Болото

Степан Станиславович Сказин
Сон. Загадочный. Смутный.
Я стою, смотрю: высотка, вся из темного стекла. В черной глубине стекол плывут отражения молочно-белых облаков. Потом – я внутри высотки. За моей спиной закрыл двери лифт, из которого я вышел. Не угадать: на пятом я этаже или на девятнадцатом. Бесконечные коридоры; непереносимо яркие желтые лучи ламп – кусают мне глаза…
Новая смена картинки. Жилая тесная комната. Вероятнее всего: вне пределов стеклянной высотки. Мебель – опрокинута. Разбросана по полу мятая одежда. Погром такой, как если бы дюжина сыщиков наведалась с ордером на обыск. Пыльный ковер. На ковре – тетрадка в твердом переплете.
Внезапно краски тускнеют. Расплываются контуры предметов. Я уже не в перевернутой вверх дном комнате. А будто бы любуюсь восходом. Милым девичьим лицом, которое заслонило целую Вселенную. На губах у неведомой красавицы – слабая улыбка. В глазах – нежность и грусть.
…Негромко застонав, я очнулся. Увидел камфарный потолок. Подо мною – скрипнула койка. Я приподнялся, глянул по сторонам. Занавески на окнах, раковина под краном, стены – ослепительно белели. Я в больничной палате?.. Сердце сжалось. Как я сюда попал?.. Не помню!..
Я забыл не только то, как угодил в больницу. У меня вообще ничего не получалось вспомнить. В каком году я родился?.. Кто были мои папа и мама, первая учительница?.. Я не ответил бы и под пыткой. Даже свое собственное чертово имя – не выдал бы и самому изощренному садисту-палачу.
Казалось: над моей памятью потрудился изувер-хирург. Обрывочный, непонятный сон – вот и все, что по случайности не попало под беспощадный скальпель. Мне хотелось волком выть, рвать зубами подушку.
Жить – это все равно, что писать и читать книгу. Если не знаешь, о чем шла речь на перевернутой странице – чтение превратится в пустое складывание букв в слова. Исписанные страницы моей книги – вырваны и сожжены. Книга, в которой только чистые листы – не книга вовсе. Человек без памяти – ходячий мертвец.
Но я собрал волю в кулак. Сел на постели, нахмурил брови, включил мозг на полную катушку… Толку – ноль. Мою черепную коробку наполняла густая мгла. Значит, остается одно: писать свою жизненную книгу дальше.
Роман сгодится читать и с середины. Следя за поворотами сюжета – кое-как сообразишь, о чем было пропущенное начало. Так по окаменелому осколку челюстной кости – палеонтолог в деталях воссоздает облик доисторического ящера. Буду писать свою книгу дальше – не помня, о чем написал вчера. Есть надежда, что в новых записях воскреснут слова с уничтоженных страниц.
Философия – утешает. Мне сделалось чуточку легче. Я не хотел праздно караулить будущее; слез с постели, подошел к дверям. Напряг слух. Икота, кряхтенье. Ударная музыка. Несколько спорящих голосов.
В голосах было что-то машинное. Они звучали явно с аудиоустройства. Живые человечьи глотки – исторгали только харканье и вздохи. Набравшись храбрости, я распахнул двери.
Квадратное фойе. На черных кожаных софах – семь или восемь человек. Уставили глаза в телеящик. Нелепой метелочкой из вазона торчала пальма. Сказать вернее: пластмассовая фальшивка с ядовито-зелеными неорганическими листьями. Я и людей чуть было не принял за такие же манекены.
Бедняги были с сухими, без всякого выражения, лицами. В мою сторону не повернулась ни одна голова. Какой-то мужичок высморкался, другой – сплюнул в лоток мокроту. Без этого я бы и не догадался, что передо мною – и правда люди во плоти и крови, а не причудливые восковые фигуры.
Ребятки смахивали еще и на мумии фараонов. Вместо бинтов – какая-то лоскутная пижама. Такой же клоунский наряд был и на мне. Должно быть: костюм, предписанный пациентам клиники. Передо мной – мои товарищи по несчастью.
