Родинка на левой щеке

Валерий Леонов 2
       Неподвижное лежание в секрете на нейтральной полосе вымотало Павла до предела. Пошевелиться, чтобы хоть немного размять уставшее от неподвижности тело, было опасно.  Третьего дня из штаба полка пришло предупреждение, что на  занимаемом  их батальоном участке  появился  снайпер. Неосторожно высунувшийся из-за бруствера боец был убит наповал. Попадание в голову, аккурат ниже переносицы. Сомнений никаких – так выстрелить мог только снайпер.

       Сильно донимали комары. Забравшись под маскировочную сетку, чувствовали себя хозяевами положения, словно понимая, что человек, лежащий неподвижно, не может прогнать их. Лицо Павла опухло от укусов комаров. Лишь изредка, избегая резких движений, снайпер позволял себе погрузить лицо в мягкий, прохладный,  пушистый мох, обильно росший в месте, выбранном Павлом для снайперской охоты.

       Напарник Павла, лежащий чуть справа и позади, не подавал признаков жизни. Это было хорошо, так и должно было быть. Боец в напарники к Павлу был назначен недавно, неопытный еще, да видно инструктаж  пошел парню впрок, и случай с прежним напарником тому хорошим напоминанием  является. Несколько дней назад подстрелили  напарника, неосторожно выдал себя. Удача, что промахнулся немецкий снайпер, поправку на ветер не учел, или что еще, то – неведомо. Снайперская наука  -  штука сложная и точная, суеты не любит, а любит, наоборот, основательность и расчет. А зачет наука ставит один : либо – точный выстрел, либо приволокут с нейтралки  ночью хладным трупом.  Павел поморщился, вспомнив о подстреленном  напарнике, неприятные воспоминания были совсем ни к чему, пульс снайпера должен быть ровным и спокойным, как в тире на стрельбище.  Никаких посторонних мыслей.

      Передовые траншеи немецких позиций, отсюда, с нейтральной полосы,  просматривались хорошо. Выкопанные немцами прошлой осенью,  теперь , в июне, брустверы траншей  успели прорасти свежей  травой,  кое-где виднелись первые  заполярные цветы. Лето в Заполярье начиналось поздно.

    
     Чуткую, настороженную , обманчивую тишину передовой ничто не нарушало. Казалось, война на время покинула эти места, так безмятежно тихо было вокруг.  Павел внимательно всмотрелся в мелкий кустарник и поросшие травой кочки. Что-то, ему показалось, пошевелилось в траве. Приглядевшись через оптический прицел, Павел  увидел зайца.

      Видимо, с той стороны тоже заметили нарушителя спокойствия на нейтральной полосе. Сначала робко, затем смелее над бруствером показалась фигура немецкого солдата. Наблюдая за зайцем, солдат почти  по пояс высунулся над бруствером окопа.
   - Вижу цель, - прошептал Павел.
  - Цель вижу, - подтвердил напарник.

       Павел прицелился. В оптику хорошо было видно немца. Молодой, белобрысый, белокурые волосы виднеются  из-под пилотки, уши лопоухие торчат, слегка крючковатый нос, родинка на левой щеке , беззаботно смотрит прямо на Павла. Хотя так только кажется , что на Павла,  смотрит на зайца на самом деле.  Ну,  так уж  сложилась  его судьба: смотреть смерти прямо  в лицо…

   - Цель вижу, - повторил напарник напряженным шепотом, не понимая, почему снайпер медлит с выстрелом. 

      Павел и сам не понимал, почему медлит, сознавая, что в любую секунду немец очнется от наваждения и скроется за спасительным бруствером траншеи. Указательный палец Павла привычно приналег на спусковой крючок, плавно, медленно, задерживая дыхание, как учили в снайперской школе,  стал выбирать мертвый ход спускового крючка.

