До свиданья, летающий Миша…
И потянулись эти две недели. Вовка дежурил, отсыпался, приходил в себя, снова дежурил. Ничего экстраординарного не происходило. Ни демонстраций, ни провокаций, ни диверсий. То ли спецслужбы СССР хорошо сработали, то ли ЦРУ и другие просто раздумали действовать на время Олимпиады, а лишь смотрели телевизор с трансляциями со стадионов – этого Вовка не знал, а лишь сожалел о том, что многие олимпийские события прошли мимо него. Он пропустил открытие, футбольный турнир, «пролет» Давида Ригерта мимо медалей вообще и еще много чего. Конечно, он старался посмотреть все это на следующий день, но это было не то… Правда, кое что застряло в Вовкиной голове навсегда…
Высоцкого Вовка не любил. То ли имело место обычное чувство внутреннего противоречия, то ли нежелание попадать в «общую струю», но, когда все пацаны ходили с длинными волосами и в клешах, Вовка стригся под «летчика» и носил обычные брюки из магазина. А, может быть, у Вовки была «своя колея», о которой пел мастер? Но когда Высоцкий «ушел», какое-то чувство невозвратной потери поселилось в Вовкиной душе. А тут еще Колян отпросился у Вовки в день похорон барда на Ваганьковском, но быстро вернулся со словами: «Да там и близко не подойдешь! Толпа!»…
Вовка с Коляном сидели на стульях возле двери общежития, которое они охраняли. Солнце клонилось к закату еще одного дня Олимпиады в Москве, да и сама Олимпиада – тоже. Один из шоферов, вышедших покурить на улицу, коротышка с редкими волосами, радостный от того, что колонна «олимпийских» автобусов на днях должна была отбыть из Москвы, обратился к дружинникам со словами:
- А вы чего, мужики, здесь сидите? Идите в красный уголок, там наши телевизор налаживают, «закрытие» будем смотреть.
И «мужики» пошли смотреть.
Телевизор был странным. Изображение на большом экране было цветным, и звук был неплох, но и то, и другое, то и дело исчезало, но каждым циклом «время темноты» становилось все короче, пока не пропало совсем. Многие из шоферов, раздраженные этим мерцанием, ушли, но смотреть «цвет» было все равно интересно, и Вовка с Коляном остались, тем более что у Вовки дома был телевизор черно-белый. «Закрытие» близилось к концу, когда на стадион вывезли (или вынесли) головой вперед огромного Олимпийского Мишку, к лапам которого были привязаны большие разноцветные шары. Битком набитый стадион ахнул, а у Вовки вырвалось: «Вот сейчас запустят!». На что один из оставшихся шоферов резонно заметил:
- Не запустят. На демонстрациях много чего несут, так давно ничего не запускали.
Но Медведя пронесли до середины стадиона и, все-таки, отпустили. Под песню «До свиданья, наш ласковый Миша» Медведь воспарил над притихшими трибунами и, освещенный лучами прожекторов, полетел, полетел… У Вовки защипало в глазах, и он толкнул Коляна локтем в бок:
- Пошли на улицу, отсюда до стадиона недалеко, может, в натуре увидим…
И правда, когда они вышли во двор, на фоне сумрачного неба, медленно удаляясь, висел олимпийский Медведь…
… Предстояло еще одно дежурство. Но штаб решил, что двух дежурных слишком много и предложил Вовке и Коляну самим решить, кто из них выйдет в последний раз, и Вовка предложил Коляну:
- Возьми пятак, подбрось. Если угадаю, выходишь ты, если нет, то одно из двух. Согласен?
Колян был согласен. Но Вовка угадал, и через два дня он вышел на работу. Олимпиада закончилась…