Я попробовал завязать разговор. Но парень, у которого я что-то спросил, шарахнулся от меня, как от прокаженного. Вся группка телезрителей всполошилась. Растерянный, я только хлопал глазами. И вдруг меня обожгла дикая догадка. Что если под кроной пальмы-обманки – и люди не вполне настоящие?..
Мы всю жизнь барахтаемся в океане фальши. Ядовитая пластмасса вместо листьев. Университетский диплом – взамен мозгов. Погоны со звездочками – при отсутствии совести и чести. Единственный способ не утонуть – это и самому превратиться в заводную куклу. Пародию на человека…
Я не додумал до конца. Кровь тяжело загрохотала в моих висках. Голова – чуть не раскололась.
Как из воздуха, материализовалась медсестра. Глаза – ледяные. Железное, непробиваемое лицо опытного тюремщика.
– Пациентам запрещено друг с другом говорить, – отчеканила медсестра. – Излишние переживания отодвинут время вашей полной реабилитации. Пройдите в свою палату.
Я был слишком раздавлен, чтобы спорить. Вернулся в палату, упал на койку. Белизна стен, потолка, занавесок – угнетала и душила. Люди были в нескольких шагах от меня – но я чувствовал себя одиноким исследователем Антарктиды, погребенным под снежной лавиной.
Кухонная развозчица прикатила тележку с обедом. По меркам ВОЗ, в клинике недурно кормили. Но мне сочный бифштекс показался комом из глины и песка, картофельное пюре – порошком из горькой полыни, грушевый компот – черной драконьей желчью.
Стуча каблуками, вошла медсестра. Скомандовала:
– Умойтесь. Я отведу вас к лечащему врачу.
Конвоируемый медсестрой, я покинул палату.
Мы остановились у внушительной огромной двери – красного дерева, в золотом узоре. Внутренний голос мне подсказал: ничего хорошего за такой дверью не найдешь.
– Пройдите, – подтолкнула меня медсестра.
Я переступил порог. Дверь позади меня – захлопнулась.
Через стекла громадных очков, кто-то смотрел на меня из глубины роскошного кабинета. Необъятное тело в белом халате проваливалось в подушки кресла. Топорщились мучного цвета усы. Доктор. Вроде бы – безобидный жирдяй. Но бусинки-глаза за стеклами очков – сверкали, как у змеи перед смертоносным броском.
– Присаживайтесь, голубчик, – доктор с отеческой приветливостью указал мне на стул. – Понимаю: вам немного не по себе. После прочистки каналов памяти – так и бывает. Но фирма, на которую вы работаете, не экономит на здоровье своих сотрудников. Специалисты нашей клиники позаботились о вас на славу. Скоро сможете хоть в реалити-шоу отжигать.
– Вы прочистили мне каналы памяти?! – во мне вдруг поднялась ярость. – Нет!.. Вы их бульдозером перерыли!.. Стерли гигантским ластиком все, что я помнил и знал. Что дальше со мною сделают?!.
– Ну, ну!.. Не горячитесь, – блестящие глаза доктора гипнотизировали. – Я вас проверю с помощью простого теста – «Пять вопросов». Я задаю вам четыре вопроса, пятый – вы задаете мне. Если результаты тестирования меня удовлетворят – отпущу вас домой.
Доктор поправил очки. Сбил пылинку с мучных усов.
– Начнем, пожалуй. Первый вопрос. Кем вы работаете?
Доктор издевается надо мной?.. Я и родную бабушку не помню. С чего бы мне сообразить что-нибудь про работу?.. Но горящие докторские глаза – буравили мне череп. Меня захлестнул поток каких-то диких образов.
Женщина с фиолетовыми губами на пол-лица. Небо в воздушных шариках: синих, зеленых, красных и желтых. Столовыми ложками глотают осетровую икру безобразные толстяки.  С лоснящимися физиономиями, которые трудно не принять за свиные рыла. Не знаю, как у меня получилось – но из этого мельтешения уродств я выловил ответ на вопрос доктора.
– Я менеджер в одной крупной фирме. Непрерывно звоню клиентам. Предлагаю наши товары и услуги.
– Очень хорошо, – доктор не отрывал от меня немигающий взгляд. – Вы сказали: товары. Конкретизируйте: что у вас за ассортимент?..
