Карл Брюллов Вирсавия

Геннадий Мартынов
   Я помню эту картину  с того самого времени, когда пришёл в Третьяковку впервые. Мне тогда было лет так 12-13.  Понятно, что пришёл не один. С экскурсией, организованной для нашего класса. Началось всё с зала времени, когда только наша светская живопись начинала утверждаться.  То есть с начала 18 века. Это уже были не парсуны – такие портреты, выполненные почти в технике иконографии. В основном это была скорее ученическая живопись. Но были и хорошие художники, такие как Никитин и Матвеев, например.

   Экскурсию вела тетенька средних лет. В её манере общения с нами было одновременно что-то от мамы и учительницы первых классов. Как я понимаю сегодня,  она старалась говорить с нами самым понятным языком, тщательно избегая ещё недоступную нам лексику, стараясь всеми силами удержать наше детское внимание. Часто в этих целях прибегая к тому,  что ныне называют интерактивностью. Детишки пришли ведь не на лекцию, которая и взрослого может усыпить. А детишки и вовсе могут разбежаться без надзора своих учителей. Я знаю, о чем говорю, поскольку сам вожу экскурсии. И отказываюсь от детских групп. Не моё это, не умею. Это особый вид общения, особый душевный настрой и настоящее искусство артиста вести подобные группы.
 
  Так вот продвигаясь из зала в зал, мы дошли до творений  Карла Брюллова, о котором никто из нас понятия не имел.   Дама – экскурсовод подвела нас   сначала к портрету дедушки Крылова. Вот его мы знали. Одна девочка вызвалась и рассказала ко всеобщему умилению присутствующих всех в зале одну известную басню "Стрекоза и Муравей". И даже заслужила аплодисменты.

 Правда, ни эта чудесная девочка, и никто из нас не знали, что сочинил эту назидательную историю  не добрый дедушка Крылов. Эта басня была намного ранее написана французом Жаном дё ля Фонтеном. Название по-французски звучит так: “La Cigale et la Fourmi” То есть «Кузнечик и Муравей» Известна она французским детям не менее, чем нашим детям. Но и не все французские дети знают, что Лафонтен воспользовался этим же сюжетом, написанным ещё ранее одним  греческим баснописцем, жившем, страшно сказать, в 6 веке до рождения Христа.  Звали его Эзоп.

 Я, к примеру, когда сегодня прихожу в этот зал с очередной французской группой,  чтобы польстить нашим гостям, говорю, что и наш ребёнок может им рассказать наизусть это уже вечное творение. Понятно, что по-русски. И я вижу какое удовольствие им доставляет этот факт.

 А потом тётя-экскурсовод переместила наш класс к небольшому этюду-эскизу. Он назывался «Последний день Помпеи». Что-то смазанное, не отчётливое в маленькой рамочке. Ну кто из нас мог знать, что это были за Помпеи. И еще менее понимали, почему нас привели к этой невзрачной  картинке. Нам поведали, что в реальности это очень большая картина, ну такая же как «Осада Пскова», находящаяся слева и занимающая всю широкую  стену.

    Но нам сказали, что  картина, о которой идёт речь, это действительно огромное полотно, грандиозный шедевр, который находится далеко от Москвы в другом месте, в Русском музее Ленинграда. Это потрясающая картина, взволнованно сообщила нам дама. На ней представлена природная катастрофа, извержение вулкана Везувия. Молнии сверкают, огненные реки –лавы стекают со склонов горы, выжигая всё на своём пути. С неба сыплется горячий пепел. Люди разбегаются в страшной сутолоке по улице в напрасных надеждах найти спасение от страшного бедствия. Гром небесный, визги и вопли. Ух. Но ничего такого на картинке мы не увидели. Детскому воображению нужна видимая предметность. Такая досада. Нет, не интересно здесь. Смотреть не на что. После этого мы перешли к портрету самого Карла Брюллова.  То есть  к тому, как он нарисовал сам себя.
 
 Усталый, бледный , болезненного  вида человек. А то, что это был художник, можно было и не объяснять. Это было понятно даже и нам, детям. Вся его поза, вид, выдавали в нем артистическую натуру. А ещё нам было понятно, что этот человек испытывает физическую боль. А вместе с тем и душевную. Вот  бессильно свесившаяся с подлокотника  кресла рука,  из которой казалось вот только что выпала кисть - главный инструмент живописца.

