Мой друг Фантом. Часть 1

«У человека – крайне противоречивая сущность!
Он способен вместить в себя всю мощь мироздания, 
но – может и отторгнуть ее, пытаясь поставить
себя  выше Разума Вселенной! Либо, напротив:
отдаляется от своего предназначения, сознательно
принимая навязанную ему идею иллюзорности и
неполноценности  земной жизни…»    Автор.


Глава 1.
 

- И что делать? Бояться?

Короткие вопросы умчались пулями, прямо  в серое молоко мутного неба. И сразу, без разрыва, выстрелило вслед за ними самим Германом: догоняй!. Ломанулся сквозь кухонное окно очумелой головой, которое, пропустив его, сомкнулось. Вязкие стекла снова засияли сомнительной чистотой и изморозью. Парень заскользил над землей. Унизительное чувство страха заставило его плотно прикрыть глаза, но любопытство оказалось сильнее. Только, его едва хватило на махонькую щелочку меж век...

Герман пролетал через разреженный туман белых облаков, явственно ощущая их запах: свежая, парная сырость утренней реки, какая бывает после прохладной летней ночи. Страх понемногу исчезал. Скорость полета замедлилась. Герман огляделся. Город остался далеко позади, внизу проплывали куски леса, разноцветные квадраты и прямоугольники полей. Лес рвался на пестрые лоскуты полян и лугов.

- Ну как ощущения?

Герман покосился на голос. Рядом, бодро парил призрачно невесомый Сатанюк. Но несмотря на его эфемерность, парень отчетливо различал мельчайшие детали внешности Фантома. «Неужели и я такой?» - снова испугался Герман.

- Такой, такой! – подтвердил его опасения Фантом: - Душа в свободном полете, это,  брат – захватывающее чувство! Дух замирает, особенно, когда в первый раз!

Герман с опаской поглядел вниз, осторожно «ощупал» себя руками.

- Не бойся! В подобном состоянии тебе ничего не угрожает! Ты можешь влететь в жерло извергающегося вулкана, пройти через его адское пламя!. Ни одного волоска не сгорит! Ты сейчас сущность, не подверженная влиянию физических законов! Ты, парящая душа, сумевшая объединиться с сознанием вне своего тела!

- И я все запомню, когда проснусь?

- Во - первых, ты не спишь! Ты просто вышел из своей временной реальности! Во - вторых, то, что вы называете мистическим  вымыслом, пройдет через твое сознание, сохранившись при этом в памяти!

- А что будет…

- Хватит! – прервал его Фантом: - Ты мне на кухне надоел своими вопросами! Давай, о чем - то другом, или просто смотри, наслаждайся!

Герман послушался. Долго глядел на уходящие ландшафты. Но скоро это ему надоело.

- Куда мы летим? – осторожно спросил он.

- Куда? Ну например… Сейчас, увидишь!

  Снова последовал стремительный рывок во времени, и Герман опустился на вымощенную желтоватым камнем дорогу. Странно, но камни, на взгляд, почему-то казались мягкими. Впрочем - не только камни. Мягкими были теплый ветерок, синие сумерки. Темнота неслышно окутывала уютную долину, разместившуюся среди невысоких, больше похожих на поросших ровным лесом холмы, гор. На фиолетовом бархате неба появились первые звезды, непривычно крупные и мохнатые.
Дорога уходила в лохматые холмы, к большому скоплению огоньков. Искорки лепились густо, буд то мерцающие светлячки на кустах мягкой полыни.

- Где это мы? - спросил он у Фантома.

- Рим!Вечный Город! – Иван Иванович широким жестом обвел округу, указывая на   мерцающие у подножия холмов огни: - Красота! Одним словом – юг и цивилизация! Будущая Европа!Если доведется исчезать, загодя сюда вернусь, век свой доживать  стану! У моря, комфортно, по людски...

  Город гудел во мгле гигантским огненным шмелем, ворочался, клубился. Огни стали вытягиваться в широкую ленту, поползли вперед, рассыпали искры. Извилистая змея факельного шествия огнепоклонников начала свое странное движение. Волокла толстый хвост по извилистому серпантину желтой дороги, всосала в себя множество людей, и  вскоре, они уже проходили мимо застывшего в немом восторге и изумлении Германа. Живые граждане древнего Рима:одетые в разноцветные туники и плетеные из кожи сандалии. На головах у некоторых красовались темные венки. Герман принюхался: пахло лавровым листом. Народ топал разный:молодые, пожилые, пахнущие жасмином и фиалками женщины и девушки, худые и толстые. И все это, воистину фантасмагорическое шествие, было настолько ярко и колоритно, что потерявший  голову Герман, поначалу  решил, что попал на невиданно роскошное театрализованное представление!

- Не сомневайся! - услышал он голос Фантома: - Здесь все настоящее, без обмана!  В этих веках, я  - изрядно, реально подкормился! Они тут так зажигают на своих дискотеках, что только держись! Сам увидишь!

Люди шли группами или в одиночку. Неторопливо прошагали важные толстяки в золоченных дверных портьерах.  « Пурпурные тоги! Сенаторы!» - резко выплыл курс истории Древнего мира. Герман ахнул. Иван Иванович одобрительно кивнул ему  головой, уважил за познания. За чинно шествующей знатью, прогибались под тяжестью  корзин полуголые рабы и рабыни. Они несли фрукты, узкогорлые кувшины.

- Да тут, неплохой пикничок намечается! – догадался Герман. От одного взгляда на  обилие свежайших фруктов и овощей, от запаха запеченного мяса, рыбы, и еще неведомо какой вкуснятины, несуществующий рот парня стал наполняться виртуальной слюной!

- Не пялься! - скромно вздохнул Иван Иваныч: – Бестелесные мы сейчас! Нечем нам,  все эти земные радости вкушать! Обойдемся духовными ценностями, зрелищами!  Теперь дошло, зачем я вашими телами пользуюсь? Чтобы – голодной слюной не давиться! И не только, слюной!

- Дошло! - разочаровано произнес Герман: - А куда это они все потянулись?

- В гости идут, в сады самого императора!Пойдем и мы, хотя нас никто и не приглашал!

Желтая дорога заканчивалась, упираясь в широченные ворота. По краям стояли два голых атланта. Мраморные мужики пригнулись,на каменных плечах свод увитой зеленью плюща арки. Герыч неловко двинулся, покачнулся и упал прямо на чернокожего раба,  с большим кувшином на голове. Пролетев через тело эфиопа, парень мягко  приземлился на дорогу, под черные, вонючие ноги. Рядом колыхался тенью Сатанюк. Вредный Фантом смеялся.

- Первый плюс для невидимки! - пробормотал Герыч: - Ни убиться, ни разбить!

- Не  ушибся? – ехидно участливо поинтересовался Иван Иванович: – Ладно, не дуйся! К новой форме привыкнуть надо! Ты как я делай, немного приподнимись над  землей и плыви! Только высоко не поднимайся, не то ощущения потеряются!

Герман присмотрелся. Сатанюк бодро плыл прямо через толпу, слегка подергивал животом вперед. Поворачивал, вообще просто: вильнет задом как рыба хвостом и свернул куда надо. Герман попробовал. Не сразу, но получилось. Запетлял над дорогой, легко проходя прямо сквозь людей. И никто этого не замечал…
Осмелевший парень увидел чернокудрую красавицу. Идет с подругами, веселая, красивая, соблазнительная. Сыпет скороговоркой непонятных слов, смеются. Герман осторожно приблизился, прижался к ее розовенькой одежке, замер. Но девушка ничего не заметила, как шла так и идет. Да и сам Герман, тоже, ничего не ощутил, кроме ошеломляющего запах разогретого ходьбой девичьего тела.
"Минус! Да еще какой!" - огорчился Герман. Теперь он понимал не только Сатанюка, берущего на прокат спящие тела, но и ветхого Василия Петровича, на лавочке своего двора. Догадался, почему он так грустно провожает глазами соблазнительную джинсу и шорты на ярких, как китайские бумажные цветы, девчонках.

  Оживленная толпа втягивалась в сад, растворялась в его аллеях. Красиво, пышно..  Зеленеют неведомые кустарники и деревья. На некоторых висят созревающие, а  может  уже поспевшие, плоды и ягоды. В ухоженных клумбах томятся диковинные цветы. Люди  расходились по мраморным беседкам, останавливались возле скульптур и бюстов, со знанием дел обсуждали  мастерство ваятелей. Статуи - чудо: теплеют светлым мрамором, изящные, мягкие. Как живые, тронь и почувствуешь, как под каменной кожей пульсируют жилки на полных руках неподвижных красавиц. Любовались  замысловатыми барельефами каменных колонн и плит,  ажурных узоров невесомо  парящих в воздухе, арок. Предупредительные рабы подавали в протянутые руки господ  кубки с вином, несли вслед за прогуливающимися хозяевами блюда и подносы. Гости выбирали еду, пили, жевали, говорили.
Вечер ушел, на сад наползла мягкая как бархат темнота, густая, влажно липкая, как вспотевшие люди. И чем она становилась гуще, тем сильнее и громче становились  разговоры, ярче пунцовели разгоряченные лица, вспыхивал оживленный смех...

Внимание Германа привлекла группа сенаторов, почтительно стоявшая возле самой большой, богато изукрашенной беседки. Внутри ее, на небольшом возвышении дергался  маленький, жирный человек. Что-то самозабвенно декламировал тонким, пронзительно визгливым голосом. Толстяк, парню не понравился. Сходу, как говорится, с первого  взгляда. Хотя, судя по всему, тот - очень старался понравиться всем, в том числе  и невидимому Герману. Из-под багряной туники чтеца свисали складки жирного живота. Воздетая к небу пухлая рука, творила,вслед дурноголосым завываниям,   картинно трагические жесты. Лицо вопящего мужика  было закрыто золотой маской,  над которой поблескивал алмазами, напоминающий корону, венец…

- Кто это? - спросил удивленный Герман.

- Нерон, император! – коротко ответил Фантом: - Он считает себя непревзойденным  актером, вот и старается, доказывает свою гениальность! А прихлебалы, убедив его  в этом, теперь сами страдают, часами слушают священные вопли! Пошли дальше, он не  скоро утихнет!  Тоже мне, покровитель искусства, любимец Мельпомены!

Герман понемногу начал привыкать к праздно шатающейся толпе, и уже более  осознанно и не торопливо, стал разглядывать окружающие его шедевры античной  культуры. Взглядом выхватил необычную статую, изображавшую не торжество и  красоту тела, наоборот,  тощего, немощного старца. Изваяние явно не вписывалось   в царившую гармонию красоты праздника, и любопытный Герман подплыл к нему поближе.

То, что он увидел - потрясло его! Перед ним была не скульптура, а живой человек!  Изможденный старик, редкие, спутанные волосы. Во впалые ребра груд воткнулась склоченная борода.  Старик неподвижно стоял, подняв отрешенный взор к темноте  неба. Лицо старика было наполовину  прикрыто повязкой, под ней шевелились губы.  Человек  что-то  беззвучно  шептал. Вглядевшись, Герман заметил, что заломленные  за спину руки связаны, прикрепляя тело к тонкому столбу. Туловище старца перекручивала железная цепь, обвивала, не позволяющая ему упасть со столба. А  в  том, что старику было очень плохо, и он мог упасть, Герман, глядя на его судорожно вздымавшиеся, обтянутые тугой кожей, ребра – не сомневался!

Герман растерянно огляделся вокруг, и понял: подобных  «статуй» в парке много, очень много! Ужасаясь от внезапного открытия, парень заскользил по аллеям, и  везде встречал  прикрученных к столбам людей, выкрашенных в цвета белого или   розового мрамора! Люди были самые разные! Старые и молодые, сильные и слабые,  мужчины и женщины, юноши и девушки… И всех их объединяло одно! Залепленные рты и глаза! Отрешенно – безразличные у одних, наполненные слезами, скорбью, страхом и ужасом у других! Пылающие гневом у сильных мужчин и юношей, тоскующие взгляды  матерей, потерявших своих детей, которых привязали в других местах. У девушки,  смывая розовую краску, текла крупная, такая-же розовая, от той же краски – слеза!  Слеза стекала по юному лицу, оставляя матовую, грязную полоску...

