(из цикла "Госпожа Журавлёва")
- Алло, можно заказать у вас массаж спины и шеи на дому? – говорит Любовь Петровна в телефонную трубку. – Замечательно, спасибо. Запишите адрес. Сколько будет стоить? Хорошо, жду.
Вскоре в дверь уже звонят.
- Как вы быстро! – восхищается Любовь Петровна, впуская в прихожую высокую стройную шатенку в костюме из чёрной блестящей кожи – облегающих брючках и безрукавке.
- Распишитесь за вызов, - с порога требует гостья, и Журавлёва не глядя ставит свой вычурный бухгалтерский автограф на зеленоватом бланке.
В руке кожаная пришелица несёт никелированный чемоданчик. Её кукольное личико густо, до неестественной белизны напудрено, ярко накрашенный хищный рот кажется ядовито-красным, словно у напившейся крови вампирши.
- Снимайте платье и бюстгальтер, ложитесь на живот, - командует шатенка. – Чулки и трусики можете пока оставить. Меня зовут Инесса, я буду обслуживать вашу заявку.
Стянув платье и лифчик, Любовь Петровна ложится на тахту лицом вниз, оставшись в мини-трусиках абрикосового цвета и сетчатых тёмных чулках. Оттопыренный пышный зад колышется, будто шапка пены на гигантской пивной кружке.
- Приступим, пожалуй, - шатенка Инесса раскрывает чемоданчик.
Дальше происходит непонятное. Вместо того чтобы заняться массажем, визитёрша оседлывает беззащитную спину Журавлёвой, достает из чемодана мягкий целлулоидный кляп, умело запихивает его женщине в рот и пристегивает ремнями к затылку. Пластиковая пряжка защемляет несколько прядей волос в белоснежной гриве Любови Петровны.
В следующий миг из чемодана появляются стальные наручники и зажимы-кандалы для лодыжек. Милицейским приемом Инесса выворачивает руки изумлённой и растерянной жертве, заковывает ей запястья в наручники, широко разводит полные ноги в капроне и прикрепляет цепями за лодыжки к тахте.
«Что это значит? – в панике думает Любовь Петровна, ёрзая на животе и морщась от боли. – Какой-то странный массаж, в наручниках! По-моему, она не та, за кого себя выдаёт. Неужели грабительница?»
Любовь Петровна издаёт протестующее урчание, но кляп его благополучно глушит. В упругой целлулоидной груше сделаны мелкие отверстия для воздуха – на случай, если пленница не сможет дышать носом. Смерть от асфиксии Любови Петровне не угрожает, однако визжать и кричать с кляпом во рту нельзя.
Шатенка Инесса роется в никелированном чемоданчике, оттуда доносится зловещее звяканье. Любовь Петровна безуспешно пытается подняться на колени, хотя прекрасно знает, что для таких упражнений её таз слишком тяжёл. Встать со скованными руками - нечего и надеяться.
«Оставь надежду, всяк в цепях лежащий… Блин, я даже удостоверение личности у неё не спросила, кошёлка глупая! Что делать, боже ты мой?!»
Распятая на тахте Любовь Петровна пучит глаза с потёкшей тушью, стонет и ворочается. Руки и ноги схвачены стальными браслетами, кляп засажен в рот плотно и крепко. Ремни, стягивающие лицо, не позволяют вытолкнуть дырчатый шар языком.
Вынув замысловатую тонкую плётку, Инесса размахивается и начинает драть обездвиженную жертву по аппетитно выставленному заду. Любовь Петровна воет в нос.
- Получай, стерва, получай, проститутка, - с наслаждением приговаривает садистка Инесса, полосуя ягодицы и спину пленницы. – Шлюха толстая! Корова в чулочках! Тебе нравится? Не слышу! Ну-ка, помычи, тёлка безрогая!
К концу экзекуции Любовь Петровна уже не воет, а повизгивает обиженной собачонкой сквозь глубоко утопленный кляп, по её щекам бегут слёзы. Напоследок Инесса обжигает плетью пленницу прямо между ног, и Любовь Петровна чуть не сходит с ума от адской боли, смешанной с острым сексуальным удовольствием.
- Теперь самое сладкое, - воркует Инесса. – Десерт для нашей проституточки!
Из чемоданчика она извлекает вибратор чудовищных размеров и спускает с поверженной Любови Петровны мокрые трусики. Прибор тихо жужжит, раздвигая набухшие от желания складки тайной плоти. Упругая насадка касается возбуждённого язычка клитора, щекочет слизистые ткани... о, как стыдно, мучительно и приятно!... разум пленницы негодует, зато скованное тело радостно докладывает о готовности к половым удовольствиям. Вибратор начинает медленное движение в дамскую глубь.
- Нмуму-муу-уу!
Дрожащая от сладкой пытки женщина давится восторгом, слезами и кляпом. Горячая волна пронизывает Любовь Петровну от копчика до затылка, клубятся мурашки на внутренней поверхности ляжек, кровь ударяет куда-то в межбровье. Прибор усиливает нажим. Одуревшая Журавлёва совой ухает в пластиковый ком во рту, колотится раздутыми щеками о тахту, дёргается и ревет белугой. Между ног у неё течет и брызжет, словно миксер опустили в ягодный сироп и включили обороты на максимум.
Вдоволь поиздевавшись над пленницей, Инесса смотрит на изящные часики, вытирает влажной салфеткой нагревшийся вибратор, расстегивает ремни кляпа и снимает с Любови Петровны натёршие кожу оковы.
- Полчаса, как вы и просили в заявке, - невозмутимо говорит она трясущейся от злобы и кайфа хозяйке. – С вас десять тысяч рублей.
