей Ольга, – не хохочи так громко, ты не в своей общаге!.. Ржешь как мексиканская лошадь!
 
          – Мария осекается, на глаза ее навертываются слезы.

          – Оля, зачем ты так?! – говорит Жорж. – Машенька, не расстраивайтесь!..

          –Ты знаешь, мне не всё равно, как ведет себя моя сестра на людях, потому что она позорит не только себя, но и меня, – Ольга зло сверкает глазами. – И ты, Жорж, не вмешивайся, мы с ней как-нибудь сами разберемся, без посторонних!..

          – Ты не права! – мягко замечает Жорж.

          – Так, всё! – Ольга резко встает, – я ухожу… Кирилл, ты меня проводишь?..

          Растерянный Кирилл вопросительно смотрит на Жоржа, тот отводит глаза.

          – Да, конечно, – говорит Кирилл, поднимаясь.

          – Я тоже с вами, – говорит Мария.

          – Это еще зачем? – обрезает ее Ольга. – Оставайся здесь, с адвокатом своим новоявленным.

          Ольга и Кирилл уходят. Некоторое время Мария и Жорж молчат, затем Мария говорит:

          – Я, пожалуй, тоже пойду.

          – Не спешите, Машенька… Смотрите, сколько у нас еще осталось – и еды, и вот! – он берет только что открытую бутылку. – Французы говорят: Le vin est tire faut le boire. Если вино откупорено, его надо выпить.


3

          На платной парковке напротив Архитектурного института стоит сиреневая, с перламутровым отливом, «Мазда». Из ворот института выходит группа студентов, среди них Мария. «Мазда» трогается с места и следует по обочине за Марией. Тонированное стекло со стороны водителя опускается, и становится видно, что за рулем сидит Ольга.

          – Садись, Маша, подвезу, – говорит она.

          Мария садится в автомобиль.

          – Ну что, сестричка, нашкодила – и ни звонишь теперь, ни глаз не кажешь! – говорит Ольга.

          – Некогда было, сессия…

          – Ага, четвертый уже месяц у тебя эта сессия! – усмехается Ольга. – И не западло тебе у родной сестры жениха отбивать?

          – Я никого не отбивала, – говорит Мария.

          – Да?.. Ты думаешь, я не знаю, что вы с Жоржем встречаетесь?

          – Я не отбивала, потому что он тебя не любил никогда, да и ты…

          – Это он тебе сказал, что не любил?

          – Да.

          – И он, конечно же, полюбил тебя, уродину… за красоту твоей души!

          – Не ёрничай, пожалуйста!

          – Неужели ты не понимаешь, что Жорж с тобой только для того, чтобы досадить мне?.. Он ждет, когда я приду к нему первой мириться. И он тут же забудет о тебе, как только я это сделаю!
          – Останови машину, я не хочу слушать этот бред!

          – Да пошла ты! – Ольга притормаживает. – Короче, если ты от него не отстанешь, пеняй на себя!.. Ты еще не знаешь, на что я способна!

          Мария выходит из автомобиля и перед тем, как закрыть дверь, говорит:

          – Я его люблю, и он меня любит… И, между прочим, он сделал мне предложение, у нас скоро свадьба…


          Московский Дом художника на Кузнецком мосту. На входе в здание висит большой плакат: «Выставка-ярмарка изделий и украшений из самоцветов».

          В одном из залов выставки Кирилл на правах хозяина показывает Ольге экспонаты:

          – Смотри, какие замечательные бусы из плисового малахита!.. Как раз к твоим чудесным зеленым глазам!

          – Дорогие, наверно?

          – Я же сказал, Оля, ты можешь выбрать любой экспонат и получишь его от меня в подарок… Может быть, ты уже что-то заранее выбрала по каталогу?

          – Да, там были такие красивые наборы из чароита в серебряной оправе – кулон и серьги.

          – Прекрасный выбор!.. Пойдем, чароит у нас там...

          Они проходят в следующий зал.

          – Вот он, этот наборчик! – Кирилл сдвигает стекло витрины, достает кулон и серьги, выполненные из густо-фиолетового, с шелковистым отливом, чароита. – Примерь, пожалуйста.

          Ольга надевает украшения.