Рядом с ней очень красивая молодая женщина, с пышным, невероятной густоты и  длины, волосом. Волосы не были окрашены, видать не поднялась у кого-то рука на  такую красоту! Но поразили Германа не волосы, а ребенок, привязанный к ногам  женщины, уткнувшийся затылком в ее живот! Женщина отчаянно крутила головой, и  парень понял, она хочет укрыть, спрятать под дивными кудрями ребенка! Закрыть  дитя от того что их окружало! И все они, ребенок, живые статуи - молчали! У них  были заклеены  рты.

- Что это? – свистящим шепотом спросил Фантома Герман. Несуществующее горло  парня перехватило спазмом, внутри начало сжиматься от нехороших предчувствий:  -  За что их привязали?

- Светильники! – спокойно и равнодушно ответил Иван Иваныч.

- Какие,  мать  твою - светильники? Это - люди! Где ты у них видишь светильники?

-  Они сами и есть – светильники! Скоро поймешь! Я предупреждал, что не буду вас  пугать! – объявил Фантом, почему-то обращаясь к Герману во множественном числе:  - Но я обещал показать тебе свое отношения к людям, и ваше отношение ко мне! Так  сказать, наглядно! Так что будьте готовы ко всякому! Конечно, предстоящее  зрелище для непривыкшего, нелегкое, но ты должен это увидеть! Если будет  невмоготу, закрывайте  глазки, и быстро мотаем отсюда! И никаких обмороков. Помните, вы с душой вне тела, я вас никакой водичкой не отолью!

Толп галдела громче и громче! Пьяная, сытная, потная. Герман с нарастающей  ненавистью смотрел на взволнованную, нетерпеливо ожидающую кульминации праздника,   знать Вечного города, оплота культуры и цивилизации античного мира.  Галдеж прервал протяжный звук трубы, тонко заголосили фанфары. Среди еще более  оживившейся толпы проворно забегало множество рабов. Одни - разносили связки  дров, хвороста, снопы камыша, укладывали их у подножий живых статуй. Другие,  побежали с кувшинами, щедро поливая дрова и людей маслянистой жидкостью. Вытягивали руки, лили прямо на мотающиеся головы, и бежали с кувшинами дальше.

Справившись с этой работой, рабы вернулись. Тащили охапки факелов.  Пестрая  толпа со смехом расхватывала их, спорила, сердились те, кому не досталось. Счастливчики поджигали факелы, разбрасывая шипящие искры разбегались по садовым  дорожкам.

Снова прозвучал тот же протяжный звук, и под восторженный рев толпы, в саду  запылали первые костры. Мужчины, и даже девушки, пошатываясь от выпитого вина и  возбуждения, бегали по аллеям, поджигали дрова и людей! Бархатная ночь резко  сгустилась мрачной темнотой,  нехотя отступала за круги полыхающего света, в  которых корчились смертными муками обугливающиеся тела! Пышные волосы матери  вспыхнули мгновенно, и в этой вспышке, повисший в ее ногах ребенок задохнулся,  резко сник, задергался на своих веревках. Мать все-таки спасла свое дитя,  избавив его от медленной муки.

Онемевший от охватившего его ужаса, Герман стоял перед крепким парнем, которого  постепенно охватывало пламя. Сильное тело не хотело умирать, мышцы  взбугрились  в неимоверном напряжении, силясь порвать свои узы! На Германа смотрели  наполненные страшной болью глаза! Эти глаза - смотрели на него отовсюду!

Глаза! Глаза! Глаза! Глаз - а- а !

Потрясенный Герман, не отрываясь, смотрел умирающему человеку в эти глаза: он не  мог отвести от них своего обезумевшего взгляда! Огонь охватил тело несчастного,  глазницы его вдруг вспухли, взорвались нестерпимым  жаром, вскипели... По обугленным щекам текли кровавые, черно вспененные струйки… Шипели...и сгорали...

Рядом с корчившейся в муках девушкой стояли двое, мужчина и женщина,  упивались  феерически безумным зрелищем. Мужчину, облаченного в запачканную сажей тогу,  колотил нервный озноб, и вдруг, он в сильнейшем возбуждении повалил свою  спутницу на камни, оборвал одежду, грубо и нетерпеливо овладел ею! Вокруг них  раздался торжествующе безумный рев. Толпа неистовствовала от сладости   созерцания еще одного неожиданного зрелища! Соитие у подножия смерти...

   В полночном небе тишина. Замерли холмы, леса. Под лунными дорожками нежатся ленивые волны теплого моря. На земле жарко, смрадно, страшно. Пылают светильники, обугливаются тела, стоны, хрипы умирающих и торжество беснования людей. Среди   мечущихся теней слышатся истерические выкрики и безумный, перемешанный с лающими рыданиями, смех! И в этой безумной пляске смерти, Герыч увидел императора! Он, стоял среди беснующихся в эпилептическом экстазе, восторженно ревущих подданных - и ПЕЛ! ПЕЛ, картинно  раскинув  руки, трагически  и самозабвенно, закрыв в  упоении глаза, откинув назад увенчанную  короной голову! У его ног валялись в  пыли и копоти граждане свободной республики,  хватали, целовали края  багряного как кровь одеяния! И Герман понял – они БОГОТВОРЯТ ЕГО!

… В опустевшем саду, распространяя зловоние горелых тел, чадно дымили затухающие костры. Рассыпались искрами, тлели обессилевшим жаром. По аллеям рыскали рабы,  отыскивая своих, упившихся вином и зрелищем, господ. Люди покидали место, которое сегодня покинула жизнь, и в котором поселилась смерть! Страшная, ни чем не прикрытая и неоправданная!


… Они летели над просторной степью, прокручивая часовые пояса, выходя из темноты южной ночи на солнечный свет. Иван Иванович, вероятно понимал, что  творится в  сознании его спутника, не  торопился! Деликатно помалкивал. Герман созерцая  проплывающее под ним безмолвное спокойствие простора, уходящего своими  необъятными крыльями в горизонты.

- Ты выдержал испытание! - первым нарушил молчание заскучавший Фантом: - Не  принимай все близко к сердцу, это все -  в очень далеком для тебя прошлом!  Считай, что ты посмотрел очередной голливудский ужастик! Только изнутри, вживую...

- Ты мог все это изменить? – глухим голосом спросил его Герыч.

- Нет!Они все затеяли, и сделали сами, без меня! Я об этом узнал случайно, когда  в меня попыталось втиснуться сразу с десяток обезумевших душ! Кое - кто, из свободных граждан Рима, погиб на этом празднике: у кого сердце не выдержало, трое сошли с ума и тоже, умерли…

- Зачем ты мне все это показал?

- Чтобы ты понял, я в этом веселье граждан, совершенно не при делах! Никто меня не призывал, не советовался! Император поступил так, как посчитал возможным! Вот  и все! Я, сам Дьявол - ему не нужен!  Он нисколько не отягощен совестью, не  видит в празднике даже намека на преступления! Спокойны и его подданные, для них,  происшедшее - привычное явление их жизни, хорошее и приятное  развлечение! Не  больше! Они считаются добропорядочными гражданами, любящими отцами, заботливыми  женами! Почитают своих родителей, и в тоже время, равнодушно обрекают на муки  таких-же, но не их - детей, матерей и сестер! Вот и вся загвоздка: это не их граждане, и с ними можно делать все. Какой  век,  таковы  и  нравы! Не спокойны,   разве что, тот десяток протестовавших, и затем обезумевших душ, вот и все. Их сознание пострадало от мук совести! И я, почти ничего от произошедшего не  заимел, так – сущие мелочи! Я говорил, сотворяя зло  -  люди меня не призывают!   Они ищут меня когда под давлением души хотят оправдать свою совесть, сославшись  на мои происки! Поверь, от таких душ, мне даже малой крохи не перепадает. Они  сами грузятся тяжкой чернотой, потому как зачастую, их раскаяние - обман!

…Неспешный полет продолжался. Герман подумал, что пожалуй, начинает соглашаться  с доводами своего спутника – Дьявола,  Властителя осколков тяжких душ! Вот только, почему именно ему, выпали все неожиданные напасти, которые принес в его жизнь Властитель Тьмы – вопрос оставался открытым. «Так, мимо проходил!» - вспомнил Герман ответ Фантома, но не поверил в подобное стечение обстоятельств. Не тот уровень, у его странного гостя, чтобы впадать в крайности и случайности…

«Надо было меньше пить!» - сердито отругал себя Герман: - Случайности почему-то, чаще всего происходят - именно спьяну!»

…Началом этой фантастически безумной истории стало второе января начинавшегося года. Когда в квартире Германа чудесным образом появился бригадир сантехников Иван Иваныч Сатанюк. Который, потом, материализовался в такое, о чем и говорить нельзя. Только с крестом, или сложив пальцы, тоже, крестиком. Или плюнуть через плечо. Только это не поможет. Сатанюк сам, кого хочешь переплюнет или перекрестит.Идеальный Бес, исключительно хорошо приспособленный решительно ко всему и всем.

ГЛАВА 2.

…Пробуждение в тот злополучный день было просто ужасным. Конечно, за прожитые  двадцать семь лет, у Германа были времена похуже, нынешнего утра, но плохое, как  известно, забывается быстро, а свежие события всегда важнее  вчерашних. Они вытесняют  из сознания память о прожитОм, заполняя пришедший день новыми делами и заботами

Герман лежал на кровати и печально размышлял о том, что сегодня, поводов для  радостей в его жизни не было ровным счетом  ни  одного,  даже  самого  крохотного, способного, хотя бы на минуту, скрасить или облегчить возвращение в реальность такого веселого и крепкого парня, как он. Но таким он был вчера, особенно вечером, а теперь… Теперь все было хуже.

Еще, Герман думал что его измученное жаждой тело требует срочного введения  в организм живительной влаги из кухонного крана. Требование было настолько мощно  и сильно, что плохо соображающий парень всерьез обеспокоился тем, чтобы в  водопроводных трубах оказалось наличие потребного ему гигантского количества воды.

Вяло протекла мысль о правительственной антинародной политике, обрекающей народ на физическое и моральное разложение. Причем, способом  самым гуманным и демократичным, любезно предоставляя последнему, немыслимо  затяжные новогодние и рождественские каникулы.
Мысль о правительственной диверсии мелькнула и ушла, а необходимость поднимать непослушное тело и вести его к спасению - оставалась. Герман со стоном  перекатился на пол, выпрямился в рост и на ощупь, с плотно закрытыми глазами, пошел вдоль стены. Добравшись до крана начал жадно хлебать воду, но после  нескольких глотков понял, что совершил непростительную ошибку, забыв спустить в  раковину застоявшуюся в трубах влагу, ставшую от этого застоя омерзительно теплой, густо хлорированной жижей. Лучше не стало, поплохело – конкретно, и  жалобно постанывающий Герман, стараясь облегчить свои муки, плескал в горевшее лицо водой...

- Что, хреново? – услышал он вдруг чей-то вопрос. Герман, вытирая лицо подолом майки, повернулся на голос и сокрушенно кивнул в ответ.

- Давно пьешь? – продолжал расспросы голос.

- Третий день! - прохрипел  парень, машинально продолжая растирать щеки мокрой одежкой, и вдруг, что-то сообразив, спросил: - А ты кто? Я тебя не знаю! Как ты ко  мне влез? Не помню, чтобы вчера гостей приводил!

- Да я так, мимо проходил, дай думаю, зайду! Вот и зашел! - сконфузился голос.