Несчастная Любовь Петровна задыхается от гнева. Хочется встать и измордовать нахалку, но затёкшие конечности сводит судорогой, в закоулках полного тела до сих пор аукаются отголоски сексуального наслаждения, а мышцы цепенеют и бунтуют против резких движений.
- Какие на хер десять тысяч? – сипит она занемевшими от кляпа губами. – За то, что ворвалась, надела наручники, выдрала плёткой и трахнула меня своей жужжалкой? Ах ты!... Я сейчас же звоню в полицию! Посмотрю как тебя в наручниках отымеют!
- Минутку! - рыжая вампирша Инесса укладывает в чемодан пыточные принадлежности. – Вы позвонили и сделали заказ в нашей фирме интимных услуг «Седьмое небо», правильно? Вас зовут Герасименко Венера Леонидовна, тридцать пять лет, проживаете одна, территория свободна…
У Любови Петровны, лежащей на тахте, словно груда грязного белья, начинается тихая истерика. Она вцепляется побелевшими пальчиками в край кушетки.
- Копия заявки у меня с собой, - продолжает Инесса. – В заказе вы просили, чтобы наша сотрудница пришла, заткнула вам рот, надела наручники, выпорола плёткой и совершила с вами половой акт с использованием вибратора… Вы же сами мне расписались у входа? – она машет зеленоватой бумажкой. - По вашей просьбе вас должны были полчаса мучить, подвергать порке и сексуальному насилию, обзывать шлюхой, стервой и проституткой…
Захлопнув чемоданчик, рыжая «массажистка» промокает вампирские губы платочком.
- Свою часть обязательств я выполнила. С ценой в десять тысяч вы были согласны, ко мне претензий быть не может. Всё честно.
- Я никакая не Венера Леонидовна! – вопит с тахты Любовь Петровна, поняв, что случилась нелепая ошибка. – Меня зовут Журавлёва Любовь, тридцать четыре года! И не звонила я ни в какое «Седьмое небо», и не просила заковывать меня в наручники! Я массажиста вызывала! Обыкновенного, мать его, массажиста!
Охнув, она потирает иссечённую поясницу. Зато теперь и нахальная Инесса меняется в лице.
- Ч-чёрт!... – кожаная красотка сверяется с бумагой. – Адрес: улица Космонавтов, дом сто четыре, корпус два, квартира пятьдесят семь?
- Это корпус один, дура! – разъярённая Любовь Петровна швыряет в садистку тапком.
От тапка сотрудница «Седьмого неба» уворачивается, но отчётливо конфузится.
- Майн готт, вот это накладочка вышла! Прошу прощения, Любовь Журавлёва, - Инесса задумчиво наматывает на пальцы распущенную рыжеватую прядь. - Мне прямо неловко. К сожалению, у меня нет с собой денег на моральную компенсацию…
Кипя от возмущения, Любовь Петровна с превеликим трудом садится на распухшие ягодицы, спускает с тахты ножки в пикантных чулках. Сквозь сито тёмного капрона на ляжках горит румянец от плётки, между бёдер хлюпает и пахнет горячим, только снятым с огня любовным эликсиром. Госпожа Журавлёва в точности не знает, как должен пахнуть любовный эликсир и варят ли его на огне, но после хорошего секса её собственный аромат именно такой - пряный, дерзкий, манящий запах довольной самки.
- Ни хрена себе массажик выпросила... - растерянно бормочет Любовь Петровна.
Ситуация с неточным адресом выглядит глупо. Обе женщины неловко замолкают, потом вдруг прыскают. Ну а что делать, реветь теперь, что ли?
- Может, вас устроит баш на баш? – вдруг предлагает Инесса. - Я разденусь догола, отдам вам наручники, кляп, вибратор и плётку... Там есть и другие классные штучки. Разрешаю вам пытать и насиловать меня те же полчаса. Вообще-то я по темпераменту актив, а не пассив, но признаю свою оплошность и согласна понести сексуальное наказание.
Инесса кладёт себе ладонь между ног.
- Честно говоря, я так возбудилась в этих тесных леггинсах. Сырая, хоть выжимай! Хочешь меня потрогать?
- Ну тебя в жопу! – рявкает Любовь Петровна. – Лучше намажь меня чем-нибудь, где отхлестала. Что я дочери вечером скажу?
- Милочка, я не первый год чищу задницы озабоченным клиентам, - усмехается Инесса. - Рубцов не оставляю, если нет особого заказа. Эта тридцатидюймовая плёточка сделана из натуральной бычьей кожи и пропитана японским обеззараживающим смягчающим бальзамом из цветов хо-куцу. Пятьсот баксов стоит, чтоб ты знала. У фирмы «Седьмое небо» всё на должном уровне! Твоя замечательная сдобная попа покраснела, но скоро пройдёт. Кстати, против целлюлита порка даже полезна. Кровь разгоняет.
- А бальзама на спирту у тебя не найдётся? – хмуро, но с надеждой спрашивает Любовь Петровна. – Во рту всё пересохло. И хрен с ней, с компенсацией.
- Чудесная мысль, зайка! – Инесса с облегчением тянется к чемоданчику. – Наша компания дорожит своей репутацией. Если ты нажалуешься, с меня вычтут гигантский штраф за путаницу в адресе… Тем более, за ТАКУЮ специфическую услугу, ха-ха! В общем, смотри сюда. В рабочем наборе кроме кляпов, щипцов и наручников я обязательно держу бутылку марочного коньяка и бутылку шампанского. Считай это бонусом от «Седьмого неба».
Она изучает содержимое никелированного ящичка.