Я ответил без запинки:
– Косметика: женская, мужская и унисекс. Надувные матрасы, батуты. Муляжи собачьих экскрементов – подшутить над приятелями. Диски с видеоиграми. Платья для невест… Мы, вдобавок, зарабатываем на организации свадеб, банкетов, вечеринок. Полвека – лидируем в индустрии развлечений.
– Очень хорошо!.. Великолепно!.. – доктор улыбнулся во весь рот. Обнажил зубы, которые напоминали клыки. Глаза уменьшились до размера макового зернышка, но тем глубже впивались мне в мозг. – Любите свою работу?..
Я открыл было рот – ответить на третий вопрос доктора. Но, как рыба на горячем песке, только наглотался воздуху. Оскал доктора сделался вконец звериным.
– Хе-хе. Ничего удивительного. Вы перенесли сложнейшую операцию. Самые элементарные понятия и нормы вам предстоит усваивать заново. Так после комы учатся ходить… Но вы держитесь молодцом…
Доктор осведомился, сколько я заплатил в прошлом месяце за свет и воду. Я назвал первые пришедшие в голову цифры. Как ни странно, доктор остался доволен:
– Хм. Почти правильно… – Он выдержал паузу. – Ваша очередь. Спрашивайте.
Всем своим тучным телом доктор подался вперед. По губам – кривилась плотоядная ухмылка. Казалось: он ждет от меня удара – и готовит контратаку.
Я вытер вспотевший лоб.
– Вы задали мне четыре вопроса. Три были про мою работу. Один – про квитанции, которые я оплатил. Но по торговым фирмам – сидят легионы клерков. Плательщиков за коммунальные услуги – и того больше. Вас, получается, заинтересовало только то, в чем я тождественен со всем миром. Но разве вас, как врача, не должны – прежде всего – занимать индивидуальные черты пациента?..
Голос мой дрожал.
Доктор насупился, скрипнул зубами. Ага, вот я и дождался змеиного броска!.. Но – нет. Косматые докторские брови вернулись в исходное положение. Доктор откинулся на спинку кресла. Вздохнул.
– Судите цели и методы лечащего врача?.. Значит, еще не вполне выздоровели. И все-таки, я вас выписываю. Ваш бред спровоцирован постоперационным стрессом. Вам надо вернуться к повседневным делам и обязанностям – чтоб окончательно прийти в себя. С преданностью гляньте в лицо начальнику. Пожмите руки коллегам. Заставьте клиента заключить выгодную сделку. Тогда-то подозрительность и сомнения из вас и выветрятся.
Доктор кивнул мне на дверь:
– Через пару часов вас проводят из клиники.
Меня трясло. Хотелось сжать пальцы на толстой шее доктора. Крикнуть мучителю в лицо: «О, я разгадал вашу иродскую мечту!.. Отнять у человека память – вам мало!.. Мне надо сделаться пустышкой без мыслей и чувств – чтобы вы признали меня по-настоящему здоровым!..»
Но снова я оказался бессильным, как рыба на берегу.
За дверью поджидала медсестра. Она проводила меня в палату. Ненадолго оставила одного. Вернулась с грудой вещей: брюками, пиджаком, курткой, свежим бельем, носками, одноразовой бритвой, мобильным телефоном, связкой ключей.
– Переоденьтесь. Приведите себя в порядок. Я буду в сестринской.
Сменив костюм, я три или четыре минуты сидел на краю койки. Размышлял о своем странном разговоре с доктором. Мой кошмарный лечащий врач был со мной до безобразия прямолинеен. Без обиняков выложил, что обо мне думает и чего от меня хочет. «Иди, парень, и будь социальным зомби. Для этого мы в клинике с тобой и нянчились». Меня поражало, что такой опытный иезуит не повел диалог более тонко.
Да, у меня было ощущение, что доктор буравит мне мозг. Но, похоже, я и сам оказался заправским гипнотизером. Мне только что выкорчевали память – не имело ли это побочных последствий, которых клиницисты не предвидели?.. Быть может, в извилинах моих что-то подвинулось – и я теперь поневоле вызываю собеседника на откровенность…
Я весь покрылся испариной. Моя гипотеза слишком темная, чтобы ломать над ней голову.
Вернулась медсестра. Ощупала меня придирчивым взглядом.