На Германа весело смотрел плотный мужичок. Задорно выставил выпирающее из-под обвислой майки арбузное брюшко. Под ним на завязанной веревочке болтаются широкие пижамные штаны, бежевые, в зеленую плоску. Желтые, босые ступни, всунуты в мягкие тапки. Широкое лицо босяка светилось пониманием и радушием. Под лохматыми бровями  маленькие глазки, хитрые, блестящие. Щеки смешные, толстенькие и розовые, совсем как у мультяшного поросенка. Из них, бойко, словно сам по себе, круглой картошиной выталкивался носик с подозрительно красноватыми прожилками. Два подбородка заросли щетинкой. Шея толстая, в плечи вросла. Грудь лохматая как у обезьяны.

Полученное объяснение Германа не устроило, но мужик выглядел таким приветливым и  жизнерадостным, что, измученному тяжким похмельем парню, он показался единственно  приятным событием дня. В том, что сейчас именно день а не утро, Герман не  сомневался: через замороженное льдинками окно, в кухню вливался мутный свет зимнего дня. Сердиться и  расспрашивать веселого мужичка не хотелось,не было для этого сил. Парень плюхнулся на возмущенно пискнувший под его тяжестью стул.

- Осторожнее...мебель у тебя - того...слабенькая! Ты погоди, я щас, я быстренько! Я с утра уже сгонял в подвальчик, в тот что за  углом, под пельменной. Пивка перехватил! – захлопотал мужичок, вытаскивая из пакета две кружки толстого стекла. Не пластиковые, а настоящие, солидные, ребристые! Такие кружки Герман видел в серванте у своей бабушки. Старушка их очень берегла,  выставляла на стол только в исключительных случаях и любила рассказывать, что из  этих посудин попивали пивко ее покойные отец и муж, то есть, Герычевы дед и  прадед.
 
Вслед за кружками мужик извлек из-под столика объемистый алюминиевый  бидончик, в котором легонько плеснулось…

- Тут, главное дело не опоздать! К девяти утра пивовоз подходит, сливается!  Самое пиво! Успеешь – возьмешь, а через полчаса – час, все... амба! Забодяжат  водичкой, по совести конечно, но забодяжат, уже не то! А я успел! - гордо  тараторил босяк, разливая по кружкам янтарную жидкость.

Герман, не веря самому себе, словно во сне, медленно и неуверенно потянул по  клеенке стола одну из покрытых пахучей пеной кружек.

- Да ты пей, пей! - приободрил мужик: - Не стесняйся, выпьем - еще добудем!  Настоящее, жигулевское светлое! Не  нынешнее пойло, такое только в семидесятых  годах варили, строго по рецепту и согласно ГОСТа! Вот как, брат ты мой!

Живительная влага ошеломляюще приятного вкуса, полилась в горящее нутро Германа. Невесомыми струйками разбегалась по загустевшей крови, вызывая приятное  головокружение и легкий звон в зачумленном мозгу. Полулитровую кружку парень  влил в себя на одном дыхании, и с видимым сожалением отставил ее в сторону,  наблюдая, как на клейменое донышко стекают остатки светлой, пахнущей свежим  хлебом, пены. В голове просветлело, во взгляде появился проблеск возвращающегося  разума, бледные щеки порозовели.

- Вот, вот! И я про это самое! - радостно заулыбался мужичок, глядя на  возвращающегося из алкогольного небытия парня: - Говорю ведь, по ГОСТу варено,  словно живая вода! Мертвого поднимет! Вот как умели делать!

Мужик светился счастьем и полнейшим удовольствием, морщил узкий лоб, смешно кривил бледные губы, сдувал пену со своей кружки.

- И я с тобой за компанию выпью! Ой, чувствую, что хозяин вот этого, тоже,  маленько подгулял вчера! - коротко хохотнув, он радостно похлопал ладошками по  круглому животику: - Повезло ему, сам спит – а его же и опохмеляют!

Оживший Герман тупо глянул на веселого мужика, но внимание отвлеклось на  бидончик, снова наполнявшего бокалы напитком. Жизнь налаживалась!

- Да что это я, совсем забыл! – вдруг хлопнул себя по лбу мужик: - Я ведь в  гастроном заскочил, одним пивом сыт не будешь! Глянь, что принес!

Весельчак прошлепал к порогу, вернулся, с торжеством победителя водрузил на стол сетку - сумку и стал  вытаскивать из нее продукты.

- Килечка, пряного посола - пять копеек за кило! Вкуснотища! Хлебушек – черный,  за одиннадцать! Минтай вяленый! – мужичок разломил серую рыбину, понюхал: - Маленько подванивает, но под пиво сойдет! Я, даже люблю такую, с душком! А вот  самое главное, ты такого и не видел!

На столе прямая, темно-красная палка,толщиной в запястье мужика.

- Одесская - сырокопченая! Чистейший мясной продукт, все по ГОСТу! – мужик довольно щурился, глядя  на изумленного парня: - Такую, нынче, только миллионэры едят! Да и то, вряд ли, где им ее взять? Ведь они - не я!

Колбасу наломал большими кусками. Лежат на столе, белеют на зернистых мясных изломах кусочками  сала. Источают сумасшедше вкусный запах, магнитом притягивают  к себе взгляд изголодавшегося Германа.

…Герман выпивал редко, больше по праздникам, в общем – как многие из его друзей и знакомых. Но теперь произошло нечто непонятное! Новый Год плавно перетек в праздничное продолжение по первому числу, затем по второму. И вот это, второе, Герман, видимо воспринял уже совсем нехорошо и неадекватно! Как ни силился, воспоминаний почти не было! Так, обрывки! Веселье, незнакомые квартиры, новые люди, улицы, и даже, вроде бы ночной клуб! Во всем хаосе воспоминаний явным было только одно: присутствие Наташки, новой подружки Герыча. Но что-то подсознательно подсказывало, что в эти дни Наташка была не совсем верна ему в своих чувствах и преданности. Следствием этой измены, вероятно и являлись, саднящая боль под ребрами и лиловая шишка на щеке.

Герман огорченно вздохнул. Но шикарный запах сырокопченой, вымел непонятные переживания, залил рот голодной слюной. В животе плотоядно заурчало нетерпеливое, требующее немедленного насыщения, чудовище. «Все как всегда! – подумал Герман, набрасываясь на еду: - Литр водки и одна печенюшка! Наверняка сутки не ел!»

Мужичок кушал с аппетитом, не забывая подливать в быстро пустеющие кружки. Мелко жевал передними зубами, видать, коренные, или повыдергал, или сами развалились.
Герман обжирался, как с голодного края. Молол мясорубкой рта подсохшую колбаску, отрывал желтые пласты от тушки минтая, с треском рвал его пятнистую кожицу.
 
Насытившийся Герман откинулся от стола. Только глаза, голодно  и нетерпеливо, шарили по недоеденным  кускам. Нужно передохнуть. Не  то и до заворота кишок недалеко! Голод не тетка, особенно с похмелья.

…Сытый желудок умиротворенно помалкивал. Выпитое пиво приятно расслабляло тело,  настраивая Германа на лирический лад. Неудобство и дискомфорт вносило только  одно, практически полное незнание вчерашних событий. Особенно огорчали легкие  телесные повреждения, полученные им неизвестно где и как. «Ничего! – утешил себя  Герман: - Разберемся и рассчитаемся! А вообще, нужно прекращать веселье, а то до бомжатника докатиться недолго! Скатиться на дно жизни, и погибнуть молодым, от  паленой водки, например!»

- Бес попутал! - вслух ругнулся парень, внимательно вглядываясь в незваного, но,  как оказалось, очень своевременного, гостя.

- Ай? - мужичок с удивлением вскинул на Германа выпуклые глазки, перестал жеват: - Звал?

- Да нет! - смутился парень: - Это я так, к слову пришлось! Мудрость народная  припомнилась!

- Бывает! - охотно согласился мужичок: - Иной раз такое припомнится, что не  знаешь откуда взялось! Память - вещь интересная, избирательная!

- Может и так! - медленно протянул Герман: - За хлеб соль, конечно, спасибо!  Будем живы рассчитаюсь! Теперь колись, кто ты, как у меня оказался? Ведь дверь,  наверняка, закрыта!

- Закрыта! - ничуть не смутился гость: - Но не для меня! Для меня, твоя  фанера не преграда!

- Ты кто, вор, домушник? По хатам шаришь? - похоже, бесцеремонный мужик за ответами в карман не лез, бойкий. Герман начал сердиться: - Не нравишься ты мне!  Старый, лохматый! Тебе, батя,внучат баловать, а ты по квартирам шастаешь, людей обижаешь!

- Лохматый, говоришь? - весело отозвался мужичок: - А если так?

Глаза Германа раскрылись сами, так широко, как еще никогда не бывало! Там, где сидел гость, на секунду пыхнуло дымком и веселый мужик исчез. Пропал вместе с майкой и полосатыми штанами. Облачко повисело, сжалось в пузырь и выплюнуло из себя шикарную блондинку, усадило ее на стул и испарилось...

- Ну  как? – томно промурлыкала красавица, страстно облизнула язычком алые как у вампирши губы: - Как тебе такой расклад? Лучше лохматого?

Развалилась на стульчике, лениво, вальяжно.Глазищи с поволокой, бесстыжие до ужаса. Невинно махнула веером наклеенных ресниц, потянулась к столу, на котором из ниоткуда появилась узкая пачка. Вытянула длинную сигарету, щелкнула желтой зажигалкой. Изящно и непринужденно оперлась локотком на стол, округлила губки, выпустила в лицо Германа струйку  дыма. «Феникс!» - успел прочитать надпись на пачке, закашлявшийся от неожиданности, парень: - Таких сигарет я в продаже никогда не видел! Крутая девка! И зажигалочка, судя по всему, не сусальной позолоты! Стоп, а откуда она появилась?»

- Ты кто? Куда мужика спрятала? Вас что, целая банда здесь? - изумленный Герман  не мог прийти в себя от потрясения, мозг блеснул страшной догадкой:- Да вы меня  клофелином опоили! С-с-уки...

- Перестань! - нисколько не обижаясь, небрежно отмахнулась от него белокурая  красавица: - Кому ты нужен? Сам подумай, что с тебя взять? Фи-и! Квартирка, и та  на родителей записана!

- Да... ты права! Взять с меня нечего! - обреченно прошептал Герман, обводя тоскливым взглядом спартанскую обстановку своей хрущевки. Хотел было спросить девицу, откуда у нее такие точные сведения о его жилищном положении, но,  переведя взгляд на гостью,осекся, замолчал.

Девушка - отпад! Платье, аж кричит красным цветом, как мокрое прилипло к идеальной  фигурке, ничего не укрывая от хищных взглядов, наверняка, алчущих потрясающего тела, мужиков. Герман облизнул пересохшие губы. «Потрясное тело» перехватило его взгляд, лениво затянулось душистым дымком, медленно перекинуло с колена на колено длинные ноги. Короткое платьице поползло, открывая розовые трусики. Жгуче улыбаясь, блондинка потянула подол на острую  коленку. Герман шумно сглотнул колючим горлом. Парень от природы крепкий, психика нормальная. Вопрос взаимоотношения полов понимал правильно, пуританские взгляды на жизнь не одобрял. Но от такой бесцеремонности смущенно покраснел, ощущая четкие позывы, не к месту ожившего, возжаждавшего жизни организма.

- Тихо...тихо! - всполошилась девица, и успокоившись, одобрительно промурлыкала: - Нормальные желания! Если что, могу предложить свою знакомую. Только скажи и...

- Не-е-ет! -  громко завопил, вконец перепуганный таким поворотом дел, Герман: -  Убирайтесь все! Вон из моего дома! И мужика не забудь забрать! Колбасой купить  хотели? В-о-о-н!

- Да тебе, брат, не угодишь! - лицо девушки поскучнело: - Капризный ты какой-то,  похоже избалованный. С самого детства! Ладушки! Попробуем по другому!

Ситуация повторилась. Снова колыхнуло сизым легкое облачко – марево. Ослепительная блондинка затерялась в пространстве кухни, а на ее месте возник  худощавый парень в потертых джинсах, и синей футболке, с надписью: «Спартак  чемпион».

