Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/04/16/714
Где-то через час Иосиф, прихватив Анжелин борщ и голубцы, поехал к Ветке. Предупреждать о своём приезде не стал, потому что знал - она будет возражать.
На стоянке напротив дома стояла белая битая Хонда, 95-го года выпуска. Значит дочка дома.
За сдвижными ажурными воротами Йоси встретил пёс хозяев, сдающих Ветке квартиру, по кличке Шпиц. Очень смешная кличка, учитывая, что порода собаки - смесь лабрадора со слоном. Заглядывая гостю в глаза, огромный пёс привалился боком к нему, и Иосиф чуть не упал.
Как всегда Ветка сидела рядом с входом в дом на доске, уложенной на пару столбиков кирпичей. Плакала. Папа сел рядом и молча обнял её. Посидели так минут пять.
Чтобы с чего-то начать разговор Иосиф спросил:
- Сигарету дашь?
- Ты же после операции не куришь.
- Не курю. Но одну-то, раз в три месяца, можно.
Ветка взяла пачку, лежащую между ними, вытащила две сигареты, одну протянула отцу. Достала зажигалку, лежащую в той же пачке. Прикурила. Папа прикурил тоже.
- Слушай. Ты говорила, что была у психолога, и он выписал тебе лекарства.
- Да. И что?
- Ты их начала принимать?
- Я потеряла рецепт.
Интересно, врёт или правду говорит? Йоси вопросительно взглянул в глаза Шпицу и тот неопределённым образом помотал головой. То ли "да", то ли "нет".
- Лады. Предположим, что потеряла. Так ведь можно позвонить и заказать новый.
- Мне эти лекарства не нужны. - Ветка так взмахнула рукой, что горящий кончик сигареты выпал, и она потухла.
Дочка стала возбуждённо щелкать зажигалкой, но та никак не зажигалась. В сердцах Ветка швырнула её о стену. Иосиф наклонился, поднял зажигалку и поднёс к её сигарете.
Ага, значит проблема не в потере, а в нежелании признавать, что больна.
- Вот видишь, когда психуешь, то даже сигарету зажечь трудно.
Выдохнув целое облако дыма и чуть не поперхнувшись, Ветка закричала:
- Я не психичка! Просто не надо меня доставать. Свою Иланку отправьте к психиатру, а ещё лучше - пусть она сдохнет! Вам всем нужно понять, что пора сделать выбор между двумя дочерьми.
- Что-то я не понял, о каком выборе ты говоришь?
- Выбрать: или я, или она! Вдвоем нам не жить. И я точно наложу на себя руки. Ты даже представить себе не можешь, как с этим жить!
У отца перехватило дыхание. Перед глазами снова возник тот март. Только тогда, более 40 лет назад, было очень холодно. Где-то далеко внизу, на расстоянии четырех этажей, лежал снег. Он манил, казался нежным, мягким как пух. Я знал, что только он может остудить тот жар, который охватил мою голову и пылал в моём сердце.
Стоп, стоп, стоп! Вдох - выдох, вдох - выдох, вдох-выдох... Я никогда не говорил правды дочерям о том, что тогда произошло. Стыдился. Боялся, что будут меня презирать. Но... Кажется пришёл момент, когда это необходимо.
Еще раз. Вдох - выдох, вдох:
- Знаешь, моя девочка. Как раз именно я могу себе это представить. Я прошёл через это. Меня тоже предали. Мне тоже казалось, что жизнь кончилась.
Но у меня тогда не было детей. А у тебя - ребёнок. И какой! Лучше неё нет на всём белом свете. И ради неё ты обязана жить. Мирочке нужна мама. Причём мама не находящаяся в депрессии, а способная адекватно оценивать окружающее.
Ветка молчала. Они сидели, молча выпускали дым, разглядывая цветущий палисадник у дома хозяев. Садовые фигурки, валяющиеся декоративные битые горшки, из которых тянулись радужные цветы. Гуляющих соседских кошек, забредших во двор. Иосиф никак не мог сосредоточиться и найти нужные слова.
- Ты прошла уже второй суд. И добилась на суде чего хотела. Ты победила!
Теперь пришло время налаживать жизнь. Забудь о бывшем муже, забудь о сестре. Живи своими собственными интересами и интересами своей дочки.
А ещё пойми, что депрессия - это болезнь. Ведь когда у тебя ангина, грипп или ещё какая-то обычная болячка - ты принимаешь лекарства. А депрессия гораздо более опасная болезнь. И если её не лечить - она сожрёт твою душу и иссушит твоё тело.
