Первые упоминания о Кара-Елге. — Обзор источников исторических сведений о башкирских восстаниях 30-х гг. XVIII. – Начало башкирского восстания 1735 года. – Документы 1735 года о событиях в описываемом регионе. — Планы Петра I по освоению Закамских регионов. – Осведомленность русского правительства о заселенности описываемых мест. – Предпосылки строительства Новой Закамской Линии. – Закамская экспедиция и ландмилицейские полки. – Решение о судьбе Новой Закамской линии 1737 года.
В конце XVII – первой трети XVIII вв. начался новый этап в освоении российским государством и обществом лесостепного Заволжья. Старые, давно обжитые земледельческим населением районы Поволжья к концу XVII века уже не могли вместить в себя всех желающих сюда переселится. К югу от ее укреплений возникли новые дворцовые, помещичьи и ясашные селения. Мы уже говорили, что по имеющейся информации Кара-Елга упоминается впервые в 1724 году, в материалах первой ревизии, а об отдельных же селениях к югу от Старой Засечной Черты, в том числе в районе расположения сегодняшней Кара-Елги, имеются конкретные упоминания, относящиеся к 1670-1680-м годам.
Важнейшую роль в освоении лесостепного Заволжья сыграло государство, использовавшее для проведения своей политики в крае военные и административные ресурсы крупнейших городов края – Казани, Симбирска, Самары, Уфы и городков-крепостей Закамской линии, в том числе и Заинска. Известно, что восточные территории Заволжья и Закмья, располагавшиеся в междуречье рек Сока, и Большого Черемшана и выше, вплоть до пригородков старой Закамской черты уже имели свое постоянное население, что подтверждает наши, на мой взгляд, весьма обоснованные предположения, что Кара-Елга и соседние селения возникли не позднее конца XVII века и даже раньше – в первой его половине.
Безусловно, многовековое стремление русских на восток, получило значительный толчок во времена Петра I. Как уже было сказано ранее частично левобережье Камы было освоено уже в допетровские времена, но взоры и устремления Петра устремлялись значительно дальше, юго-восточнее Старой Закамской оборонительной черты. По мнению Витевского В.Н. особое значение Петр придавал краю, который позднее стал именоваться Оренбургским и частью которого, собственно и являлся регион, являющийся предметом нашего интереса а также, «Киргиз-кайсакским (современным Казахстанским) степям, «через которые по его дальновидности должны были завязаться торговые сношения русских с среднеазиатскими народами и, если окажется возможным, с Индией… Но Петр Великий хорошо осознавал, что все его виды и планы могут осуществиться лишь тогда, когда коренные обитатели закамских земель, башкирцы и переселившиеся к ним в большом числе прежние подданные казанских и сибирских ханов, татарские мурзы и муллы (а так же черемисы, мордва, «чюваши» и проч. – В.Б.), будут совершенно подчинены русской власти. Необходимо было, для удержания в покорности башкир и для спокойствия русских поселенцев края, обезопасить русские владения на востоке рядом укреплений; требовалась постоянная военная сила внутри и на границе Оренбургскаго края, которая в то же время могла бы защищать добровольно покорившихся инородцев от фанатического мщения их единоверцев и оберегать от отступничества обратившихся в православие язычников и магометан[1]…»
Хотя смерть Петра I помешала осуществлению этого плана, идея проникнуть в Среднюю Азию через Оренбургский край не была забыта. Наоборот, как продолжает В.Н. Витевский «из всех его стремлений и начинаний, которые он не успел осуществить при жизни, ни одно не было после него так ревностно и достойным образом поддержано, как его стремление на восток и в Среднюю Азию. В царствование Императрицы Анны Иоанновны было обращено особенное внимание на заселение Оренбургскаго края и на его устройство извне и внутри…».