Герман затравленно озирался по сторонам, словно был не в своем, привычной квартире, а в каком-то аттракционе, наподобие комнаты страха в городском парке,  в которой ему довелось побывать в далеком детстве с благословения подвыпившего  папаши. Этот поход навсегда врезался в неокрепшее сознание юного на то время  Германа. С тех пор, он откровенно недолюбливал темноту и фильмы ужасов.

«Откуда вы вылазите? – тоскливо думал он, пытаясь хоть как-то объяснить заселившееся в его квартиру безумие: - А может это глюки, я «белочку» словил!».  Герман вспомнил рассказ сильно пьющего, страдающего месячными запоями бывшего дворника, который как то жаловался на маленьких лохматых тварей, которые  осаждали его с похмелья. Причем, их никто кроме него самого не видел. Вреда, по  его словам, они не причиняли. Так, пустяки! Бегали по комнате, дразнились,  влезали на плечи и шею, щекотали уши и творили прочие, безобидные безобразия.

- Точно, белая горячка! – прошептал потрясенный отчаянным выводом Герман: -  Только дед, видел маленьких и лохматых, а я – больших, в натуральном масштабе и  разных! Все! Пипец! Допился!

- Не-а! - словно прочитав по губам Германа, отозвался парень. Он стоял у стола,  переминаясь обутыми в грязные кроссовки ногами, робко и обескуражено поглядывал  на подавленного хозяина квартиры: - Не глючит тебя, это я – Женька! Я через  квартал от тебя живу! В мастерской, автомехаником в АТП работаю. У грузина Ашотика, знаешь такого? А тебя я знаю, видел пару раз, ты с Натахой Бегловой крутишь!

- С Натахой, говоришь! – при упоминании имени своей шаловливой подружки, Герыч  начал медленно закипать, неосознанно вкладывая в эту, внезапно возникшую, вспышку агрессии, весь ужас пережитого за последний час своей непутевой жизни: - Так это  ты мне глаз подбил? Чужих девах клеишь?

На здоровье Герман никогда не жаловался, драться умел, хотя и не любил такое  дело. И служба в армии кой чему научила, не прошли даром уроки изувера инструктора - рукопашника. Набычившись, сжавшись в тугую пружину мускулов, он  медленно наступал на обеспокоенно попятившегося парня.

- Дверь, значится, фанерная! Ошибся ты браток, железная она у меня, и сейчас,  кто-то в этом убедится! Башкой, на прочность ее проверит! – мстительно и подло  улыбаясь, Герыч стал засучивать рукава, забыв, что он, так же,  как и незваный  гость, одет в безрукавную футболку, только не синюю, а серую с белым, и без чемпионского трафарета.
 
- Стоп, стоп, стоп! - зачастил парень, выставляя перед собою руки: - Успокойся!  Давай миром решать!

- Не будет у нас с тобой консенсуса, я тебя бить буду! Не лезь к Наташке!

И снова произошло непонятное! Болельщик «Спартака», как перед этим прекрасная блондинка - растаял в  пространстве, и зачумленный взор Германа снова увидел, забытый им в порыве восстановления попранной справедливости, облик   веселого босяка.

- Ты не горячись, присядь! - быстро говорил мужичок: - Давай пивка хлебнем, а то степлилось оно, наверное, выдохлось! Посидим, потолкуем!
 
- Мне неприятности ни к чему! - снова говорил обессилевшему и опустошенному  Герману мужичок, заботливо наполняя кружки: - Мне чужое тело в порядке соблюсти  надо, каким взял, таким и вернуть нужно! Такой у нас договор был! А уговор, брат,  дороже денег! – и  снова, как прежде, весело засмеялся.

- Что ты творишь, факир цирковой! – озлобленно прошипел Герман, уставившись  неподвижным взглядом в клеенку стола, не обращая внимания на его слова: - Может  ты как Карлсон, в окно влетаешь?

Парень перевел остекленевший взор на окно и тяжело вздохнул. Версия не нашла своего подтверждения: и окно и форточка плотно закрыты.

- Мне все равно куда, я везде могу пройти! – повинился мужик, и обиженно засопел: - Странный ты! Полдня стараюсь, а тебе все не так, не угодишь! Даже не знаю как  быть! Лохматым обозвал! Старый – это точно, ты даже не  подозреваешь, сколько мне  лет! А лохматость мы быстро удалим, это телу не повредит!

Мужичок снова развеселился. Взял оставшуюся от испарившейся блондинки золотую  зажигалку, щелкнул ею, и вдруг, поднес огонек к своей груди, поросшей густым,  полуседым волосом. Волоски затрещали, скручиваясь в обугленные жгутики: веселое  пламя резво побежало по груди. На кухне сильно запахло паленым. Мужичок быстро  загасил пламя ладошкой, весело хохотал, стряхивая с себя курчавый пепел.

- Вот и вся проблема! Нет лохматости!

Герман подошел к окну, открыл форточку. В комнату потянул морозный воздух,  разогнал тяжелый дух пива и шерстяного палева.  Ему стало казаться, что еще  немного, и он перестанет чему-то удивляться, прекратит задавать вопросы, ожидать  ответы. И вообще, пошло бы оно все в *******! Парень начал уставать!


…Пиво, действительно, потеплело, но осталось вкусным. Шипело пеной в тяжелых,  сделанных еще в прошлом веке, кружках. Немного отойдя от потрясений, Герман спросил своего веселого гостя:

- Ты так и не ответил! Кто, как, откуда, зачем? И главное, почему я, а не кто то  другой?

Мужик с любопытством взглянул на парня, прожевал кусочек вяленой рыбы,  проглотил.

- Действительно, подванивает! Но есть можно! – отпил изрядный глоток пива и  заговорил, шаря по лицу Германа цепкими глазками: - Ты спрашиваешь кто я? Представь, по честному, я и не знаю что тебе ответить! Много имен у  меня, по  разному прозывает! И в разных временах - меня по своему именуют! Да мне это все  равно! Одним словом, хоть горшком назови, только в печь не сажай!
 
Гость довольно хохотнул, поглядывая на поскучневшего парня.

- Ладно, не буду тебя томить! Меня и в правду, по разному кличут!  Люцифер,  Самну, Шайтан - ибн…ибн…  Забыл! В  общем,  всех  имен  не  перечислишь,  да  и  ни к чему тебе это! Скажи, какое из них мое...правильное? Не знаешь, и я не знаю!  Тебе, наверное, понятней будет по вашему - Диавол, Сатана! Даже, ловцом душ человеческих считаюсь, Властителем  Ада! Вот как! - мужик горделиво воздел к  потолку толстенький палец: - А сейчас, я - Иван Иванович!

- Ты не гони! - упрямо сказал не желающий верить Герман: - Ты  фокусник,  гипнотизер! На психику давишь! Ибн, ибн - таким не бывает!

- Не бывает? А какой он по твоему, ибн – ибн, этот?

- Ну, как-то так! - парень нелепо помахал руками над собой, пытаясь каким - то  образом пояснить собеседнику предполагаемый облик Сатаны, приставил вытянутые  пыльцы к вискам, изображая рожки, гнусаво хрюкнул, совсем как один поп, подавшийся в артисты.

- Ясно! - коротко ответил мужик, и перед Германом мгновенно предстало  восседавшее на стуле чудовище с рогатой козлиной головой и голым торсом,  покрытым противной зеленой чешуей. Чудище держало когтями пивную кружку и  поглядывало на парня лиловыми зрачками. Козлиная голова подмигнула Герману желтым  глазом, и, деликатно отвернувшись в сторону, раскрыла пасть. Обнажая желтые пеньки истертых зубов, изрыгнула струйку красного пламени, сопроводив ее клубком  белого дыма…

«Сера, коробок спичечный загорелся!», - пронеслась в голове Германа четко выраженная мысль.

Перепуганный насмерть, он изо всей силы впечатал кулаком в широкие ноздри. "Н-на, тебе, тварь рогатая!" Рыло сочно хлюпнуло. Козлиные зрачки яростно полыхнули желтым. Герман замахнулся еще раз, но рогатая тварь ловко извернулась, выкинула перед собой круглое как пряник копыто. Прямо в лоб Германа.

"Почему оно круглое? у козлов оно..." Это было последнее, о чем успел подумать  парень, проваливаясь в черноту нокаута.
 
Очнулся от шлепков по щекам и брызг холодной воды. Мужичок стоял над  Германом, сердобольно вглядывался в его глаза, озабоченно оттягивал сомкнутые  веки. Но парень ничего не соображал, тупо вращал пустыми зрачками:тело реагировало, сознание - нет. Его просто не стало, вышибло жестким пряником копытом.

- Ну вот, очнулся! – облегченно выдохнул босяк: - Кто ж знал, что ты такой резвый! Недооценил я тебя...одобряю! Ай,ай!Такой большой и в обморок! Подумаешь, на копыто нарвался! Сам виноват! А я, брат, за тебя уже выговор серьезный  схлопотал! – переняв непонимающий взгляд страдальца, пояснил: - Душа твоя  встрепенулась, испугалась! Бежать из тебя хотела, насилу удержал! А она, ничего, бойкая! Отошла и вставила мне по полной! ...Да не буду, не буду его больше трогать!Сказал уже раз, чего повторяться! Разобрались же, он первый напал!  – мужик досадливо морщился, говорил в сторону, повернув лицо от Германа: - Вот  прицепилась, неугомонная! Иди к нему, а то еще помрет!

Герман судорожно вдохнул, задергался и затих: пришло блаженство и покой. Вернулась память.

Вопреки нелепости ситуации, пояснения мужичка принесли парню неожиданное облегчение и даже спокойствие. События начали  приобретать более или менее конкретные очертания. «Однако, до ясности еще, ой, как далеко!» - подумалось Герману, и окончательно успокоившись, он уже более смело и открыто взглянул на склонившегося над ним человека.

- А почему ты сегодня Иван Иваныч? – вдруг вспомнил он, последние слова мужичка.

- Да все просто! Я взял его тушку, попользоваться! На время конечно! Придет  нужный час – верну, в целости и сохранности! У нас с этим строго, без  обмана!



- Так ты говоришь, душа есть! И где же она? И где сейчас настоящий Иван Иваныч?

- Настоящий, сейчас, как бы спит! Он работает бригадиром на ТЭЦ, сутки через  двое! Еще, по праздничному случаю неплохо «накатил», вот и дрыхнет! До девяти  вечера спать будет, пока Люська, благоверная его, не придет с работы… В магазине  она, продавцом стоит! - охотно пояснял мужичок: - Придет, орать станет, будить  его начнет, ругаться будут! У них почти всегда так. Ну а в целом, они - молодцы,  живут неплохо, дружно! Но я к тому времени уже верну его в тело.

Мужик прервался,снова разлил пиво.

- А душа, чего ей станется? У нее свои дела есть, тоже погулять, побродить хочет!  Мы с ней из одного теста сделаны, только задачи и суть у нас разные! Понимаем,  друг друга, договариваемся! Пока человек спит, тело его свободное, душе оно не нужно! Бери, пользуйся, главное чтобы не заметили пропажу: поднимут шум, гам. Иван Иваныч сегодня в полном одиночестве отдыхает, следить за ним некому, вот я и взял его на прокат, - мужик весело засмеялся: - А если что не так, его душа мигом  меня предупредит!

Герман ковырялся вилкой в кильке пряного посола, пытаясь усвоить услышанное, впрочем, не слишком при этом стараясь. Понять и осознать, все сказанное странным  существом, назвавшегося страшными именами, было выше его уровня восприятия  действительности. Одно понимал и ощущал однозначно – опасности от нового  знакомого не исходит, а это, учитывая особенности его персоны, было уже, совсем  неплохо!

- Можно я буду называть тебя Иван Иванычем? Так мне проще, спокойнее!

- Почему нет? - вскинул мохнатые брови мужичок: - Дерзай! Я не против! А настоящему все равно, он о тебе ничего не узнает. 

- Ну что ж! - вздохнул Герман: - Пусть будет так! Будем знакомы!Герман!Друзья зовут просто – Герыч!