    А он  действительно был болен.  И он  уже долго пребывал в состоянии духовной и физической немощи.  А до этого он долго работал. Увлечённо, даже исступленно. Однажды он получил важнейший заказ в его жизни – роспись купола Исаакиевского собора – самого главного собора государства российского. А купол – это самая главная часть всего пространства огромного собора. Эту работу  могли доверить только  лучшему и признанному художнику России. А таковым считался в то время  Карл Брюллов. И он посчитал эту работу действительно  главной в своей жизни. Наверное, в своих мечтах и оправданном честолюбии  он уже  видел себя подобным Микеланджелу, расписавшего плафон Сикстинской капеллы.

   Вспомним,  Юлий II поручил Микеланджело роспись потолка Сикстинской капеллы, церкви римских понтификов, в которой проводились выборы пап, наполовину церковь, наполовину крепость. Она была построена в 1470-е годы дядей Юлия, папой Сикстом IV, по имени которого и получила свое название.
Микеланджело, обладавший минимальным опытом живописца, должен был работать в аварийном здании, на высоте 20 метров над полом. Ни одному итальянскому живописцу не приходилось до этого браться за такую гигантскую роспись: около шестисот квадратных метров! Да еще не на стене, а на потолке. Более четырех лет труда, требовавшего почти сверхчеловеческого духовного и физического напряжения.

   Лежа на лесах на спине, писал все сам, боясь что-либо доверить ученикам. А Папа торопил его, но Микеланджело не допускал грозного заказчика в капеллу во время работы, а когда тот все же проникал под ее своды, сбрасывал с лесов, якобы нечаянно, доски, обращая в бегство разъяренного старика. Объяснения же между ними были настолько бурными, что папа даже раз ударил его посохом.

                *****
      
    Карл Брюллов, конечно, досок на наших понтификов не сбрасывал. Но вот пришла  беда – надорвался на этой работе. Сердце не выдержало и он слег. Сердечные припадки. Семь месяцев он провел в постели. А ему только 50 лет.
   
    Пришёл месяц май. Стало теплее. Зелень покрывала деревья.  Птицы пели вовсю. Ему стало легче. Чем подкрепить душу? Он попросил дать мольберт и кисти. Работал всего два часа с небольшим и создал то, что мы видим сегодня. Вероятно самый лучший из своих портретов. И это был его последний портрет. Немного спустя он покинул Россию по настоянию врачей. Уехал в Италию. Но сердечные припадки не прекращались. Он скончался в Риме в 1952 году. И похоронен он был не на Родине, на одном кладбище близ Рима.

                *****

   Но  это только так в виде печального отступления. Я уже и не помню, что нам рассказала добрая тётя  по поводу этого  автопортрета. Не помню. Да и чему удивляться. Столько лет прошло.  Но зато очень хорошо помню другое. А именно то, как внимание всех наших мальчиков, да и некоторых девочек тоже  было обращено не на портрет, а на то, что находилось над ним. А это была Вирсавия во всей своей ослепительной наготе.

   Поразительно, думал  я тогда во всем моём стыдливом смущении.  И как это можно. Голая. У всех на виду. А мы все уже давно привыкли к мысли, что так бесстыдно выставлять свое тело без всякой одежды напоказ - это невозможно. Постыдней ничего просто и быть не может.  А тут что!

  В этом нашем возрасте, что тогда - то и сегодня, напрасно объяснять почти детям, что в природе нет ничего постыдного и безобразного. Что все в природе - это творение божье. Что и человеческое тело тоже может быть предметом любования и восхищения. Что, как и всё в природе,  тело человеческое тоже имеет совершенно позволительное право на то, чтобы им восхищаться и испытывать чувство  эстетического  наслаждения. Одна эстетика и никакой эротики.  Мы и слов-то таких не знали тогда. Для нас это была голая тётка и всё. И вид её вызывал у кого-то смущение, а у прочих  тихое хихиканье и подмигивание.
 
Понимая всё это,  тётя экскурсовод повела наш класс в другой зал. В зал художника А. Иванова. К его главной картине «Явление Христа народу», так ничего и не сказав по поводу « голой тёти». И я думаю, не только по причине её неприличности, но ещё из-за совсем уж недетской истории, связанной с нею.

                *****
   А эту истории знают и сегодня далеко не все взрослые посетители галереи. А она, конечно, заслуживает внимания. И связана она прежде всего с библейским царём Давидом. Того самого, который будучи подростком убил из пращи страшенного великана Голиафа. Копию его знаменитой статуи, исполненной всё тем же  Микеланджело мы можем лицезреть в музее изобразительных искусств имени Пушкина.
   
