Queen of Hearts
Высокий статный мужчина в чёрном плаще шёл по скверу Вивиани, поигрывая увесистым блестящим шаром. Перекатывая кругляш из руки в руку, он негромко разговаривал. Редкие утренние прохожие, оглядываясь на странного субъекта в цилиндре, осеняли себя крестом и шли дальше к храму Сен-Жюльен-Лё-Пёвр.
Кроны массивных деревьев вальяжно шевелились, едва почуяв слабый ветерок. Перекликаясь с шумом фонтана, в прохладной зелёной обители пели птицы. Солнечные лучи, отражаясь от оловянной игрушки в виде головы чёрта, создавали над властителем тьмы светящийся нимб.
– Коэл,– мужчина обратился к игрушке,– ты похож на святого.
Подброшенный шар растянулся в улыбке:
– Я и есть святой.
Упав в руку, шарик растёкся по ладони, просочился между пальцами и повис длинными серебряными нитями.
Завидев впереди девушку, мужчина незаметно бросил шар на дорожку.
– Бонжур, мадам,– перед дамой из ниоткуда возник молодой человек. Летняя белая двойка, парусиновые туфли; слегка прикрывая темя, на голове шатена топорщился синий берет. Нос с горбинкой не портил красивого лица, придавая незнакомцу восточный колорит.
– Тьфу ты! – поправив в волосах чёрную ленту, сказала дама.– Думала, хоть здесь от ловеласов отдохну. Безбожники! – она с испугом уставилась на несуразный головной убор.– Скоро у иконостаса приставать будете.
– Пардон,– элегантно поклонился Коэл. Провожая долгим взглядом девушку, он присвистнул.– Обожаю красивых женщин, в скорби они особенно прекрасны. Верхняя их часть всегда укутана чёрной лентой, нижняя, смущаясь, прячет траур за короткой юбкой и высокими каблуками.
Весеннее небо накрыло Париж пушистым покрывалом облаков. В предвкушении дождя тихо перешёптывались пыльные рёбра Эйфелевой башни. Наполняя городские артерии талыми снегами Бургундии, шумела Сена.
Пока Коэл наслаждался видом незнакомки, с развесистого клёна вспорхнула птица. Качнулась верхушка дерева, из разрушенного гнезда посыпались ветки.
– Приветствую тебя, Стрикс,– мужчина в плаще приподнял цилиндр. Освещённый солнцем императорский профиль мог украсить аверс любой монеты.
– Повелитель! – склонив голову, «ночная птица» протянула мужчине в плаще конверт. Уродливое существо смотрелось в красивом ухоженном сквере исчадием ада в раю. У полуженщины-полуптицы из обезьяньей головы торчал рог. Слегка запачканные кровью новорожденных, кривились губы. Соски отвисшей груди сочились мутной жидкостью. Карябали тротуарную плитку когтистые лапы. Крылья за спиной нервно подёргивались, от чего белый подпушек, играя с ветром, снежинками уносился к реке.
– Не надо быть Шерлоком Холмсом,– на лице повелителя играла зловещая улыбка. Болезненный цвет кожи вмиг преобразился. Сверкнули глаза, порозовели щёки,– чтобы понять, без женщины здесь не обошлось. Шерше ля фам, как говорят местные.
Оставив после себя несколько длинных перьев, Стрикс улетела. Пронзительный крик химеры витал ещё какое-то время над сквером, но шум воды снова вернул парк в лоно цветущего оазиса.
– Коэл.
– Да, господин.
– Это он,– повелитель протянул письмо.– Через час нас ждут в отеле …
– Риц?
– Не торопите события, мой мальчик, Гостиница называется Apartment Noter-Dame.
Прочитав записку, Коэл понюхал лист. Юношеское лицо засияло, в глазах сверкнули бестии:
– Я знал, что когда-то познакомлюсь с ней. Жаль, что это произойдёт при невыясненных обстоятельствах.
Мужчины переглянулись.
– Коэл, с каких пор вы стали говорить о женщинах языком полицейского протокола?
– С тех самых, когда шестнадцать моих сестёр пострадали в Ланкашире.