Иван Иванович протянул Герману поросшую рыжими волосками ладошку.

- Очень приятно!Сатанюк, Иван Иванович! По совместительству – Дьявол!

 

  … Вот так и состоялось их знакомство. Герман помнил все отчетливо и ясно. Тем более,  что напрягать память не было нужды: между знакомством и путешествием в сады Нерона прошло около двух часов…

   Тогда, Герман машинально пожал протянутую к нему руку, и словно вспомнив что-то неотложно срочное, быстро прошел в спальню. Вернулся оттуда через минуту, остановился в дверном проеме и задумчиво поглядел на сидевшего за столом мужика.

- Проверил? Тепленькая постелька? Еще не остыла? – Иван Иваныч весело улыбался:  - Убедиться хотел! Да не спишь ты, не спишь! Не сон, все это!

- Не сон! – даже, излишне спокойно, согласился с ним Герыч: - Наверное, лучше бы  я спал!

- Пустяки, пользуйся  моментом! Я брат, не к каждому вот так прихожу! Считай, как повезло тебе!

Герман, о чем то размышляя, прошелся по комнате.

- Зря ты так думаешь! Я ничего плохого Сатанюку не делаю! - вдруг произнес Иван Иваныч: - Я что, на маньяка похож? Обижаешь…

- Ты и  мысли читаешь?

- А как же, я многое умею! Мысль - это материальная, но не озвученная  информация! Уловить ее - ерунда, дело техники! Тебя подучить и ты сможешь!

- Как же тогда с тобой говорить? Ты ведь, все наперед узнаешь.

- Ты прав! - нехотя согласился Иван Иваныч: - Не интересно так, слишком большие  преимущества у меня! А давай на равных! Не буду я в тебя «заглядывать»!

- Давай!Так лучше будет!Спокойнее… Не обманешь?

- Слово даю! Так чем займемся, времени у меня уйма! - Иван Иваныч глянул на  стенные часы, - Часов шесть - семь еще есть! Можно хорошо повеселиться!

- Можно! Только пить я не буду!Пора завязывать! Разве только пива, а больше  ничего!

- Принято!Я ведь, тоже, не могу спящее тело спаивать! Подлечить, другое дело, а  напаивать допьяна нельзя, навредить можно! Претензии будут, а мне, я говорил,  такие проблемы и разборки – ни к чему!

- А зачем ты чужими телами пользуешься? Свое бережешь, жалеешь? Не честно так,  на халяву похоже!

- Во! Правозащитник отыскался! - мужичок даже подпрыгнул от неожиданности: -  Молод ты мне указывать! Сначала в вопросе разберись, а потом предъявы кидай!

- Справедливость должна быть! - настаивал на своем Герман: - Ты законы нарушаешь!  Хотя о чем это я, что от тебя хорошего ждать!
 
- Ну, ты это, брат, перегнул! - обиделся Иван Иваныч: - С плеча рубишь, а темы не  знаешь!

Обсасывал  рыбью  косточку, огорченно сопел, укоризненно глядел на собеседника.  Обглодав, бросил кость на стол, потянулся за новой порцией.

- От нужды это, а не от каприза! Понял? Нет у меня своего тела! – заявил он пристально глядя Герычу в глаза: - И никогда не было! Ни тела, ни формы!
   
- Ты или слишком прост, или хитришь! Ведь ты же - есть, ты существуешь?

- Хороший вопрос! - одобрил Сатана: - Только ответить на него нелегко!Верно, раз  я есть, то значит существую! Но не более того, притом, совсем не в том образе  каким вы меня изображаете! Ваша фантазия - пошлый, и довольно примитивный, вымысел. Я - сгусток энергии, по иному - фантом! Что я в реальности? Мыслящая, но невидимая, неспособная на осязаемые ощущения субстанция! А пощупать мир охота! Что делать? Вот и пользуюсь, как ты заметил – чужим! Я не могу полноценно ощутить ваш мир без тела! Даже и не помню, сколько по времени я так  поступаю! Одно скажу точно: входя в человеческие тела, я сам не заметил, как  ваши жизненные привязанности и привычки стали моими! В обычной форме, мне по сути своей, ничего вашего не нужно! Мне не жарко и не холодно, не сытно и не голодно! Одна забота – существовать без понятия времени, парить в бесконечности,  да от ваших душ энергию собирать! А впрочем, она и сама в меня входит, так уж  получилось! Только скучно все это, вот я и приспособился к вам! И к вам, и с вами! Понятно?

- Не-а! - замотал головой Герыч: - Ничего не понятно! Что фантом, поверить можно!   Сейчас чего только не болтают про привидения! Может быть ты плазмоид, еще и паразит!

- Так, так! - обиделся Иван Иванович:- Паразит, говоришь? Хорошо прорвало тебя!  Все вывалил, все познания высказал? Давай, валяй все сразу, что бы больше к этим  вопросам не возвращаться! Не бойся, не обижу, я терпеливый!

- Что, сказать нечего? Ты же в людей вселяешься, но сам не уходишь, изгоняют тебя! …Слушай,а зачем тебе каждый раз новое тело? Выбрал бы одно, и живи в нем  сколько вздумается! Надоест, так, тушку в землю, душу в ад! И  новое выбирай, ты  ж все можешь! Но нет, ты их меняешь как перчатки: при мне уже три было! Или, ты таким образом - души коллекционируешь? - нагловато отпарировал Герыч: - Ко мне  не подкатывай, бесполезно! Я тебе не слуга и не помощник! Лучше пострадаю, а  совесть и душу – не предам! Самому пригодятся!

- Крепко, брат, у тебя в голове намешано! Душа, совесть! - передразнил его недовольный Фантом, поморщился, с  треском разодрал рыбью кожу: - Эх, что с тебя взять? Своим умом жить не научился, а чужой – не всегда к добру приводит! Но если на чистоту, то и мне многое непонятно. Я сам многого не знаю! Так, мыслю, сопоставляю! Где прав, где не прав! Спрашиваешь кто я? Ответ: толком не знаю! Откуда взялся? И тут, только догадки. Одно понимаю точно: я – появился намного позже всего! Жизнь уже была, задолго до того как я начал себя осознавать! По крайней мере – люди до меня уже жили!Долго, не долго – не знаю, но что вы были – это факт! Не отшибло у меня память,помню кое что! И не Творец меня создал, а вы  сами! Я, как выразились бы ваши  материалисты – есть побочный продукт вашего сознания и образа жизни, который вы избрали сами для себя! Вы меня породили и питаете! Так что, я вам - ближняя родня! Что не нравится такой родственник?

Герман усмехнулся. Фантом блеснул глазками и сокрушенно развел руками.

- Ну извини! Родственников не выбирают! Я, уж,точно, вас не выбирал!
- Чепуха! - безапелляционно заявил Герман.
- Не скажи! Давай рассуждать! Вы были - меня не было. Потом, раз, и появился! Откуда? Зачем я нужен, злобный, беспощадный, хитрый лгун? Природе я не нужен, в ней нет понятия зло, только практичность. Остаетесь вы, потому что вы самое непрактичное творение! Из чего я сформировался? Из энергии ваших душ, причем не самых лучших. Даже, скажу, из самых черных отбросов!
- Но где ты их берешь? Где ловишь?
- Там где живу: в пространстве!
- В раю? В Аду?
- Ага...разогнался! Не знаю я этого, от вас услышал. Наплели короба небылиц и радуетесь. За рай не скажу, может это и есть то место, куда посмертные души уходят. Транзитом, мимо меня. Что они там делают я не знаю. Пространство безграничное, а я ограничен в перемещении. Это души, летят сквозь него как пчелки через лужок, а я там где вы, застрял. Но ада - точно, нет! Отвечаю! Так что, я генеральный Бес, но без рабочего места! Я над транзитными душами власти не имею.
- И что ты тогда собираешь?
- Не собираю, а вбираю в себя! Как накопитель! Понял? Ну, навроде конденсатора.
- Что копишь то? - Герман начал терять терпение.
- То что плавает в темноте! Энергию потерявшихся душ! Там они болтаются,самые гадкие, злобные. Они почему то остаются в моем пространстве. Шевелятся, как черные сгустки, долго - долго. Ко мне тянутся, видать, чуют скопление себе подобного. Так о чем это я? А-а, вспомнил, отвлекся воспоминаниями! Одним словом, не было меня...уж я то знаю! А потом - раз, пошло осознание себя...маленькое...робкое. Потом сильнее, сильнее. И вот он, я! Собственной персоной! Откуда? Все Я - это, собравшаяся каким то образом в один сгусток энергия зла! А кто направил ее в один образ, в одно направление? Только вы сами, люди! Но не учли одного, ваше желание иметь образ идеального зла, немыслимым образом материализовалось и вызвало к жизни конкретную субстанцию. Меня!
- Обман! Библия говорит что все жило добром! Пока не появился ты, родственник! - блеснул познаниями Герыч: - Искушение, яблоко,  змей? Твоих рук дело! Мы, может быть, и сейчас в раю бы жили! Или не ты, там, мимо проходил?

-  Непонятливый ты! – снова начал сокрушаться Иван Иваныч: - Терпеливо объясняю,  когда люди яблоки стали воровать - меня и в помине не было! Это потом, легенду об искушении придумали, чтобы мое появление объяснило ваш жизненный бардак! Вот народ! Хоть тресни, не хотят признавать, что я от них свое начало беру, и точка!

- Я дело говорю, проверено! - продолжал просвещать мудрый Фантом: - Душа идеей от творения создана, а я - идеей от людей! Поэтому, в душу заложено то, чего мне,  никогда не достигнуть! Путать только не надо, душа это одно, сознание – другое  понятие! Сознание управляет поступками, а душа –  ее дело сознание направлять. Только не всегда у нее получается. Случается, отдельные люди не желают  прислушиваться к своей душе и она с ними не справляется!

- Ты о себе поясни! Почему ты утверждаешь, что создан людьми? - Герман почувствовал в словах Фантома конкретный смысл, и рассердился.

Фантом передохнул, отхлебнул пива, недовольно поморщился:

- Совсем выдохлось! Ничего, что  ни-будь, придумаем, еще не вечер! Ладно, слушай!  Может на пользу пойдет! Когда то, понятия «изначальное зло» не существовало! Не моло оно сформироваться! Суть мироздания - гармония! Но даже она содержит в себе противоречия! Так, так, Герман! Противоречия – основа существования мироздания, это они удерживают все сущее в единении, балансируя на тонкой грани их соприкосновения! Так устроено, что ни одно противоречие не способно полностью подавлять другое! Они – равны! Также и добро со злом! Не может быть абсолютного добра, как и абсолютного зла! Возможно и вы, в изначальном варианте, такими же гармоничными были, да где то не удержались, сорвались! Преступили грань между добром и злом, и случилось так, что – зло, смогло подавить доброе начало! Вот  так, браток,я думаю!

- И что это за срыв? Грехопадение, что-ли?

- За что я иной раз людей уважаю? Всему свое определение и оправдание найдут, обозначат! Звучит как! Гре-хо-па-де-ние! – Фантом  с  удовольствием  произнес  слово по слогам: - Красивое слово, а смысла нет! Скажи, как можно свалиться с дерева, если ты на него не влез? Нет его, откуда падать? Так в честной жизни, откуда в ней грех? Грех - ввели люди! Основа для падения, то, что вы называете  пороками! Их раскрутил сам человек. Они оказались некоторым, по  своей сути  ближе и привлекательней, чем жизнь по совести! Запретный плод показался сладким!  Жили-жили, пришло время и кому-то захотелось испытать запретное, а там и  затянуло, да так, что уже тысячи лет людей трясут обман, нужда и беды! И тут, кому-то в голову пришла гениальная идея – создать некий могущественный образ, который виновен в падении нравственных устоев человека! Так «появился»  - Я! Я – ваша выгребная яма: очищая себя, люди свалили и продолжают сбрасывать в меня все то, что впоследствии - обозначили понятием греха! И нарекли меня – разными именами, но одной сутью – Враг Рода Человеческого! Формула простая: «Не сам я, против правил иду, враг – сподвигнул!». Действительно, по психологической сути – идеально: сбросил с себя нравственный негатив – и оправдан! Живи и греши дальше! Но, создав образ внешнего Врага, люди оставили внутри себя главное – разрешение на Зло! Вот так и началось, мое мифическое зарождение! Дальше, образ прижился в сознании людей на хорошо культивированной  религиями почве. Инакомыслия религии не допускают: сколько они  уничтожили умеющих думать и анализировать людей, даже я не скажу! Осталась – покорность! Но покорность и фанатизм, это сон разума! А сон разума – порождает чудовищ, меня например! Убедил?