- О, даже пакет свежей клубники завалялся! И киви. Знаешь, Люба, у некоторых клиентов до того идиотские фантазии…
- Пошли, на кухне расскажешь, за бокальчиком! – оживляется Любовь Петровна, охочая до дармовщинки. – Лимончик порежу, шоколадку съедим…
- Может, я тебе бутылку оставлю и пойду? – Инесса смущённо глядит на золотые часики. – Где-то в соседнем корпусе несчастная Венера Леонидовна Герасименко страстно мечтает о вибраторе и наручниках. У меня столько вызовов… Извращенцев в городе – тьма, представляешь?
- Никаких «пойду»! – кричит Любовь Петровна, накидывая халат. – В одиночку пить не буду. Выпорола, изнасиловала, теперь ещё посидеть со мной в падлу, да? Позвоню вот и нажалуюсь твоему начальству! Вздрючат, как сидорову козу, лахудра рыжая.
- Я тёмно-каштановая, - обижается Инесса, но крыть ей нечем и она плетётся следом за хозяйкой.
В коридоре она отвлекается, набирая чей-то номер.
- Николь? Спасай меня, маковка. Переадресуй заказ на Космонавтов, сто четыре?... Номер заявки двенадцатый… Да, для Герасименко… Хоть кому отдай, на своё усмотрение!... Только пусть корпуса не перепутают, поняла? А то натянут задницу, да опять окажется - не той… ха-ха-ха! Нет-нет, ничего… всё в порядке. Просто горю, Николь, траблы конкретные! Должна буду. Спасибо, целую.
- Уже двенадцать заказов за сегодня? – с благоговением спрашивает Любовь Петровна, вытаскивая лучшие рюмки.
- На удивление вялый денёк, - скромно говорит Инесса. – Фригидный народец пошёл, одну порнуху смотрят.
Вскоре женщины сидят за столом подругами не разлей вода. После третьей рюмки Инесса перестает косить глазом на часики, а Любовь Петровна подливает и подливает халявный элитный «Реми Мартин», радуясь новой интересной собеседнице.
- Давай, Инка, выкладывай. Ни разу про твою работу не слыхала, - допытывается она. – Я по жизни в бухгалтерах кручусь, цифры да отчёты. Тоска зелёная!
- Мне грех на скуку жаловаться, - откровенничает поплывшая работница интим-услуг, опрокидывая очередные «двадцать капель». – Но это смотря по виду заказа. Одно дело – сегодняшний, с которым я к тебе не по адресу попала…
Подмигнув, Инесса тащит к себе салат.
- Повезло тебе, Любушка, что неизвестная нам Герасименко Венера, дай ей Бог здоровья, скромницей оказалась. Захотела наручники, плётку и «трах» вибратором – всё оптом на полчасика. Кошкины слёзы, блин! А вот вчера я обслуживала некую мадам Колесникову, пятидесяти одного года. Умотаться! На три часа повесила её за руки, и чего только не вытворяла, согласно оплате и прейскуранту. Окажись там ты, невинная бедняжка, - от ума бы отстала! Зуб даю.
Женщины пьяно хохочут и стукаются лбами в знак дружбы.
- Я уже говорила, что предпочитаю активный секс, - продолжает Инесса, вновь подставляя рюмку. – Но бывает форс-мажор. Например, в прошлую субботу все «пассивки» из фирмы на вызовах работают, и звонит диспетчеру богатенький Буратино, Антон Константинович. «Хочу над медсестрой поизмываться. С детства фобия к больницам, белых халатов боялся, теперь отомщу!» Ничего не попишешь, собрала весь инструмент, что он просит, поехала. Постучала, вхожу. Надела белый латексный халат, шапочку с крестом, белые колготки. Приглашает он меня в комнату, там натуральное гинекологическое кресло, только с ремнями. Привязал меня к нему Антон Константинович и давай пытать! Я терплю, сценарий заказанных издевательств в уме повторяю. Это было… это есть… это оплачено… Стоп! Вот о таком трюке мы не договаривались, Антоша-дорогуша! Два часа меня мочалил, под конец в раж вошёл, заткнул кляпом рот и чуть не изнасиловал в кресле. а это запрещено. Секс с сотрудницами – строго через особую договорённость, тариф от штуки баксов. Причём там совсем другие девчонки работают, я чаще по поверхностным пыткам. Сама насилую, меня - нельзя.
- И как выкрутилась? – возбуждённо наклоняется Любовь Петровна. – Ты же связана, рот заткнут, чем помешаешь? Изнасиловали?
- Опомнился Антон Константинович, опомнился и извинился, - ухмыляется Инесса. – Само собой, всегда есть риск, что изнасилуют, если свяжут. Башню сносит у клиентов. Заводить мы умеем, но выходить за рамки договора не смей. В моём чемоданчике - встроенный видеорегистратор. Звонок в диспетчерскую тоже записан, слово в слово, подпись клиента в договоре стоит…
Спохватившись, она бежит за чемоданом, вынимает злополучную заявку, подписанную Журавлёвой, и рвет в клочья.
- Н-да, производственный брак налицо… Так вот, если клиент позволит себе лишнее - наша служба охраны и юристы тоже не зря хлебушек едят. Упекут нехорошего человека за решётку, согласно уголовному законодательству России, поняла, Любушка?
- Сколько же ты за свою работу получаешь, Инка? – Любовь Петровна в очередной раз наполняет стопки, разламывает шоколад.
Женщины чокаются.
- У меня сдельная, - Инесса жует шоколад и бубнит с набитым ртом. – Вот «твой» заказ… то есть, тьфу, заявка Герасименко Венеры Леонидовны, десять тысяч стоила. Из них двадцать пять процентов моих. Есть услуги и по пятьдесят штук, и по сто… Короче, в смену от тридцати тысчонок доход имею. Работа - по полсуток через двое.