   В глазах некоторых в ещё более неприличном виде без всяких фиговых листков. Что тоже вызывает смущение у многих слишком уж  стыдливых натур и повышенный неизбежный детский интерес. А в том зале Давид не один. Их три. Один большой и два меленьких. И все в том самом неприличном виде.
   
  Но есть и очень важное различие между обнажёнными Давидом и Вирсавией. У итальянского ваятеля его Давид был задуман на чисто эстетическое восприятие  и восхищение юношей, готовящегося к подвигу самопожертвования. И никакой эротики. В вот Вирсавия в очень значительной степени – эротика. Изысканная и рафинированная, и тем не менее способная вызвать известные чувства у Давида.
 
                *****

Но вернёмся к Вирсавии. Вспомним эту библейскую историю. А она такова в изложении Книги книг.  Давид уже не был маленьким пастушком. Он стал царем. И вот однажды будучи на крыше своего дворца он увидел внизу сходящую в бассейн прекрасную молодую женщину. Обнаженную. Подглядел, можно сказать. Мне это напомнило, как будучи давным давно в пионерском лагере в Подмосковье, во время банных дней мы поглядывали в щёлочки девочек, находящихся по ту строну дощатой перегородки в душевой. Подглядывали, толкаясь и ругаясь шёпотом у этих щёлочек. Вот и царь Давид по сути сделал тоже самое. Подглядел и влюбился.
 
Я рассказываю эту историю французам, которые знают об этой Вирсавии не больше,  чем и наши посетители. И в этом месте, чтобы как бы оживить рассказ, говорю , что дескать влюбился Давид. Да и как не влюбиться, говорю я, слегка подмигивая. И вижу понимающие улыбки особенно на лицах мужчин. Чего же здесь объяснять.

  Ну так вот,  увидел Давил  и воспылал. И решил жениться. Да ведь как?  Вирсавия уже замужем! Но ведь нет ничего невозможного для царя. Тем более в таком пустяковом деле. А в это время была война с недругами израильтян. А Урий, муж Вирсавии,   был на этой войне. И вот Давид приказал своему военачальнику направить Урию  в самое пекло сражения, в самое опасное место с тем, чтобы его там убили. Его и убили. Приказ выполнен. И нет больше препон для того чтобы взять в жены молодую вдову. И взял. Давид послал слуг привести  её во дворец.  Она пришла к нему, и он спал с нею. Это фраза из Библии.  Вскоре Вирсавия сделалась беременной и известила об этом Давида. По истечении недолгого траура он взял Вирсавию, жену Урии, к себе в дом и сделал одной из своих жён.

      И вскоре в положенные сроки у Вирсавии родился сын.  А ведь это был грех. То есть  грех не в том, что родился мальчик, а в том, при каких обстоятельствах он родился. Тяжкий грех. И царь был от этого в большом смущении. И вот после этого явился к нему пророк Нафан и рассказал ему такую притчу:

     «  В одном городе жили два человека - богатый и бедный. У богатого было много всякого скота, у бедного - единственная овечка. Когда пришел к богатому гость, он пожалел заколоть одну из своих овец и вместо этого взял овечку у бедняка и заколол ее для гостя. Выслушав историю, царь Давид воскликнул: "Человек этот повинен смерти! А за овечку эту он должен заплатить вчетверо, поскольку сделал это и не имел сострадания". Тогда пророк Нафан ответил: "Этот человек - ты! Ты послал Урию на смерть, а жену его взял себе. За это меч не отступит от дома твоего.
 
 Нафан сказал Давиду: «Ты и есть тот самый человек, достойный смерти. Разве не поставил тебя Господь царём Израиля, и разве не дал он тебе все его сокровища, и разве не готов Он был дать тебе ещё больше? Зачем же ты пренебрёг Его дарами и стал творить зло перед очами Его? Урию Хеттеянина ты обрёк на смерть, а жену его взял себе. За это преступление умрёт родившийся у тебя сын». Сказав так, Нафан ушёл от Давида, оставив его в страхе и смятении.
 
    Давид после этого готов был раскаяться и выразился так:"Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои".
 
  Пророк он на то и пророк, чтобы предвидеть и сказать, что будет. Немного погодя у Вирсавии родился сын от Давида, но недолгое время спустя заболел и умер.