Трудно обвинять современных исследователей в их убеждении, что поселения Зай-Шешминского междуречья начали возникать лишь в XVIII веке, а иные – не ранее организации поселений отставных солдат, если даже современники не всегда владели ситуацией. Например, полковник А.Змеёв, рассматривавший весной 1737 г. возможность расселения калмыков, считал районы чуть юго-западнее интересующего нас района вообще незаселенными, отмечая, что от Красноярской крепости «рекою Соком и по рекам Кондурче и Шешме до пригорода Нового Шешминска будет около двухсот верст, а в ширину от жилищ от реки Черемшану до линеи (имеется в виду Новая Закамская линия – Э.Д.) по штидесят и по сту верст, где никакова поселения не имеетца, а места к пашне и поселению весьма годные и к калмыцкому кочевому пребыванию весьма пристойные и лесами и протчими угодьи довольные”[2].
Действительность, мягко говоря, несколько отличалась от представлений полковника. Проверка руководителем Оренбургской экспедиции В.Н. Татищевым этих данных и последовавший в конце 1737 г. осмотр вышеуказанной территории полковником Сергиевского ландмилицкого полка Пальчиковым позволил подготовить “Опись деревням, которые поселены внутри закамской линии”. Из 51 селений, указанных в “Описи”, более половины – 27 возникло за 35-60 лет до проведения обследования, т. е. задолго до строительства Новой Закамской линии. Район осмотра полковником пальчиковым был несколько в стороне от региона расположения пригорода Заинск и наивно было бы наедятся увидеть в нем знакомые названия хотя бы тех поселений, которые упоминаются в рассмотренном нами документе 1735 года – Акташ, Бута, Маврина, Чебуклы, наша Каран-Гильдина и проч. Примечательно другое, — при сопоставлении данных «Описи деревням…» с другими документами этого времени и региона выявляются явные расхождения в приведенных в ней данных. Некоторые поселки вообще не попали в «Опись».
Поскольку большинство данных о времени основания поселений собирались Пальчиковым со слов местных жителей, а значит зачастую на основании субъективной оценки поселенцев, и они в итоге оказывались неверны. Например, с. Кондаковка, жители которого заявили, что они пришли сюда “тому ныне второй год” (на момент опроса, т.е. на 1735-й г. – В.Б.), указано как село в переписных книгах 1718 г.[3], а на плане Новопречистенской волости 1717 г. это поселение показано как монастырская деревня[4]. Еще одна странность “Описи деревням…” состоит в следующем. В ней указаны либо селения, возникшие более 35 лет назад – 27, либо запустевшие — 9, либо основанные во время и после строительства Новой Закамской линии. Таким образом, между основанием первой, наиболее многочисленной группы селений, и последней, также датированной, был разрыв почти в 30 лет, в течение которых не возник ни один населенный пункт?
Все это сказано к тому, что даже официальные документы той поры, свидетельствующие о том, что какие то территории были «порозжими», не являются ныне доказательствами того, что на том месте о котором идет речь не стола уже селение в котором сменилась пара — тройка поколений.
Можно было бы в какой-то степени связать отсутствие основания новых поселений в указанный период с башкирским восстанием 1704-1711 годов, о котором мы уже упоминали. О том, что оно прокатилось и по Закамскому региону, в том числе и по району Заинского пригорода свидетельствуют многие документы, например в донесении администрации Казанского уезда от 1706 г. сообщалось: “…в тех числех здеся от башкирцов многое воровство за Камою рекою. Села и деревни вырубили и выжгли и в полон людей и стада поимали прибегаючи внезапно изгоном так же, как и в прошлых летех”[5]. Поэтому, возможно, что в 1710 — 1720-х годах в регионе наступило относительное затишье, страх перед новыми нападениями являлся, по всей видимости, определяющим фактором, препятствующим появлению здесь новых поселений. Но уже существующие, среди которых, по глубокому моему убеждению, основанному на приведенных ранее фактах и выводах, было и мордовское поселение Кара-Елга, вынуждены были существовать в условиях такого нестабильного и опасного соседства с кочующими башкирами и ногайцами. Вероятно в наиболее опасные периоды башкирских набегов, жителям Кара-Елги и других соседних селений приходилось прятаться за стенами Заинского пригородка, находившегося всего в 12 верстах. Так или иначе, у исследователей не вызывает сомнения тот факт, что в первые десятилетия XVIII века именно пригороды старой Закамской линии и устроенные по Большому Черемшану форпосты, оставались реально охраняемым рубежом российских владений. Этот укрепленный район являлся как бы водоразделом между земледельческими, уже освоенными территориями Закамья и всем остальным кочевым Заволжьем.