От жадности Любовь Петровна давится лимоном и коньяком. Бухгалтер со стажем, она подсчитала выручку Инессы за доли секунды.
- В душу мать!.. Триста тыщ в месяц за поротые жопы! Я при сорокачасовой неделе «полтинник» на круг получить не могу! Зрение над отчётами порчу, мат-т-териальную отвест-тст-вность несу за чужое бабло, селёдка офисная!
Сама того не ожидая, по наитию она выпаливает:
- Инка, ты мне друг? Замолви словечко? Ух, я бы в «Седьмом небе» поработала!
Инесса поощрительно мерит взглядом крупную фигуру Любовь Петровны, лицо, бюст, сдобные ляжки под наброшенным халатом.
- Так-то ты фактурная, рыбонька, - кивает она. – На тридцатилетних спрос нормальный. У нас старшей, Марианне, под шестьдесят. Бабуля вообще нарасхват, и постоянные клиенты есть. Но учти: без подготовки никого не берут. Сначала курсы садо-мазо за свой счёт. Научат правильно плёткой махать, красиво пытать без синяков, качественно связывать, «ласточки», «лягушки» клиентам делать, вибратором работать и прочее.
Инесса загнула один палец и берется за второй:
- Следующее – режим дня. На смене алкоголь не пить, это я сейчас с тобой расслабилась. Соблюдать диету, не жрать остропахнущие продукты, чеснок, разную там морковь по-корейски - клиенты этого не переносят. Дальше: не экономить на парфюме! Следить за фигурой, кожей, растяжку суставов делать, гимнастику.
Инесса загибает третий палец:
- Косметика, приличная одежда, сексуальное бельё, колготки, сапоги – за свой счёт! Это кроме латексных ролевых костюмов – Золушек, медсестёр, Красных Шапочек, они казённые. К стоматологу – не реже раза в месяц! Зубы отбелить, вылечить - тоже за свой счёт. Я на всю эту радость ползарплаты спускаю.
В голубых глазах Любови Петровны щёлкают цифры, словно в окошке арифмометра.
- Ёлки-палки, даже обидно, - жалуется она. - Меня за тридцать четыре года столько мучили, что давно миллионершей бы стала!... Слушай, а закурить у тебя есть? После рюмочки дымок пустить – святое дело.
Инесса элегантно выкладывает невообразимо дорогую пачку «Блэк-энд-Голд», подносит собеседнице музыкальную зажигалку. Любовь Петровна с трепетом и завистью осматривает чёрную сигарету с золотым обрезом, похожую на женский косметический карандаш. Выпускает тонкий дым из породистых ноздрей, и душевный разговор течет дальше.
***
- Сходно живёт ваша секс-индустрия, ха-ха-ха!... Например, взять случай, как по-дурацки меня в семнадцать лишил девственности деревенский ухарь Васька Рубаков, - грузная Любовь Петровна мечтательно ударяется в воспоминания. - Дружили мы с Васькой. На одном из свиданий он заманил меня полежать в стоге сена. Пришлёндала я на встречу причепуренная, наглаженная, платьице в обтяжку – пуп едва закрывает, на ногах фирменные колготки дорогущие, полстипендии за них заплатила!
Ну, легли в сено, обжимаемся с Васькой. Дальше объятий у нас ещё не заходило. Тут он говорит:
- Смотрел недавно заграничное эротическое кино. Там парень с подругой в койку завалились, он ей колготками руки за спину связал! А я ни разу живой девки связанной не видел. Давай попробуем?
Я из любопытства согласилась, колготки новенькие стянула. Рубаков мне ими запястья за спину скрутил, крепко, на совесть. Пообнимал ещё и продолжает:
- Во, Любка, вспомнил! Он потом в кино трусы с неё снял и рот заткнул!
С этими словами, падла, сдёргивает с меня трусики шёлковые, розовенькие, комкает, засовывает мне в глотку.
Я вдруг соображаю, что кричать теперь не могу, и руки связаны. А Васька-недоносок добавляет:
- Вот тогда, Любка, он её отымел по полной программе! Надо и нам с тобой, чтобы похоже было. Ага?
Я: бу-бу-бу себе в кляп, прямо как тебе сегодня, когда ты мне вибратором между ног полезла. Отползаю, коленками отпихиваюсь, руки хочу из-за спины освободить… и в то же время помню, что колготки-то дорогие, рвать жалко до слёз!
- Молчание – знак согласия! – говорит тогда Рубаков, и принимается за дело.
В общем, пока я между колготками и девичьей невинностью выбирала, Васька времени не терял. Задрал платье и изнасиловал меня, клушу доверчивую! На том отношения и прекратились.
***
Шатенка Инесса чуть не валится под стол от смеха. Она икает, машет рукой и демонстрирует «лайк» собутыльнице.
- Тебе ржач, а у меня на тот момент - единственные колготки на выход были! – сердито рявкает Любовь Петровна. – Зажрались вы тут, жизни колхозной не нюхали!
Нетвёрдым движением она стряхивает пепел в коньячную пробку.
– Слушай дальше. Первый муженёк мой Степан ещё хуже зверем оказался. Только и хорошего в нём было, что красивая фамилия Журавлёв - девичья Курахова мне сроду не нравилась. Стёпка высоченный был, здоровый, угрюмый… Ухаживал как полагается, с цветами, с конфетами, пальцем не трогал до свадьбы. Я его любить не любила, но подумала, что мне, слабой женщине, будет на кого опереться в жизни. Стёпка ни Бога, ни чёрта не боялся, самый сильный в округе был, годовалых быков на плече таскал.