– А теперь вы супер!.. – на лице у мегеры играла та же, что у доктора, волчья улыбка. – Вот, возьмите. Ваш пропуск в здоровую жизнь.
Медсестра протянула мне ламинированный лист бумаги:
– Здесь два адреса: ваша работа и ваше жилище. Сослуживцам и квартирохозяину – низко кланяйтесь от всего персонала нашей клиники.
О, я догадывался, что за гнусное существование обрекают меня влачить за пределами клиники. Способность зарабатывать и платить – вот единственное лекало, которым меня измеряют. Для начальства с работы – я тягловая скотина. Для квартирохозяина – дойная корова. Мне опуститься от безысходности на колени – и замычать?..

***

Белое здание клиники угрюмым айсбергом осталось у меня за спиной.
Город бурлил под теплым весенним дождем. В нос били запахи сырости, мусора и бензина. От автомобильного гула – закладывало уши. Там и сям – кричащими пятнами пестрели рекламные плакаты. По улице текли толпы народа; нескончаемая человечья река, из которой не запомнить и пары лиц. Тысячи и тысячи людей были спаяны только равнодушием друг к другу.
Я поднял голову: в хмуром небе носились птицы. На ум отчего-то пришла знаменитая идиома про белую ворону. Капли дождя струились по моим лбу и щекам. Я смотрел и смотрел, как зачарованный. Казалось бы: в птичьей суете нет и намека на порядок. Бесформенная пернатая туча – готова рассыпаться. Но первое впечатление – обманывает.
Что если б в стаю действительно затесалась белая ворона?.. Ну, или – скажем – розовая?.. Речь не про мутированную особь. Скорее, про сказочную птицу в волшебном оперении. О, какой бы стая подняла гвалт!.. Самые горячие из ворон – налетели бы на незваную гостью; вонзили бы в нее клювы и когти. Но пусть бы забияк и не нашлось. Все равно – черно-серое однообразие стаи не долго останется нарушенным.
Всеобщее презрение – вещь пострашнее острых клювов. Черно-серые вороны держатся от розовой на расстоянии; гневно, оглушительно каркают. Крылья фантастической птицы подламываются сами по себе. Розовая ворона падает с облаков на заплеванный асфальт…
Клики пернатых – ударами кувалды отзывались в моем мозгу. Я начинал кое-что соображать. Не просто так пройдоха-доктор пекся о моем тождестве с людьми и в упор не видел во мне индивидуальность. Стая сцементирована черно-серым окрасом всех без исключения особей. Розовые перья волшебной вороны – угроза единству. Отсюда участь сказочной птицы – расшибиться в кровавую лепешку.
Но и сердце мое, и разум – восставали против гнилой правды доктора. Не из-за одного лишь общего убожества люди не разбредаются по углам. Быть собой – не значит быть самовлюбленным эгоистом. Есть в рассуждениях доктора что-то притянутое за уши; мне следует самому во всем разобраться.
Я сел в подошедший автобус. Спустя полчаса вылез на своей остановке. (Название которой было записано на ламинированной бумажке). Углубился в массив жилого квартала. Если верить листку медсестры, мой домашний очаг запрятан в одну из высоток.
Я надеялся: вывеска прачечной или аптеки, детская площадка с песочницей – пробудят во мне хоть какие-нибудь воспоминания. Но дома громоздились мрачными утесами; одна многоэтажка – копировала соседнюю. Если заблудился в горах – не распознаешь и ту вершину, которую оставил по левую руку вчера.
Я отыскал дом только по номеру, совпавшему с цифрами на листке. Подъезд. Лифт. С трепетом в сердце – я шагнул, наконец, в свою квартиру.
Подоконники, зеркало, ковры – все под густым слоем пыли. На кухне – в чашке с недопитым кофе брюшком кверху плавала муха. Фикус ронял сморщенные пожелтелые листья. Я открыл дверь в спальню… и застыл с разинутым ртом. Передо мной была комната из моего сна!..
Сорванные шторы. Заваленный на бок письменный стол. Разбросанное тряпье… С точностью до молекулы сон воплотился в реальность!.. Нет. Одной важной детали все-таки не хватало. Во сне была твердо переплетенная тетрадка. Сейчас – мои глаза тетрадку никак не нашаривали.