Однако фактическое положение дел обуславливало необходимость осуществления дополнительных мероприятий для обеспечения безопасности поселений, возникших к югу от старой Закамской черты. Назрела необходимость объединения всех вооруженных сил. находившихся в районе старой черты и к югу от нее, чтобы создать надежную защиту фактически существующих поселений.
После завершения строительства Царицинской линии генерал-майор Г.С.Кропотов, распоряжавшийся вооруженными силами междуречья Дона и Волги и Завольжья, подал в Военную коллегию и Сенат проект, одной из составляющих которого было предложение создать из разбросанных по отдельным пунктам отрядов крупную группировку русских войск в Завольжье объединенную единым руководством. Задачей этой группировки являлось пресечение любых попыток кочевников напасть на уже освоенные земледельческие территории. Руководителем этой группы войск численностью более 2000 человек был назначен бригадир Шамордин. В нее должны были войти отряды графа Головкина, располагавшиеся на территории, защищенной Закамской чертой; части полковника С. Друманта[6] (о котором мы уже упоминали в связи с донесением на его имя в период башкирского восстания 1735 г), рассредоточенные по мелким форпостам вдоль реки Большого Черемшана, а также драгуны и сотни донских казаков.
Этот раздел проекта Кропотова был полностью одобрен Сенатом в конце 1720 г. Для всех войск, находившихся в Закамье, было создано единое командование. В документах того времени для обозначения укреплений в этом районе и войск, расквартированных на них, утвердилось единое название — «черемшанские форпосты».
В 1729 г. командовать войсками на «Черемшанских форпостах» был назначен генерал-лейтенант Владимир Петрович Шереметев, младший брат знаменитого фельдмаршала петровских времен Бориса Петровича Шереметева[7]. На этой должности он сменил генерал-майора А.И. Шаховского. В помощники Шереметеву был назначен уже известный нам бригадир С. Друмант.
В нашу задачу не входит подробное описание предпосылок, которые мы в-общем то уже и обозначили, и вопросов организации строительства Новой Закамской линии, тем более, что на эту тему есть достаточно серьезные и более фундаментальные исследования, к которым я бы и хотел отослать заинтересовавшегося читателя[8]. Здесь мы упомянем лишь те моменты. которые касаются интересующего нас региона. близ пригородка Заинск.
Известно, что по пригородкам Закамской линии от Ерыклинска к Новошешмнску и до Мензелинска, а значит и в Заинске, службу несли «пригородочные солдаты», которые также должны были охранять «пасты» между ними.
Идея необходимости эффективной защиты пограничных со степью территорий возникла еще в период царствования Петра Великого. С середины 1710-х гг., наряду с планами среднеазиатской экспансии, правительство поставило перед собой задачу оградить от нападений кочевников юго-восточный регион Европейской части России, создать новые районы для земледельческого расселения. Таковая тенденция окончательно сформировалась к концу 1720-х гг. и начала претворяться в жизнь в первые годы правления Анны Иоанновны. Историки предполагают, что идея об укреплении южных границ России непрерывной линией была выдвинута генералом Вейсбахом, занимавшим одну из ключевых должностей на Украине.