          – Богиня! – восторженно произносит Кирилл и шутливо закрывает глаза рукой, как бы ослепленный красотой Ольги.

          – Да нет, к этому платью как раз не очень подходит, но я всё равно беру, – говорит Ольга, снимая украшения. – Найдется во что завернуть?

          – Подожди, – Кирилл заглядывает под витрину, – тут есть специальная коробочка из-под них, давай уложу.

          – В каталоге было два таких набора, – замечает Ольга. – Второй уже продали?

          – Тут, понимаешь, такая история… Зашел на днях знакомый геолог и сказал, что чароит может быть радиоактивным. Я спрашиваю: проверить есть чем?.. На следующий день он приносит прибор, и выясняется, что весь чароит у меня нормальный, и только один из этих наборов прилично так фонит.

          – И что вы с ним сделали?

          – Убрали пока в запасник. На следующей неделе приедет из Иркутска поставщик за расчетом, вернем ему, пусть сам утилизирует.

          – А хранить его не опасно?

          – Нет… Там не такое сильное излучение. Вот если носить на себе – лучевой болезни не избежать.

          – Да-а, – задумывается Ольга, – вот так купишь себе на радость украшение – и отбросишь копыта… А тот набор, который радиоактивный, чем-то отличается от этого?

          – Вообще ничем!

          – Как такое возможно?.. А нельзя посмотреть?

          – Пойдем.

          Кирилл открывает ключом дверь запасника, входит и зажигает свет.
 
          Вдоль стен стеллажи с многочисленными, переливающимися всеми красками изделиями из самоцветов.

          – Сравни сама! – Кирилл достает из сейфа коробочку и передает ее Ольге.

          Ольга кладет коробочку на стеллаж, открывает ее, рядом размещает свою, тоже открывает, внимательно рассматривает и говорит:

          – Действительно не различить.

          Кирилл приближается к ней сзади, обнимает и, зарывшись лицом в ее волосах, страстно шепчет:

           – Самая радиоактивная – это ты… Ты просто… ядерная… бомба!

          – Кирилл, не надо… Ну, прошу тебя, – слабым голосом говорит Ольга, меняя наборы местами.


          За столиком кафе «Пушкинъ» сидят Ольга и Жорж. Автомобили за окном бесконечной чередой тянутся по Бульварному кольцу.
 
          – Спасибо, что пришел! – говорит Ольга, волнуясь. – Для меня это очень важно… Ты знаешь, я последнее время много думала о нас, вообще о жизни… Наш разрыв стал толчком к переоценке… Можно сказать, у меня сменилось мировоззрение… Сейчас я понимаю, какой я была стервой… Даже по отношению к тебе…

          Жорж делает протестующий жест.

          – Не перебивай, пожалуйста, меня, – торопится Ольга. – Да, даже безумно любя тебя, я была эгоисткой, я думала, прежде всего, о себе, о своих каких-то удобствах и выгодах… А сейчас я стала иной, можно сказать, переродилась… И для меня теперь важно, чтобы люди, которые знали меня раньше как самовлюбленную дурную бабу, увидели, что я теперь другая…

          Жорж, заметив слезы в глазах Ольги, успокаивающе кладет ладонь на ее руку.

          – Я понимаю, что первое, что мне нужно сейчас сделать, – продолжает Ольга, – это восстановить отношения с теми, кого я люблю и уважаю – с тобой, с Машей… Я так счастлива, что вы нашли друг друга, что любите… Надеюсь, что вы пригласите меня на свадьбу…

          – Конечно, конечно, – говорит Жорж. – Вот прямо сейчас и приглашаю.

          – Спасибо! – Ольга утирает слезы. – У меня есть для Маши подарок, не на свадьбу, а просто так… На свадьбу я другой подарю. – Ольга достает из сумочки коробочку. – Это украшения из чароита. Только, прошу, не говори ей, что это от меня… Боюсь, она не примет, потому что мы в последний раз нехорошо расстались… Скажи, что это твой подарок. Она будет рада, потому что, по поверью, если постоянно носить украшения из чароита, то тот, кто его подарил, никогда тебя не разлюбит… Так и скажи ей, договорились?

          – Не волнуйся, я всё так и сделаю.