Ничего странного, если разобраться. Сон – это только сон. На девять десятых – он оказался воспроизведением яви. На одну десятую – пустой химерой. Но я страстно жаждал верить, что тетрадь – все-таки существуют.
Я мог вести в тетрадке какие-то записи. Возможно, дневник. Найдя свой дневник – я хоть отчасти заполню пустоту, которая у меня на месте памяти. Заново обрету самого себя. Трясясь, как в лихорадке, я ринулся искать.
Обследовав всю квартиру, вернулся в спальню. Зарылся в груду мелких вещиц, разбросанных по полу. Комок допотопных газет. Дырявый носок. Разбитая электронная книга. Куча хлама – не было только тетрадки. Попалась какая-то фотография. Но я скрежетал от досады зубами – и даже не взглянул на снимок.
В кармане завибрировал мобильник. Не успев удивиться, я принял звонок:
– Алло.
– Алло, алло!.. – отозвался твердый мужской голос. – Как самочувствие?.. Верю, ты узнал своего босса.
Босс?.. Я попробовал вообразить моего собеседника.
Уверенный в себе мужчина. Немолодой. Бордовый пиджак, черные атласные брюки. Под ягодицами – комфортабельное кресло, обтянутое крокодильей кожей. В правой руке у мужчины – накрученный телефон, в левой – ароматная сигара. Под ногами – вместо коврика – пятнистая леопардовая шкура. Пепел сигары – сыплется прямо на мех дикой кошки. Мужчину это не напрягает: в офисе есть уборщица.
Я не смог «нарисовать» только физиономию босса. Сколько не включал извилины – перед глазами стоял расплывчатый блин.
Ошарашенный, я молчал в трубку.
– Завтра жду на работе, – попрощался босс. – Не опаздывай.
Остаток дня прошел без всякого толку. Я тупо уставился в телеящик. Прыгая с канала на канал, смотрел три-четыре фильма параллельно: полицейский боевик, сопливую мелодраму и муторную фантастику про зомби.
Кровь и грязь, обнаженка. Благородные герои с замашками гопников из подворотни. Высосанные из немытого пальца моральные дилеммы. Все, что творилось на экране – было бессмысленным и фальшивым, как та самая жизнь, какую я обречен вести. Кривое зеркало ТВ с особой силой выпячивало убожество и кошмар обывательских будней.
С распухшей, как сырое полено, головой, я, наконец, завалился спать. Успел ли закрыть глаза – не помню. Так что мне трудно сказать: сон я увидел или галлюцинацию.
Яркое солнце, бирюзовая чистота неба. Зеленая роща. С ветки на ветку – порхают волшебные птицы. В красном, янтарном, голубом или розовом оперении. Поразительно, но эти птицы – были вороны. Им принадлежал прекрасный сказочный мир. Настоящий Эдем.
Внезапно ударила буря. Исполины-деревья заскрипели под натиском урагана. Ветви сгибались; с треском обламывались мелкие сучья. Закружилась в воздухе оборванная листва. Быстро сгущался мрак.
Вороны встревоженно загалдели. Им хотелось мчаться в укрытие. Но первых же храбрецов, решившихся взлететь со своего места – дикий ветер швырнул на твердый древесный ствол. Бедняги расшиблись – все равно, что о камень.
Несколько часов спустя буря выдохлась. Тьма растаяла.
Я увидел: поваленные деревья; листья, обломки веток и разноцветные вороньи трупы устлали землю. Поредевшая стая собралась на последнем относительно целом дубе. Несчастным воронам нужно было искать новые места для гнездовий. Жалобно друг друга окликая, стая пустилась в путь.
Закат выдался тусклый. Странно выделялась на угрюмом фоне неба цветастое оперение ворон. Внизу – простиралась гиблая зловонная топь. Стае негде было сделать и краткий привал.
Закат догорел. Вороны опустились – наконец – на мертвое серое дерево. Оно торчало на краю трясины. Неисчислимые насекомые гудели над болотом; острая осока обильно разрослась по берегам. Потрясенные бедствиями дня, вороны ночь напролет не смыкали глаз. Под утро заснуть не дал голод.
