- Так ты хочешь здесь квартиру купить?
По отделу рекламаций летит пушинка от тополя, пролетает дверной проем, в отдел продаж. Там столы пустые и окна открыты настежь. Перекур, четыре часа. Каспер выглядывает в окно: девочки и мальчики в черно-белом не курят. Жмутся в стайку у крыльца, как цыплята на солнышке. Директор по продажам их выгнал, чтобы проветрить. Те, кто курит - в специально отведенной беседке. Из окна их не видно, только дым. За беседкой стена, ещё стена, и синяя жестяная крыша соседнего завода.
- Мы с женой всегда хотели жить в небольшом городе. Здесь тихо, зелено, и люди …
- Люди мещане. Все наоборот мечтают в Питер.
- Что не уезжают?
- Кто поспособнее, уже уехали. Кто в Питер, кто в Москву.
- В Москве больше платят.
- В том и дело. Но в Питере, это… другое. Культура. Белые ночи.
- Климат плохой
- Вы из-за климата уехали?
- Да.
- Я так и подумал
Павел нажимает на кнопку электрического чайника. Достает сигареты, зажигалку, прикуривает и открывает окно. Такое может себе позволить только отдел рекламаций. Как и личный чайник. В кружке со спанч бобом коричневые круги, как кольца на дереве, отмечают часы, дни и годы рекламационного ада – в отделе всего два инженера, а разбитых стекол – тысячи.
- А по нашей специальности как? Много платят?
- Больше, чем здесь. Но меньше, чем в Москве. А затраты такие же.
Павел кивнул, приблизил сигарету двумя пальцами ко рту, как что-то съедобное, затянулся.
- Успел сегодня пообедать?
Павел мотает головой.
- Нет ещё. Андрей пошел, в магазин заскочит.
Ещё одна вольность. Покидать территорию завода в рабочее время можно только со специальным пропуском. У Каспера тоже есть такая привилегия, но пользуется он этим редко – не умеет водить. Листы тополя, растущего около калитки, со стороны дороги серые от пыли, поднимаемой грузовым транспортом, в дожди дорогу развозит, как свежий цемент. В раздавленной колее он застывает потом галочками или крестиками, в зависимости от породы протекторов.
Каждое лето окружающие предприятия высыпают на этот участок дороги по меньшей мере сорок мешков щебенки, но вся она всасывается землей и грязью, разбухает невидимо кистами на подземных ручейках, девается куда-то.
Каспер высовывается в открытое окно, облокачивается на широкий моллеровский подоконник. Мимо него по водосточной трубе к солнцу ползет вьюнок. Два цветка прижимаются розовым к серому кирпичу, смотрят в небо. Каспер вспоминает дом бабушки в деревне, растрескавшуюся плитку, маленькую ёлочку у синей веранды. Вьюнок был сорняком, и его обдирали со стены вместе с пробившимся сквозь щели подорожником, складывали в кучку корешков с остатками земли, переломанных стеблей и листьев. Готовили перегной.
Владимир оказался деревней с фасадом из кирпичных и панельных домов по главным улицам. Если сойти с проспекта в любую сторону, обнаруживается вид на реку с лесами и полями, или частный сектор – с курами и козами. Каспер предложил Алисе купить дом, а она стала смеяться. Растопырила локти под рубашкой: «Ко-ко-ко!», после очередного «Ко» захлебнулась смехом, согнулась, села.
Потом перестала смеяться, осталась на корточках, сказала, глядя снизу:
- Каспер, давай уедем.
- Куда?
- Не знаю.
- Обратно в Питер?
- Нет, только не обратно.
- Куда?
- Не знаю, куда-нибудь.
- Куда ты хочешь?
- Не знаю. Никуда.
- Лис, я тебя не понимаю.
- Ладно, пусть. Я просто так.
- С тобой иногда ужасно тяжело.
- Я просто так сказала.
- Просто думай иногда о других людях.
- Прости.
- Ну не хочешь деревенский дом – давай не будем.
- Да.
- Давай посмотрим квартиры.
- Да.
- Просто посмотрим.
- Да.
Каспер присылает адреса домов, в которых продают квартиры, себе на email. В их служебной квартире есть компьютер с толстым глазом серого стекла и Алиса купается ежемесячно в 24 мегабайтах ночного трафика. Днём интернет дорог. Алиса ловит падающие кирпичи тетриса, оставшегося от прежнего владельца. Каспер за её спиной рассуждает о преимуществах планировки в старом фонде и его изношенности. Позавчера они смотрели сталинки в центре, вчера – панельные дома на самом краю города, у леса. Алиса рассматривала двор, трогала качели, они не скрипели, она села, толкая себя ногами, и была уже высоко, когда пришел агент.
Алиса надолго задержалась в квартире - агент наблюдала её стриженный затылок с материнской улыбкой, подсчитывала в уме комиссионные. Алиса смотрела на пустырь в свете заходящего солнца и гоняющих по нему на велосипедах мальчишек. Каспера осенило: Алиса таращилась в окна. Проходила, не глядя, все комнаты – насквозь. Как она тогда говорила - знакомый дизайнер. Вид за окном – главная часть интерьера.
Каспер поворачивается к Павлу:
- Паш, где во Владимире самый хороший вид?
Павел уже успел закончить курить, спанч боб на кружке придавил край факса следующей рекламации, карандаш торчит за ухом.
- На смотровой площадке, наверное.
- … Чтобы жить.
- Ты хочешь жить на смотровой площадке?
У Павла квадратные зубы, улыбаясь, он походит на бульдога с умными глазами. Или смех в его голосе похож на хруст битого стекла, или у Каспера снова начинает болеть голова, дворец хрустальный, на горе для неё, он так и видит стаю голубей под куполом, белых, глаза её, как трава, текучие волосы, тишину, прохладу.