Нашла я себе крепкое плечо, дура периферийная… Вскоре после свадьбы Степан характер показал. Запретил краситься, мини-юбки носить, даже с мужиками на улице разговаривать. А я же молоденькая, полненькая, аппетитная, как не принарядиться, в короткой юбке ножками на работе не сверкнуть?
Тут он мало-помалу и озверел, мой Стёпочка! Начал колотить, колготки и лосины ножницами резать. Меня на ночь связывал и в амбаре запирал, голую и за руки подвешенную, с кляпом во рту… Всё припоминал, что я ему не девочкой досталась. Если из дому отлучался – сковывал мне ноги собачьей цепью с навесными замками на лодыжках, чтобы только мелкими шажками ходила. То есть по дому ещё ковылять можно, стряпать-убирать, а далеко не убежишь!
Я и цепь проклятую перепиливала, и скрывалась от него, ирода, по соседним деревням, с дочкой Ленкой на руках. Стёпка пуще того сатанел. Не дом, а тюрьма центральная! Вечно я изнасилованная, вечно в синяках и связанная где-нибудь в погребе мычу в тряпочку.
Как-то сдуру он решил допросить меня: не гуляю ли я с главным инженером колхоза? Хотя я доказывала свою невиновность, как могла, Стёпка сорвал с меня платье, трусики, колготки, привязал голой к верстаку в гараже и сунул между ног провод от мотоцикла. А сам давай по заводному рычагу ногой топать! При каждом «топе» искра зажигания била мне током, аж в зубах отдавалось и в глазах мутнело.
Словом, пока этот идиот по пьянке на мотоцикле не разбился, лет пять жила в таком замужестве.
***
Любовь Петровна ненадолго прерывается, чтобы шумно заглотить порцию вкуснейшего «Реми Мартина» и закусить клубничкой из пакетика.
- Потому-то ты быстро успокоилась, когда я тебя из наручников выпустила, - усмехается специалистка «Седьмого неба». – Иммунитет после мужа остался? Индивидуальная стойкость к мазохизму? Твоё здоровье, Любушка, и прозит! За свободных женщин!
Опьяневшая Журавлёва уже невнимательно слушает рыжеватую Инессу.
- …От ментов я тоже натерпелась. Когда в город переехала, сдала на водительские права. Сейчас многие женщины сдают, верно? Купила себе «Ладу-семёрочку» для начала. Поехали мы на зимние праздники с подружкой Веркой Зарецкой за город на дачу. Она - на своей «Ауди», я - на «семёрке», водительской сноровки набираться.
Кто-то из нас правила нарушил, уж не знаю кто. За нами погнались гаишники. Я на дорогу смотрю, Стасика Михайлова слушаю, даже не слышу, что они сзади сигналят. Вдруг – бац! Машину заносить начало. Оказалось, мне колесо прострелили, дебилы! Решили, что я хочу скрыться от правосудия. Дала по тормозам, поневоле остановилась.
Мне и рта не дали раскрыть. Мент из патрульной машины подскочил, выволок из «семёрки» за волосы, заломил назад руки и оттащил на обочину, будто я злостная нарушительница или бандитка какая-то! На обочине стоял дорожный знак. Как сейчас помню: «Обгон запрещён». Прежде чем я очухалась, мент завернул мои руки за знак и сковал кисти наручниками, прямо поверх перчаток. И кричит напарнику:
- Эта гонщица никуда не денется, поехали за следующей!
Они врубили сирену и погнались за Веркой, которая уже вперёд уехала, а я осталась стоять прикованной к железной холодной опоре, представляешь? На улице, между прочим, был декабрь, минус десять градусов. А я – только что из тёплого салона, с непокрытой головой, в тонких кожаных сапогах и куцей дублёнке до бёдер. На ногах капроновые колготки, под ними лишь кружевные трусики с ежедневной прокладкой – и всё!
Через несколько минут я начала замерзать. Потные лайкровые колготки пристыли к разгорячённым ляжкам как звенящий панцирь, под подол дублёнки задувал противный ветер. Волосы потихоньку превращались в сосульки, липли к вискам, губам и лбу. Я ворочалась возле треклятого знака, утаптывая каблуками снег, но сделать что-либо была бессильна.
Мимо пролетали всякие машины. Некоторые даже сигналили симпатичной девчонке, неизвестно зачем подпирающей спиной дорожный знак. Внезапно мне стало по-настоящему не по себе. А если кто-нибудь возьмёт и притормозит? Чего доброго, за девицу лёгкого поведения примет? «Плечевую», или как их там… И увидит, что красотка с голыми блестящими ляжками напрочь прикована к столбу за руки?
Бери и владей! Трасса загородная, кругом глухой лес… Меня тут изнасилуют в два счёта, пока дураки-менты за Веркой гоняются!
Я выла от страха, ругалась в пространство и тёрлась спиной о столб, но вырвать запястья из стальных зажимов - затея безнадёжная, уж поверьте опытной женщине. За те пятнадцать минут, пока гаишники не вернулись, я едва не рехнулась, представляя, что со мной могут сотворить проезжающие водители.
Гаишники вернулись раньше. В салоне на заднем кресле у них сидела пойманная Верка Зарецкая - тоже в наручниках за спиной, с задранной до пояса юбкой и злая как чёрт. Видимо, Верка сопротивлялась, потому что коленки в чёрных колготках и щиколотки ей туго перетянули форменными милицейскими ремнями, а в рот вместо кляпа засунули её собственный берет.
