На фото: отец, его ординарец, мама, старшая сестра, бабушка и я. (Орджоникидзе, 1947 год).
Отец мой, Николай Игнатьевич, по национальности белорус. Учился в Ленинградском военном училище. Полюбил русскую девушку, студентку Ленинградского университета. Женился. В 1939 году в семье родилась дочь, моя старшая сестра. Спустя два года, летом 1941 года родилась я. Уже почти месяц шла Великая Отечественная война. Отец с первых дней войны был на фронте, воевал в пехотных войсках. Встретилась с отцом я в четырёхлетнем возрасте.
О тяготах военного времени узнала из письма, написанного моей мамой родственникам в 1944 году и переданном мне уже в 21 веке. Изложение событий мама начала с 1940 года. Приведу несколько строк из того письма.
«В 1940 году Коля получил направление в Орёл. Нашей семье в составе четырёх человек (Коля, я, годовалая дочь и моя мама) предоставили трёхкомнатную квартиру. Захотели родить сына. Я забеременела. В мае 1941 года поехала к Коле под Брянск, где он был на учениях. Пробыла там почти месяц. Коля проводил меня, посадил на поезд 18 июня. Едва я успела добраться домой, как началась война. Бомбёжки, бомбёжки, бомбёжки…
Немецкая авиация прорывалась к Москве. Столица была хорошо защищена, бомбардировщики сбрасывали свой смертоносный груз на подмосковные города, на наш Орёл. Страха натерпелись!
17 июля я родила дочь. Сын не получился. Вышла из больницы, а дом наш разрушен. Стали бегать по бомбоубежищам. Я простудилась. От Коли никаких известий. С двухлетним ребёнком и новорождённым, бездомные мы не могли оставаться в Орле. Решили двигаться на восток. Что смогли, взяли с собой, остальное бросили. Куда ехать? Неизвестно. Кто нас ждёт? Никто!
Наняли попутную машину, доехали до Ельца, а там сели в эшелон и отправились куда глаза глядят. Ехали 25 дней. По дороге маму несколько раз теряли. Выйдет купить что-либо поесть, а поезд наш уйдёт. Составы с эвакуированными двигались без расписания. А маме уже за 60. У неё и давление высокое, и ноги болят.
Похолодало. Пошёл снег. Вагон наш товарный. Не отапливался. Пелёнки сушить негде. Сушили на себе. У меня началась «грудница». Решили остаться на станции Похвистнево Куйбышевской области. Останавливаться не разрешают. Не прописывают. Много горя хлебнули, много слёз пролили. Наконец, получили разрешение. Сняли уголок. Хозяева оказались недобросовестными. Нас обокрали. Пришлось уйти к другим, но жизнь лучше не стала.
Страна в опасности. От Коли нет никаких вестей. Когда бои шли уже под Сталинградом, испугались за детей и решили увезти их дальше на восток. Прибыли в город Рубцовск Алтайского края. Там чуть с голоду не померли. Я похудела на 14 кг.
И вот в 1943 году свершилось чудо. Нашёлся Коля! Он получил ранение. Лечился в госпитале. Посоветовал нам перебраться в Подмосковье. Приехали в город Каганович. Я устроилась на работу в школу. Завели огород. Посадили лук, картошку. Мама старается откормить нас своим урожаем. Коля после госпиталя отбыл на фронт. Написал, что уже подполковник, имеет ордена. Постарел. Седой. А ему всего-то тридцать пять лет! Я тоже очень постарела, а мне ещё нет и тридцати…»
В мае 1945 года пришла долгожданная Победа. Ждали возвращение отца. Наш пехотинец, а они, как поётся в песне «Последний бой» Михаила Ножкина (автора слов и музыки), «пол-Европы по-пластунски пропахали», возвращался к семье из Праги.
Меня, уже четырёхлетнюю, готовили к первой встрече с папой. Показывали довоенные фотографии, где изображён темноволосый улыбающийся молодой человек с лейтенантскими петлицами на вороте гимнастёрки. Спустя четыре года с войны прибыл седой мужчина — гвардии подполковник в брюках галифе, заправленных в сапоги, в кителе с погонами, с орденами и медалями на груди. Все эти новые для меня слова я узнала от папы.
Отец не курил, поэтому вместо табачных изделий на паёк получал американский шоколад. Вместе с отцом в наш дом вошёл чарующий шоколадный запах. До сих пор помню те американские круглые шоколадки в прозрачной обёртке, аккуратно собранной складочками у центра и заклеенной золотистым кружочком.
О войне, этом гадком безумии, отец вспоминать не любил. Старался забыть военное время проклятое.
Отца направили служить в Орджоникидзе (ныне Владикавказ). Там мы прожили два года в военном городке. У отца был ординарец, он же водитель служебного автомобиля «Виллис». Из того периода мне запомнились поездки по горной Военно-Грузинской дороге; Казбек — белая гора с ледовой вершиной, с которой связано много легенд. По одной из них к горе прикован цепями титан Прометей, похитивший для людей огонь, и уже много веков по вечерам прилетает Орел Зевса, раздирает когтями тело титана и клюёт его внутренности; тогда в горах раздаётся стон...
Благодаря отцу я с детства научилась уважительно относиться к Природе, почувствовала особую магию гор, притягивающую красотой и силой, вызывающую шквал положительных эмоций, которые описать простыми словами невозможно, но они запоминаются на всю жизнь.
Летом 1947 года отец демобилизовался и наша семья переехала в Краснодар.
Город в руинах. Царит послевоенная разруха. Ещё не разобраны груды развалин даже на главной городской улице. Мама так и не отошла от нервных потрясений военного времени, страдает сердечным недугом. У бабушки маленькая пенсия. Чтобы обеспечить семью, отец устраивается работать экспедитором с надбавкой к заработной плате за командировки. Он редко бывает дома. Возвращение его из командировки — всегда семейный праздник.
Отец состоял в коммунистической партии. Был человеком скромным с высоким сознанием общественного долга. Любил Родину, добросовестно трудился. Не искал каких-либо привилегий. Эти убеждения сохранил до конца своей жизни. В наградных документах он охарактеризован как мужественный человек, принимающий огонь на себя, смело рвущийся в бой, ведущий бойцов за собой.
Таким же коммунистом, человеком, преданным делу, был и фронтовой друг отца, украинец по национальности. Крепкая мужская дружба продолжалась многие годы. После ухода отца из жизни в восьмидесятилетнем возрасте связь с фронтовым другом до последних его дней поддерживала я.