Подумай хорошенько над моими словами. И не надейся, что я не вернусь ещё много раз к разговору об этом. Обязательно вернусь, потому что для нас с мамой и для Мирочки нужно и твоё физическое здоровье и, что не менее важно, душевное.
Папа поцеловал её в волосы, повернулся и пошёл к воротам. Вслед ему, будто камень в спину, полетела фраза:
- Передай Миле, что её нет больше в мой жизни. Я вычеркну её отовсюду.
- А Мила-то чем виновата? Поговорили называется! - бросил Иосиф и хлопнул калиткой.
* * *
От Веткиного дома до дома родителей всего-то пятнадцать - двадцать минут ходьбы. Но не с поломанными ногами. Ещё совсем недавно Иосиф спокойно ходил на такие расстояния. А если с Фотом Иосифовичем, его фотоаппаратом, то и на гораздо большие. Но в последнее время что-то сдавать стал, и теперь даже на соседние улицы добраться без машины - проблема.
Машина для Иосифа имеет два свойства. С одной стороны, в ней хорошо думается, особенно, если он едет один. Но, с другой стороны, слишком быстро приезжаешь и не успеваешь додумать до конца. Поэтому от Ветки отец поехал не домой, а стал нарезать круги вокруг их городка.
Вниз к морю, вдоль которого редкие "спортсмены" занимаются скандинавской ходьбой или бегом трусцой, где в любое время года над волнами парят разноцветные дуги парусов виндсерфингистов.
Затем к новому району двадцатипятиэтажных домов, с красивыми круговыми дорожными развязками - кикарами, украшенными огромными двухметровыми отполированными валунами, или цветущими кустами и фигурно обстриженными деревьями, а то средневековой арбой, заполненной цветами...
Свернул влево и выехал параллельно скоростному Приморскому шоссе, где, в отличие от утренних и вечерних пробок в будние дни, сегодня довольно просторно, и потому оно взаправду сейчас скоростное.
Вот и въезд в их "эфиопское гетто"[ "эфиопское гетто" - имеется ввиду район в котором преобладает чёрное население якобы евреев, ппривезенных из Эфиопии].
Когда-то, в восьмидесятых годах прошлого столетия, из Эфиопии, спасая от гибели, привезли огромное количество чёрных, якобы ведущих свою родословную от еврейского царя Соломона и чернокожей царицы Савской (царицы Шва). Разбросали их по городам. Тех, которые попали к ним, поселили в бесплатных квартирах целого микрорайона четырёхэтажных домов. А семья Бауман умудрилась купить квартиру именно в этом районе.
Иосиф никогда не имел расистских замашек, но всё же надо понимать, что Израиль населён очень разными этническими группами - общинами. Тут и кавказские евреи, и дагестанские, и бухарские, и европейские и "русские" и эфиопские, и азербайджанские, и американские, французские и прочие, прочие, прочие. И все они с разным и довольно сильно отличающимся менталитетом. Иосиф иногда шутил, что в Израиле строй религиозно-общинный.
Впрочем, скоро здесь начнётся новый строительный проект. Старые четырехэтажки снесут, а на их месте появятся двадцати- и двадцатипятиэтажные высотки. Появится много нового народа. И точно не чёрного. "Эфиопское гетто" значительно разбавится и перестанет быть "гетто".
И снова налево, через центр городка, мимо магазинов и банков, мимо огромной детской площадки, где сегодня полно не только мамаш, но и папаш с детками. Мимо школьного городка. Вниз, вниз, вниз...
Вот и море, и всё сначала.
И подобно этим кругам, в голове Иосифа крутилась одна и та же мысль, которую он никак не мог додумать. Как? Как разрешить эту неразрешимую проблему? Как разделить семью на правых и неправых? Вот Соломон решил "разрубить ребёнка пополам", а как ему разрубить семью?
Как остановить эту карусель ненависти, боли, страха, депрессии, войны за детей, в центре которой оказались они с Анжелой? Карусель, которая только раскручивается. Всё быстрей и быстрей, чем-то напоминая шарик в рулетке казино, который неизвестно на чём остановится - на чёрном или на красном, а может на зеро.
Он понимал, что до того момента, когда шарик наконец остановится, могут пройти ещё годы. Доживут ли они с Анжелой до этого?
Продолжение следует