...Спрашиваете, война когда началась? Да не помню я. Малой еще был, несмышленый для дум-то таких... Может и передавали чего по радио, да только где его взять в нашей-то деревне? Нет, не помню я, как она началась...
Отца вот помню. Помню, молодой он у нас был, красивый, работящий. А веселый какой. И все гордился: я, говорит, самый богатый кулак! Есть, мол, у меня кулак да золота кусок. Пять сынов моих – кулак, а жена золото. Вот...
В тот день, помню, в колхоз не пошел никто. Все дома остались. Сидим мы, значит, за столом все вместе. А на столе-то сало, и картошка, и каравай горячий. Пир, да и только. Отец важный такой во главе стола сидел. Братья мои старшие причесались, выбрились как на парад. Сами рослые, плечистые. Как богатыри. Мамка наша лучшее платье свое надела и даже бусики повесила. Как же я радовался, дурачок, что все вместе-то сидим. Думал, праздник какой...
Потом матушка наша достала платочек вышитый. Расстелила его на столе, склонила наши головы и выстригла у всех по прядке волос. Затем свою косу из тугого узла выпустила, расплела, перед отцом на колени встала, и ножницы ему тянет: «На вот, Николаша. Любую выбирай». Состриг отец у нее прядочку, сложил все наши волоски в платочек, и на груди припрятал. На память, стало быть. Затем встал, перецеловал нас всех, взял котомочку, да вышел. У двери уже обернулся и велел его не провожать, и на станцию сегодня не ходить. Тогда я видел отца в последний раз.