Директора школы ученики 7–А дружно возненавидели всем классом. Вообще то, имя его было Дормидонт Федосеевич, что выдавало в нём выходца из среды священнослужителей, о которых он никогда не вспоминал. Он всегда говорил, что его воспитала Советская власть. Поговаривали. что он был одним из воспитанников первых советских колоний для малолетних преступников.
Дормидонту Федосеевичу было чуть за шестьдесят, поэтому нам он казался древним стариком. У него была неприятная манера говорить, практически не разжимая губ маленького рта, похожего на куриную попку. Это сходство особенно было видно, когда он в задумчивости вытягивал губы. В школьной среде у директора была кличка «Марабу». Кличка эта подходила к нему как нельзя лучше.
Тощий, высокого роста, с длинным крючковатым носом, шествовал он, прихрамывая, по коридору школы, заложив левую руку за спину, слегка горбясь и поблёскивая круглыми очками.
Когда на уроке географии семиклассники проходили животный мир Африки, то учительница принесла в класс картинки иллюстрирующие тему. Дошла она и до картинки на которой была стоявшая на высоких ногах сгорбленная птица с морщинистой шеей и серым хохолком на затылке.
Надпись под ней гласила: «марабу».
– Ну чисто наш Дормидонт Федосеевич, – произнёс в слух Саша Бибиков, записной шутейник и юморист 7-А класса, – только очков ему не хватает. Все захохотали. Уж очень впечатляющим было сравнение. Учительница прыснувшая от смеха вместе с учениками, скоро взяла себя в руки и прикрикнула:
– Ну–ка, прекратите смеяться. Что это ещё за глупые сравнения? Чтобы я этого больше не слышала, – а у самой в глазах прыгали чёртики от сдерживаемого смеха.
Кличка прилипла к директору мгновенно и разлетелась не только по всей школе. Но и за её пределами.
Любимейшим занятием «Марабу» было указывать на недостатки внешнего вида учеников. На глаза ему было лучше не попадаться.
Как раз прошла очередная школьная реформа, а с ней и замена школьной формы. Саму форму никто не отменял. Единственное, что был отменён школьный ремень, а гимнастёрку заменили на пиджачок, такого же серого цвета, из того же материала, как был раньше. Властным жестом директор останавливал какого–либо, бегущего по коридору пятикласника, и начинал тыкать крючковатым пальцем в выявленные нарушения:
– Пиджак не застёгнут, воротник мятый и несвежий, брюки висят, сам бегаешь, всем мешаешь, – выдавливал директор из себя скрипучим голосом, – с дневником ко мне зайди после уроков, а завтра с родителями в школу.
Преподавал он историю. Уроков у него постоянных было, как у директора, не много. «Марабу» любил давать свои уроки истории в разных классах. Его «коньком» были годы индустриализации и коллективизации в СССР. Он вдалбливал в наши юные головы, что это были лучшие годы советской власти и период её небывалого расцвета, а заодно и страны, на благо народа.
Строительство Беломоро–Балтийского канала по его мнению было не только великой стройкой, но и великой кузницей, которая перевоспитывала кадры. Когда один ученик попытался, было, спросить об ошибках и перегибах этого периода (год был всё же 1965), то он ядовито произнёс: «Ты поучи меня ещё истории ВКПб. Распустили вас тут…».
Нужно отдать ему должное даты всех партийных съездов и пленумов, их решения он знал наизусть.
Только не подумайте, что он, будучи откровенным «сталинистом», старался козырять этим, где нужно и не нужно.
Прежде всего, Марабу был великолепным коньюктурщиком и нос держал по ветру. Школу нашу, которая носила имя Лобачевского, по его предложению переименовали в школу имени 22 съезда КПСС. То, что в СССР предстоят и другие съезды, может быть не менеее значимые, его нисколько не волновало. Съезд с номером 22 только что прошёл в Москве. На городской партийной конференции, директор во время своего выступления обратился с нижайшей просьбой к горкому партии о переименовании школы. Просьбу удовлетворили, а на шестидесятилетний юбилей её инициатора наградили орденом «Знак Почёта», что дало возможность ему стать вскоре членом бюро обкома КПСС.
