Штатные пограничные комиссары
Изучение имеющихся материалов по деятельности пограничных представителей позволяет разделить их по функциональным и временным показателям на несколько категорий:
-штатные лица для решения долговременных задач по поддержанию режима границы;
-временные пограничные комиссары, назначенные для решения отдельных пограничных вопросов;
-лица, совмещающие свои прямые обязанности и функции пограничных комиссаров.
Штатные должности пограничных комиссаров вводились по линии Министерства иностранных дел чаще на сложных, удаленных участках границы, для своевременного разрешения пограничных конфликтов и инцидентов. Для этого комиссары наделялись специальными полномочиями. Такие комиссары (начальники) действовали:
-в Кяхте (с началом торговли с Китаем) — 1783 год;
-в Приморье, в Новгородском посту (для разрешения многочисленных вопросов, связанных с миграцией китайцев, с их контрабандой и разбоем) - 12 ноября 1869 года;
-в Енисейской губернии для разрешения споров и торговли с соседними урянхайцамии и последующей колонизации Тувы. - 1913 год;
-в Амурской области, в г. Благовещенске (со строительством в Маньчжурии КВЖД) — 26 августа 1898 год.
Назначались пограничные комиссары Российским императором по линии МИД, а числились по двум ведомствам: по губернским управлениям полиции и военным округам. Полицейские управления в дореволюционной России замыкались на Департамент полиции МВД, а в его ведение входили такие дела: 1. По предупреждению и пресечению преступлений и по охранению общественной безопасности и порядка; 2. О государственных преступлениях; 3 По устройству полицейских учреждений; 4. Об охране Государственной границы; 5. О пограничных сообщениях; 6 О выдаче иностранцам видов на жительство в России и о высылке иностранцев; 7. По наблюдению за исполнением законов и правил о паспортах.
С конца XIX века в структуре Департамента полиции действовал Отдел по охране и возобновлению границы. В 1912 году функции этого подразделения были переданы во вновь созданный в системе МВД империи Комитет по охране и возобновлению Государственной границы.
На местах в приграничных губерниях действовали, как уже было отмечено, пограничные комиссары Министерства внутренних дел. К комитету прикомандировывались также представители Генерального штаба, Министерства иностранных дел, Министерства финансов, в структуру которого входили таможенные и пограничные службы. В задачу этого органа входило решение вопросов охраны Государственной границы, в том числе, общая координация деятельности ведомств по охране границы, дислокация таможен, пограничных отрядов, полицейских сил в приграничных губерниях, участие в разрешении пограничных споров, утверждение достигнутых международными комиссиями соглашений по пограничным вопросам, участие в определении границы, ее обозначение на картах, планах и на местности, выработка правительственной точки зрения на разногласия по пограничным спорам. Об этом подробно изложено в книге П. Базарова «Государственная граница», изданная в Петербурге в 1917 году.
Эта деятельность МВД империи являлась исключительно важной, поскольку обеспечивала единство и солидарность в действиях различных ведомств по охране границы и «территориального верховенства существовавшей государственной власти в их четких пределах». Что касалось государственных преступлений, то по ним полиция (погранкомиссары) немедленно информировали «чинов Отдельного корпуса жандармов» (ОКЖ). Требования представителей ОКЖ для полиции (пограничных комиссаров) были обязательны. Сама полиция, в свою очередь, имела достаточно широкие полномочия: 1. Обеспечение судебной властью как средством принуждения; 2. Личное задержание; 3. Вооруженное принуждение и 4. Исключительное, осадное, чрезвычайное и военное положение.
На границе применялись правила и ограничения, вытекавшие из особого таможенно-пограничного режима Государственной границы. Для осуществления тайной (законспирированной) деятельности сохранно-разыскная полиция (пограничные комиссары) создавали и использовали в качестве своих средств специальные аппараты внутреннего и разведывательного осведомления (агентуру, филеров).
Остановимся более подробно на деятельности постоянных штатных пограничных комиссаров. Начнем с забайкальского участка, с Кяхты, где он на восточном участке появился раньше всех.
Забайкалье. Кяхтинский опыт общения с китайцами
До середины XIX века китайской пограничной линией заведовал Троицкосавский пограничный начальник, назначаемый министром иностранных дел по согласованию с генерал-губернатором Восточной Сибири. В 1851 году, после административных преобразований в регионе, при Кяхтинском градоначальнике для сношений с китайским начальником торгового городка на границе Маймачена (дзаргучеем) и для поручений была введена должность пограничного комиссара. Комиссары были и ранее на этом участке, но с правлением в Восточной Сибири генерал-губернатора Муравьева, история, как бы, началась с чистого листа.