В 1730 г. казанский губернатор А.П. Волынский представил в Москву “записку о башкирском вопросе в Российской империи”, в которой предлагал перейти к более активным действиям в Заволжье[9]. Инициатива Волынского была вызвана непрекращающимися нападениями кочевников. В частности об этом свидетельствует заявление одного из активных участников Оренбургской экспедиции А.И. Тевкелева, который по прошествии многих лет так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в описываемом нами регионе в начале 1730-х гг.: “Хотя тогда армейских не менее четыре полка на форпостах («Черемшанских» — В.Б.) содержалось, ежегодно Казанского уезду из Закамских мест от пяти до десяти тысяч и более Российских подданных в плен бралось…”[10], — опять небольшой «штрих» к условиям существования мордовских предков последующих поколений жителей Кара-Елги.
Решение о строительстве «Новой Закамской» линии было принято Сенатом и утверждено Правительством Анны Иоановны в конце 1730-го года. Первыми указами по реализации принятого решения, были Сенатский указ от 14 февраля 1731 г., которым тайному советнику Наумову поручалось весной этого года начать крупномасштабные работы по строительству укрепленной линии “для лучшего охранения низовых городов за Волгою вместо черемшанских форпостов по реке Соку и по другим до реки Ик”[11] а также непосредственно связанный с ним указ от 19 февраля 1731 г. Последним предписывалось сформировать в Казанской губернии Шешминский, Билярский, Сергиевский конные и Алексеевский пехотный полки ландмилиции. Их следовало создать из жителей пригородов старой Закамской линии; а также пахотных солдат, однодворцев, других категорий бывших служилых людей Среднего Поволжья, переведенных при Петре I в категорию государственных крестьян.
Что же такое ландмилиция и какую роль она играла в составе российской армии первой половины XVIII в. Под ландмилицией понимается род поселенных войск, предназначенных для охраны границ Российского государства. Учрежденные Петром I в 1713 г., эти полки в правление Анны Иоанновны резко выросли численно и были реорганизованы. По мнению историков, 1710 – 1740-е годы были временем расцвета ландмилиции не только в России, но и, в Европе. Ландмилиция, в значительной степени, обеспечивалась земельным жалованием, что одновременно способствовало хозяйственному освоению окраинных пограничных территорий. Кроме того, эти полки снабжались всем необходимым, за счет сословия однодворцев, из которого они формировались. Для этого использовался подушный семигривенный налог с однодворцев[12], а также специальный 4-гривенный сбор, который собирался с однодворцев и государственных крестьян[13].
Известно, что ланддмилицейский полк размещался в Заинске, однако не думаю, что в его состав входили бывшие жители Кара-Елги или жители ближайших деревень. А вот квартировать его части в Кара-Елги могли вполне, особенно в летнее время года, когда регулярные воинские подразделения выдвигались южнее охраняемых рубежей.
Ландмилицкие полки считались регулярными (в 1731 г. этот принцип стал обязательным), но по характеру службы они значительно отличались от армейских. Действительно регулярными в них были только офицеры. Зимой ландмилиционеры могли находиться дома, летом собирались на лагерные сборы и использовались, когда это было необходимо. Комплектовались они только из однодворцев, подлежащих поголовной воинской повинности.
Основной состав Закамской экспедиции сформировался к началу лета 1731 г. Тогда же в мае – начале июня ее участники приступили к работе. Обязанности среди руководящего состава распределялись следующим образом. Под началом Наумова находились два его заместителя: по организационным вопросам и военной части — полковник И. Оболдуев и по инженерной – капитан-поручик И.А. Бибиков. Летом 1731 г. к ним прибавился гвардейский подпоручик князь И. Давыдов, выполнявший надзорную функцию и занимавшийся координацией отношений с местными властями.
Как мы уже говорили, и образование ландмилицейских полков и работа Закамской экспедиции в целом, в первую очередь была направлена на защиту местного населения от нападений кочевников. Если с калмыками и «киргиз-кйсаками», в принципе было все понятно — «держать и непущать», то с башкирами все было не все так очевидно, они практически являлись представителями местного, коренного населения. Их селения находились в местах прохождения или в непосредственной близости от предполагаемого маршрута оборонительной линии, они владели там промысловыми угодьями и т.д.