– Не смешите меня, Коэл,– суровое лицо мужчины в плаще разгладилось. Он достал из кармана часы.– Никогда не думал, что ведьмы Чаттокс и Демдайк, водившие шашни с Сатаной, ваши родственницы.
– Конечно, нет. Для меня достаточно их дружбы с вами, хозяин.
– Поторопись,– мужчина ухмыльнулся,– опаздывать на встречу с королевской особой как минимум некорректно.
Свернув из письма самолетик, Коэл запустил его в сторону реки. Белая «птица» медленно поплыла над сквером, чуть потряхивая бумажными крыльями.
Увидев предвестника тьмы, с крыши Нотр-Дам-де-Пари замотали головами каменные химеры. Ощетинились иссохшими пастями драконовидных змей большие аркбутаны хора. Гаргульи, глотая скупую слюну, с завистью вспоминали прохладу снежных покровов крыш.
Коэл остановился. Фантом звонаря на колокольне не отпускал его. В паутине верёвок горбун нервно болтал языками немых колоколов.
Швейцар у входа в гостиницу услужливо открыл дверь. Увидев жёлтое лицо старика с тёмными мешками под глазами, Коэл вынес приговор: «Семь месяцев и двадцать дней».
– Извините, не понял,– не разобрав сказанное иностранцем, швейцар заискивающе улыбнулся.
– Нет проблем,– сказал Коэл, коверкая французские слова.– Пожалуй, за вежливость месяцок можно и добавить.
Увидев на госте синий беретик с помпончиком, портье не смогла сдержать смех. У блондинки заиграли ямочки на щеках, от удовольствия она облизнулась. Карие глаза на долю секунду застыли, ощущая проникновение чужого взгляда, и снова принялись разглядывать незнакомца.
– Мистер Коэл? – томно спросила дама и снова рассмеялась.
– Да, милая,– Коэл, не скрывая страстного желания познакомиться, подошёл ближе к стойке. Зелёные глаза беса в долю секунды перепахали девичий мозг в поисках точки страсти. И найдя таковую, кавалер принялся гладить даме ладонь, нашёптывая нежные слова. Когда Коэл поцеловал ей руку, белая холёная кожа покрылась мелкими мурашками; дрогнул мизинчик,
– Комната тридцать шесть,– борясь с возбуждением, выдавила из себя дама,– извините, меня уволят,– и, оттолкнув гостя, принялась перекладывать с места на место бумаги.
***
Тусклый ночник освещал половину комнаты. С портрета на стене грустно смотрела дама. Белое перо на шляпке напоминало лебединую шею. Сквозь щель между тёмными шторами робко пробился солнечный луч, бродил по мазкам старого холста, играя на картине бликами. Блестящий полированный стол манил зеркальной гладью.
– Доброе утро, сэ-э-р…
– Не ломайте комедию, мистер Коэл. Присаживайтесь.
В затемненном углу уютного кабинета виднелся силуэт мужчины. Терпкий аромат дешёвого парфюма, невнятная английская речь, дребезжащий нервный баритон могли бы сбить с толку и навести на мысль о принадлежности субъекта к той категории граждан, которую умные люди обходят стороной, но мозг чёрта не терзал себя неизвестностью. Он знал, кто перед ним.
– Извините,– Коэл поёрзал на стуле и взял придвинутую ему пачку фотографий.
Вытянув из стопки аккуратно сложенный газетный разворот, Коэл прищурился, рассматривая снимок. На фоне разрушенных лачуг толпа полуголых детей окружила женщину в бронежилете и стеклянной защитной маске. Чёрно-белое изображение давало такой контраст чувств, что у Коэла в том месте, где должна быть душа, что-то шевельнулось.
– Где-то в Африке,– нарушил молчание владелец фотогалереи.
– Это Ангола,– уточнил Коэл.– Разрушенный Куито Куанавале. Ваша бывшая жена два раза прошла там по минному полю.
При слове «жена» собеседника передёрнуло. Фраза «минное поле» осталась незамеченной.
– Вы хотите выжать из меня слезу?
