Долгий разговор...

 
                СВ - спальный вагон фирменного поезда "Молдова",следовавшего из Кишинева в Москву, был чист, комфортен и гостеприимен. С некоторых пор, Академия Наук, зауважавшая мои высокие результаты в социалистическом, изобретательском, внедренческом и прочих соревнованиях, стала оплачивать передвижения в вагонах люкс.

                За двадцать один час, почти сутки, я намеревался, как следует отдохнуть, компенсировав  весь предкомандировочный недосып, связанный с бесчисленными экспериментами на Биотроне, подготовкой отчета и разной организационной суетой.

                В самом начале пути, в купе подсел невзрачный седовласый старичок с блестящей лысиной, обрамлённой редкой растительностью.  На фоне большого мягкого дивана он несколько даже затерялся и казался ещё более щуплым.

                - Эмануил,- представился я, улыбнувшись мягкому скромному приветствию. Он также заулыбался, обнажив, при этом, немалый объём работы протезистов, соорудивших приличное количество золотых коронок. В те времена, золотые зубы были довольно престижны в некоторых кругах и говорили об относительно высоком статусе их обладателя

                - Меня зовут Михаил, а давным-давно, в далеком детстве, звали Мойша,- с одного взгляда определив во мне соплеменника, разоткровенничался старик

                Как и многие люди его возраста, он подготовился к путешествию довольно основательно, достав из объёмистой сумки курицу, котлеты  и большие, сахарные на разломе, летние помидоры.

                Пространство купе сразу заполнилось такими обворожительными запахами, что я, не успев, конечно, как следует пообедать, легко согласился на щедрое предложение.

                Мойша достал, вдобавок, ещё и  темно-зеленую металлическую фляжку военного образца. Маслянистый янтарь отличного  коньяка радостно плеснул и блеснул, засверкав на солнце в небольших рюмках из толстого стекла, также незабытых предусмотрительным путешественником.

                - Знакомый работает технологом на вино-коньячном заводе,- пояснил сосед,- ничего, кроме ароматных подарков из его собственных золотых рук, я даже в рот взять не могу

                Коньяк, действительно, был на редкость хорош. По моему разумению, он провёл в дубовой бочке, никак не меньше, полутора десятков лет. Тёмный янтарный цвет, глубокий густой аромат, приличная толщина дорожек на стекле, оставленных маслянистыми каплями, волшебный вкус - все говорило о его благородстве и высокой ценности .

                После второй рюмки, мы разговорились. Вернее, говорил только Мойша.

                - Вот, к сыну в Москву собрался,- улыбнулся он, - Б-г, на старости лет, подарил  мне настоящее счастье

                Счастье училось на инженера. На четвёртом курсе.

                - Круглый отличник,- похвастался Мойша, светясь от гордости за своё чадо

                -  А я?,- продолжил он,- Я был одним из первых, кто в мае 1932 года начал строить Комсомольск-на-Амуре.  В Сибирь, из Тирасполя, бывшего столицей Молдавии, долго добирались поездами. В пути, по дороге на стройку, откровенно голодали. На этом месте, мы быстро проглотили по пахучей котлете и половине помидорки

                - По Амуру, продолжил рассказ Мойша,- на пароходике под гордым названием  " Колумб", добрались аж до села Пермского. Жили там в палатках, у самой сопки Тихона, которую, уже много позже, стали называть Аварийной,- Старик быстро долил коньяку, ещё раз чокнулся с мной и заставил поспешить, быстро допивая вторую рюмку

                - Работали круглые сутки. Кроме нас, комсомольцев-добровольцев , нагнали еще много-премного заключенных

                Продвинулся я довольно быстро, не давая отдыха ни себе, ни людям. Не хватало еды, инструментов, палаток. Зато комаров и работы было, хоть отбавляй,- бесконечное множество

                За доблестный труд наградили ,- дали орден Красного Знамени, потом главную награду - орден Ленина. Как активного комсомольца, научившегося руководить тысячами людей и строить большие заводы, перебросили в Омск

                Там тоже не спал, трудился по-геройски, заслужив ещё один орден Ленина. За пятилетку, до памятного 37-го , успел заработать целых две высших награды

                Но в 37-м, началось. Из нашей кампании, руководившей  Омском, и первый секретарь, и начальник НКВД, и главный прокурор, и Ваш покорный слуга, ведавший промышленностью,- все заранее подготовили у выходных дверей по вещмешку с самым необходимым и ждали. Каждую ночь ждали неминуемого ареста

                Больших посадок, как в других городах, у нас , перед этими событиями, наблюдалось немного. Наконец,  « за мягкотелость к врагам народа", взяли начальника НКВД. Прислали нового. Совсем молодого человека - орденоносца.  Через пару месяцев, он, вдруг, застрелился прямо  на рабочем месте. В Москве, как оказалось, арестовали его бывшего руководителя. Ну и позвонили. Сказали, чтоб не мучился, и сам все решил, по-хорошему. Тогда жена с детьми не пострадают.

                Следующей же ночью, за нами приехали. Уровень первого секретаря, несмотря на награды, был расстрельным. Его мы, разумеется, больше не видели. На более низкой позиции, как наша, сильно выручали ордена. До этого, мы не знали, не ведали, что за срыв плана и прочие хозяйственные дела, расстрел для орденоносцев, зачастую, заменялся длительной лагерной отсидкой.