       Внезапно Павел  понял, почему медлил: немец был похож на брата Колю, воевавшего далеко на юге, под Керчью, и от которого давно не было писем,  – те же лопоухие уши, слегка крючковатый нос, родинка на левой щеке. Что-то дрогнуло в душе, рефлекторно, почти не осознавая своего движения, отвел прицел чуть ниже и вправо, и выстрелил, точно понимая, что не смертельно попадает немцу в левую руку, чуть выше локтя…

  - Цель поражена, уходим, - прошептал напарнику.

     В марте 43 года противостоявшие друг другу войска, больше года укреплявшие свои позиции и готовившиеся к обороне, решили проверить прочность  противника. То немцы, то наши локальными наступательными операциями прощупывали оборону, пытаясь отвоевать при успехе господствующую высокую сопку, с которой впоследствии можно было развивать наступление. В одном из таких боев Павел вел снайперский огонь из воронки от разрыва снаряда. Рядом находился ротный командир, наблюдая за ходом боя и давая снайперу цели. Немцы вели минометный обстрел ротных позиций. Одна из мин, ударившись о ствол березы, разорвалась  над лежащими в воронке бойцами. Осколок мины пробил Павлу  шинель, ребра и застрял в легком.

      Павел почувствовал страшный удар в спину, но сознания не потерял. Перебинтовав Павла, ротный спросил:
 - Идти сможешь?  Медсанбат там, - махнул рукой, показав направление.
 Превозмогая боль и головокружение от потери крови, Павел выбрался из  воронки, побрел в тыл. Постепенно силы покидали раненого, сознание мутилось. Добредя до небольшого ручья, через который были переброшены две небольшие жерди, Павел понял, что не сможет перейти ручей. Силы окончательно оставили его, он упал в снег и скоро потерял сознание. Сквозь редкие возвращения сознания он чувствовал продолжение боя. Понимал, что бой идет с переменным успехом, снова впадал в забытье.

       Очнулся от грубого толчка в бок. Рядом стояли двое немецких егерей, смотрели на лежащего русского солдата. Разорванная осколком мины от плеча до хлястика , окровавленная шинель не вызвала у них сомнений в гибели Павла. Один из солдат еще раз пнул ногой тело и произнес :
 - Капут!
 Солдаты ушли. Павел снова потерял сознание.

    Очнулся он от горячего дыхания в лицо. Кто-то облизывал его щеки, нос, лоб. Он приоткрыл глаза. Это были санитарные собаки, они тащили за собой легкую алюминиевую лодочку. Умные, обученные собаки подтащили лодочку к Павлу так, что он смог перекатиться в лодку и снова потерял сознание.  Собаки  доставили  Павла куда следует и очнулся он уже после операции.

     Дальше был госпиталь в далеком тылу, еще несколько тяжелых операций, долгое, трудное восстановление и вердикт врачей: не годен к войне.

     А Павел, честно сказать, не сильно и  переживал: целее буду, да и войне, судя по всему, скоро конец.

     Подлечился, подкормился, получил в военкомате заслуженные орден, да две медали и поехал в родной Ленинград поступать в Кораблестроительный  институт, о котором мечтал еще до войны. Нечего и говорить, что фронтовика, орденоносца приняли в институт, несмотря на основательно забытые за войну школьные предметы…

      Прошли годы.  Отстроились разрушенные войной города, осыпались, заросли травой, молодыми деревьями воронки, блиндажи , траншеи и окопы. Почти не осталось зримых следов войны на земле. Жизнь, всюду новая жизнь.  Павел Андреевич не любит вспоминать о войне, замечает, другие ветераны тоже не хотят вспоминать пережитое. Работает в Гипрорыбфлоте, научно-исследовательском институте Министерства Рыбного  Хозяйства. Начальник отдела строительства новых судов для флота рыбной промышленности. Много судов, сериями по несколько десятков, строит ГДР, Германская Демократическая Республика, если кто подзабыл.

   Переговоры идут второй день, согласование проекта Атлантик -333 идет со скрипом. Министерство настаивает на удешевлении проекта, немцы сопротивляются, настаивая на ранее согласованной смете. Кто бы знал, что пройдет несколько лет и не станет ни ГДР, ни Гипрорыбфлота, да и флота рыбного, советского, мощного не останется, и проект Атлантик канет в лету.