– Ну что вы,– наслаждаясь произведённым эффектом, Коэл закинул ногу на ногу.– Хотя, не скрою, было бы интересно посмотреть.
– Откровенность за откровенность. Если бы я захотел всплакнуть, то выбрал бы вот это,– собеседник небрежно бросил на стол ещё пачку.
Снимки заскользили по столу, как игральные карты. Блондин во фраке с фужером вина, брюнет в багажнике автомобиля, туарег с двумя верблюдами…
– Она ведёт какой-то кружок?
– Мне говорили, что вы невоспитанны, но ваши слова равносильны хамству.
– Будет вам обижаться. Оставим манеры дворцовым интриганам. Мы обсуждаем не вчерашнее меню в Букингемском дворце, а завтрашнее убийство в Париже.– Такого хлама,– Коэл небрежно бросил снимки владельцу,– в каждой семье мешок.– Фотографии завертелись по столу, некоторые упали.– Из-за этого не убивают.
Из окна еле слышно доносились звуки сирен. Под собеседником скрипнул стул. Напряжённым голосом он выдавил из себя:
– Не могу простить, что она счастлива.
Повисшая пауза словно пресс медленно превращала душистое утро в безликую однородную массу. За внешним лоском и манерами собеседников скрывались мертворождённые чувства.
– Я могу узнать, как это всё будет выглядеть? – голос «инкогнито» оживился.
– Вы имеете в виду наш бренный мир, после потопа?
– Нет. До него.
– Ужасно,– на лице Коэла сияла гнусная улыбка. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. На груди блеснул золотой кулон.– Всё случится на мосту Мари, когда ваша… извините, объект будет приглашён в один известный вам особняк на острове Святого Людовика. Движение в воскресный день небольшое, поэтому водитель даст волю мощному мотору, нервно рычащему под толстой бронёй. Хотя, лучше это сделать на мосту Александра III. Сейчас мода на всё русское: цыгане, медведи, балет. Обставить последний путь, так сказать, культурным шиком. Опоры изящного сооружения украшены фигурами пегасов, ангелов, нимф. С каким из ангелочков желаете встретиться?
– Хватит паясничать,– в тёмном углу щёлкнули застёжки на сумке.– Примите вот это,– «неизвестный» положил на стол коробку, отделанную красным бархатом. Ухоженная рука с перстнем, выглянув из тени, открыла ларец. Россыпь бриллиантов зашлась языками пламени в хищных глазах Коэла.
– Вы шутите,– схватив из воздуха длинный мундштук, Коэл вставил в него сигарету. Сизый дым клубами повис над столом. Аромат душистого табака согревал бездушные тела дьявольским теплом.
– Это целое состояние,– контуры постояльца дрогнули, блеснули запонки, сбившееся дыхание исказило голос.– Что же вам нужно? Может быть, душа?
– Не смешите меня,– белые зубы Коэла блестели не хуже алмазов. Повторяя вслух слова Сатаны, Коэл ощущал и себя полноценным хозяином тьмы,– и не обольщайтесь. Ваша душа давно у меня.– Выпустив несколько пляшущих колец, Коэл принялся тасовать фотографии, словно карты.– Когда-то королева помогла моему семейству, теперь очередь за мной. Я сделаю работу бесплатно.
***
– Любимый,– лицо Дианы светилось от радости. Она примеряла возле огромного зеркала подаренное колье. Яркий свет безумно дорогого номера отеля Риц затмил свечение бриллиантов. От симметричных алмазных узоров стена номера напоминала калейдоскоп,– как блузка сочетается с твоим подарком?
– Она так же прекрасна, как твои глаза, как твоё тело, как вся ты,– Доди, нежно обняв, поцеловал избранницу в шею.– Ради таких поцелуев я готов купать тебя в подарках каждую минуту.
– Минуту? – женщина засмеялась.– Ты хочешь сказать, у тебя будет шестьдесят секунд на раздумье? Тем красоткам, моим двойникам, ты тоже что-то даришь? – Диана хулигански подмигнула.
– Ты шутишь? – карие глаза потомка бедуинов жадно перемещались по груди любимой.– Это не двойники, это жалкое подобие. Королева на моей планете одна – ты.