Для полных достоинства птиц унизительно было охотиться на лягушек, водомеров и комаров. Но урчание в желудках становилось невыносимым. Переборов отвращение, три или четыре вороны сорвались клевать болотных тварей. Довольными и сытыми – вернулись на мертвое дерево. Охотницы не заметили, что перепачкались в грязи и тине. Что разбухшие от гнилой водицы перья потеряли свой цвет; окрасились в черно-серый.
Испуганно, изумленно глядели другие вороны на своих незадачливых соплеменников. Но пример оказался заразительным. То одна, то две, то три вороны – кидались клевать амфибий и насекомых. И половины суток не прошло – как все вороны сделались черно-серыми.
Вороны перекрасились не только снаружи, но и изнутри. Вчерашние товарищи с подозрением друг на друга косились. Еще вчера стая была для ворон родным домом; теперь превратилась в ненавистную богадельню. В которой битого жизнью сироту удерживает только страх мерзнуть и голодать на улице.
Вороны, болото, серое дерево – все вдруг исчезло. С нежностью и грустью смотрела на меня красавица-девушка. Та самая, из моего предыдущего сна…
Я очнулся. Мгла за окном – редела. Нужно было собираться на работу. (Я не забыл звонок босса). Зашел в ванную – умыть лицо. Студеная вода меня не освежила. Голова гудела, будто чугунный котел, по которому врезали кочергой. На ватных ногах я вышел из дому.

***

Маршрутка доставила меня на записанный в ламинированную бумажку перекресток.  С яростью тру глаза – удостовериться, что не сплю. Горою черного стекла – передо мной вздымалась высотка. Точь-в-точь начало моего больничного сна!..
Я прошел вертящиеся прозрачные двери. Паспорт предъявлять не пришлось: охранники на КПП меня узнали. Один из них – даже слегка улыбнулся. Впрочем, лица его я толком не разглядел: слишком уж застилала мне взгляд полувоенная униформа цвета хаки.
Серебристый лифт был до отказа забит клерками. Галстуки: черные, красные, полосатые и в горошек. Пузатые кожаные портфели. Сверкание лакированных туфель. Но, как и с охранниками – ни одного лица. Только багрово-свекольные прыгающие пятна.
Выйдя из лифта, я заблудился в лабиринте коридоров. Над головой – ослепительно-желтое свечение. Не зная, куда деться – я отворил наугад ближайшую дверь.
Стрельнула пробкой в потолок бутыль шампанского. Зеленым, оранжевым и розовым снегом посыпались конфетти. На секунду я уцепился глазом за пухлый ананас на самой верхушке громадного кремового торта.
– С возвращением!.. С возвращением!.. – стадом фавнов заплясал вокруг меня офисный планктон. – Рады, что ты здоров!.. Сам господин директор планирует сказать тебе несколько отеческих теплых слов…
Я въехал, что происходит. Фавны – мои коллеги. По случаю, что меня выпустили из клиники – решили угоститься шампанским и тортом. Никого из сослуживцев я не узнал в лицо. Их щеки, носы, рты и глаза – расплывались, будто капля масла на подогретой сковороде.
В картонных стаканчиках уже пузырился алкоголь.
– Дорогой босс!.. – с восторгом проблеял кто-то.
Повисла тишина, от которой звенело в ушах. Разинув рты, все с преданностью глядели на человека в дверном проеме.
Бордовый пиджак, сигара. Собственной персоною – босс. Это он вчера говорил со мной по телефону. Захотелось увидеть лицо «господина директора» – но ламповый луч ударил меня прямо по глазам. Я ослеп почти на четверть минуты.
– Снова в деле, сынок?.. – директор похлопал меня по плечу. – Здоров и влился в команду?.. Поздравляю!..
Он помолчал.
– А теперь – все за работу. Не забыли про увеличенный план продаж?..
Удаляющиеся шаги директора смолкли в коридоре. Серьезные, сосредоточенные – мы уткнулись носами в компьютеры и бумаги. В голове у меня шумело. Спазмы перекручивали горло. Но я намертво приклеился к стулу, пялил глаза в монитор. Звонил кому-то по телефону – утрясал какие-то вопросы. С ходу озвучивал номера договоров и товарных накладных.