    В немецкой делегации четверо: три инженера и переводчица.  На третий день переговоров решено организовать для немецких товарищей ужин в ресторане, чтобы в непринужденной обстановке попытаться продвинуть контракт, согласовать позиции. Мы соглашаемся на более дешевые отделочные материалы жилых и служебных помещений, а вы на предложенную нами сумму контракта. ( Кто из моряков плавал на этих судах, знает о чем я).

     Павел Андреевич все три дня всматривался в лицо руководителя немецкой делегации Генриха Весселя, не мог отделаться от наваждения, что лицо немца ему как будто знакомо. Вновь и вновь перебирал в памяти все свои поездки в ГДР, на верфь Штральзунда, где строились суда для Союза. Нет, не встречались. Не встречались… Тогда отчего лицо Весселя кажется смутно знакомым. Да и странным кажется, что Вессель понимает русскую речь, хотя и подчеркнуто пользуется услугами переводчицы. Непонятно…

    - Авось после нескольких рюмок языки развяжутся, а там посмотрим,- подумал Павел Андреевич, завязывая свой парадно-выходной галстук, и направился в ресторан.

    
      Решительные ожидания Павла Андреевича оправдались вполне. После нескольких тостов за дружбу между  нашими народами и прочая,  и прочая,  несовпадение позиций сторон было сведено к минимуму. Оставшиеся нестыковки решено было согласовать на завтрашнем заседании, после чего разговор распался на несколько тем:  кто-то стал откровенно ухаживать за переводчицей, кто-то усиленно продолжал укреплять международные отношения, поднимая бокалы, а Павел Андреевич подсел поближе к Весселю и без обиняков спросил:
 - Где учил русский язык?
 - В плену,- ответил Вессель, с изумлением посмотрев на Павла Андреевича. И добавил:
 - Знание русского помогло выжить.
 - Воевал где?- спросил Павел Андреевич .
  - На севере, под Кандалакшей,-  ответил Вессель.
 - Был ранен? – спросил Павел Адреевич ,  уже смутно подозревая ответ,  догадываясь ,  хоть и не складывался пазл,  не получалась картина. Не хватало существенной детали.
 -Был ранен,- как эхо повторил Вессель, вмиг протрезвевший, настороженно вглядываясь в непонятного русского корабела, приставшего с расспросами.
 - Вот сюда, примерно, -указал пальцем Павел Андреевич на левую руку Весселя, чуть повыше  локтя.
 - Да –да, я-я,- в волнении перешел на немецкий обескураженный Вессель,-  Но… Откуда вы можете это знать…,  в меня стрелял русский снайпер…, мне повезло…, видимо,  он плохо прицелился,- запинаясь, с долгими паузами, хватая воздух посиневшими губами, проговорил Вессель.
  - Он хорошо прицелился, - пробормотал Павел Андреевич, искоса всматриваясь в Весселя.

     Сходство было, примерно так мог бы выглядеть теперь, если бы вернулся с войны,  погибший в сентябре 43 года под Смоленском, его брат Николай:  седые волосы, большой крючковатый нос,  мясистые,  развесистые уши, вот только родинки нет на левой щеке.
  - Родинки нет на левой щеке,-  пробормотал Павел Андреевич.
 - Что, что  вы сказали?- спросил Вессель.
 - Родинка, пятно должно быть у тебя на лице, вот здесь, - ткнул себя в щеку  Павел Андреевич.
 - Пятно, пятно, - заулыбался Вессель, - было пятно, удалили хирурги пятно, пять лет назад, канцер, понимаешь?

    В голове Павла Андреевича что-то щелкнуло, он мысленно приклеил родинку на левую щеку Весселя.  Последний пазл встал на свое место. И сложилась картина.  Перед ним сидел постаревший немец из того самого окопа, живой и невредимый.