                Ордена Ленина у меня отняли, сразу же, во время ареста. В небольшом помещении пересыльного пункта, арестованных набралось более семисот. Не считая жён с детьми уже расстрелянных врагов народа, ютившихся за деревянной перегородкой, как в загоне для скота

                Как правило, каждой сотней руководили здоровенные мужики. Помимо других обязанностей, им приходилось, тумаками и большими усилиями, раздвигать спящих вповалку заключенных, чтобы впихнуть между ними очередного страдальца, как кур во щи, попавшего в жестокую переделку

                Днем и ночью, нас гоняли на допросы, вернее, на признания. Того, кто не хотел подписывать сразу, прислоняли к раскалённой буржуйке. Срабатывало безотказно. За исключением пары безумцев, бросившихся на следователя. Их расстреляли, немедленно, прямо во дворе

                - За что посадили?,- часто спрашивали мы, особенно детей и женщин, оказавшихся рядом

                - Меня арестовали за конную милицию,- отвечала одна из простых крестьянок

                - Чтооо? Милиционера на лошади убила?,- глядя на тщедушную старушку, удивлялся кто-то из заключенных

                - Да, нет!,- пояснял искушённый большевик, сидевший по тюрьмам ещё при царе,- это за контрреволюцию. Недотёпа она! И слова такого, как контреволюция, раньше, и слыхом не слыхивала. Все твердит и твердит, вместо, контрреволюция - конная милиция. Рехнулась, наверное

                - А я ? Я, здесь, причем? - качая головой и размазывая слезы, недоумевал четырнадцатилетний паренёк из Чувашии. - В деревне комсорг колхоза, просто, крикнул мне, что Кирова убили.
         
                - Ну и что? Это ж, убийство было, почитай, аж три года назад, - удивились окружающие

                - Да я,  с дуру,  возьми и скажи,- Ну и хер с ним. За это, за это, меня и приговорили к расстрелу. Спас дедушка Калинин

                - Как спас?

                - Оказалось, что расстрельные списки для всего Союза , утверждал в Кремле именно он. А меня, вот, взял и не утвердил,-  гордо добавил паренек,- мне тогда ещё четырнадцати не исполнилось. Вернулся домой, а родителей уже нет - увезли, незнамо куда. Как исполнилось четырнадцать, опять взяли. Что, теперь, будет ? - мальчишка, увлечённый, было,  своим рассказом, снова горько заплакал

                - Вдруг, среди заключённых, я заметил своего старого приятеля - бывшего омского прокурора. Изрядно осунувшись с момента ареста, тот не унывал

                - Знаешь уже , за что тебя взяли ?,- Нет? Сбегаю, сейчас, провентилирую. Писарем, здесь, пристроиться удалось

                - Так,- выдохнул он, вернувшись через минут десять,- Ты  у нас румынским шпионом числишься ,- радостно сообщил бывший прокурор,- Как же тебя угораздило?

                Это ж, верная «вышка» - расстрел. Точно, ордена  выручили. Не даром, ты их заработал. Кстати, молодец, что, сразу-сразу, все подписал и не злил этих зверюг понапрасну. Изувечили бы. А так,- только десятку и припаяли. Правда, с освобождением, если доживешь, будет напряжёнка. Там, в писульке той, начертано - десять лет, до особого распоряжения

                - Затем, Эмануил, были целых шестнадцать лет лагерей, война, когда мы помирали от холода, голода, зверств уголовников и охраны. Затем победа, продолжение издевательств, смерть Сталина

                -  Помнится, как-то, конвоир ударил  прикладом сгорбленного старика

                - Стой ,- закричал молодой лейтенантик , - Отставить! Это же сам Моисеенко. Из старых большевиков,- Первый, кто написал историю партии - историю ВКПБ

                Больше, лейтенатика того, никто  уж не видел ,- расстреляли за мягкотелость

                Были в лагере и пара угрюмых. Два совершенно седых парня. Только они и смогли выйти из того страшного леса, где, замерзнув, остались тысячи и тысячи их земляков с женщинами и детьми.

                Их - кулаков с семьями , бесконечной чередой пароходов, доставляли до кромки льда, к самой северной части уже замерзавшего, в ту пору, Енисея. Выгружали , выгружали несчастных, прямо у опушки дремучего леса. А было у них на всех,  всего-то, несколько топоров. Тёплая одежда отсутствовала напрочь. Там, откуда их взяли, тогда было лето.

                Редкие жители тех мест, попавшие в лагерь позднее, рассказывали, что долго, ещё очень долго, над теми страшными проклятыми местами кружили бесконечные стаи ворон, а волки, той самой зимою, были слишком жирны, ленивы и неповоротливы.

                Затем пришло освобождение по амнистии. Я вернулся в Молдавию, женился. Родился любимый сын...


                _______________



                Вдруг,  по внутривагонному радио объявили,

                - Поезд номер 48, Кишинёв-Москва, прибывает в столицу нашей Родины, Город-Герой Москву,- мы с Мишей удивлённо огляделись и увидели в окне наплывающие строения Киевского вокзала. Почти сутки, для нас пролетели как один час. Мы провели их, совершенно не смыкая глаз.

                В Москве Мойшу встретил улыбчивый скромный молодой человек - его дорогой сын.  А мы, как-то сроднившись за прошедшее время, никак не могли расстаться. Только глядели друг другу в глаза и все пожимали и пожимали руки...