4

          Троекуровское кладбище на западе Москвы. Зияет чернотой свежевырытая могила. Двумя кучами темнеет на снегу вынутый грунт. Десятка три людей в траурных одеждах по очереди прощаются с Марией, лежащей в гробу. Наконец прощание завершается, и рабочие в униформе ритуального агентства опускают гроб в могилу. Продрогший оркестр начинает играть надрывную похоронную музыку. Первые комья мерзлой земли стучат по крышке гроба. Мать Марии приступает рыдать с новой силой. Ольга с мокрыми от слез глазами гладит ее по спине, просит успокоиться. Рядом с ними стоит, ссутулившись, отец Марии и почерневший от горя Жорж, чуть поодаль – другие родственники.

          За спинами родственников располагаются друзья и знакомые усопшей. Среди них – Кирилл. Он слышит негромкий разговор двух мужчин чиновного вида, скорей всего, сослуживцев Жоржа.

          – В голове не укладывается: смерть в двадцать два года, в самом расцвете!..

          – Подумать только, три месяца назад мы были у нее на свадьбе, а теперь вот – на похоронах…

          – Так у нее все-таки онкологию определили?

          – Да, рак крови, лейкемия… Поздно схватились…

          – Рак молодеет, скоро младенцы будут от рака умирать.

          – Что ты хочешь, экология с каждым годом всё хуже и хуже!.. Клетки мутируют… В Балашихе видели крысу с двумя головами.

          – Причем здесь экология?.. Штаты уже десять лет ведут против нас генную войну. Через продукты с ГМО в наш ДНК внедряется специальная цепочка, которая вызывает рак… Если сейчас не запретить ГМО совсем, через поколение всё население России вымрет, и наши природные богатства достанутся америкосам.

          – Это да, но экология тоже влияет. Я читал, за последние годы радиационный фон на Земле увеличился в несколько раз… вдумайся: фон в несколько раз!.. Я уж не говорю про Чернобыль и Фудзияму…

          – Фукусиму…

          – Не важно… Радиация – страшная вещь!

           «Радиация – страшная вещь!» – повторяет про себя Кирилл, и тень догадки проходит по его лицу.


          Москва-Сити. Квартира-студия Кирилла на семьдесят девятом этаже башни «Федерация». Высокий потолок, панорамные окна с видом на Москву-реку и сталинскую высотку гостиницы «Украина», интерьер в стиле Арт-нуво. На стенах картины с экзотическими пейзажами и томными красавицами. В квартире беспорядок, пахнет табачным дымом и чем-то кислым. На низком столике три коньячные бутылки, ваза с фруктами, опрокинутый бокал, пепельница, полная окурков, тарелки с засохшими кусочками лимона, сыра и колбасы.

          Подле столика на диване спит одетый Кирилл. В дверь долго звонят, прежде чем Кирилл просыпается и идет открывать. На пороге Ольга в изящной шубке из черного баргузинского соболя.

          – Ты куда пропал? – говорит Ольга, проходя мимо продирающего глаза Кирилла. – Я уже две недели не могу до тебя дозвониться!.. Ты не заболел?.. О, да ты поддаешь!.. Похоже, с самых Машкиных поминок не просыхаешь!..

          Ольга бросает на диван шубку, затем перебирает бутылки, находит недопитую, идет с ней к кухонному буфету, достает чистый бокал, выливает в него остатки коньяка.

          – И какое горе ты заливаешь? – спрашивает Ольга, устраиваясь на диване рядом с Кириллом.

          – Оля, – говорит Кирилл, глядя ей в глаза, – я знаю от чего умерла Маша…

          Ольга меняется в лице, но тут же берет себя в руки:

          – Я тоже знаю от чего… От лейкемии.

          – Мне известна причина лейкемии. Это радиация.

          – Вот как? – Ольга отпивает коньяк.

          – Оля, – спрашивает Кирилл, – набор из чароита, который она постоянно носила, – это ведь тот самый набор, с выставки на Кузнецком мосту?

          – Возможно… Те украшения, что ты тогда подарил, мне не подошли, и я отдала их Жоржу…

          – Ты же помнишь, было два набора, один из них радиоактивный, и я его вернул поставщику. Так я думал. На самом деле, я перепутал и вернул поставщику нормальный набор, а к Маше попал набор с радиацией.