Меня затолкали на сиденье рядом с Веркой, продели мою левую руку через её правый локоть и снова застегнули наручники. Мы оказались сцеплены локтями, словно сиамские близнецы. Нас увезли в город, заставили проверяться на алкоголь, составили протокол на обеих и долго-долго унижали, не снимая наручников целых три часа.
Подоплёка дела была нам понятна. Гоблинам в погонах взбрело в голову, что раз мы ярко накрашены и держим ноги напоказ, значит мы - проститутки. Они прямым текстом требовали от нас с Веркой сексуальных услуг в обмен на полную свободу и прощение. Но мы из принципа на них забили. Отпустили нас почти ночью.
Я всегда знала, что умных в милицию не берут. Если Верку Зарецкую на четырёхлетней «ауди» с натяжкой ещё можно принять за шлюху, то ко мне-то на отечественном «тазике» какие претензии? Запомните, на тухлых «Ладах-семёрках» ездят только гордые и честные женщины. Даже если на них мини-юбка!
***
Любовь Петровна мотает кудлатой белокурой головой и опрокидывает рюмку, не дожидаясь ответного жеста Инессы.
- Я без тоста не могу, - укоряет новоявленная подруга, взболтав янтарную жидкость в бутылке. – Ну-у-у, Петровна… за гордых и честных женщин! И за твой корпус номер один!
- Выкуси, «номер один»! У меня корпус – пятый размер! - обиженно вопит опьяневшая Любовь Петровна и в доказательство распахивает халат, завалив грудью добрую половину стола.
- А на службе как надо мной измывались? – с надрывом заводится Любовь Петровна, почёсывая зудящую ляжку в чулке. - Нелегко работать в бабском коллективе, Инка, чтобы на тебя коллеги не начали крыситься. Взять отдел бухгалтерского учёта в компании автоперевозок, где я продержалась полгода. Отдел молча ненавидел меня за всё понемногу. Что я натуральная блондинка, что обладаю сдобной приятной фигурой, что люблю шикарную косметику и обтягивающие юбочки, сквозь которые каждую нитку на трусах пересчитать можно… И за то, что все мужчины на меня облизываются, в том числе начальник.
Ух, они мне мстили, злопамятные суки! Однажды они вдруг обвинили меня, что я подделываю платёжки и в кассе из-за этого недостача.
Мне ни слова не дали сказать в своё оправдание. В обеденный перерыв бабы закрыли наш кабинет изнутри, скрутили мне руки и решили пытать, пока не сознаюсь.
Наташка Саганбеева сбегала в секс-шоп на углу и срочно купила три пары наручников. С меня сняли юбку и силой усадили в офисное вертящееся кресло. Я осталась в пурпурной кофточке, трусиках, высоких ботинках и шоколадного цвета колготках. Мне сковали руки сзади, за спинкой кресла, широко раздвинули ляжки и забросили ноги на подлокотники. Лодыжки приковали к подлокотникам наручниками прямо поверх ботинок. Я сидела распятая, не могла даже пошевелиться, только твердила, что не виновата.
Эти садистки подвели ко мне пучок проводов от коммуникатора и приклеили оголённые концы скотчем к самым нежным частям тела. Первый провод прикрепили к нижней губе, второй к мочке левого уха. Спустили с меня лифчик, третий и четвёртый провода присоединили к напряжённым от боли соскам. А пятый… пятый наклеили между ног, прямо на интимное место, к влажным колготкам!
- Колготки у неё сырые, ток пробьёт! – со знанием дела заявил кто-то.
Чтобы я не орала на всю контору, мне в рот сунули мою же юбку. И принялись методично набирать с сотового телефона наш рабочий номер!
Звонки шли и шли, электрические импульсы по проводам щипали меня за нижнюю губу, соски, ухо и между ног. Они в телефоне слабенькие, но представьте себе, что ток размеренно бьёт по нервным окончаниям с интервалом две секунды. Страшная мука! Я хрипела в кляп, рвалась из наручников и проклинала всё на свете.
Время от времени мне говорили: «Признайся, что из кассы воруешь?» Я отрицательно мотала головой. Бабы с ухмылками вновь набирали номер. Так меня истязали весь обед.
***
- Ты мне главное скажи: воровала из кассы или нет? – требует Инесса и тоже закуривает «Блэк-энд-Голд».
Любовь Петровна жахает кулаком по столу.
- Хрен там! Недостача действительно была, но я тут ни при чём. Да, я простая русская баба, а не ангел. Могу смухлевать в товарно-накладных, если само в руки просится. Только в тот раз меня безвинно заподозрили, Инночка.
- Убить сучек мало! – резюмирует специалистка «Седьмого неба». Её жёлтые кошачьи глаза плывут, помада на вампирском рту размазалась. – Валяй ещё что-нибудь! Стоп! Сначала – по маленькой за… дебет с кредитом.
- У меня дебет с кредитом всегда сойдутся, ни единый гад ещё не поймал! – гордо сообщает Любовь Петровна, быстро отлучившись в туалет и усаживаясь обратно. - На другой работе, по-моему, в ООО «Евро-люкс» я тоже столкнулась с извращенцами. В кабинете мы сидели вчетвером, в том числе маркетолог Виталий Мостылев. Девки про себя его звали Мостиком. Молодой, смазливый, тихий, но малоприятный какой-то. Руки вечно мокрые, причёска волосок к волоску, глаза пугливые.
На меня Мостылев взирал подобострастно, будто я фотомодель Джейлин Очоа с тонюсенькой талией и танковой кормой. Внешне Виталик вёл себя пристойно, вежливо, обращался только на «вы». Сидит день-деньской носом в мониторе и не слышно его.