Так вот, первым Кяхтинским пограничным комиссаром был назначен А.И. Деспот-Зенович. После упразднения в 1863 году Кяхтинского градоначальства пограничный комиссар подчинялся непосредственно военному губернатору Забайкальской области, а по делам дипломатическим входил в непосредственное представление к генерал-губернатору.
Его талант и организаторские способности были замечены, и он уже в 30 лет был назначен Кяхтинским градоначальником. На этой должности он проработал 3 года. За время его правления казна города приумножилась до 1,5 миллионов рублей. Ежедневно градоначальник делал обход города, не терпел пьянства и грязи в городе, заходил в каждый двор. И тому, кто замечен был в пьянстве или разведении грязи в городе, приходилось очень несладко.
Вообще же городом управлял "Совет старшин торгующего на Кяхте купечества", который руководил торговлей, взимал налоги за чайное место, что давало хорошие деньги, и распределял их на торговые и городские нужды.
При нем самоуправляемый город еще более расцвел. Деспот-Зенович способствовал изданию первой в Забайкалье печатной газеты "Кяхтинского листка". Он был цензором "Кяхтинского листка", который выпускался полтора года, «защищая его от цензуры", как заметил писатель Валентин Распутин.
Первые контакты с китайцами, которые приобрели регулярный характер, и в первую очередь, в торговой части возникли в Забайкалье, в Кяхте. Они определялись Кяхтинским договором о границе 1727 года, и находились под постоянным контролем назначенного пограничного комиссара. Сколько их было, не известно. По данным записок А.В. Маланова, должность кяхтинского пограничного комиссара была введена в 1783 году. Согласно правительственной инструкции, в его обязанности входило «хранить мир и союз для продолжения обоюдной торговли, пресекать все пограничные злоупотребления, не допускать торговли недозволенными товарами, тайного обмена», а также командование пограничными войсками.
Место пограничного комиссара было весьма важно в политическом отношении, по влиянию его не только на приграничные, но и торговые и политические дела, через сношения его с дзаргучеем – главой китайской торговой слободы (Маймачена) построенной рядом с Кяхтой. Периодически пограничный комиссар и дзаргучей проводили совместные заседания, на которых обсуждали вопросы касающиеся торговли, угона скота, перебежчиков. Практиковалось совместное инспектирование границы и пограничных караулов.
В 1851 г. было образовано Кяхтинское градоначальство, ставшее важнейшим пунктом для России в дипломатических и торговых отношениях с Китаем. Здесь русское и китайское правительства входили в непосредственные, постоянные контакты. Кяхтинскому градоначальнику, на правах губернатора, были подчинены Троицкосавск, Кяхта и Усть-Кяхтинская слобода. Градоначальник утверждался указом императора по представлению министра внутренних дел, находился в подчинении генерал-губернатора Восточной Сибири. Он был уполномочен вести все административные, торговые и пограничные дела. Второй по значимости в градоначальстве оставалась должность пограничного комиссара.
В числе первых в пограничной переписке упоминаются полковник Бухгольц, которого все называли Бухольцев. Его можно назвать первым устроителем восточной российской границы. Он построил слободу Цурухайту в Даурии, заложил Омскую крепость. Он же, будучи пограничным начальником, а в последствии селенгинским комендантом, вместе с капитаном Тренсом строил Троицкую крепость, что в 4-х верстах от Кяхты. В некоторых материалах, в бытность Бухгольца Селенгинским начальником, упоминается пограничный комиссар Г. Фирсов.
Говорилось: «Для обеспечения порядка на границе начальник Селенгинской пограничной канцелярии полковник Бухгольц и пограничный комиссар Фирсов были сторонниками решительных действий. В экстремальных ситуациях шли и на применение жестких мер, стараясь, при этом, никакого насильства и грабежа пограничным верноподданным не чинить. Да не все от них зависело".
Уж больно тяжелы были условия службы на рубежах. Пограничный комиссар вечно объезжал границу: сначала двигался на восток от Кяхты до Аргунского острога, затем - на запад до Алтайских гор. Возвращать монгольских перебежчиков — это одна сторона, надо было требовать и своих - возврата российских поданных. За самой границей приходилось строго следить, чтобы знаки ее не нарушались и стояли в установленных местах.
Объездчики должны были иметь над караулами крепкое и прилежное смотрение. Осматривали маяки и караулы, проверяли исполнение караульными своих обязанностей. Бывало, в случае обнаружения с их стороны упущений, воспитывали палками и батогами.
