Маркиз де Кюстин о Петербурге!

Игорь Тычинин
Маркиз де Кюстин, человек в России и мире известный. В России, как оклеветавший ее, на Западе, как человек, вскрывший ее язвы в период Николаевской России (в 1839 году).
Маркиз посвятил свою жизнь путешествиям в разные страны и их описанию, имевшему успех, но самый громадный успех он приобрел благодаря книге о России.
В России его ждали как сына и внука знаменитых представителей французской знати, погибших на гильотине во Французскую революцию. И как критика республиканской формы правления. И он сам не скрывал того, что изначально хотел восславить Россию и императора Николая на Западе, как борца с революциями и республиканской формой правления.
Однако, не сложилось. И первое, отчего у него разгорелось негативное отношение к России, практически сразу после прибытия, было знакомство с  Петербургом и его окрестностями, с Финским заливом. Для меня, как человека любящего эти места с детства, это показалось странным. А раз странным,  надо писать. Ну а Ваше дело читать, если это, конечно, Вас заинтересует.
Итак, маркиз приближается к Петербургу на пакетботе со звучным именем «Николай I». И первое, на что он обращает свое внимание, был, естественно, Кронштадт. А раз Кронштадт, значит и российский флот. Он заостряет внимание на том, что флот в Финском заливе был «игрушкой императора», который в качестве образца для подражания в своем правлении принял Петра Великого. А значит, хочешь, не хочешь, надо строить корабли, проводить их маневры. Несмотря на то, что Финский залив зимой, весной замерзал. Короче говоря, маркиз пишет о том, что «внушительные с виду суда императорского флота бороздили его воды (Финского залива) в разных направлениях». Отвлечемся на минуту на пассаж А. де Кюстина о русском флоте. Потому что в нем есть нечто справедливое, но и прямо противоположное одновременно. Он пишет о том, что  «пока Россия не выйдет из своих естественных границ, русский флот будет лишь игрушкой царей», ледяной покров моря при этом будет вести «серьезную войну с царскими финансами».
В чем-то это верно, но только в чем то. Балтийский флот принимал деятельное участие в войнах со Швецией, Пруссией, Турцией. В Николаевское время на флот была возложена важнейшая задача поддержки американских колоний. Какая уж тут игрушка! Только на первый и не очень профессиональный взгляд. Хотя поддержка действий России в Тихом океане исходила из западной, английской доктрины «место России в Азии». А здесь поумерьте свой пыл, здесь, дескать, Европа.
Ну да мы о петербургской природе в впечатлениях Кюстина, первых впечатлениях. «Нет ничего печальнее, чем природа окрестностей Петербурга… сырая, плоская равнина с кое-где растущими, чахлыми березами… Ночи поражают своим почти дневным светом, зато дни угнетают мрачностью… Унылая природа, скупое, не греющее солнце, серая окраска воды – все это нагоняет тоску и уныние на путешественника».
И это при том, что в городе стояла небывалая жара. Северная природа может произвести и такое впечатление на путешественника. Скажу больше. Бывают дни, когда серая вода и серое небо сливаются между собой. Мой горячо любимый тесть, летчик, Герой Советского Союза, рассказывал, что эта особенность природы приводила иногда к авариям самолетов и даже к гибели летчиков. В общем, что бывает, то бывает. Но думаю, маркизу просто не повезло. Он мог увидеть и другую петербургскую природу, которая многим нравится, в том числе и Вашему покорному слуге. А вот, как он мог не заметить обилие самых разнообразных сосен по берегам залива, которых во Франции надо поискать, это вопрос к автору.
А он пишет интересную вещь: «Она (Россия) напоминает теперь человека, полного сил, но задыхающегося от их избытка. У нее нет выхода для своих богатств», - как это верно и своевременно звучит.
Дальше маркиз испытал все «ужасы» российских таможенных процедур, и любви к городу, в который он прибыл, возможно, с добрыми намерениями, это не прибавило. И вот, во что всё вылилось.