Тайное хобби тихого Мостика случайно выявил компьютерный мастер. Мостик в тот день взял больничный, а мастер шёл по офису, врубал машины подряд и обновлял антивирусы. Покопался у Виталика в железе и озадачился, потом смеяться начал.
- Любовь Петровна, хотите глянуть, чем занимается ваш маркетолог? Это напрямую касается соседок по кабинету.
Я, конечно, подбежала, сгорая от любопытства, и увидела на Виталькином мониторе крупные женские колени в полный экран. Колени были обтянуты ослепительными колготками цвета тёплого балтийского янтаря. Иногда я ношу похожие, слава Богу, колготок дома не одна сотня. Меняю каждый божий день.
Между раздвинутыми коленями на экране хорошо просматривалось интимное место безымянной сфотографированной женщины, которое плотно обтягивает узкая трапеция белых трусиков. Вертикальный колготочный шов глубоко рассекает трусики посередине. Кажется, между ляжек зажата половинка белой сахаристой груши. Зеркальный капрон резко отсвечивает на выпуклостях женского лобка и внутренних складках ляжек. Качество разрешения великолепное. Кажется, коснись картинки – и услышишь влажный хруст дамской плоти, стиснутой колготками.
Вот, собственно, и вся фотография. Коленки да трусики. Под янтарными коленями сереет край казённого офисного кресла. Я догадалась, что ноги неведомой женщины снимали в упор из-под стола. Короткая юбка из этого ракурса почти не попадает в кадр.
Знала ли героиня, что её снимают? Могла бы ноги потеснее держать, не выпячивать свои сахарные трусики. Правда, я и сама часто сижу с разведёнными бёдрами. Во-первых, ради вентиляции - меньше потеешь под юбкой. Во-вторых, есть куда свесить животик, он комфортно ложится в выемку между ног. В-третьих… Ёкараный бабай, да где написано, что женщина обязана двадцать четыре часа в сутки сидеть по струнке, чтобы не нарушить нравственных и этических норм? Столу до лампочки, что под ним делается, а больше никто не узнает.
- Тут много фоток, - сказал компьютерный мастер. – Судя по датам, сделаны в разные дни, но женщина и кресло одни и те же. Следующее изображение называется «Мы сегодня в чёрненьких!»
Он кликнул мышкой, и экран снова заполнили женские колени, на сей раз в чёрных колготках в мелкую крапинку. Трусики были гранатового оттенка, и промежность актрисы напоминала раскалённые угли.
Дальнейшие кадры назывались: «Мы сегодня в телесных», «Салатные трусики», «Любим колготки в сеточку». Мастер трещал клавишей, словно сверчок, картинки мчались сплошной вереницей. Кресло, коленки, трусики. Кресло, коленки, трусики… Слегка менялись только угол съёмки и степень освещённости под столом. Менялись цвета колготок и фасоны нижнего белья, но сдобные женские ляжки были прежними. Со смутным беспокойством я опустила взгляд на свои ноги.
- У кого-то из конторских дам под стол приклеена камера-шпион, - с ухмылкой пояснил компьютерный спец. – Изображение выводится на драйвер Мостылева. Камера не из дешёвых, картинка изумительно чёткая. В отдельной папке хранятся видеоролики. Открыть?
Он наугад включил просмотр. Камера под столом добросовестно снимала уже знакомые пухлые коленки, теперь в классических колготках цвета свежемолотого кофе. Звука не было. Неизвестная актриса периодически потирала ногу об ногу, вертелась в кресле, демонстрируя под подолом кусочек оранжевых плавок. Потом в кадре появилась кисть руки с ухоженными перламутровыми ногтями и золотым перстнем. Кисть лениво погладила внутреннюю часть кофейного бедра, нырнула поглубже (ляжки раздвинулись, пропуская её) и бережно поцарапала что-то в оранжевых трусиках большим и указательным пальцами.
Затем рука опять огладила идеально сидящие колготки, одёрнула краешек юбки и исчезла из объектива.
- Тут видюшек на всю ночь хватит смотреть, - заметил мастер. – Мадам незаметно скидывает под столом туфельки, чешет ноги в разных местах, иногда лезет под резинку в колготки. Ненормальный какой-то ваш Мостылев, онанирует на неё, что ли?... Эй, Любовь Петровна! Вы в порядке?
Я стояла как громом поражённая, заливаясь пунцовой краской, и крутила золотой перстень на пальце. Мне хотелось сгореть со стыда и злости.
- На видео сняты мои трусы, мои ляжки и моя рука! – пробормотала я, покачиваясь. – И на фото – тоже. Три дня назад я носила оранжевые стринги! Там везде мои трусы и колготки! Камера приклеена у меня под столом. Вот гнида! Вот сволочь!... – слов не находилось, и я чуть не заплакала.
Компьютерный спец стыдливо заглянул под мой стол, хмыкнул и где-то в недрах отковырнул чёрного «жучка» размером с пуговицу. Повертел на ладони.
- «LFP», китайская фирма. Производят наружные и внутренние видеосистемы по ворованной японской технологии. Камеры ставятся в авторучки, часы, галстучные булавки – куда угодно. Официально их оборот в России запрещён, но в Интернете запросто можно заказать. Функция звукозаписи тоже есть, только выключена. Ну и Виталик! Эротоман, бляха муха.
- Удалите… удалите всё напрочь, и камеру раздавите! – крикнула я и вылетела в туалет – реветь и курить.
Малость поостыв, я подумала, что трагедию раздувать глупо. К сексу Мостылев меня не склонял, до коленок и трусов пальчиком не дотронулся, слова грубого не произнёс. «Доброе утро, Любовь Петровна!», «До свидания, Любовь Петровна!» - весь наш разговорный ритуал. Он на пятнадцать лет меня моложе. Никаких точек пересечения, не считая рабочих моментов.