Пограничная служба была не только опасна, но и сопряжена с огромными трудностями. Караулы находились в глухих, труднодоступных местах, где порой даже тунгус-охотник не находил возможным жить. Сопровождающий торговые караваны в Китай, экономический советник, а по профессии врач, Ланг, так описывал положение Цурухайтуевского поста: "Ближайшие деревни по нерчинской дороге в двухстах, а по аргунской в ста верстах..., так что на содержание человеческой жизни, кроме воды и воздуха, ничего там получить не можно".
Воздуха и воды действительно хватало: лес, зимовье, амбар для хранения продовольствия и боеприпасов, рядом река или озерко. Инородцы стояли на карауле юртами. Они были дома и рапорта с жалобами губернатору на отсутствие условий службы и пропитания не писали.
Китайцы же окончательно разгромили монгольского хана Галдана, захватили ряд его улусов на юге и на севере и ввязались в борьбу на западе с Джунгарией. Возник вопрос признания Россией новых границ в Забайкалье и их окончательного размежевания. Для этого китайцам понадобилось осмотреть Саянский хребет. Явились они в Селенгинск «для осмотра за Байкальским морем Оканских вершин», что по-мунгальски называлось Табун- Мундарга. В составе делегации были трое лам от мунгальского геген-кутухты с письмом. Что хотели китайцы и мунгальцы в Сенате понять не могли и опасались подвохов, потому сибирского губернатора Черкасского на всякий случай предупредили об ответственности.
Первый официальный пограничный комиссар Якоби, дислоцировался в Селенгинске. При нем состояли переводчиками Сахновский в Селенгинске и Агафонов Алексей Семенович - в Кяхте, там он и скончался в 1794 г.
Был пограничным комиссаром и Е.И. Сычевский. Родился он в семье казака. Обучался в Иркутской губернской гимназии, но не закончил ее и в 1825 г. поступил на службу в штат Троицкосавского пограничного правления учеником монгольского языка. Через два года был прикомандирован к канцелярии Иркутского общего губернского управления для ведения переписки с заграничными представительствами. Был произведен в чин канцеляриста. Согласно собственному желанию определен в число студентов Российской императорской духовной миссии в Пекине (1829 г.). В 1839 году производится в чин титулярного советника. По ходатайству начальства и за отличное усердие император пожаловал Сычевскому бриллиантовый перстень. Кроме того, за труды и усердие, проявленные в период десятилетнего пребывания в Пекине, ему была назначена пожизненная пенсия в 500 руб. серебром в год.
В 1843 году генерал-губернатором Восточной Сибири Сычевский назначается советником Троицкосавского пограничного правления. Осенью того же года по предписанию начальника Иркутской губернии был командирован в Цурухайтуевскую крепость для приема от китайских чиновников трех бурятских лам, ушедших за границу с монгольским ламою, и находящуюся при них сумму более 30 тысяч рублей ассигнациями.
Вместе с тем, ему поручалось провести по этому делу следствие. С 1847 по 1848 г. исполнял обязанности советника 1-го отделения Иркутского губернского правления, а через год назначается чиновником особых поручений ГУВС. По распоряжению генерал-губернатора в 1851 г. направляется пограничным комиссаром в Кяхтинское градоначальство для дипломатических сношений с Маймачинским правителем. Подробностей о его правлении пока не обнаружено. Известно, что оказался под судом за нанесение чиновнику 12-го класса Посельскому — управляющему Троицкосавской полицией в людном месте и во время выполнения им служебных обязанностей, оскорбления во время пожара в Троицкосавске.
Решением Покровительствующего Сената, изложенным в указе на имя начальника Иркутского губернского правления от 4 апреля 1849 года, Сычевский подлежал аресту на три месяца с нахождением на гауптвахте с принесением извинения потерпевшему в присутствии суда. В 1854 г. Сычевский возвращается в Иркутск и получает должность переводчика маньчжурского языка при генерал-губернаторе и производится в коллежские асессоры.
В 1856 году принимает участие в переговорах графа Муравьева-Амурского с китайцами в Айгуне. Присутствовал на встрече 6 октября в Мариининском посту. Встреча проходила под руководством контр-адмирала Василия Степановича Завойко, кроме Сычевского участвовали Крымский и Свербеев. Не исключено, что в связи с этим, на карте края появились: населенный пункт Ново-Сычевский, Сычевский перекат в Амурской области, остров Сычевский на участке бывшего 70-го Хабаровского отряда, где мне приходилось служить.