Он был злопамятен. Тех, кто ему перечил, не прощал никогда. Косте Кирсанову он пообещал, что аттестат о восьмилетнем образовании подпортит. Он сдержал своё слово.
Учился Костя очень хорошо. Четвёрок у него во всех четвертях было две: физкультура и рисование. Оба предмета он важными не считал и не очень старался. Но когда на экзамене по истории по окончании восьмилетки появился в классе во время ответа Кирсанова директор – Костя понял, что будет не просто сдать экзамен. «Марабу» сел за стол с экзаменаторами и начал сам задавать ему вопросы.
Что бы на них Кирсанов не отвечал, он сокрушённо качал головой и говорил:
– Не точно, не точно. Нет у тебя глубины знаний.
Приговор был как гром среди ясного неба: «Больше тройки этот молодой человек не заслуживает».
Историчка схватилась за сердце. Испуганно смотрела то на Костю, то на директора, но спорить не стала, как и её коллега. Единственная тройка в аттестате за восьмилетку у Кирсанова в результате была по истории, предмету который был одним из самых любимых.
Почему же Костя Кирсанов так директору не угодил?
Всё было просто. 7–А класс, где он был избран старостой, занял первое место в школе, а потом, как оказалось, и в городе по сбору металлолома.
Директор в начале учебного года провёл собрание (которое он назвал «Митинг в поддержку армии и флота»).
Речь его была отрывистой, но идейно выдержанной. Общая идея была такова: СССР окружён капиталистическими врагами, НАТО не дремлет, нужно держать порох сухим. Армии и флоту нужны танки и корабли, а это металл, который мы должны собирать как можно больше. На митинг вынесли знамя школы и выставили рядом с ним почётный караул. Всё это с большой помпой потом было освещено в городских газетах с фотоснимками и директора, и знамени.
Для учеников главное было то, что лучший класс – победитель соревнования на День Победы поедет в Москву с посещением ВДНХ и футбольного матча на стадионе им. В.И.Ленина.
Это был серьёзный приз. Большинство из ребят 7–А класса в Москве никогда не бывали. ВДНХ, судя по кинохроникам, тогда блистала и казалась сказкой. А ещё в классе почти все мальчишки были заядлыми болельщиками (сейчас бы сказали фанатами футбола и хоккея). Они дома рисовали таблицы чемпионатов, аккуратно их заполняли, знали по фамилиям игроков всех ведущих команд СССР и западных клубов, многие собирали фото футболистов.
Короче, взялись ребята за дело с энтузиазмом. Даже Парфёнов Пётр, который обычно все мероприятия игнорировал и относился к ним с явной насмешкой, включился в общее дело.
Во дворе школы после митинга поставили под навесом большие весы, списанные с железной дороги. Каждую субботу, после обеда, вывозили из двора по два – три самосвала ржавого железа, собранного школьниками. По понедельникам в школе вывешивали «Боевой листок» с указанием количества килограммов сданного классами металлолома. 7–А постоянно входил в тройку лучших.
Перед Новым годом классу повезло. Прибежал Борька Новожилов и объявил в пятницу:
– Завтра нужно собраться на полчаса раньше возле моего дома. Будут сносить частный деревянный дом. В нём железа выше крыши. Если успеем первыми, то обойдём всех легко. Так и сделали. До обеда субботы парни работали как проклятые, таская на себе водопроводные трубы и трубы от газопровода, кровельное железо, какие–то тазы, корыта, коляски, чугунки и прочую утварь. Девочки сматывали старые провода из алюминия. Цветмет тоже сдавался и учитывался отдельно. Когда же четверо пацанов из класса во главе с Петром Парфёновым утянули в овощном магазине тележку и привезли на ней старую чугунную ванну, то это выдвинуло 7–А в соревновании резко вперёд. Телегу в магазин одноклассники вернули, сопровождаемые бранью грузчиков, у которых затормозился процесс доставки овощей из склада в магазин, но догнать похитителей они не смогли. Первое место победителей осталось за классом Кости Кирсанова.