– Принцесса,– надув губки, Диана отвернулась.– Знаю, что врёшь, но чертовски приятно.
Диана заметила в зеркале что-то необычное. Вместо отражающего стекла она смотрелась в прозрачный омут. Мелькнули блестящие спины рыб. По зеркальной глади поплыли круги. Помутилось в глазах, пропали гостиничные звуки, руки ощутили прохладу вечернего Лондона.
Образ любимого мужчины маячил так далеко, что женщина напрягла зрение. Шорох сухих листьев под ногами приятным воспоминанием ложился на издёрганное последними событиями сердце. Сыновья, как что-то незыблемое, заслоняли горизонт. Генри – совсем ещё маленький, в шортиках и красной майке.
По аллее бежит взрослый Уильям, попкорн высыпается из пакета на асфальтовую дорожку. Лиззи виляет хвостом, хрустят под лапами хлопья. Счастливая улыбка делает сына младше своих лет. Диане показалось, что такое выражение лица у него было, когда он впервые поцеловался. Светящийся взгляд, красные, слегка набухшие губы.
Перед глазами вырос дом её детства – аристократический особняк Сент-Джеймсского квартала Вестминстера. Каменный великан пропитывал всё вокруг эллинским духом. Она наблюдала, как колышутся ветви каштана над прудом, и детскую душу согревали простые мысли и слова: «Когда придёт мама? Почему так редко видно отца?».
Гудящий звук велосипедных педалей, белые гольфы испачканы слетевшей цепью, плывущее восьмёркой переднее колесо. Большие клетки на юбке оттенком напоминают килт соседа. Поскрипывают самодельные качели, привязанные к дереву отцом. Прочные верёвки оставляют на ладонях красные полосы. Из ласточкиного гнезда доносится птичий гомон.
– Мама,– кричит младшенький. На перепачканном лице ребёнка гневом искрятся глаза. – Уильям отнял у меня солдатика.
***
Толпа снующих по коридору людей выводит из себя. Чтобы запутать папарацци, Доди нанял четырех двойников принцессы и двух «наследников» миллиардного состояния вместо себя.
– Милый,– Диана закрыла глаза. Вид зеркала озадачил её.– Неужели ты думаешь, что папарацци поверят маскараду?
– Любимая,– кипенно белый цвет рубашки Доди режет глаз.– Ещё как. Две пары выйдут через центральный вход. Служебным принцессы воспользуются поодиночке.
– Но репортёры знают нашего водителя!
– Не беспокойся, когда у людей в глазах маячат только деньги за удачный снимок, они полетят даже за тенью Карлсона в чёрном Мерседесе. В журналистской суматохе побеждает самый уродливый. Чего-чего, а этого добра у них в избытке.
Мягкий взгляд телохранителя успокаивает. По телу пробегают тёплые волны. Хочется домашнего уюта, детского смеха, сильной руки, нежно прикасающейся подушечками пальцев к спине. В последний момент, будто вспомнив о чём-то плохом, Диана хватается за локоть любимого мужчины.
– Зачем нам эта встреча? Побудем лучше вместе.
– Как ты не понимаешь, любимая, этот американец – один из воротил мировой киноиндустрии. Он специально прилетел, чтобы увидеться со мной.
– Или со мной?
– Доди, всё готово,– Тревор Рис-Джонс держал в руках рацию,– у главного входа осталась только одна сволочь на мотоцикле из Таймс.
Урчащий звук мотора пугает. Яркий свет реклам ночного Парижа, раздражая сетчатку, проникает в душу, делая её с каждым взглядом грубее.
Лишь очерствевший орган может распознать в вакханалии навязчивых огней нужный. Мягкие сидения льнут к телу порами когда-то дышавшей кожи.
В глазах снова стоит отрезанная голова. Распухшее детское лицо облеплено зелёными мухами. Губы ангольского мальчика шевелятся, отчего рой насекомых нехотя взлетает с насиженных мест. Свернувшаяся кровь чёрными сгустками лежит у изрезанной ножом шеи.– Хелп ми,– еле открывается рот.