Мне не удалось разыскать свидетельств мирного сосуществования «башкирцев» и жителей «Кара-Гильдины» или соседних селений до того, как они в 1735 г. вкупе с местными же татарами, например из Чебуклов, разоряли мордовские, чувашские и русские поселения. Но имеются свидетельства, что в периоды затишья отношения оседлых жителей чувашской, мордовской, русской и иных национальностей с башкирами, нередко складывались вполне мирно. Так Сергиевские жители сообщали, что когда они сами охотятся и даже съезжаются с башкирами, то не “скандалят”, а если “уловят зверя вместе”, то делят пополам. Однако такие “мирные отношения” были весьма своеобразны. Практически, все русские, и чувашские деревни по Соку, Кондурче, Липовке, а мы знаем, — и мордовские, по Заю и другим рекам были выжжены и жители перебиты именно башкирами.
В течение весны – начала лета 1731 года проводились обследования районов предполагаемого прохождения линии. а 26 июля в Сенате уже слушалось «доношение» Ф.В. Наумова «… о местах к строению линии и смотря по тем местам чертежи…». На следующий день сенаторы приняли указ “О построении крепостей по Закамской линии и о средствах к приведению сих работ в окончание”. В соответствии с ним руководству экспедиции велено было осмотреть и описать те места, которые были показаны в чертежах и “во мнении обретающихся с ними штаб и обер-офицеров написано и в чертеже показано, не захватывая башкирские владения, следуя данной инструкции и посланных указов”. Наумову, в частности, предписали: “Строение крепостей и линий начать, не упуская нынешнего летнего времени, Закамских пригородков служилыми людьми по назначенным местам в присланном плане, и где еще осмотрено будет в самых нужных местах…”. Таким образом указ предоставил руководству экспедиции достаточно широкие полномочия по внесению корректив в предшествующий план. Следует отметить, что из текста указа следует, что места до пригорода Заинска, а значит и районы населенных пунктов Кара-Елги и других соседних, были нанесены на имевшиеся в распоряжении Сената ландкарты, поскольку в указе особо оговаривалась специфика строительства черты от Заинска до Мензелинска: “От пригородка Заинска вверх по реке Зай имеются жилые места, а башкирские ль или казанские, о том в ландкарте, имеющейся в Сенате, не объявлено, и буде казанские, то осмотреть особливо, мочно ль привесть линию к верховью реки Зай и оттуда на вершины реки Мензелы, чтоб жилые места, остались в закрытии линией и крепостями, и тот осмотр и опись и чертежи прислать и что впредь к лучшему в том деле усмотрят, о том о всем писать им в Сенат с представлением мнения”. Очень жаль, что в нашем распоряжении не имеется этих ландкарт, которые, надо полагать, сняли бы многие оставшиеся вопросы и прояснили бы ситуацию с наличием населенных пунктов в бассейне среднего течения р.Зай.
Для обеспечения строительных работ рабочей силой казанскому губернатору М.В. Долгорукову было указано мобилизовать “Казанского уезда закамских уездных жителей, по близости к той работе, три тысячи человек”. Для пропитания каждому работнику выделялось по 20 алтын (60 копеек) в месяц. Обеспечение инструментом и пропитанием было также возложено на администрацию Казанской губернии. Защищать место строительства должны были драгунские полки с «Черемшанских форпостов», которым указывалось “обступить те места, где работа будет”[14]. Кроме того, еще до сенатского рассмотрения, 24 июля Долгорукому было предписано провести переговоры с башкирскими старшинами и попытаться убедить их, что строительство Закамской линии ни в коей степени не ущемит их интересов.
Небольшое отступление: Позднее было подсчитано, что на строительстве было задействовано более 15 000 крестьян. Полагаю что жители Кара-Елги вряд ли избежали бы «мобилизации» на строительство, если бы оно было продолжено по плану, т.к. предполагалось, что черта пройдет через Русский Акташ и далее через Заинск на Мензелинск, а значит если не через само селение, то наверняка в непосредственной близости от него.