Павел передает Сергею чай в фирменной кружке и показывает три восклицательных знака на плохо отсканированной фотографии предполагаемого брака.
- Вот, смотри, натворили. Творцы наши.
Фото серое, с двумя черными полосами факса, но видно бабочку, прощальный полет искаженной траектории. Кто-то строил из стекла – его предшественник. Каспер разворачивает длинный край факса, рассматривает всю конструкцию - кто-то хотел сделать небывалое, изогнуть пространства света и воздуха внутри стеклопакета – но не учел, не посчитал, заснул над чертежом, замечтался, запутался. Это невозможно – то, что он хотел сделать. Не здесь, не сейчас.
- Бабочка.
- Бабочка, мать его.
Каспер неудобно поворачивается на подоконнике, чувствуя тело сложным, тягучим раствором, когда-то затвердевшем в этой форме, сейчас начинающим крошится от жары. Пальцы сами копошатся на горизонтальной плоскости под ним, пытаясь найти удобную позу, голова болит.
Павел, конечно, не зря позвал. Не зря показал очевидный брак, косяк завода, не для того, чтобы он помог разобраться, кто виноват, чтобы помог выкрутиться – если бы это было возможным, Павел бы сам нашел, как. Пора, видимо, оправдать те легенды, что ходят про Каспера с тех самых пор, как он здесь появился. Они ждут – героя. Подвига ждут.
- Ты хочешь, чтобы я это повторил? Переделал без нарушений?
Павел смотрит на него, собрав на лбу складки вверх, глаза делает круглыми.
- А ты можешь?
Каспер трёт висок. Через соседний участок едет башенный кран, а слово не птица, слово камень, язык – веревка, вода застывает и превращается в стекло, всё здесь превращается в стекло быстрее, чем он успевает думать, сам воздух. Потому здесь и нет птиц, нет веток, есть кран – через всё окно, пыль, духота.
- Я подумаю. Давай сюда.
Кран уезжает, как длинная сигарета на подставке. Короткая тень от него болтается обрубком, ползет по поребрикам газона. На фоне крана беседки и аккуратные дорожки, посыпанные гравием, кажутся бутафорскими. У Каспера есть идеи, надо посчитать. Ещё там, в Питере, у него в голове висело видение, возможность объекта, очень похожего на этот. Удивительно, что здесь, так далеко от мира, кто-то уже посмел пытаться сделать это без всего, что есть теперь. Немецкие заводы экипируют каждый год воинов-конструкторов более совершенным, более гибким профилем, производители фурнитуры поставляют богатейший её арсенал и увеличивают гарантию, новый наниматель следит за своевременной реконструкцией станков. Может, не такие бредовые это идеи, это прецедент. Посчитать, показать Павлу, Андрею, мастерам…
Солнце вылезло из-за козырька и ударило горячим по глазам. «Ко-ко-ко» - Каспер представил острые локти Алисы, как они ходят туда-сюда под тонкой рубашкой, накинутой на плечи, как крылья, что-то, чему никак не улететь, не быть, не раскрыться.
««Делать то, что ты любишь», «делай то, что тебе нравится» - проблема в том, что мне нравится моя работа», - думает Каспер, - Я просто не вижу в ней никакого смысла». Каспер сам от себя отодвинулся, посмотрел на скрюченную руку под бедром, размял кисть. Павел, как ни в чем ни бывало, курит вторую сигарету, и у него такой вид, будто он только что решил проблему. Каспер невольно улыбается.
- Так у тебя нет топографической карты Владимира?
- Есть. Завтра притащу.
До вечера осталось только сдать эскиз по витражу для проработки в масштабе. Рекламацию он посмотрит завтра, на свежую голову. Каспер возвращается к себе в кабинет – там прохладно, потому что север. Открывает на компьютере файл с сегодняшним заказом. Эта витражная система без термоизоляции, на алюминии – легкая, простая, прочная. Стойки и ригели - полосочки плоти между прозрачным почти воздухом, ты смотришь на дом и видишь облака, плывущие вертикально, от этажа к этажу. Если хочешь картину – мог бы быть портрет, твой портрет из тысячи зеркал. Если бы мог только маленький человек отразится сразу во всех этажах… Каспер сидит уже за своим столом, отмечает штапики на чертеже, но мыслями не здесь. Каспер думает, какой бы мог быть эффект на выставке современного искусства – картины из кусочков зеркала, повернутых под разными углами, подходишь и отражаешься совсем не ты, а то, что хотел художник. Если бы рассказать Алисе – что бы она сказала? Она может смотреть на него, но не слушать, как будто пытается читать по губам, потом отвлечься, не сказать ничего – он никогда не переспрашивает. Может сказать серьёзно: «Ты гений». Это даже хуже, потому что он всё ещё не знает, издевка это, или похвала. И Каспер решает не говорить ничего Алисе, не думать об этом.
Вечером солнце садится долго. Говорят, белые ночи в Питере, но здесь они тоже почти белые. Пыльные, тёплые, и невозможно спать, потому что шторы неплотные, светлый лён. Каспер не спит, смотрит на белеющее сквозь шторы небо, думает, что ведь не все художники могут написать сразу картину. Некоторые могут написать только часть. Кусок. Начало, из которого может выйти картина, а может что-то совершенно другое выйти, почему обязательно надо додумывать всё до конца? Ведь и мир тоже не додуман до конца, и оттого всё развивается как попало, какие-то куски состыкуются, а какие-то пригнаны плохо, рушатся, теряются – а главное, всё это летит очень быстро, как Алисин тетрис на третьем уровне, надо успевать ловить и делать то, что получается, а если не получается, то когда-нибудь вылетит длинная палка, не прозевай, тогда всё сгорит, - и начнет падать по новой.