Особого внимания заслуживает пограничный комиссар в Кяхте Александр Иванович Деспот-Зенович. Он родился в 1828 году, а в 1848 окончил юридический факультет Московского университета. Спустя год за неблагонадежность был выслан в Пермь под надзор. По ходатайству генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева А.И. Деспот-Зенович был переведен переводчиком в Главное управление Восточной Сибири и отправлен в распоряжение кяхтинского градоначальника. В октябре 1852 г. его назначили исполняющим обязанности пограничного комиссара, а в 1854 г. он был утвержден в этой должности.
В качестве пограничного комиссара он показал свои всесторонние способности и образованность. Имея постоянные контакты с дзаргучеем, китайскими чиновниками, купцами, он приобрел навыки в общении с ними и необходимые в его положении дипломатический такт и проницательность. Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев в отношениях с китайскими пограничными властями и чиновниками в Урге поручал Деспоту-Зеновичу самые ответственные дела.
В 1854 г. в целях защиты неразграниченых между Россией и Китаем территорий на Дальнем Востоке российские войска под командованием Н.Н. Муравьева приступили к занятию Приамурья и Приморья. Китайские власти были заранее предупреждены и не препятствовали движению, но, пытаясь точно определить намерения российских властей, предложили встретиться с китайским представителем на р. Горбице. Генерал-губернатор, отбывший на Амур, отправил в 1854 г. в Ургу А.И. Деспота-Зеновича в сопровождении переводчиков П.Я Шишмарева и А.П. Фролова. В результате этой поездки Деспот-Зенович сумел убедить ургинских амбаней, что многолетние согласие и мир являются подтверждением доброго расположения России к Китаю, а переброска ведется исключительно для защиты российских и смежных китайских владений от англичан.
Познакомился с художником Мейер Егором Егоровичем. В 1855 г. он отправился в Сибирь и по прибытии в Иркутск был направлен в организованную ИРГО экспедицию по Амуру. В 1859 участвовал в новой экспедиции, отправленной на Дальний Восток под начальством члена ИРГО, полковника К.Ф.Будогосского. "Экспедиции было поручено определить совместно с китайскими комиссарами пограничную межу согласно Тяньцзиньского трактата, а кроме того, произвести топографические съемки юго–восточной Маньчжурии, мало известной, и собрать различные материалы для составления карты всего Уссурийского края". Мейер официально числился землемером Приморской области Восточной Сибири. Интересно.
В 1858 г., в преддверии подписания Айгунского договора, Деспот-Зенович снова был отправлен Н.Н. Муравьевым в Ургу для сообщения важных политических сведений, касающихся обоих государств. Генерал-губернатор хотел еще раз подчеркнуть уважительное отношение к ургинским правителям, чтобы исключить их негативное влияние на отношение пекинского двора к амурской проблеме. В Урге делегация (А.И. Деспот-Зенович, П.Я. Шишмарев, Н.С. Петров) встретилась с амбанем бэйсэ Дэлэк Дорчжи. Переговоры, проведенные ими, закрепили мирные намерения Китая и желание его правительства начать переговоры и подписать договор.
В 1853 г. амбань бэйсэ Дэлэк Дорчжи и кяхтинский градоначальник Н.Р. Ребиндер встретились на границе и обсудили условия кяхтинской торговли и политическую ситуацию в Китае. В 1855 г. и 1858 г. на переговоры в Ургу ездил кяхтинский пограничный комиссар А.И. Деспот-Зенович. В 1861 г. на переговоры с амбанями по условиям русско-китайской торговли ездил кяхтинский пограничный комиссар В. Карпов. Кроме них, курьерами в Ургу посылались В.В. Гаупт, П.Г. Вольф и др.
В торговле с китайцами, Деспот-Зенович стремился к преодолению монополии китайских купцов в русско-китайской торговле.
В. И. Мерцалов утверждал, что именно Деспот-Зенович, совместно с переводчиком и преподавателем школы китайского языка в Кяхте К.Г. Крымским, правителем канцелярии Н.С. Петровым разработал проект правил 1862 г. о сухопутной торговле между Россией и Китаем.
Серьезнейшей задачей своей администрации Деспот-Зенович полагал борьбу с вошедшими в практику злоупотреблениями, в первую очередь с взяточничеством. Н.Н. Муравьев считал его «мастером приводить в христианскую веру мошенников-чиновников». Обнаружив беспорядки и злоупотребления в городовой ратуше, допускавшиеся прежними чиновниками, градоначальник заменил их молодыми, образованными людьми: секретаря в ратуше, следственного пристава, чиновника особых поручений, правителя канцелярии.