Сначала за здравие! Город при движении по Неве произвел внушительное впечатление. А вот и ушат воды. Оторопь берет, когда видишь, под какое небо возвели эти великолепные здания и набережные.
Единственное, что не вызывает сомнений, так это национальный стиль многочисленных русских церквей. Хоть что-то свое, это уже хорошо.
Ну а если ступить с воды на землю, то это просто ужас. Набережные вымощены плохим, неровным булыжником, «неудобным для пешеходов и езды». Но при этом, все здесь любят все, что блестит, позолочено. И далее вывод.
«Природа требовала здесь от людей как раз обратное тому, что они создавали. Вместо подражания языческим храмам они должны были бы сооружать здания со смелыми очертаниями, с вертикальными линиями, чтобы прорезать туман полярного неба и нарушить однообразие влажных, сероватых степей (!), опоясывающих Петербург». Похоже, де Кюстин предвидел заканчивающуюся строительством башню Газпрома в пригороде Петербурга.
И, пожалуй, не менее важное. «Но как ни раздражает это глупое подражание, портящее общий вид Петербурга, все же нельзя смотреть без некоторого удивления на этот город, выросший из моря по приказу одного человека и для своей защиты ведущий упорную борьбу с постоянными наводнениями. Это – результат огромной силы воли, е если ей не восхищаешься, то, во всяком случае, ее боишься, а это почти то же, что и уважать».
Не мог не привести это строки в связи со складывающейся вокруг России международной обстановкой.
Теперь о некоторых впечатлениях маркиза при первом осмотре в качестве туриста Петербурга. «Медный всадник» ему решительно не понравился. «Это римлянин времен Людовика XIV», а не русский император.
Зимний дворец поразил его тем, как быстро он был отстроен после грандиозного пожара. При этом, он пишет о многочисленных жертвах, гибели среди рабочих. Внутри здания они работали при +30;, а на улице было - 30;. Это и приводило их к смерти. После выхода книги Кюстина с этим пассажем, ему ответили. Французы бы в таких условиях, конечно бы, умирали, а для русских это было привычно. На улицах много бородатых людей. Очень любопытны головные уборы простонародья, напоминающие баскские. Взгляд их лукав. Петербург – шедевр дисциплины, близкой к военной. В гостинице, хорошей на вид, пришлось познакомиться с клопами, забытыми во Франции. Но в Испании они еще сохранились, а оказывается еще и в России. Хозяин гостиницы расхохотался, увидев голого маркиза, кричащего и прыгающего. И сказал, что через день-два он привыкнет к клопам и все будет хорошо. А помещений в России без клопов нет.
Проходя мимо Михайловского замка, в котором убили Павла, Кюстин недоумевает, почему его не снесли. И делает ошибку. Считает, что памятник Петру I перед дворцом был памятником Петру III. И поставил его своему отцу Павел. Никто не подсказал маркизу, что надпись на памятнике гласит: «Прадеду от правнука».
Маркиз отдает должное Неве, ее мостам и набережным. Но считает, что рано или поздно «вода поглотит это гордое создание человека». Ох, только не оказался бы он провидцем. И надежды на это, кое-какие имеются.
Дальше его поразила Петропавловская крепость. Но не величественным видом, а тем, что в ней содержатся одновременно государственные преступники и останки императоров и членов их семей.
А вот еще одна важная мысль де Кюстина. «В России все приносилось в жертву будущему». Похоже, мало, что у нас изменилось.
Но вот, что искренне поразило путешественника в самом положительном смысле, так это то, что он называет Островами. Как человек, проведший детство на Каменном острове, тут я полностью согласен с французом. Он пишет: «Парижане, которые никогда не забывают своего Парижа, назвали бы острова русскими Елисейскими полями, но острова гораздо обширнее, носят более сельский характер и вместе с тем гораздо более разукрашены, чем наше место для прогулок в Париже».
Пожалуй, на этом и закончу. На позитивной ноте, сыгранной де Кюстином по поводу столь любимыми мной Островами.
И если Вы не против, посвящу следующую публикацию впечатлениям Кюстина об императоре Николае I и его семействе. Там много есть чего любопытного.