…Герман с опаской глянул на летевшего рядом с ним «мифически зарожденного» Фантома. На кухне, они говорили о разном, но сейчас, вспомнился именно этот отрывок их беседы, в которой Фантом объяснял причины своего появления в мире людей. 


 - Я ваше создание, в вашем мире существую! – говорил тогда Сатанюк: -  И я есть  до тех пор, пока вы ощущаете во мне надобность. Вы ведь хитры! Что не так – виноват Я, есть на кого сослаться! Но рано или поздно вы изменитесь и вернетесь  в свое утерянное состояние, в первоначальное, туда, где не было понятия о грехах и зле! Тогда я исчезну, если не перерожусь во что другое! А это я  могу, в  последнее время только крепну! 

- А когда было это время, утерянное? Ты помнишь?

- Конечно помню, я тогда и начал зарождаться! Послушай,  браток! – оживился  Фантом: - Есть идея! Я ведь могу тебе все это на деле  показать! Можно сгонять в  то время, засиделись мы с тобой! Давай, шевельнемся! Заодно я и детство свое  вспомню! С прародительницей своей тебя познакомлю! Ну как на это смотришь?

Герыч с удивлением посмотрел на сидящего перед ним мужичка, весело и оживленно  потирающего пухлые руки. Напряжение от беседы исчезло само по себе и ничто уже  не напоминало парню о малопонятном Фантоме с его откровениями. Перед ним снова  был задорный и неунывающий, ставший уже привычным, бодрячок Иван Иваныч,  приглашающий его в неслыханное приключение. «А  что? – подумал  парень: - Прогулка, да еще с самим Дьяволом! Да это же – круто!Круче небывает!» - и  согласно мотнул головой!

- А как же – эта…? - спохватился Герыч, вспомнив рассказы Фантома.

- Душа, что-ли? – удивился Иван Иванович: - С нами полетит, куда мы без нее!  Она, да еще сознание твое! Так ты все и увидишь, и в памяти своей сохранишь!

- А она согласится?

- Уже согласилась! Она у тебя – авантюристка! А ты, давай, топай в спаленку,  тушку свою спать укладывай! Время пошло!


Глава 3.



…И вот тогда,  Герыч  с  удивлением  почувствовал,  как он,  став  невесомо  легким, поднялся  в  воздух,  и  они  вместе  с Иваном Ивановичем,  который  крепко  держал  его  за  «руку»,  скользнув    прямо  через  стекла  оконного проема, стремительно понеслись над   шумевшим городом.

С  «замиранием»,  несуществующего  на  данный  момент  сердца,  ощущая  сладкий  ужас высоты,  Герыч  летел  в  бесконечности!  Летел  так,  как  летал  когда-то  во  снах  давно  забытого  детства,  и  был  счастлив,  думая  о  том,  что  несмотря  ни  на  что,  жизнь  все - таки – прекрасна!

- Что? Вспомнил мои слова? – Фантом прервал размышления Германа, хитро покосился в его сторону

- Иван Иваныч! – возмутился Герман: - Ты же обещал! Зачем ты меня контролируешь? Ты пойми, в таком варианте - я перед тобой как голый! Что мне теперь, мозги выкинуть? Не серьезно!

- Перестань обижаться! Пойми, сейчас я не могу иначе! Мы с тобой вышли из поля твоего времени и пересекаем пространство! Здесь, действуют другие законы, и мое обещание автоматически  потеряло силу! Здесь, ты и я, подчиняемся проявлениям существования нефизической сущности! Вернемся домой, тогда – да! Я не буду вмешиваться в твое личное эго!

- Но почему я, не могу тебя слышать?

- Ты слышишь, но только то, что я разрешаю! Не забывай кто я!

- Ладно! – обозлился Герман: - Проехали! Знаю, с кем связался!

Фантом тормознул в воздухе, завис.

- Бунт?  Может  вернемся?

- Не злись! Сам виноват, предупреждать надо! Летим дальше! Что ты еще покажешь? Только говорю сразу: больше никаких садов! Не забывай, в мое время – таких ужасов не бывает!

- Бывает, еще как бывает! Просто вы не знаете! Ну – летим, покажу тебе свою прародительницу!

- У тебя что, мать есть? – удивился Герман.

- А как-же, как у всех! – засмеялся Фантом, и с гордостью добавил: - Только она у меня особая! Малолеточка! – и резко спланировал в сторону…


  …Полет  закончился  так-же быстро,  как  и  начался! Прошло  несколько  мгновений,  а  они  уже    стояли на краю обширной поляны  в  тени  березового  подлеска.  По  ней,  под несильным ветром, волнами  красного  золота переливались  тяжелые  колосья  созревшей  ржи.  На  поле  виднелись  женские  фигуры, жавшие  выращенный  хлеб.  Все  было  в  точности  так,  как  видел  когда-то   в  фильмах  о  старине,  удивленный   Герман: жаркое  солнце,  тихий  шелест  трущихся  друг  о  друга  колосьев, сухой  запах  горячей,  нагретой  за  день -  земли…

На  краю  поля   играли  две  девочки   лет  шести – семи.  Маленькие  резвуньи,  одетые  в  длинные  холщовые  рубахи,  плели  венки  из  васильков.  Цветов  было  много,   по  всему   ржаному  полю  пестрели  синие их  звездочки,  перенесшие  небесный  цвет  на  землю.  Девочки,  увлеченные  своей  работой,  оживленно  разговаривали.

- О  чем  они  говорят?  -  шепотом  спросил  Герман  своего  «экскурсовода».

- Не  шепчи!  -  ответил  Иван  Иваныч:  -  Запомни,  нас  никто  и  нигде  не  увидит!  Так  что,  ты  можешь  смело  пройти   прямо  через  любое  тело,  и  ничего  не  случится!  Мы,  для  всех,  кого  сегодня  встретим – не  существуем!  Так  что,  действуй  смелее!  Только,  пожалуй,  не  с  этими  людьми!

- А  чем  они  выделяются?

- Ты  видишь  людей,  которые  жили  задолго  до  моего  появления!  Они  обустроили  общество  по  другим  законам,  чем  вы свое,  и  обладают  тем,  что  вы  называете  «утерянными  знаниями».  Увидеть  нас,  они  вряд  ли  увидят,  а  вот  почувствовать – могут!  Так  что,  мы  лучше  в  сторонке  постоим!  То,  что  сейчас  произойдет,  ты  и  без  слов  поймешь!

Герман  смотрел  «во  все  глаза»,  стараясь  не  пропустить  ни  одной  мелочи.  Сама  мысль,  о  том,  что  он  оказался  у  неизвестных  для  истории    истоков  рода  человеческого,  переместившись  на многие тысячи  лет  в  прошлое,  взволновало  его  чувством  прикосновения  к  этой  тайне.

Девочки,  по  прежнему,  плели  веночки.  Одна  из  них,  чуть  светлее  другой,  справлялась  со  своим  делом  гораздо  быстрее.  Маленькие  пальчики  проворно  перегибали  тонкие  стебельки,  и  скоро,  девочка  одела  на  свою  русую  головку,  изящный  веночек.  От  счастья,  она  захлопала  в  ладошки  и  весело  засмеялась.  У   ее  подружки - дела  шли  похуже.  Упрямые  васильки  никак  не  хотели  увязываться  в  плетение,  рассыпались  в  ее  неловких  ручках.

 Темноволосая  девчушка  сердито  глянула  на  веселую  подругу,  нахмурилась,  вскочила  и  сорвала  с  ее  головы  цветы.  Что-то  громко  выкрикнув,  бросила  чужой  венок  на  землю,  и  стала  его  топтать!  Испуганное   таким  порывом  подруги,  светловолосое  дитя,  закрыло  лицо  ладошками  и  громко  заплакало!
Герыч,  краем  глаза  заметил,  как  работающие  женщины  выпрямились,  глядя  в  сторону  детей.  Одна  из  них,  оставив все  дела,  побежала  к  краю  поляны.  Она  бежала,  придерживая  рукой  подол  своей  рубахи,  тугие  колосья  били  ее  по  матово  блестевшим,  бронзовым  от  загара  крепким  ногам.

Подбежав  к  детям, женщина,  глянув  на  истерзанные  цветы,  быстро  оценила  ситуацию  и  тихо  засмеявшись,  опустилась  на  колени.  Она  прижала  к  себе  плачущую  девочку,  утешая  ее.  Затем  обняла  ее  рассерженную  подружку,  и  стала  тихо  и  ласково,  что-то  говорить  им  обеим.  Женщина  говорила,  а  руки  ее,  подобрав  разбросанные  васильки,  быстро  и  умело  сплетали  их  в  голубые  ожерелья.  Сплетенные  веночки  она  одела  на  маленькие  головки  детей,  и  поцеловала  их  в  загорелые  щечки.  Полюбовавшись  детьми,  женщина  снова  заговорила,  и  Герыч  увидел,  как  девочки  обменялись  своими  венками.  Прижав  к  себе  детишек,  жница  снова  поцеловала  их  и  ушла  на  поле.

Герман  смотрел  ей  в  след.  Смотрел  так,  словно  она  была  первой  женщиной,  которую  он  встретил  на  Земле!  Он  не  запомнил  ее  лица,  не  увидел  в  ней  женского  тела,  и  это  -  поразило  его!  Он  видел  в  уходящей  молодой  женщине - ту  красоту  человека,  какой  ему  еще   не  довелось  познать!  Доброта,  мощь  и  сила  духовного  совершенства,  исходящие  от  женщины -  невидимой  волной  заполонили   его  сознание!  В  душе  парня  что-то  сладко  надломилось  и  ему  стало  тепло!

- Я  говорил,  что  от  них  нужно  держаться  подальше!  -  услышал  он  бормотание  съежившегося,  недовольного  Фантома.

- Что,  и  тебя  проняло?  -  злорадно  произнес,  опомнившись от наваждения   Герыч.

- Не  ехидничай,  смотри  дальше!

Герман  с  трудом  оторвал  свой  взгляд  от  уходящей  женщины.  Девочки,  оставшись  одни,  стояли  повернувшись  друг  к  дружке,  в  их  позах  чувствовалось  напряжение.  Светловолосая, исподлобья,  недоверчиво  и  настороженно,  глядела  на  свою  подругу.  На  ее  щеках  темнели  полоски  просохших  слез.  Вторая  девчушка,  гордо  и  вызывающе  глянув  ей  в  глаза,  сорвала  с  себя  подаренный  венок  и  зашвырнула  его  в  кусты.  Медленно  повернулась  и  неторопливо  пошла  в  густоту  желтого  поля…

- Вот  и  все! – услышал  Герман  голос  Фантома:  -  Уходим,  больше  нам  здесь  делать  нечего!

- Как? – удивился  парень: - Ты  ведь  обещал  показать  свою  прародительницу?  Обманываешь,  халтуру  подсовываешь!

- Во  как? -  теперь  пришла  очередь  удивляться  Иван  Иванычу:  -  А  ты,  куда  глядишь?  На  баб  ископаемых  засмотрелся!  Вон  она,  «матушка»  моя,  малолеточка! – и  он  указал  взглядом  на  уходящую  в  рожь  девчушку!
Герыч  оторопело,  с  непониманием  глядел  на  ребенка.