В соответствии с вновь утвержденными планами в Канцелярию главной артиллерии и фортификации были посланы чертежи пригородов Алексеевского, Сергиевского, Мензелинского, Заинского, Новошешминского, Старошешминского, Билярского, Тиинского и города Самары. Также инженеры экспедиции сделали планы мест, где следовало быть новым шести поселениям: при устье р. Кондурчи, у Раковского редута, у разоренной башкирами д. Ольшанки на Соку; при реках Черемшане, Шешме и Зае (у д. Акташ). При этом не совсем понятно – зачем планировать новое поселение около уже существующего – Акташа. Речь, нужно полагать, шла об укреплении существующего селения и превращения его в воинский форпост на новой Засечной Линии. Предполагалось построить редут на р.Кичуе и крепость при д.Акташ на р.Зай, в лесах между этими укреплениями сделать засеку, а меж лесами валы «починивать».
Крепостью Акташ (как мы знаем – 12-ю верстами южнее Кара-Елги) и предполагалось по новому плану завершить «сплошную» линию, так как по мнению сотрудников экспедиции, далее между реками Зай и Ик «в линии никакой нужды не имеется» и там предлагалось построить только два редута (форпоста), один у д. Сармаш, другой при д.Елтимер.
В начале 1732 года Ф.Наумов представил в Сенат пакет документов содержавших предложения руководства Закамской экспедиции о производстве работ в новом сезоне 1732 года. В числе прочего был представлен список предполагаемых укрепленных пунктов на Закамской линии, вариант их размещения и свои предложения по численности в них гарнизонов. Последним в перечне «Звания мест, где назначено быть вновь крепостям[15]» указана крепость «на р.Зае» (то есть при д.Акташе – В.Б.) в которой предполагается гарнизон численностью в 400 человек. В той же ведомости к докладу, поданному в Сенат, были приведены сведения о количестве людей в старых закамских пригородах, явившихся «по разбору» и годных к службе. По всей видимости, эти сведения собирало руководство экспедиции во второй половине 1731 – начале 1732 гг. Так численность служилых людей в пригородке Заинск, явившихся «по разбору», составила:
Обер-офицеры унтер-офицеры капралы и рядовые барабанщики плотники Итого
2 9 301 8 5 325
Этапным для судьбы линии стал именной указ Анны Иоанновны от 18 марта о строительстве “линии и засеки от Алексеевского и в других местах, и о переводе старых пригородков и о прочем”[16]. Этот указ подвел итоги почти годового цикла проектных работ и уже начавшегося строительства. В нем перед создателями черты были четко сформулированы их непосредственные задачи. Кроме того, было предписано «делать сперва линию от Алексевского до Красного Яра, а потом от Сергиевского до Тарханского леса, а чрез Тарханский лес засеку, а от Тарханского леса до реки Кичуи линией, и по окончании всей той работы делать линию по Соку, а от Кичуи реки до реки Ику линию до времени не делать…”[17]. То есть строительство крепости при д.Акташ и линии далее до Заинска и Мензелинска, откладывалось на неопределенное время.
Активное строительство пришлось на 1732 и 1733 годы и к концу строительного сезона 1733 года линия на всем протяжении от Сергиевска до р. Кичуя, в значительной степени, была подготовлена для выполнения оборонительных функций.
Дальнейшее завершение строительства новой Закамской линии в 1734 году, так и не продвинувшейся от р.Кичуй в сторону деревни Акташ, уже не было напрямую связано с районом, являющимся предметом нашего повествования.