          – С чего ты так решил?

          – Я дурак!.. Я мог бы сразу об этом догадаться, когда поставщик позвонил мне из Иркутска и сказал, что набор не фонит!.. А я решил, что он мне врет, чтобы спасти лицо!

          – Выходит, моя сестра умерла по твоей милости! – жестко говорит Ольга. – Умерла, как ты знаешь, в страшных муках!

          – Оля, я не знаю, как мне дальше с этим жить! – лицо Кирилла искажает судорога страдания, он бросается на диванную подушку и начинает рыдать.

          – Перестань, что ты разнюнился как баба! – говорит Ольга. – Нам всем сейчас тяжело, но ничего уже не поправишь… А твоя боль пройдет вместе с похмельем.

          – Ты одна мне утешение! – говорит Кирилл, поднимая заплаканное лицо. – Останешься сегодня у меня?

          – Нет… Я как раз тебя искала, чтобы сказать… Мы должны расстаться, Кирилл… Мне надо быть с Жоржем, он сейчас нуждается в моей поддержке, в чисто дружеской поддержке… Кроме того, я поняла, что до сих пор люблю его, только его одного люблю и надеюсь, что мы снова будем вместе… Одним словом, Кирилл, наши отношения закончены!.. Извини!

          Ольга берет шубку и направляется к выходу.

          – Оля, постой! – кричит Кирилл, бросаясь за ней. – Прошу тебя, вернись!

          Дверь за Ольгой захлопывается.

          Ольга на бесшумном скоростном лифте спускается вниз, проходит мимо чопорных охранников на первом этаже и направляется в сторону парковки.

          Что-то заставляет ее оглянуться, она поднимает голову и видит высоко-высоко маленькую фигурку человека на подоконнике распахнутого окна.  Миг – человек срывается и летит вниз, ускоряясь…

          Ольга отворачивается и зажимает уши ладонями, чтобы не видеть и не слышать, как он ударится о землю.

5

          Затемненная спальня в квартире Жоржа. На большой кровати с резным деревянным изголовьем обнаженные Ольга и Жорж. Жорж лежит на спине, раскинув руки. Ольга с лицом, искаженным страстью, бешено скачет на нем словно наездница. Белые груди упруго подпрыгивают. Распущенные волосы щекочут Жоржу лицо.

          – А-а-а… А-а-а… А-а-а! – кричит Ольга всё громче и громче, затем бросается Жоржу на грудь, и непреодолимая сила вытягивает ее в струну.

          – О, милый, милый! – шепчет Ольга, покрывая поцелуями лицо, шею и грудь Жоржа.

          Жорж гладит ее по мокрой спине.

          Спустя минуту Ольга сползает с Жоржа, и они лежат рядом, глядя в потолок.

          – Грех, конечно, так говорить, – тихо произносит Ольга, – но именно сегодня, в годовщину смерти Маши, мне было с тобой особенно хорошо…

          Жорж ничего не отвечает.

          – Милый, – говорит Ольга, тронув Жоржа за руку, – вот и пришла пора оформить наши отношения.

          – Да, конечно, – отвечает Жорж, – но…

          – Что «но», милый?

          – Ты же помнишь, как моя мать любила Машеньку, просто души в ней не чаяла!.. А у тебя с нею отношения почему-то не ладятся…

          – Я не знаю, за что твоя мать меня не любит!.. И вообще, я за тебя замуж собираюсь, а не за твою мать!

          – Всё правильно, Оленька, но лучше бы вам жить в дружбе… Кто-то из вас должен сделать первый шаг, в чем-то уступить. Она старый человек, с характером – ей это сделать сложнее…

          – Хорошо, Жоржик, я постараюсь.


          Часом позже Ольга прихорашивается, сидя перед зеркалом. Жорж приносит ей несколько коробочек:

          – Посмотри, это Машенькины украшения. Выбери себе, что понравится.

          Ольга открывает коробочки, примеряет то одну, то другую драгоценность.

          – А этот набор Машенька очень любила, – говорит Ольга. В руках у нее серьги и кулон из чароита. – Давай отдадим его твоей маме, ей будет приятно.


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2018
Свидетельство о публикации №218032600037


Рецензии: http://www.proza.ru/comments.html?2018/03/26/37