– Любимый,– Диана прижалась к Доди, с мольбой уставившись в его глаза,– помнишь наш поход к Рите в Лондоне?
– Такую колоритную тётку навряд ли забудешь,– вдохнув аромат волос Дианы, Доди зажмурился от наслаждения,– мне кажется, она шарлатанка, а не экстрасенс. Надеюсь, ты не приняла её предсказания близко к сердцу?
– Она говорила о мальчике,– в блеснувших глазах женщины отражалась чужая невыносимая боль.– Он снова передо мной. Ему плохо.
– Естественно, плохо. Разве может быть кому-нибудь хорошо без туловища?
Диана заплакала. Она вспомнила жестокую фразу ясновидящей. Диане и в страшном сне не могла придти мысль, что начало запоздалой любви – предвестник трагического конца.
– Извини. После Анголы ты стала другой. Взрослой, что ли.
– Взрослой я стала после развода. Ангола – мне показала, как жить дальше.
На переднем сидении заёрзал телохранитель. Тревор суетливо поворачивал голову из стороны в сторону. Пол спокойно курил. Лишь иногда на поворотах сигаретный дым просачивался за отгороженное бронестеклом пространство. Запах табачного дыма вызывал у Доди неприятные ощущения, но видя, что Диана не реагирует на шалости любимчика, воспринимал происходящее как должное.
Машина мчалась по ярко освещенному шоссе. Полночь казалась полднем. Перед въездом в тоннель рекламные щиты заслоняли вид на мост Альмы. Стена люминесцентного огня, защищая тьму, стояла насмерть у входа в подземелье.
На мгновение перед глазами застыл город. Доди, смешно открыв рот, хотел что-то сказать. Пальцем в окно тыкал охранник, красная от напряжения шея водителя покрылась тонкими хаотично раскиданными по коже венами. Где-то далеко послышался рокот мотоциклетного мотора.
***
– Диана, доченька, идём кушать! – кричала мама из окна, и сквозь переплетение веток каштана мелькал её белый кружевной воротник.
Диана внезапно почувствовала боль в запястьях. Свет фар встречного авто ослепил её. Она вдруг ощутила, что пытается удержаться за подоконник второго этажа, с ожесточением карябая свежеокрашенную жесть.
Поломанные ногти оставляли на голубой поверхности полосы. На двенадцатилетнюю Диану смотрело искажённое страхом любимое лицо. Хватая руки дочери, мать пыталась втащить её в комнату. Колени больно бились о каменные стены. От безысходности Диане хотелось вгрызться в оконную раму зубами. Юбка задралась, и кроме страха, девочке стало стыдно за мокрые трусики.
Мать вцепилась в дочь, повторяя дрожащим голосом:
– Девочка моя, прости. Заперев тебя, я хотела как лучше. Берни тебе не ровня.
Вид взъерошенных волос, потрескавшихся губ, запах изо рта матери – сковал Диану.
***
– Диана,– шепнул Берни. Худое скуластое лицо мальчика выглядело в полумраке загадочным. Темноту сарая пересекали плоские лучи. В пронзённой солнцем паутине шевелилась муха. Пахло голубиным помётом и пылью. Девочка стояла так близко к мальчишке, что их руки соприкасались.
Берни пригласил соседскую девочку в сарай, чтобы поведать семейную тайну. Но оказалось, что тайной была сама Диана. Её хрупкая фигура, мальчишеское личико, длинные изящные руки.
– Что? – еле слышно ответила девочка.
– Вот на этом самом месте король Артур…– дыхание у Берни спёрлось. Стук сердца напоминал работу отбойного молотка. В ногах появилась слабость.
Диана обернулась. Острым носиком она прошлась по щеке Берни. Мальчик ощутил теплоту девичьих губ. Запах душистого земляничного мыла ударил в голову.
– Что с тобой? – Диана прикоснулась к Берни. Словно электрический ток пронёсся от руки в голову. Мальчик задыхался, сдерживая подкативший к горлу кашель. Горячая ладонь поднялась к локтю. Обнимая девочку, Берни терял сознание от счастья. Короткие волосы щекотали лоб. Неумелыми движениями губ Берни ласкал ухо возлюбленной.