В начале 1735 года в Закамском регионе сложилась сложная ситуация. начало набирать силу очередное восстание, вспыхнувшее в Башкирии. Для его подавления организовали Башкирскую комиссию, руководителем которой (а затем и казанским губернатором) назначили генерал-лейтенанта А.И. Румянцев. Он, как и Кирилов, руководитель Оренбургской экспедиции. организованной в 1734 году и обосновавшейся в Уфе, считал дальнейшее возведение Новой Закамской линии ненужным. Продолжение строительства от реки Кичуя к Ику, по их мнению, могло привести к дальнейшему обострению ситуации в крае. Некоторые исследователи считают эту позицию Румянцева. а особенно Кириллова, переложить вину с больной головы на здоровую, поскольку опытному управленцу и дипломату Ф.Наумову, как раз — таки и удавалось найти общий язык с башкирами, а вот действия Кирилова, Тевкелева и других руководителей Оренбургской экспедиции в Уфимском крае, их репрессивные меры против восставших и провоцировали дальнейшее ожесточение восстания.
Собравшийся весной 1735 г. совет башкирских выборных, на котором было объявлено о начале восстания, мотивировал свое решение действиями именно Кирилова. Башкиры выступили не против всех русских в крае, а против экспедиции под руководством Кирилова, которая нарушала их вольности. Характерно, что в зоне действия Закамской экспедиции столкновения с восставшими были эпизодическими и не приняли столь ожесточенного характера. Резонно предположить в связи с этим, что если бы были реализованы первоначальные планы и укрепления Новой Закамской линии протянулись от Кичую до Акташа и далее, мимо Кара-Елги, до Заинска, возможно этот район и не подвергся бы такому разорению, о котором пойдет речь в следующей главе. Тем не менее Наумов, его сотрудники и часть военных сил находившихся в его ведении были вовлечены в действия, направленных на подавление башкирского восстания. В донесениях казанского губернатора П.И. Мусина-Пушкина среди лиц, с которыми он постоянно сотрудничал в этом направлении летом 1735 г. постоянно упоминаются фамилии Наумова, Кирилова, Татищева, Друманта.
Позднее в конце 1735 и в 1736м годах Наумов и Сенат еще возвращались к вопросу продолжения новой Закамской оборонительной линии от р.Кичуя к р.Ик, причем рассматривались различные варианты – как ведение ее «прямо, степью…», так и экономичный вариант с использованием сооружений Старой Закамской линии – а значит через Акташ, мимо Кара-Елги и Заинска на Мензелинск.
Многие исследователи полагают, что дальнейшая политика центральных и местных властей в регионе были выработаны на совещании наиболее авторитетного и влиятельного человека в Казанском крае в этот время А.И. Румянцева и руководителя Оренбургской экспедиции И.Кирилова в Мензелинске в декабре 1735 года. Причем Ф.Наумова туда даже не пригласили.
Окончательное решение о судьбе предполагавшегося участка Закамской линии между р.Кичуем и р.Ик Кабинет Министров принял 14 мая 1736 года, отменив решение о его строительстве и передав все полномочия и решения по уже построенным участкам линии в ведение А.И.Румянцева.
К осени 1737 года вместо А.И.Румянцева отбывшего в армию, воевавшую против турок, подлинным распорядителем в Закамье оказывается, поставленный весной этого же года руководителем Оренбургской экспедиции, Василий Никитич Татищев.
Окончательно, судьба Новой Закамской линии, размещенной на ней ландмилиции и артиллерии, была определена на совещании руководителя Башкирской комиссии генерал-майора Л.Ф. Соймонова, В.Татищева и других руководителей более низкого ранга, состоявшемся в Самаре 15 декабря 1737 г. Был прямо поставлен и положительно решен вопрос о его ненужности и переводе с него ландмилицких полков на Оренбургскую линию. Это решение утверждалось императорским указом от 15 февраля 1738 г. Эта дата, собственно и считается датой окончательного упразднения новой Закамской линии как оборонительного сооружения.
