Подарок для дегенерата Аркадия Бабченко и проведшего жеребьевку скота, как и все спортсмены и спортсменки, ногомячиста Андрея Шевченко
Мелкобуржуазный штангенциркуль хорунжего Шломке мерялся ржавыми культяпками, подрагивая от нетерпения обрушить гнев затопленных говном небес на слившихся в совместнососальном экстазе адресатов сказочки, подпитываемый желчным разливом фадеевских слепых гусей, шагающих со скрученными петлюровцами шее к ближайшее синагоге по пыльным автобанам Баварии, подстегиваемый витым кнутиком Бжезинского и опавшими с тихим шелестом на осеннюю землю когтями олимпийского Мишки, ублюдочного символа всеобщего прогиба при ротастой риторике бессмертного доктора Геббельса, чахлыми шредерами извлекающего свой гештальт из буйной волосни Алины Витухновской, по которой скакали в бесконечном гопаке шершавые мандавохи с дирижером Магомадом ( хороший, джинсовый ), творимая ахинея из дерьмовой чепухи, еще ночью накрывшей автора сказочек омерзением и отвращением от родной речи, будто вытащенной мельхиоровой ложкой из ледяной жопы погибшего на безымянной высоте Александра Матросова - он лежал там, развратно растопырив ампутированные ноги, закатив незрячие глаза к ветвистой рогами сосне, перевитой новогодними конфетти и какими - то перьями, а чорномундирные гестаповцы, закатав рукава, очень ловко выковыривали засохшие кусочки кала из его прищуренного ануса, разминали их суетливыми движениями длинных пальцев, нюхали и негромко переговаривались на верхнешвабском диалекте, качая головами в квадратных касках под все сильнее задувавшим в дырку в стене чумным ветром свободы, несущим смерть и ничего, кроме смерти - или Маресьева, тоже масштабного героя минувших эпох, когда баб меряли аршином и лишь потом расчленяли свинорезами, скрежеща зазубренными лезвиями под невзначай попавшейся по пути кости. Накрывшее Вселенную смыслов дерьмо пузырилось отчаянной гордостью, оно носило вычурные штаны со шпорами австро - венгерского гусара, восставшего из ада музейной Вены, перетянутой насмерть кожаным ремнем гамбургского докера, усатого и потного мужика, пидараса и иешиботника, голосующего ногами за пилу патологоанатома, зеленым резиновым фартуком надвигающегося на лежащего в канаве с устатку Освальда Шпенглера.
- Шпенглер, - говорил патологоанатом, холодными пальцами, полурастворенными синильной кислотой Евы Браун ощупывая изъеденный могильными червями лоб мыслителя, - слышь, Шпенглер. А давай я тебе засажу.
Патологоанатом кряхтел и пристраивался к костистому заду спящего в Валхалле философа, внедрялся и проникал, накачивая вязкой спермой прямую кишку, она, сперма, била фонтаном в желудок Освальда, а он видел сны, в которых ходил по Москве трамваем и раздавал бесплатные советы и указания корчащимся от дихлофоса оптимистичным мухам, упавшим со Спасской башни с грохотом и звоном. Вся столица была покрыта шевелящимся ковром из умирающих мух, кое - где в их мохнатую массу вкраплялись навозные жуки, задравшие хрупкие лапки к льющему сотый год говно небу. Дерьмо затопило Вселенную. А я наконец - то забыл проклятый богами и демонами непотребный язык свиней, русский, лишь по какой - то прихотливой лотерее зачатия и рождения доставшийся мне в награду как носимый с доблестью и честью метод коммуникации с какими - то двуногими, только схожими с людьми своим обликом, но внутри пустыми и тухлыми, уже готовыми приоткрыть створки для заполнения все тем же дерьмом, что сыпалось и сыпалось с неба.
- Говенный Армагеддон, - шептал я, закрывая ноутбук. Мне пришло в голову снова удалить свой псевдоаккаунт " Твиттер ", вспомнилась рожа Урганта и художник Меринов, бороденка Шендеровича и выпученные зенки Садальского. Бляяяя, и при чем тут " Твиттер " ? Тут надо поголовно и в масштабе.
Я отвернул чугунный кран мировой газовой камеры и с любопытством наблюдал, как все эти уроды подыхают, выплевывая сгоревшие легкие к ногам моей Богини Бэйли Джей.