В День Советской Армии 23 февраля в школе опять был митинг. Кроме доклада о подвигах замечательной Советской армии и исполнения песен и стихов, были оглашены итоги соревнования по сбору металлолома. Костю, как старосту класса, директор вызвал на сцену и, пожав руку, поздравил с победой под аплодисменты зала.
Смутная тревога начала у Кирсанова появляться, когда прошел март. О поездке в Москву не было ни слуху, ни духу. Между тем в школе начались изменения, которые ребят не радовали. Прежде всего, закрыли парадную дверь школы, в которую они столько лет входили как в дверь храма знаний. Раздевалку из вестибюля тоже убрали. Теперь, чтобы попасть в школу, нужно было по лестнице чёрного хода опуститься в подвал и пройти по длинному коридору, где в нишах установили вешалки для одежды. Вентиляция там была плохая, и одежда приобретала затхлый подвальный запах. Коридор был тесным и по утрам в нём толчея ребятни была необыкновенная.
В то же время в отгороженном фанерой вестибюле школы велись какие–то работы. Потом во вновь сделанной перегородке появилась красивая дверь а над ней надпись: «Ленинская комната». Никого в неё не пускали.
В конце апреля школу посетила комиссия ГорОНО во главе с секретарём горкома КПСС. «Марабу» встречал их лично с угодливой улыбкой на лице.
Был солнечный апрельский день. Одноклассники Кирсанова вышли покурить, а с ними и он, хотя в то время куревом ещё не баловался. Прогуливаясь у школы, Костя хорошо видел и слышал, как директор открыл парадную дверь и пригласил делегацию войти. На перемене из школьной столовой в «ленинскую комнату» понесли два подноса с пирожками и чайник, а вскоре посетители покинули школу. Провожал их директор лично, согнувшись в угодливом поклоне. В день рождения нашего пролетарского вождя, 22 апреля, комнату эту открыли. Директор организовал, так называемые «ленинские уроки». Каждый класс загоняли в эту комнату на пятнадцать минут, где скороговоркой напоминали биографию Ленина, потом в комнату входил следующий класс. Делалось это среди учебного дня и никого не волновало - что по расписанию должна быть география или литература. Урок прерывали и по графику отправляли учеников вместе с учителем в эту сакральную комнату.
Комната была большая и занимала почти всю площадь бывшего вестибюля. Там, после только что сделанного ремонта, всё сверкало девственной белизной, а на стенах висели профессионально изготовленные стенды с копиями фотографий из жизни вождя и цитатами из его трудов.
Вскоре всё газеты города поместили материалы о передовом директоре школы, который находит новые резервы для воспитания учеников в коммунистическом духе и привития у них любви к Родине. До получения ордена директору оставалось уже не много.
Между тем в 7–А классе началось брожение умов. Обсуждался вопрос: будет поездка в Москву или нет. Положение старосты в классе становилось всё более острым. Когда вовремя одного из перекуров за углом школы этот вопрос опять обсуждался. Петя Парфёнов прямо заявил, ткнув в сторону Кости пальцем: «Не верю я ему. Он же заодно с директором. Поманили вас этой поездкой, чтобы мы пупы надрывали на металлоломе, а в результате хрен нам будет вместо Москвы. А этот перед директором выслуживается, чтобы у него в аттестате за восьмилетку одни пятёрки были, а потом, небось, медальку себе урвёт после десятого класса. Я же насквозь его вижу».