Надзор за границей, между реками Чикоем и Селенгой, исключая пределы градоначальства, не соответствовал протяженности пограничной черты. На этом пространстве (если не считать станций Кирана и Наушки) было всего три караула: Лагерный, Ключевской и Кокушинский. Эти караулы, имея по одному-два казака, охраняли границу и преследовали контрабандистов. Слабость надзора позволяла контрабандистам группами в 30-50 человек, нередко с огнестрельным оружием, пересекать на лошадях границу, в основном вне района градоначальства. Проехав по монгольской степи, они нагружали в маймаченских огородах чай и беспрепятственно возвращались тем же путем. Пограничный разъезд видя, как они едут по монгольской стороне, ничего не мог предпринять против них, потому что для этого нужно было бы переехать границу и завести дело в китайских владениях, и тем нарушить существующие с Китаем трактаты. Часто контрабандисты вообще выдавали себя за казачий отряд.
Все эти причины в совокупности способствовали развитию контрабанды до небывалых размеров. В этой ситуации пограничный комиссар в Кяхте Деспот-Зенович предпринимал меры для прекращения незаконной торговли. Во-первых, он предлагал в 1859 г. министру финансов снизить пошлинный сбор на байховый чай по 15 коп. с фунта, на кирпичный по 1,5 коп. с фунта. Эта мера, по его мнению, уничтожила бы контрабанду, сделав ее невыгодной. Во-вторых, градоначальник добился согласия дзаргучея впускать русский казачий отряд в Маймачен и преследовать контрабандистов в Монголии.
Объемы торговли чаем через Кяхту внушали уважение. Так, в донесении от 1 января 1830 года кяхтинский погранкомиссар П.А. Петухов сообщил о привозе товаров на 7500 верблюдах и 1065 телегах. По данным другого пограничного комиссара П.И. Чечулина, на период торгов в Маймачэн проживало до 2900 человек.
Торговля чаем по Кяхтинскому пограничному договору 1727 года велась также в Цурухайте, Ямышеской и в Семипалатинской крепостях. Обмен товарами между пограничными караулами производился и в других пунктах.
В тот период в Кяхту посетили Никита Яковлевич Бичурин и барон Шиллинг. Местным пограничным начальником был Петухов, директором кяхтинской таможни – Голяховский. Должность китайского пограничного начальника называлась – заргучей. В Кяхте Бичурин познакомился с Игумновым Александром Васильевичем, переводчиком монгольского языка. Его отец тоже был переводчиком пограничного правления в Кяхте. Он трижды исправлял должность пристава, сопровождающего наши духовные миссии в Пекин. Сам Александр Васильевич был в Китае бессчетное количество раз. Постоянно жил в Верхнеудинске и составлял большой монгольский словарь.
28 ноября 1832 года состоялось официальное решение открыть в Кяхте училище ( до этого был класс на 10 человек). Иакинф Бичурин разработал первую программу изучения китайского языка. Преподавателем стал К.Г.Крымский, студент десятой духовной миссии в Пекин. После он, как бывший переводчик Азиатского департамента, участвовал в переговорах во время экспедиции по Амуру.
Для содействия развитию русско-китайских, русско-монгольских отношений Деспот-Зенович предлагал создать двухступенчатую систему подготовки переводчиков.
В Кяхтинском училище предполагалось преподавать теоретический курс языка и общие сведения о стране изучения в течение года. На второй ступени рекомендовалось, в течение трех лет обучать студентов в Пекине, при российской дипломатической миссии. При поступлении на службу после окончания учебного заведения переводчикам должен был присваиваться классный чин 14-ранга. Рекомендации кяхтинского Деспота-Зеновича, зная о проблеме нехватки грамотных переводчиков, поддержал генерал-губернатор М.С. Корсаков. Но Министерство иностранных дел посчитало, что в настоящее время нет надобности в штатных переводчиках китайского языка, кяхтинское училище вполне справляется с задачей подготовки переводческих кадров. Справлялось пока был жив преподаватель Крымский. Когда его не стало, Кяхтинское училище прекратило свое существование.