Все больше я ощущал себя мухой в паучьей западне. Вместо памяти – пустота. Вдобавок – разучился видеть человечьи лица. Работа – это все, на что я годен. Жирному доктору – есть с чего потирать ладони и скалить зубы.
Я пробовал взбодрить себя мыслями о тетрадке. Разгромленная комната, черная высотка, желтые лампы. Кусочки моего сна – один за другим воплощаются в явь. Пусть это и не доказывает, что была и тетрадка. Но и смешная надежда – дает силу бороться. Я вырвусь из треклятой паутины!.. Разрублю гордиев узел.
Я поднялся со стула, вышел в коридор. Коллеги даже не обернулись: подумали, должно быть, что мне надо в туалет. У меня тряслись руки, капал со лба пот. Но, набравшись решимости, я двинулся искать директора. Чтобы заставить его говорить.
От гадюки-доктора я знал: мое лечение оплатила фирма. Т.е., босс наверняка в курсе, за какие такие грехи мне стерли память. Хотя бы и раскаленными добела щипцами, я достану из директорской глотки информацию. Я надеялся и на свою гипотетическую способность провоцировать людей на относительную откровенность.
Эбеновая дверь. Самая роскошная на этаже. Разумеется, мне сюда. Смерчем ворвался я в кабинет директора. Босс меня ждал. Ламповые лучи вонзились мне в глаза; я не увидел, но почувствовал снисходительную улыбочку на его лице.
– Молодец, что пришел, – босс выдохнул на меня ароматный дым сигары. – Я заметил: тебя до сих пор что-то гложет. Исповедаться руководителю – умный выбор.
Я растерялся. Хитрая лисица босс – казалось, угадывает любой мой шаг.
– Давно я работаю на вас?.. – спросил я совсем не о том, о чем хотел.
Директор понял вопрос по-своему.
– Давно, сынок. Но знаешь, в чем твоя беда?.. Ты бы и за десять лет не понял высокую миссию нашего бизнеса. Непонимание переросло в болезнь… Так ты и загремел на койку психиатрической больницы.
Он пососал сигару.
– Если начистоту: ты просто безмозглый пень. Расстроился из-за черно-серого цвета вороньих хвостов?.. Господи!.. Возьми кисть – да покрась!.. Таков истинно гуманный подход, какой применяет наша фирма.
Босс снова выдержал паузу.
– Маникюр, педикюр, помада и туш – сделают жирную страхолюдину хотя бы смутным подобием знойной красотки. Играя в крутую 4D-стратегию, набитый комплексами прыщавый подросток чувствует на своей голове рогатый шлем Александра Македонского. Мы продавцы счастья!.. Наши товары и услуги – мирят людей с реальностью!..
У меня было, что возразить. Дурак поймет: мало гуманизма в том, чтоб плодить иллюзии. По логике босса, фирме следует расширить ассортимент наркотиками и галлюциногенными грибами. Но я стоял молча, выпотрошенный и раздавленный.
Директору известно про ворон и болото. Как если бы он прятал в ящике стола хрустальный магический шар!.. Впрочем, не дьявольская проницательность босса меня потрясла. Внезапно мне открылся зловещий смысл моего фантасмагорического видения.
Вороны, вьющие гнезда над трясиной – это мы. Люди. Человечество.
Изо дня в день, мы окунаемся в вонючую болотную воду. Набиваем утробы головастиками и комарами. У нас осталось смутное воспоминание, что не всегда мы были черно-серыми. С помощью обманок в блестящих обертках, мы тужимся вернуть своим перьям естественные цвета. И в результате – еще больше перестаем быть собой. Сколько ни барахтайся – глубже вязнешь в трясине.
– Удивлен, что я, как по книге, читаю твои мысли?.. – слова летели у босса с губ брызгами яда. – Ну, не просто же так я двадцать лет сижу в своем кресле!.. Опыт воспитательных бесед с подчиненными – у меня солидный. Пригодился, конечно, и твой дневник. При обыске, санитары откопали в твоей квартире тетрадку. Ты имел привычку записывать свои бредовые мысли. Ха!.. Бумага стерпит какие угодно издевательства!.. Остались у тебя еще вопросы?..