    Давид сильно страдал, сознавая, что сам навлёк смерть на сына, и неустанно молил Господа простить его грех. Давид каялся, и постился, и заслужил себе прощение.  Через год у Вирсавии родился ещё один сын, которому наречено было имя Соломон. Этого мальчика Господь возлюбил и в дальнейшем всегда покровительствовал ему.

Царь Давид правил народом иудейским сорок лет и скончался в глубокой старости. Он был наделен даром псалмопения и оставил после себя около 80 псалмов (псалом - хваление, хвалебная песнь), по существу молитв, в которых выражаются самые различные чувства верующей души - тоска по Богу, благодарность неисчерпаемой благости Божией, восторг перед величием Творца, Его всемогуществом и премудростью, наконец, покаяние и оплакивание своих грехов.

  Вот такая грустная и назидательная история. Но тётя экскурсовод ничего нам об этом не рассказала, посчитав,  повидимому, что подобные истории не для детских ушей. Рано ещё. Хотя в 12 лет дети уже кое-что в этом деле понимают. Но в эти годы взрослые делают вид, что дети ещё ничего не понимают, а дети делают вид, что они действительно ничего не понимают. Такое негласное соглашение. И тётенька решила не нарушить гласно это соглашение. Она просто повела нас в другой зал, где её ждала не менее трудная тема. Потому как в нем ей нужно было говорить о картине художника А. Иванова «Явление Христа народу» А это действительно интересная тема. И очень трудная. Просто немыслемо трудная. Как рассказывать об этом Явлении богочеловека  юным пионерам, которым уже рассказали чуть ли не с детского сада, что никого бога нет, и быть не может.А если нет, то кто же тогда явился на этой огромной картине. Но эта тема для другой статьи, которая меня влечёт, но я никак не знаю, как к ней подступиться.
                *****
  Вернёмся снова к Вирсавии. Художник долго писал эту картину на библейский сюжет. Четыре года, да так и не закончил. Его влекла мысль красочно описать красоту женского тела. Да так, чтобы всем было понятно, почему Давид влюбился и даже пошёл на преступление, нарушив законы нравственные и божьи тоже. И он блестяще справился с этой задачей. Мы видим обнаженную Вирсавию в теплых лучах заходящего солнца. И какой чувственный смысл он придал этому изображению. Во всём этом незаурядном изображении чувствуется мужской взгляд и мужская рука, которая лепила красками почти скульптурное изображение красавицы. Мужское любование, на грани приличия в нашем понимании.

   Брюллов считался великим колористом. И посмотрите к какому эффектному приему он прибегает, чтобы подчеркнуть цветовой контраст. Белизна кожи красавицы ещё более усиливается темным цветом тела рабыни – эфиопки, прильнувшей к ней. И тоже обнаженной.  Вирсавия грациозным движением поправляет диадему на голове. Даже и эта эфиопка с восхищением смотрит на свою госпожу.

   И вот тут художник кажется перебрал. Перебрал с эротикой. Как-никак Библия со всеми своими рассказами, притчами и всем повествованием наполнена духовным смыслом. Воспевание плоти никак не входит в сверхзадачу Книги книг.  А у Карла Брюллова получилось как раз это самое. Воспевание. Он этим самым погубил прекрасную Вирсавию. А это уже на грани богохульства. Как было сказано, он работал над этой картиной несколько лет. Он то ставил картину на мольберт, то убирал её в угол. И вот в какой-то момент он решил, что не получилось  у него с библейской красавицей. В отчаянии и неистовстве он запустил в картину сапогом и больше не притронулся к ней.

    Вот в таком виде купил картину известный промышленник, меценат и благотворитель Солдатенков. Он был крупным текстильным фабрикантом. Приобрёл широкую известность как покровитель искусства. Он тоже собирал картины преимущественно русских художников. Брюллова, Иванова, Перова, Федотова и др. За богатое и щедрое покровительство искусствам Солдатёнков получил прозвище «Козьма Медичи».

 В незавершённом и повреждённом виде он приобрёл  картину. В 1891 году в письме к П.М.Третьякову он пишет: «Находящаяся у меня картина Карла Павловича Брюллова “Вирсавия” куплена мною у него лично в Риме в 1852 году. Кисти рук у неё не окончены, — одна из них пробита».

   Вот такая история. Детям её рассказывать, пожалуй, рановато, а вот взрослые посетители галереи не все её знают.