Но как-то, сука, не по-людски делить кабинет с посторонней женщиной, улыбаться в глаза и в то же время смотреть прямую трансляцию её раздвинутых ляжек под столешницей? Ниже стола и ниже пояса – моё личное пространство. Женщине иногда нужно почесаться, прихорошиться, проверить, не сбились ли трусики… Гусь лапчатый! Ещё и фотки на каждый день педантично подписывал, согласно цвету моих колготок! Что он делал после просмотра? Дрочил в санузле или в интернете моей промежностью приторговывал?
Внутренне я бушевала, однако жаловаться директору не пошла. Мне было неловко заявить: «Запретите маркетологу Мостылеву снимать мои трусы!» Даже звучит двусмысленно.
«Режиссёра подстольных сцен», ценителя аппетитных ляжек вышибли с работы задним числом, и больше я Виталика не встречала. Компьютерный мастер удалил его художества и сам доложил шефу, а тот цацкаться не стал: дело пахло уголовной статьёй о вмешательстве в частную жизнь сотрудницы.
Но я вскоре тоже уволилась: не могла больше видеть наш кабинет и опустевшее Виталькино кресло. Постоянно заглядывала под стол в поисках нового «жучка» - камеры, боялась лишний раз раздвинуть ноги или подтянуть трусики с колготками. Не жизнь, а паранойя.
Одна-единственная мысль тешила моё эго. Кроме меня и Мостылева в комнате работали две молодые смачные девахи – Виолетта и Есения. Камеру Виталька установил только мне, они проверяли. Все закоулки впустую у себя обшарили. Стало быть, Мостылев считал меня самой сексуальной в коллективе?...
***
Любовь Петровна залихватски брякает рюмкой.
- Самой сексуальной из троих, Инка! Фигня, а радует!
- Ты секси, Любиция! – почти влюблённо бормочет Инесса. Коньяк утяжелил её ярко-синие веки, но она держится молодцом. – Давай выпьем за Герасименко Венеру Леонидовну, которую, надеюсь, уже давно дерёт в наручниках моя сменщица… чего Венера и добивалась!
Женщины с понимающим смехом допивают коньяк и принимаются за не менее дорогое шампанское, извлечённое из чемодана запасливой Инессой. Конечно, каждая собака знает, что градус понижать нежелательно, но в хорошей компании можно всё.
Когда дочь Любови Петровны, десятиклассница Ленка, приходит из школы, заодно впустив прибывшую на вызов массажистку, в доме дым стоит коромыслом.
Из колонки на кухне поет то ли Дима Билан, то ли Влад Сташевский. Под столом катаются пустые бутылки от коньяка и шампанского. На столе среди раздавленных клубничин и киви возвышается недопитая банка собственного самогона Любови Петровны, припасённая для «особых случаев».
На полу лежит раскрытый настежь никелированный чемоданчик. В его бархатных ячейках серебрятся цепи, наручники, перчатки с шипами и другие загадочные предметы – явно непристойного назначения. У кухонного окна верещит рыжеватая незнакомка, затянутая в блестящую кожу, и отбивается табуреткой от пьяной Любови Петровны.
Любовь Петровна в порванном халате и чёрных чулках кричит:
- Щас я из тебя из самой фригидную мазохистку сделаю!... - и бьет гостью по рыжей голове вибратором.
Массажистка – немолодая бывшая медсестра с серым несессером - смотрит на онемевшую школьницу Ленку:
- Извините, кто тут на массаж вызывал?
На это упитанная полуобнажённая Любовь Петровна поворачивается к вошедшим и орет:
- Что? Ещё одна сука корпус перепутала? Меня сегодня уже трахнули!
И смазывает невинной медсестре по лбу тем же вибратором.
К счастью, жилистая Ленка давно умеет управляться с пьяной мамой, да и массажистка оказывается не робкого десятка. Чемодан с наручниками и БДСМ-принадлежностями тоже пришёлся как нельзя кстати.
Спустя несколько минут белокурая пышка Любовь Петровна и её противница шатенка в кожаной безрукавке мирно лежат на линолеуме, стянутые в «коробочки». Руки и ноги у обеих скованы наручниками за спиной в крепкий общий узел, не позволяя ползти и перекатываться. В разбитых ртах скандалисток торчат целлулоидные кляпы, пристёгнутые ремнями на загривке: Любови Петровне досталась в зубы оранжевая груша, а Инессе голубая.
Пленницы злобно дышат перегаром через мелкие дырочки в кляпах. Изредка они делают слабые попытки вырваться, но вскоре выдыхаются и засыпают, пуская на пол клубнично-коньячные слюни.
Заплатив медсестре за ложный вызов, Ленка прибирает и проветривает разгромленную кухню. Через пару часов она освобождает из наручников чуть протрезвевшую Инессу и наконец-то узнает, что здесь произошло.
- Мама у тебя зверь! – уважительно бормочет шатенка, укладывая в никелированный чемоданчик снятые с себя же оковы и голубой кляп. – Давай пока её развязывать не будем? Пусть выспится… потерпевшая.
На прощание она оставляет Ленке визитную карточку.
- Позвони мне, когда Любани дома не будет? Я цепи заберу - они дорогие, собаки… Подрастёшь, приходи устраиваться к нам. Руки ломаешь ловко, а по мелочи тебя натаскаем. Вибраторы-мудраторы… лягушки-растягушки...
Выходя в подъезд, Инесса оглядывается через плечо.
- Главное – зарплата хорошая, зайка… И бонусы. От «Седьмого неба»…