Я готов был опустить голову, промямлить извинение и побыстрее вернуться на рабочее место. Но… не сделал и шагу. Я не капитулирую!.. Пусть я побитый пес – хребет мне не сломали.
– Начальник!.. – я удивился твердости своего голоса. – Сегодня в бизнес-центре я пересекся с десятками людей. Но не разглядел ни одного лица. Как такое может быть?..
Ответный хохот босса был точь-в-точь лай шакала:
– Зачем тебе лица?.. Ты на работе, сынок!.. Входя в БЦ, мы оставляем все, не относящееся к делам фирмы, по ту сторону порога. В нерабочее время ты имеешь право быть скуластым, веснушчатым или курносым. Но за исполнением служебных обязанностей – моим сотрудникам нет нужды пялиться друг другу на физиономии. Тягловый вол не любуется на покрытую болячками морду товарища по ярму!..
Я думаю: босс искренне верил, что своими жестокими словами выколачивает из меня «дурь», как пыль из матраса. Тупой вол должен отведать палки, дабы вновь сделаться покорным. Но дело приняло такой оборот, какого ни директор, ни я не могли предвидеть.
От львиной ярости у меня закипела кровь. Собака подняла голову – вонзить в обидчика зубы. Я схватил со стола бронзовую статуэтку – и ударил босса. Мой страшный враг не успел и пикнуть. С расколотым черепом он вывалился из кресла. Густая кровь хлынула на черно-желтую леопардовую шкуру. Я, наконец, глянул боссу в лицо, которое навсегда сморщили ужас, изумление и боль.
Швырнув статуэтку в угол, я покинул кабинет.

***

Высотка БЦ – позади. Я запрыгнул в первую попутную маршрутку. Ноздри мои трепетали, как у тигра, который чует добычу. Я готов был бросить вызов целой Вселенной. На мало-помалу мое настроение изменилось. Когда я подходил к своему подъезду, ноги у меня подгибались.
Я понимал: легионы полицейских и санитаров идут по моему следу. Но хуже, чем дубинки и пистолеты, была давящая безысходность. Я один во враждебном мире. Повсюду – только улыбающиеся клоунские маски, за которыми притаилась черная злоба. За циклопическими фасадами многоэтажек влачат убогое существование морально искалеченные люди. Ходячие манекены с порожними сердцами. Утопленные в блестящей, как бутылочное стекло, мишуре.
Мой бунт против системы – с самого начала был обречен на провал.
Войдя в квартиру, я бесцельно прошелся по комнатам. Жилище по-прежнему напоминало свалку. Я вспомнил про фотографию, на которую вчера не хотел посмотреть.
Вот-вот нагрянет группа захвата. Скрученного по рукам и ногам, меня сдадут медикам и юристам. А пока что – хотя бы копанием в старых вещах скрашу медленно текущее время. Без особого интереса, я взял фотографию в руки… И вдруг окаменел с приоткрытым ртом.
С фото грустно улыбалась красавица, которую я видел в снах.
О, за пару дней я столько мук натерпелся!.. Но один взгляд на снимок – исцелил мои раны. Я понял, что не проиграл в неравной борьбе.
Я видел вместо людей странные существа. Одни были точно хищные звери: медсестра, доктор, директор. Другие – заводными куклами без собственной воли. Но с фотографии на меня глядело живое, человечье лицо. С милой улыбкой, ни капли не похожей на волчий оскал.
Пусть я не обрел потерянную память. Я нашел снимок. Нет сомнений: мы с красавицей друг друга знали. Возможно, были даже близки…
За дверью квартиры раздались приглушенные голоса. Но я не повернул головы. Я не в силах был оторваться от фото. И я поверил: загнанная на болото стая – не пропала.
Хоть немногие вороны – сберегли гордость. Не стали поедать комаров и жаб. Люди – не все сходят с ума по блестящим фантикам. Живет под солнцем девушка, прекрасная, как звезды и луна. Неустроенный человеческий мир – не вовсе безнадежен.
Грохот, возня. Отборный мат. Дверь слетела с петель. Плечистые спецназовцы и юркие санитары наводнили квартиру. Два быка в камуфляже бросили меня на пол. Медик в белом халате проколол мне вену иглой шприца.
Остановилось ли мое сердце – не знаю. Рассудку своему я был уже не хозяин.