Иакинф сделал для себя открытие. Оказывается не только русские интересовались этим краем и местными народами. На берегу реки Селенга уже десять лет как жил английский миссионер Роберт Уайль. Вот у кого «постоянная тяга к чужим краям». Был еще такой англичанин как А. Стейн. Он, правда позднее, собирал в Центральном районе Китая манускрипты и произведения искусств. Через Кашгар и русскую границу, через Ош и Андижан в ящиках отправлял ценные находки в Британский музей. Все это, естественно, шло через Россию без всякой пошлины. Наши цари и пограничные начальники для иностранцев делали все, что они захотят.
В августе 1862 г. пограничный комиссар А.И. Деспот-Зенович представил в Иркутск аналитическую записку «О мерах для сближения с Монголией», в которой определял цель российской политики в регионе – распространение влияния на Китай через среднеазиатские страны и в особенности Монголию, Маньчжурию и Тибет.
Для этого он предлагал, во-первых, поддерживать среди монгольского населения слухи о близости россиян к буддизму. Во-вторых, градоначальник предлагал устранить все препятствия в общении между монголами и бурятами, поддерживать вступление их в родственные отношения, а главное оказывать поддержку буддийскому духовенству. «Кто знает какое почетное место занимают ламы в семействах и как глубоко вошло в жизнь Монголии это безотчетное доверие к духовенству - тот поймет, что действуя на монгольское племя нужно прежде всего иметь на своей стороне духовенство» - пишет он. Тем самым российские власти добьются распространения про российских настроений в монгольской среде. В-третьих, Деспот-Зенович высказывал мысль о необходимости расширения торговли путем отмены пошлин. Он предложил проект реформирования таможенного управления в Кяхте, имеющего своей целью активизацию российского предпринимательства в регионе. Расширение объемов торговли должно было сопровождаться в монгольской среде распространением российского «образа жизни», бытовой культуры.
Предложения Деспота-Зеновича вызвали дискуссию среди членов дипломатической канцелярии. Специалисты поддержали цель, но выступили против мер, которые предлагал автор. Российский консул в Урге, подполковник К.Н. Боборыкин выступил против отмены пошлины на чай, ввозимого в Россию по русско-китайской границе.
Для поддержания доброжелательных отношений с маньчжурскими чиновниками в традицию вошло дарить им подарки. Это были в основном хрустальные изделия, которыми ургинские амбани не пользовались и складывали их в амбары. Роскошь подарков, степень их достоинства для маньчжурских чиновников имели огромное значение. Поэтому Кяхтинская администрация поставила вопрос перед Азиатским департаментом о замене подарков. Например на часы, оружие, металлические изделия, костяные и черепаховые поделки, ларчики, шкатулки, табакерки с музыкой и сюрпризами и т.д. Так как Россия относилась к категории «внешних вассалов», то в азиатском департаменте решили, что посылка вещей в большем количестве чем раньше, может быть расценена китайцами как признание вассалитета. Было решено, что хрусталь можно заменять другими подарками, но их стоимость не должна превышать суммы в 300 рублей. Суммы этой обычно не хватало.
В одном из писем Н. Н. Муравьеву Деспот-Зенович передает слова посланника в Пекине: «В благодарность за присланные вами амбаню Бэйсэ неоднократно подарки, он уверял здесь всех, что мы даем только ничтожные не ценные вещи, весьма скупо, и что у нас дорогих вещей собственного производства почти нет, что лучшие вещи английской работы, что обещанное нами оружие дрянно (при этом он сослался на вооружение пограничных казаков), что больших орудий, таких как у китайцев и англичан у нас нет и пр.».
Далее он пишет по этому поводу: «…что касается подарков, то действительно амбань Бэйсэ прав. Прошлый раз только ценные вещи были подарены ему, когда вы посылали меня в Ургу. Обычные подарки градоначальника состояли всегда в стеклянных вещах, не имеющих решительно никакой цены. Да и можно ли что-нибудь порядочного послать амбаням, когда отпускается только 300 руб. и здесь нет хороших вещей. В прошедшем году я истратил 600 руб. и все-таки, кроме слишком обыкновенного сукна и шелковых материй (которые хуже китайских) я не мог ничего приискать. Из 1000 руб. отпускаемых на пограничные расходы, при нынешних беспрестанных переездах курьеров и посылках ко мне монголов, не только не достает этих денег, но я должен был истратить значительную сумму из собственного жалования.
Откровенно скажу, что все мои серебряные вещи, привезенные с собою, ушли на подарки. Спрашиваю: какая есть фактически возможность доказать, что Россия богата мануфактурными и другими произведениями, когда от представителя ее посылается всякий хлам, собственно по неимению средств. Если они имеют еще не так дурное об этом мнение, то, разумеется, обязаны вашим роскошным подаркам, которые вы при случае делали на границе. Вообще я должен сказать, что при таких усилиях пограничные дела не могут идти. Нужно дать более власти и средств, и определить цель, к которой должно стремиться».