- Эх  ты!  Главного  и  не  увидел!  -  Фантом  явно  наслаждался  ролью  мудрого  учителя: -  Не  смирилась  она,  не  сдалась  на  уговоры!  Затаила  злобу  на  подружку!  И  выходит,  как  по  вашему – сразу  три  греха  поимела!  Гордость,  зависть,  обман!  Вот  тогда-то,  и  оторвался  от  ее  души – крохотный  кусочек,  с  кусочка  этого  первого – я  и  пошел  в  мир! Именно с этого часа я  повел свое существование!  Так  что,  малолетка  или  нет,  а  она  и  есть  моя  «матушка»!  Уходим!  Все  равно  она  меня  и  не  знает  и  не  помнит!

- Погоди!  -  попросил  потрясенный  Герыч:  -  А  что  с  ними  дальше  будет?

- Это  я  знаю,  теперь  это  мой  мир! -  охотно  пояснил  Фантом:  -  Вырастут  они,  «матушка»  моя,  ни  чего  не  забыв,  столкнет  свою  подругу  в  реку!  Утонет  она!   Будут  думать,  что  такое – вышло  случайно,  да  только  не  все!  С  тех  пор,  в  душах  людей  поселятся,  неведомые  им  доселе  -  страх  и  недоверие! Девственные в своей нравственной чистоте, люди не смогут понять причину  плохих поступков, и начнут оправдывать их посторонним вмешательством  мистической силы…  Так, начал  создаваться мой образ!

…Они  летели  над  густыми  лесами.  Притихший  Герыч,  попросил  Иван  Иваныча,  двигаться  помедленнее,  стараясь  выгадать  время,  для  того,  чтобы  хоть  как-то  осмыслить  произошедшее.  Фантом  охотно  согласился  с  ним.  Герман  оглядывался  назад,  стараясь  разглядеть  с  высоты  тот  мир  и  землю,  на  которой   жили  девочки  и  прекрасная  женщина,  но  взгляд  его  упирался  в  ржаное  поле,  а  за  ним,  закрывая  горизонт,  тянулась  – белесая,  плотная  завеса  густого  тумана.  И  больше  -  ничего!

- Бесполезно!  -  покачал  головой  Иван  Иваныч:  -  Там  уже  не  «мой  мир»!  Сто  раз  тебе  говорил,  что  до  меня  люди,  может  тысячи  лет  жили,  нет  мне    туда   ходу!  Не  мое  там  -  время!  Глубже  этого  ржаного  поля,  мне  в  прошлое  не  уйти! Предел!

Летели  долго  и  медленно, но  скоро  Фантому,  такое  передвижение   надоело.

- Нет  у  нас  времени,  природой  любоваться!  -  сварливо  бурчал  он:  -  Скоро  Сатанюк  проснется,  а  я  еще,  кое -   что,  хочу  тебе  показать!  Фома  ты  мой,  неверующий!  Чую, хохлы  в  твоих  предках  были!  Пока  сам  «нэ надкусыш,  нэ помнэш  -  нэ повирыш»!  Гоним!



     - Мы что,  над  степями  летим!  -  закапризничал  Герыч:  -  Что  хорошего?  Ни  деревца,  ни  гор!  Одна  трава  да  озера!

- Не  скажи! – отпарировал  Иван  Иваныч: -  Степь,  брат  ты  мой,  ее  понять  нужно!  Сколько  по  этим  просторам  прошло  людей  и  событий – никто  не  скажет!  Степь – колыбель  цивилизации! Кроме  того,  географию  -  я  никак    отменить  не  могу. Нерон в Риме, матушка малолеточка – на Балканах жила! Мы  ведь  домой  летим, а как иначе попасть в леса  Российские?   Степь  не  минуешь!

Герыч  деликатно  промолчал,  по географии  у  него  был  немалый  «пробел»  и  поэтому  продолжать  поднятую  Фантомом  тему,  он  не  рискнул.  Дома, на кухне, у него уже был печальный опыт на тему подхода к той части жизни,  которой правит наука.

…В тот момент, Герман заговорил о совести. Не совсем «правильный», но честный по жизни, парень мог согласиться с тем, что люди сами обозначили понятие греха и снимая с себя моральную ответственность за него – создали образ злого искусителя, толкающего невинность в пропасть  соблазна и  злодейства. Но он считал, что, даже  оправдав себя перед глазами других, все равно никуда не уйдешь от себя. Случалось, даже по мелочам и то, нет – нет да подкусит, недоброе создание – совесть…

- А совесть? Ее никто не отменял! – сказал тогда  Герман.

- Хороший вопрос! – одобрительно кивнул ему  Фантом: - Душа, сознание, совесть! Это не вымышленные понятия! Только, человек – он как поступает?  Надумает неправедное дело совершить – непременно сделает, если  душа его  не  остановит!  Когда человек сомневается в нравственности поступка, то  это  душа  его,  через  совесть - остановить  пытается!  Только  не  всегда  ей  это  удается! Я говорил тебе, что душа изначально на добро настроена, и  поэтому не может оказывать большого сопротивления недобрым человеческим замыслам!  На совесть она начинает давить,  но  у  иных  людей,  это  понятие – совесть,  уже  и  вовсе атрофировалось, или загнано в такие уголки  сознания,  что до них и не докопаться! Тогда, совесть чернотой грузится, а   душа  мечется,  тает!  С  каждым  подлым  поступком,  от  нее  малая  частица  ко  мне отходит!

- Почему? Разве она  может распадаться?

- Еще как! Основа души – это энергия! Энергия зла – тяжелая субстанция, если душа переполнится ею – она обречена! Стремясь сохранить себя, связанная с телом душа – сбрасывает ее в пространство. Но сброшенная энергия зла, каким-то непостижимым образом приобрела способность  к объединению. По мере ее увеличения – все это стало преобразовываться в энергетическую сущность! И эта сущность, Герман, в данный момент  – пьет пиво вместе с тобой! Вот  из  таких  частичек,  я  и  собрался,  и  продолжаю  их  набирать!  Но цельной души у меня – ни  одной  нет!  Не могу я  Божьим  созданием полностью владеть! Так что, рассказы о том, что я «ловец душ людских» - не более чем миф!

- Это как? Выходит, что с каждой сделанной гадостью я теряю кусочек своей души?  Так?

- Не совсем! Это зависит от тяжести проступка! На «мелочи» это не распространяется! Иначе, все души, давно бы поселились во мне! Конечно, они от этого страдают! Но если человек раскаивается, и осознает свою не правоту, то дело поправимое, беды не будет! Раскаяние, если оно искреннее – залечивает поврежденную душу!

- Но почему говорят, что тебе, то есть – Дьяволу, душу продают? Это правда?

- Чистый трёп! Я  ведь  контракты  не  подписываю,  ни  чернилами,  ни  тем  более – кровью!  Есть,  конечно,   такие,  что  меня  призывали – души  свои  предлагали!  Глупцы!  Зачем  мне  покупать  то,  что  они  и  сами,  без  меня,    мне  же  отдадут!

- Как  так?  -  непонимающе  заморгал  глазами  Герыч:  -  Кто  добровольно  отдаст  свою  душу,  да  еще  и  просто  так,  без  дивидентов?

- «Дивидентов»!  Грамотей!  Запомни: ди-ви-денД!  -  передразнил  его  Иван  Иваныч: -  И  ты,  дурень,  туда-же, куда и все!  …Иной,  озлобленный  на  весь  мир,  бежит  ко  мне,  зовет!  Душу  свою  на  силу  мою  менять,  чтобы  делишки  свои,   через  меня  обделать!  Только  я  объяснял:  ни  к  чему  мне  это!  Обозленный  этот,  так  или  этак,  меня  не  минует!

- Почему? Ты ведь не принуждаешь  идти к себе!

- Люди сами ко мне идут! Отдают себя по малым «кусочкам», и  души, «неправедные» - тают! Иные   и  на  тени  уже  не  похожи!  У  некоторых  человеческих   «отморозков», души трепетные - в комочки  от  ужаса  сжаты,  вот – вот силу растеряют!  Но до этого не доходит!  Если душа понимает,  что  погибает  -  она  оставит  тело  неразумное,  сама  спасаться  будет!
               
…Но есть и другой расклад! Некоторые люди, настолько уверенны в своей  избранности и вседозволенности, что абсолютно убеждены в правильности  своих  поступков!  Там  уже, масштабы  крупнее!  Такие - смело  посылают  на  убой,  обрекают  на  голод,  нищету – самое малое десятки,  сотни  людей!  Да  что  там  сотни - сотни  тысяч, а то - и миллионы!  Им не  ведомы  такие  понятия  как  сострадание,  совесть  и  прочий  «милосердный  бред»!  Они  видят  свою  цель, и идут к ней, ни с чем и ни с кем не считаясь!   …Убийство, ложь, обман, угнетение -  ля  них обычное явление!  Но от таких душ – мне  ничего  не  перепадает!  Их земные хозяева, никогда не зовут меня, не оправдываются, и никогда не раскаются! Сознание  их  берет верх над  душой,  и  та – покоряется!  Только  не  понимают  такие  «люди»,  что зло, содеянное  ими,  остается в них самих, заполняет   покоренную ими душу, и настолько отягощает ее, что нет  у нее сил, чтобы  уйти в  другие  миры после физической смерти  тела! Не завидую я, таким душам!  Страшная у них доля…

- В ад попадают?

-  Ад, рай! Черти, сковородки, облака да арфы!  -  перебил  Германа  Фантом:  -  Это  надо, до такого додуматься!  Ну,  прямо  все предусмотрели,  чтобы  людей  в  страхе и  в  покорности  удержать!  Там  кнут,  а  тут  -  пряник!  Подумай  сам! – он  вдруг  замолчал,  и  с  недоумением  посмотрел  на  парня: - Да  о  чем это   я!  Тебе  ведь - думать  то  нечем,  не  научили!  А  в  «инете» и вовсе,  такая  способность  не  нужна! Википедию  почитал и  все знания!  Ох  люди,  люди, – человеки!

…И вот тогда, Герман дал маху, решив показать зарвавшемуся в обвинениях Фантому, степень своей образованности.

- Зря,  ты  так  со  мной! – обиделся  он:  -  Я  -  ЕГ  нормально  сдал,  может,  в  универ  еще  поступлю!  Заочно!

- Универ -  это  хорошо,  может  и  поступишь!  -  как-то  отрешенно  проговорил  Иван  Иванович:  -  А  за  ЕГ  - ты  мне  не  заливай!  Знаю,  как  сдавал!  Тебе  мать,  математичку – пенсионерку   за  две  тысячи  наняла,  и  та - полчаса,  тебе  задачки  по  сотке  решала!  ЕГ – ты  обманул,  а  жизнь,  брат,  не  обманешь!
 
Пристыженный Герман промолчал, «крыть» и  в  правду,  было  нечем!  Что  было - то  было!



…Степь  казалась  бескрайне  великой,  особенно  с  высоты.  То  ровная   как  стол,  то  холмистая,  изредка  разрываемая  руслами небольших  рек,  синеющая  блюдцами  больших  и  малых  озер.   На  берегах  водоемов  стояли  немногочисленные  поселения  -  аулы  кочевников,  коренных  жителей  и  хозяев  этих  просторов.  Аулы  были  небольшие,  их юрты,  сверху  были  похожи  на  перевернутые    вверх  дном  белые  и  темные  пиалушки,  неподалеку  от  которых  были  щедро  рассыпаны  горсти  разноцветных,  больших  и  малых  зерен.  Зерна  эти  -  передвигались,  и  Герыч  сообразил,  что  это  стада,  отары  и  табуны  скота,  принадлежащие   жителям  этих  аулов.  Особенно  много  было  лошадей!  Наверное  -  тысячи  голов!

- Неплохо,  должно  быть,  живут  скотоводы! – заметил  Герыч:  -  Вон,  какие  богатства!  А  народу  -  раз  да  два!  А  мы,  примерно – в  каком  времени?

- Лет  с тысячу,  до  твоего!

- Что за люди живут, не знаешь?

