Спелый рыжик из-под хвои глянул в свет, румян,
подтянул ещё хвоинок – будь надёжней, хата!
Грибники для грибов, точно турки для армян –
вырезают семьями опята.
Ах, метафора некстати, кажется, в строке,
сколько их, метафор этих, портят стих некстати.
Спелый рыжик – это солнце в поднятой руке,
опускается в корзину солнце на закате.
В кронах белки шустрят, сосны ввысь глядят, стройны.
Облака с вершин сползают, что из бочки известь.
Листья падают вниз, словно деньги страны
при инфляции, где злобствует кризис.
Кто шуршит деньгою этой, прячась, словно тать?
Это ёжик! Ну, колючий, будешь при башлях!
Тишина стоит такая: если закричать –
рухнет небо! – или горы обратятся в прах…
Я бреду тропой кремнистой, насыпью скольжу.
Что мне рыжики-грибочки? Брежу высотой!
Всей душою понимаю: я с в о ё скажу!
Понял бы меня, услышав, кто-нибудь душой!
Водопад шумит в ущелье, дождь прошёл в горах,
как приятны эти звуки слуху и душе!
Возвращаться неохота, но уже пора,
первых сумерек скольженье началось уже.
А вот мысли – прояснились. Видимо, не зря
всё сюда меня манило, всё сюда влекло.
Заблудиться в жизни можно, а в лесу – нельзя,
это в жизни, словно в дебрях, а в лесу – светло…