Какого то решающего значения в исторической судьбе Кара-Елги и других селений Зай – Шешминского междуречья она так и не сыграла, хотя как знать — каким образом сложилась бы судьба небольшой мордовской деревушки с труднопроизносимым названием, если бы через нее от крепости деревни Акташ до укреплений пригородка Заинск проложили — бы таки оборонительное сооружение, как сегодня бы сказали, «федерального» значения. Если бы строительство этой оборонительной черты было доведено до конца, то Кара-Елга и близлежащие селения оказались бы во внутренних пределах присоединенных к России территорий, примерно посередине между двух укрепленных укрепленных редутов – одного, у селения Русский Акташ и второго – у пригорода Заинск, причем в непосредственной близости – вероятно не более 1-й – 2-х верст непосредственно от проведенной линии.
К сожалению или к счастью, но этого так и не случилось.
[1] Витевский В.Н. И.И.Неплюев т Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. Казань. Типо-Литография В.М.Ключникова. 1897
[2] Цитировано по изданию: Смирнов Ю.Н. Оренбургская экспедиция (комиссия) и присоединение Заволжья к России в 30-40-е гг. XVIII века. С. 83.
[3] РГАДА. Ф. 248. Д. 1159. Л. 14об.
[4] РГАДА. Ф. 192. Оп. 1. Д. 2.
[5] Цит. по: Акманов И.К. Башкирские восстания XVII-начала XVIII вв. Уфа, 1993. С. 139.
[6] Друмант (варианты, Друмонд, Друмонт) Семен. Об этом человеке мало что известно. Возможно, он вел свое происхождение от Вильяма Друмонта, генерал-поручика, иностранца на русской службе (упоминается в 1660-х гг. как участник русско-польской войны. Видимо, в Заволжье Друмант служил издавна. Еще до строительства Царицынской линии, т.е. до 1718 г. он уже был полковником и командовал отрядами, рассредоточенными на форпостах по течению р. Большой Черемшан. О «Друмантове полке» упоминает И.К. Кириловым в своем географо-статистическом описании России. В июле 1728 г. полковник Друмант был пожалован в бригадиры. После того, как командующего войсками в Закамье В.Б. Шереметев осенью 1731 г. перевели на Украину, Друмант, ранее бывший заместителем генерал-лейтенанта, исполнял его должность. С 1732 года его назначили в Закамскую экспедицию на место Оболдуева. Оказался под следствием и отправлен в Санкт-Петербург осенью 1735 г. Назад в экспедицию уже не вернулся.
[7] Шереметев Владимир Петрович (1668-1737). В Закамье был переведен из Украины. На, так называемых, «Черемшанских форпостах» командовал войсками до осени 1731 г., а затем был вновь направлен на Украину, где до начала 1736 г. исполнял должность киевского губернатора. В январе 1736 г. получил звание генерал-аншефа и уволен со службы «за слабым здоровьем». Умер в 1737 г. См.: Шереметев П.С. Владимир Петрович Шереметев 1668-1737. М., 1913. Т. 1. С. I-XXXV
[8] Например: — Дубман Э.Л. Новая Закамская линия — судьба, проект, строительство. Изд. 2-е, испр. и доп. Самара, 2005
[9] Материалы по истории Башкирской АССР. М.-Л., 1936. Ч. 1. № 134
[10] Цит. по: Смирнов Ю.Н. Оренбургская экспедиция (комиссия) и присоединение Заволжья к России в 30-40-е гг. XVIII века. Стр. 24.
[11] Иванин М.И. Описание Закамских линий // Вестник императорского Русского географического общества. 1851. Ч. 1. Кн. 2. Отд. VI. Стр. 63.
[12] Петрухинцев Н.П. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота 1730-1735 г. С. 125.
[13] Анисимов Е.В. Податная реформа Петра I. Введение подушной подати в России 1719-1728 гг. Л., 1982. С. 178; Петрухинцев Н.П. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота 1730-1735 г. С. 107.
[14] Полное Собрание Законов Российской Империи.. СПб., 1830. Т. 8. № 5808
[15] РГАДА. Ф. 248. Оп. 8. Д. 481. Л.54
[16] Сборник Русского Исторического Общества. Т. 104. Стр. 202–204.
[17] Полное Собрание Законов Российской Империи. Т. VIII. № 5993. Стр. 659