– Ты что? – заорал Костя в бессилье что–либо доказать, – Думаешь я из–за аттестата выслуживаюсь?
– А что, нет? Докажи.
Курильщики, а потом и все мальчишки разделились на два лагеря. Одни поддержали Петра, другие встали на сторону старосты. Зерно сомнения, которое росло голове у Парфёнова, начало давать буйные ростки в умах его одноклассников.
Перед майскими праздниками директор школы собрал очередной митинг. На нём всем сообщили о том как весь советский народ встречает этот праздник трудовыми подвигами. Затем классам объявили, какие флаги и транспаранты они должны будут нести на демонстрации, участие в которой было обязательно для всех. Когда же митинг «Марабу» хотел закончить, Костя поднял руку и громко заявил: «У меня есть вопрос».
– Какой ещё вопрос? – директор, недовольно поблёскивая круглыми очками, начал вглядываться в зал. – Встань тот кто его хотел задать.
Староста 7–А класса встал:
– Вы обещали, что весь тот класс, который займёт первое место в сборе металлолома, будет отправлен в Москву на День Победы. Мы заняли первое место не только в школе, но и в городе. Вам за это в горкоме партии недавно грамоту вручили. Вы уже билеты заказали? А то в кассе я узнавал – билетов на Москву уже нет, всё раскупили.
В зале наступила на полминуты тишина.
– Какой ты дерзкий, – вскипел «Марабу», – какое ты имеешь право говорить со мной в таком тоне?
Зал зашумел, некоторые затопали ногами. Это было неслыханно. Назревал массовый протест.
– Так что с билетами? В какой гостинице мы будем жить? – не унимался Костя, что называется, «закусив удила».
Директор встал и, подняв руку, остановил шум в актовом зале.
– Сообщаю для непонятливых. Деньги за металлолом потрачены на создание «Ленинской комнаты», между прочим лучшей в нашем городе.
Зал опять замер.
– Вы не ответили о поездке в Москву, – напомнил директору Костя. Обернувшись за поддержкой к залу. Ученики шумели, учителя сидели, опустив глаза в пол.
– Ты что не понял? – угрожающе начал директор, краснея от гнева, – Денег на поездку нет, они потрачены на «Ленинскую комнату», я их не присвоил, а потратил на общее благо.
– И зачем она нужна, эта ваша комната? Мы биографию Ленина с первого класса изучаем. Фото эти во всех учебниках есть. Что нового она нам дала, если всё время закрыта? Мы хотели там заседание турклуба провести. Так нам и ключ не дали.
– На святое замахнулся, Кирсанов, – вскипел «Марабу», – это у вас дома антиленинские разговоры ведутся?
– У меня дед с 1918 года в партии, никакие разговоры у нас не ведутся. А дед мне говорит, что коммунист не может врать ни при каких обстоятельствах.
В зале начался шум откровенный. Кто смеялся, кто стучал ногами, были слышны выкрики: «Врать не хорошо».
Директор позвонил в колокольчик, стоявший на столе покрытом красным сукном и громко объявил:
– Митинг окончен! Все по домам! Завтра всем на демонстрацию. Классным руководителям составить списки неявившихся и опоздавших. Кирсанов ко мне в кабинет зайди.
Когда Костя вошёл в кабинет директора, то услышал:
– Ты на что нарываешься? Думаешь, управы на тебя нет? То, что ты сейчас устроил в зале это политическое выступление с вражеским душком. Я тебе могу так испортить биографию, что ни одна тюрьма не примет.
– А я туда не тороплюсь.
– Наглец. Не зарекайся. Ты меня ещё вспомнишь. После выходных приходи с родителями. Вон отсюда.
На встречу с директором пошёл дед Кирсанов. В среде коммунистов–ветеранов он пользовался большим уважением как участник Гражданской войны и один из старейших коммунистов. Директор провожал его до двери.
Через год "Марабу" нашёл время зайти на экзамен по истории.