Оказывается, я когда-то играл на пианино. То ли со скуки, то ли от грусти, не знаю, чего было больше, я начал рыться на компьютере в старых дневниках (всё в них было, как и ожидалось, безнадежным и старым, написанным каким-то другим человеком, которому я бы с удовольствием плюнул в лицо, или же от души пожалел, попытавшись хоть как-нибудь скрасить эту его неправдоподобную тоску по неправдоподобному), так вот, я начал рыться в дневниках и среди них - обнаружил картинку с изображением пианино. Нажал на "плэй", что бы там ни было, и обнаружил там... чьи-то руки. Они зачем-то взметнулись вверх, а затем опустились на желтые клавиши пианино и начали играть. Под шум старой записи зазвучала какая-то мелодия. Похоже, эти руки были моими. Во всяком случае, пианино я узнал, и фон - обои, еще старые, в моей комнате. Оно до сих пор тут стоит пылится. А кто еще, кроме меня, мог зайти в мою комнату и зачем-то записать эту мелодию? я такого не знаю. Не узнал я сразу и мелодии, звучащей на трёхминутной записи, обрывающейся внезапно. Сначала подумал, что что-то похожее на Шопена, но нет, сразу отбросил это предположение как кощунственное. Прислушался - Ян Тирсен. Да! Это он, старый бродяга! Тот самый, что написал еще всю музыку к Амели. Выходит, это играл я, сам не припоминая такого события. Ну что ж, оказывается, я когда-то играл на пианино.
Ну "играл" - это будет, безусловно, громко сказано. Во всяком случае - для записи вовсе не годится. Не годится то- негодится, но почему-то от прослушанной мелодии вдруг стало так грустно. Как-будто мне играл какой-то до боли родной человек из далекого прошлого. И мы с ним, быть может, даже были тогда хорошими друзьями. И вот я забыл о нём. Совсем забыл на целых сколько-то там лет! И сколько всего изменилось за это время. И даже руки его - теперь уже совсем не мои. Чем-то похожи, да и только. Вспоминаю, мы с ним писали тогда стихи. Они уносили нас на вершины заоблачных далей, к багряным закатам и оглушающим своей тишиной сумеркам. На крыше дома мы читали с ним книги, глядя как быстро созревают соседские сливы. Как прямо отсюда же фотографировали бегущие по небу фиолетовые облака посреди жаркого летнего полдня! Облака были похожи на далёкие горы, и так всегда хотелось однажды там побывать.
А потом - не знаю как так получилось - я забыл о своём друге. Мы расстались. И вот теперь вдруг - я натолкнулся на картинку из далекого прошлого. Щелкнул по ней, еще не зная, что передо мной появится. А появился он, играющий простую грустную мелодию французского композитора. И сделалось оттого мне так грустно, что и словами не передать. Мы больше никогда не встретимся с ним... Не будем вместе такими счастливыми дураками... Не будем мечтать о самой Красоте, о еще туманном утре, когда все спят и можно залезть на крышу и мечтать там о необыкновенных девушках со светлыми глазами. И так, что одна - непременно лучше другой! И лица всех нам улыбаются, и грустят вместе с нами самой печальной, какая бывает, сумеречной грустью. Но потом мы им сами улыбаемся, и вот они уже вновь веселы! И день разгорается, и такой, казалось бы, густой и вечный туман легко разгоняет летний ветер! Мы слазили с крыши и бежали на пыльную площадку, гонять в футбол. И так проходили день за днём, день за днём, пока мы вдруг не расстались. И я не помню точно, в какой это день случилось. Как и не помню почему оборвалась та запись мелодии. Может, просто закончился заряд батареи, кто знает? Я не знаю. Как не знаю и то, отчего так грустно было услышать эту мелодию. Может, сама мелодия была просто грустной... Может быть...