А.И. Деспот-Зенович проявил себя как превосходный администратор и дипломат. Он многое сделал для развития торговых и политических отношений с Китаем. В 1862 г., получив должность тобольского губернатора, Александр Иванович покинул Кяхту. Служебные требования, преследование злоупотреблений и взяточничества вызвали среди тобольского чиновничества и православного духовенства недовольство и интриги против него. Его обвиняли в том, что он, как поляк злоупотребляет своей властью, преследует русских и православных. Это послужило поводом к тому, что в 1865 г. он был вызван в Петербург. Последние годы жизни он был членом совета внутренних дел, где как знаток руководил в министерстве делами Сибири. В течение этого долгого времени он имел возможность вновь выдвинуться на видное положение, особенно когда Министерство внутренних дел возглавил граф М.Т. Лорис-Меликов. Он рекомендовал А.И. Деспота-Зеновича на службу в министерство иностранных дел, но встретил в этом противодействие царя.
В 1895 году Александра Ивановича не стало. Чувствуя себя плохо, он выехал из Петербурга в Крым, проведать своих давних друзей - бывших кяхтинских купцов Токмаковых, живущих в своем имении в Крыму. Там от воспаления лёгких Зенович умер. На могиле умершего кяхтинское купечество поставило памятник с надписью на двух языках - русском и польском, зная его привязанность к своему народу.
В книге «Сибирь и ссылка» Джон Кеннан описывает свое путешествие в русско-монгольский пограничный город Кяхту. «Мы с приятелем нанесли визит пограничному комиссару Сулковскому. Затем посетили китайского губернатора в Маймачене. Нас пригласили отведать чая с цукатами и майгало, или китайской водки. Обед он описал следующим образом:
1. Куски холодного мяса, залитые студнем янтарного цвета, в ромбовидных формочках.
2. Черные грибы неизвестного мне вида.
3. Салат из лука и мелко нарезанной зелени.
4. Лишайник с берез.
5.Тонкие кусочки бледной, непривлекательного вида колбасы из неизвестных компонентов.
6. Вареные яйца в форме небольших ромбиков, кружочков и кубиков, выкрашенные таким образом, что напоминали кусочки сафьяна.
7. Зажаренные докрасна рачьи хвосты.
8. Морские водоросли с длинными листьями необычно зеленого цвета.
9. Волокнистое морское растение, похожее на мелко нарезанную капусту и еще много чего другого. В конце принесли цветочный чай и французское шампанское. Обед занял около трех часов, и в продолжение этого времени каждый гость отведал от тридцати до сорока блюд».
Спустя сто лет праздничные обеды у китайцев так же отличались большим разнообразием. На китайской стороне советские пограничники, приученные к однообразной, и строго рационной пищи, расслаблялись и угощались, иногда во вред своему здоровью. Чай пили постоянно светлый, цветочный с жасмином. Чаще без ничего, иногда с молочными ирисками или с сахаром уездного производства. Один раз мне в молочной конфетке попался белый червячок. Не скрою, закралась мысль. Может хозяева нам просроченный товар подбросили? Не зря же про них есть анекдот:
«Плывут на корабле англичанин, француз и китаец. Англичанин и француз время проводят вдвоем, отдыхают, веселятся, а китайца в свою компанию не берут. Однажды они прилично перебрали и по пьяной лавочке подружились с китайцем. Ощутив к себе внимание и определенное дружелюбие, выпивший китаец растрогался и произнес:
- Раз вы ко мне со всем сердцем, то и я вам по утрам в кофе писать не буду».
На самом деле, у китайцев в то время, в отличие от СССР, когда гвоздь привозили из Москвы в Хабаровск, все товары, за очень редким исключением, производились на месте, в коммунах. Это я к разговору о конфетах, червячках и многом другом. Иждивение, присущее нам, отсутствовало. Их погранпосты не ждали продовольственного снабжения из центра, им только перечислялись деньги, а командиры сами решали, что и где покупать, а что производить самостоятельно. Мы только сейчас, спустя 40 лет пытаемся это организовать и сделать части самостоятельными.
По поводу китайских приемов, есть интересные воспоминания знаменитого государственного и общественного деятеля, убежденного славянофила Павла Николаевича Игнатьева.