***
От мощного удара Диана открыла глаза, и тут же горячая волна прокатилась по всему телу. Стало тихо и хорошо. Скрежет металла, заглушив посторонние звуки, казался Бетховенским концертом для скрипки с оркестром. Любимая увертюра сжала женскую плоть так сильно, что Диана с трудом ловила мысли. Разбитое лобовое стекло, залитое кровью лицо телохранителя, неестественное положение головы Поля.
– Доди! – Диане казалось, что крик должен разбудить половину Парижа. Но кроме репортёра с камерой, никого не было видно. Кудрявая голова выныривала слева, справа. Яркая вспышка фотоаппарата вызывала в голове тупую боль:
«Я не могу вытащить руки, Господи,– внезапно возникшая мысль, повергла Диану в шок.– Из разрезанной щеки течёт кровь. Я чувствую языком раскрошившиеся зубы. Фотовспышки, словно выстрелы, раздражают мозг. Адское страдание перерастает в ужас. Нет ощущения тела. В ушах эта чёртовая соната. Звуки скрипки снова превращаются в металлический скрежет. Запахло бензином и гарью».
***
– Отойди, урод,– трясущимися руками водитель внедорожника оттаскивал репортёра от покорёженного Мерседеса. Брызжа слюной на внезапную преграду, газетчик снимал из неудобных положений. В фокусе объектива появлялись залитое кровью тело водителя, зажатая между стойкой и дверью девушка, мужчина с проломленным лицом. Парящее нутро авто вот-вот было готово загореться. Запах разлитого антифриза, насыщенный парами бензина, тяжелым облаком висел над местом трагедии.
Клаксонный набат заставил Париж вздрогнуть. Немногочисленные ночные прохожие с удивлением смотрели на небо. Усеянный мерцающим сиянием небосвод замер в ожидании появления новой звезды.
Тринадцатую опору моста обнял сверкающий дьявольским блеском кусок металла. Рядом валялся изломанный номер «688 LTV 75».
– Вызовите полицию! – трясясь от увиденного, кричала дама на «Жуке». Подкрашивая в исступлении губы, она жирно размазывала помаду по лицу.
– Помогите! – звал на помощь таксист, пытаясь выломать заклиненную дверь. Мускулистые руки араба были перетянуты синими венами. На перекошенном лице блестели глаза.
Красная лужа охлаждающей жидкости напоминала парящую кровь. Битое стекло на дороге сияло горным хрусталём.
***
– Впереди меня ехал Фиат,– седой мужчина отвечал на вопросы полицейского.– Мерин вправо – Уно вправо, мажоры влево – и Фиат за ними. Затем мне кто-то мигнул сзади, и я упустил тот момент, когда произошло столкновение.
– Вы считаете, что до столкновения с опорой был удар? – на груди полисмена блестел кулон. Глаза смотрели спокойно, но требовательно.– Вы знакомы с пострадавшими?
– Нет.
– Подпишите,– протянув несколько листов, страж порядка махнул кому-то рукой.
Запустив двигатель Ситроена, Этьен долго смотрел в одну точку. В голове прокручивался один и тот же эпизод. Въезд в тоннель, белый Фиат, подрезающий Мерседес, и сильный лобовой удар с хлопком отстрелянных подушек безопасности.
Мёртвый взгляд мужчины на заднем сидении Мерседеса был направлен на сдавленную кузовом женщину. Даже проткнутая стеклом щека не могла скрыть красоту пассажирки. Этьен зажмурился, подумав о дочери.
Лицо полицейского показалось ему знакомым. Там, на повороте, за долю секунды до обгона, он увидел блеск кулона на груди у водителя Фиата, и взгляд… Что-то одинаково бесовское было в глазах водилы и полицейского. Этьен достал телефон.
– Лилиан, доченька, как ты? – у Этьена навернулись слёзы.
– Папочка, что случилось? Мы спим, я только покормила Изабель.
Посмотрев на часы, Этьен улыбнулся.
– Извини, любимая. Хотел услышать твой голос.
Queen of Hearts* – королева сердец.