Ехал он в Пекин с задачей утвердить подписанные Тяньцзиньский и Айгуньский договора. Вез он в Пекин оружие и офицеров-инструкторов. В состав его делегации входили: секретарь Вульф, гвардии капитан Баллюзек, поручик Лишин, топограф прапорщик Шимкович, переводчик Татаринов. Через границу, благодаря содействию Кяхтинского градоначальника Деспот-Зеновича и пограничного в то время комиссара Карпова, проехали быстро, а вот в Пекине получилась загвоздка.
Драгоманы-миссионеры его сразу предупредили:
- Вам предстоит набраться терпения, ибо китайцы мастера переливать из пустого в порожнее. Они, как и принято, на востоке, любят торговаться.
И действительно, мандарины долго мурыжили Игнатьева беспардонными разговорами. Своей нетерпимостью и даже издевками они, казалось, сознательно вынуждали посла к отъезду.
Отдавая предпочтение церемониям, протоколу, китайцы существо дела как бы отодвигали на второй план. А так ли это на самом деле? Есть над, чем подумать. Может, главным и было «поставить» гостя в унизительное, тревожно-раздражительное положение или вынудить отступиться от выдвигаемых требований, как говорится, «заморить» его. Не зря говорят, - Восток дело тонкое. К этому надо добавить — и древнее.
В эпоху Борющихся (воюющихся) царств — «Чжань го» (369-286 до н. э.) жил известный философ Чжуанцзы ( Мудрец Чжуан). Так вот по поводу переговоров он утверждал следующее: «С соседними царствами следует поддерживать взаимную дружбу, основанную на верности в делах; далеким царствам следует высказывать преданность в речах. Речи должен кто-то передавать, а самое трудное на свете — передавать слова радости или гнева... В радости изливают друг другу слишком много приятных слов, в гневе обрушивают друг на друга слишком много злых слов. Но все чрезмерное безрассудно, безрассудное же не внушает доверия. Подозрения и губят того кто передает речь. По этому в «Образцовых речах» (речи древних царей в «Книге песен» и других конфуцианских сводах) и говорится: «передавай неизменной сущность дела, опускай лишние слова» Соблюдай это правило и возможно останешься цел.
….Ничтожное вначале становится огромным в конце. В словах - ветер и буря, в делах — победа или поражение. … Если никто не осознает, отчего все началось, то кто может знать, чем все кончится?! Поэтому в «Образцовых речах» и говорится: «не отклоняйся от порученного, не настаивай на решении, превысишь меру — доведешь до крайности. Ибо отклоняться от порученного, настаивать на решении — опасно. Ведь благоприятное решение приходит не скоро, а неблагоприятное уже не исправить. Не следует ли быть осторожным?...Самое лучшее - ввериться судьбе, но это самое и трудное».
В результате успешной деятельности Павла Николаевича Игнатьева и губернатора Муравьева-Амурского России удалось заключить с Китаем выгодные Айгуньский и Пекинский договора о границе. По ним к ней отошли большие участки границы на Дальнем Востоке и в Приморье.
В книге Владимира Афанасьевича Обручева «От Кяхты до Кульджи» тоже упоминается комиссар в Кяхте «В Кяхте были закончены последние приготовления для путешествия. У пограничного комиссара я получил китайский паспорт для проезда до Пекина. В качестве переводчика и рабочего был нанят казак Цоктоев, из бурят, бывавший уже в Монголии и ставший моим главным, а иногда и единственным, спутником в течение первого года путешествия.....
Рядом с Кяхтой, на той же речке Грязнухе, сейчас за русской границей расположен китайский городок Маймачэн. В Маймачэне проживал и цзаргучей, китайский пограничный чиновник, но мой паспорт был уже визирован им, и мы его не посетили".
Пожалуй, последним комиссаром в Кяхте был полковник А.Д. Хитрово, который в 1920 году вызвал из Монголии китайские войска и с их помощью прекратили резню, которую устроили перед уходом из города семеновцы во главе с бароном Унгерном.
Унгерн отомстил ему. По воспоминаниям Д.П.Першина, за два дня до ареста Хитрово заходил к нему и рассказывал об ужасах семеновщины в Троицкосавске. Он порицал атаманщину и считал ее причиной краха А.В.Колчака. А.Д.Хитрово принимал участие в решении Троицкосавского городского самоуправления пригласить в город китайцев, чтобы прекратить произвол семеновцев. Д.П.Першин вспоминал, что несколько членов городского самоуправления были расстреляны большевиками за приглашение китайцев. Не избежал этой участи и А.Д.Хитрово, но уже по приказу Р.Ф.Унгерна.