- Что тебе это даст? Через степь прошло неимоверно большое число больших и малых племен. Изучать историю каждого из них – бессмысленно и невозможно. Но в будущем, эти племена сольются в  крупные народы, и дадут начала сильным и долговечным нациям! И тогда – у наций будет своя история! Но исток, у всех таких  народов один – степь!

Иван  Иванович,  пролетая  над  одним  из  небольших  аулов,  вдруг  вильнул  в  сторону,  снизился  над  юртами,  но  немного  помедлив,  вернулся  к  прежнему  «курсу»! Заметивший  это,  Герыч,  «тормознулся»  и  завис  в  воздухе.

- Ты  чего,  высший  пилотаж  осваиваешь?  -  спросил  он  Фантома.

- Показалось,  вроде  как  звал  кто-то!  Да  слабоват  сигнал!  Я  ведь  только  на  мощные  призывы  реагирую!  Мелочь,  она  и  сама   ко  мне  дорогу  находит!  На  каждый  чих  -  не  наздравствуешься!

- Нет  уж!  -  запротестовал  Герыч:  -  Начал  показывать  так  не  увиливай!  А  мелочь,  не  мелочь – я  сам  решу!

Фантом  удивленно  глянул  на  своенравного  парня:

- На  глазах  растешь!  Одобряю!  Будь  по  твоему,  спускаемся!

  …Путешественники  плавно  спланировали  к  стоявшим  на  берегу  озера  юртам.  Аул,  разделялся  на  две  части.  Одна,  состоящая  их  двух  десятков  небольших,  черных  шалашей  и кибиток,  вероятно,  являлась  «хозяйственной  частью»,  так  как  здесь  повсюду  шла  оживленная  работа.  Герыч  с  любопытством  разглядывал  незатейливые  хлопоты  и  быт  кочевников.

В  низких  загородках, жалобно  плакали   отлученные  от  ушедших  на  пастбище  матерей ягнята. В  тени  юрт  лежали  выкусывая  блох – матерые  степные  псы.  На  длинной  веревочной  привязи, отчаянно  взмахивая  головами  стояло  десятка  полтора  кобылиц. Вокруг них назойливо жужжали  секущие тело кровососы. Худой  старик  подпускал  к  маткам  короткохвостых,  долговязых  жеребят. Жеребята  жадно  присасывались  к  атласному  вымени,  но  старик  быстро  отодвигал  их  в  сторонку,  и  к  кобылицам  пристраивалась  женщина,  сдаивая  пенистые  струйки  молока  в  кожаное  ведерко. Двое  не  поделивших  что-то   псов,  схватились  в  короткой,  злобной  схватке.  Среди  них  вертелись  полуголые  детишки.  Дети  играли  в  свои  игры,  иногда  ссорились,  тут - же  мирились,  и  снова  придумывали  себе  новые  забавы…

Неподалеку  от  них,  двое  загорелых  парней   разделывали  баранью  тушу,  ловко  подпарывая  теплую  шкуру  крепкими  кулаками.  На  костре  стоял  большой  котел   в  котором,   вкусно зарумянивая  кусочки  теста,  шипело масло.  Женщина  в  заношенном  халате  и  белом  платке,  бросала  раскатанные лепешки  в  кипящее  масло  и  почти  сразу  -  вынимала,   раскладывая  на  широком  деревянном  подносе.

Возле  горки  лепешек  остановились  несколько  малышей.  Привлеченные  хлебным  ароматом,  загорелые  до  черноты,  детишки  стояли   не  в  силах  отойти  в  сторону.  Из  юрты  вышла  еще  одна  женщина,  невысокая,  с  широким  розовым  лицом,  одетая  гораздо  богаче  первой.  Она  деловито  прикрикнула  на  малышей,  кинула  в  их  сторону  несколько  кусочков  хлеба.  Ребятня  закопошилась  в  пыли,  подбирая    еду.  Собаки,  лежавшие  под  юртами,  следили  за  ними  завистливыми  глазами.  Оставшееся  печево,  хозяйка  ссыпала  в  большой  кожаный  мешок,  и  передала  подошедшему  к  ней  молодому  парню.  Подросток,  придерживая  мешок,  быстро  побежал  ко  второй  части  аула,  находившейся на продуваемом ветром   возвышении,  метрах  в  пятистах  от  первой.

Там  стояли  три  большие,  красивые  юрты,  укрытые  белыми  кусками  войлоков.  Фантом,  увлекая  за  собой  своего  товарища, влетел в самую большую из них.
Обстановка  белой  юрты  -  была  очень  богата.  Решетчатые  стены  и  пол  были  устланы  красивыми  узорчатыми  коврами,  по бокам стояли  большие,  кованые  медью  и  серебром,  сундуки,  на  которых  лежали  горки  шелковых  одеял  и  подушек.  На  стенах,  висели  пышные  лисьи  и  волчьи  шкуры,  меховые   связки  горностаев  и  хорьков,  богато  вышитые  халаты,  кафтаны  и  еще  что-то,  представляющее  собой  -  роскошь  и  богатство  хозяина.

Напротив  входа,  на  стопке  атласных  одеял,   облокотившись  на  подушку  полулежал  -   полный  мужчина,  в  розовой  рубахе  и  легком,  прошитом  серебряными  нитями,  синем  халате.  На  голове  его  была  надета  небольшая,  украшенная  затейливым  орнаментом  круглая шапочка. Крупное,  с  набухшими  веками  лицо хозяина  выражало  озабоченность  и  скрытую  мысль,  которая  вероятно,  не  давала  ему  покоя,  поглощая  все  его  внимание.

По  обе  стороны  от  него  сидело  несколько  человек:  пожилые,  и  совсем  старые,  хорошо  и  добротно  одетые,  они  с  молчаливым  достоинством  восседали  на  мягких  войлоках.  Иногда,  один  из  них,  начинал  говорить,  долго  и  неторопливо.  Сидящие рядом -  внимали  ему,  изредка  прерывая  речь  одобрительными  восклицаниями.

Перед  ними  была  расстелена  скатерть,  на  которой были  рассыпаны  самые  различные  сладости,   вяленые  фрукты,  хлеб. В мисках наложены  масло, творог  и  еще  много  чего,  в  чем  не разбирался,  не  знавший  пристрастий  степных  гурманов,  Герман.  Парень  вспомнил  полуголых  ребятишек,  подбиравших  брошенный  им  хлеб,  и  недовольно  засопел.  Честному  и  справедливому  Герычу,   здешние  порядки,  отчего-то  не  понравились,  но  справившись  с  внезапным  раздражением,  он  терпеливо  решил  узнать  причину  их  остановки.

У  скатерти,  сидела  молоденькая  девушка  в  легком  платье,  бархатной  жилетке  и  шапочке,  украшенной  пучком  красивых  перьев.  Девушка,  не  поднимая    глаз,  взбалтывала  в  большой  деревянной  чаше  пенистый,  хмельной  напиток  из  кобыльего  молока,  и  разливала  его  в  протягиваемые  ей  чаши  для  питья.

Хозяин  юрты,  ворочался,  недовольно покряхтывал,  вслушиваясь  в  длинные  речи  своих  сотрапезников.

- Чего  он  мается? – с  неприязнью  спросил  Фантома  Герыч:  -  Кумысом  обпился?

- Нет,  браток!  Здесь  другое  дело!  -  ответил  ему  Иван  Иваныч: - Доложили  ему,  что  под  утро – стая  волков  напала  на  его  табун!  Табунщик  прогнал  волков,  одного  даже  убил,  но  твари  успели  зарезать  двух  жеребят  и  кобылу!  Вот  и  мается  хозяин!  Лошадей  жалко!

- А  много их  у  него?

- Больше  пяти  тысяч!

- Е-мае! – присвистнул  Герыч: - Вот  так – да!  Степные  Рокфеллеры!  И  чего  мучиться,  не  последних  съели,  бог  дал  бог – взял!

- Он  то-же,  это понимает!  Но  ничего  с  собой  поделать  не  может!  Считает,  что  если  так  дальше  пойдет,  то  он  нищим  останется!  Кроме  того,  хозяин – ни  кому  не  верит,  и  думает – что  люди,  работающие  на  него,  обманывают,  воруют,  желают  зла  и  ему  и  его  скоту!  И  мстят,  как  могут!

- За  что  мстить-то?

-  Жена  табунщика   приходила  к  хозяйке,  просила  шерсти  на  войлок,  у  них  юрта – совсем  прохудилась!  Не  дали  ей,  сказали – уходи,  не  побирайся,  работай  больше,  может  тогда  и  дадим!  Хозяин  вспомнил  это,  и  думает,  что  пастух  специально  отогнал  табун  в  лощину,  к  волкам!

- А  - это  правда?

- Нет!  Табунщик  - любит  коней,  хоть  они  и  не его!  Он  храбро  бился  со  зверями,  сейчас  он  лежит  у  себя!  Серые  -  погрызли  ему  руку!
- Хозяин  знает  об  этом?

- Конечно!  Но  тут  так:  умом  понимает,  а  сердцем – плачет!  Он  очень  хочет,  что-бы  у  него  было  десять – пятнадцать  тысяч  коней,  тогда  он  станет  -  самым  богатым  в  этой  части  степи!  И  он  знает,  что  у  табунщика  -  есть  старая  кобыла,  которая  недавно  ожеребилась.  Хозяин,  задумал  найти  причину  и  обвинить   в  нерадивости  пастуха,  что-бы  забрать  у  него  лошадь  и  жеребенка!  Но  он  не  смеет   сделать  это  открыто,  и  ждет, когда  степные  мудрецы  угадают  и  озвучат  его  желание!

- И  они  угадают?

- Уже  угадали!  Они  счастливы,  угодить  тому,  кто  богаче,  а  значит  и  сильнее  их!  Что  им,  какой-то  батрак!

Один  их  сребробородых,  говорил  особенно  долго  и  витиевато.  С  каждым  одобрительным  возгласом  остальных «хозяев  жизни»,  лицо  пострадавшего  толстяка  все  больше  светлело  и  прояснялось.  Когда  речь  наконец  закончилась,  хозяин  юрты с  довольным  видом   поднялся  с  места,  снял  со  стены  дорогой  халат   и  собственноручно  накинул  его  на  плечи   мудреца,  под   восторженные  возгласы  остальных!

- Пожалуй  все!  Уважаемые  «законники» все   привели  в  дело  -  обычаи,  традиции  и  еще,  и  еще…  В   общем,  плакала  у  конюха  лошадка! - ухмыльнулся  Фантом:  -  Дальше  они  будут  возвеличивать  и  восхвалять  мудрость  и  богатство  друг  друга,  на  плечи  льстецов  упадет  еще  несколько  халатов!  Затем – станут  есть  мясо,  пить  кумыс,  позовут  степного  барда,  в  общем – как  всегда!

- Но  как-же  табунщик?  Народ,  наконец?

- Народ  -  безмолвствует,  как  сказал  один  из  ваших  классиков!  На  пастуха – героя,  можно  глянуть!  Здесь  нам  больше  делать  нечего!

…Мгновением  позже,  Герыч  оказался  в  маленькой,  заполненной  жужжанием  назойливых  мух,  кибитке!  Сквозь  ее  пропревшие  от  времени  и  непогоды  стены  и  крышу,  в  темноту  падали  длинные,  тонкие  лучики  света.

 Приглядевшись,  парень  увидел  блестевшие  в  полутьме    глаза.  На  кучке  овечьих  шкур   лежал  молодой,  крепкий  мужчина.  Бритую  голову  обтягивал  туго  повязанный пропотевший  платок,  такой-же,  несвежей  тряпицей,    была  покрыта   вспухшая  левая  рука.  Мужчина  лежал  неподвижно, молча  глядя  в  пустоту…

Откинулась  входная  занавесь,  и  в  юрту  вошла  молодая  женщина.  Она  принесла  чашу  с  теплым  кобыльим  молоком,  и  заботливо  поднесла  ее  к  губам  мужчины.  Затем,  она  положила  свою  красивую  головку  на   его   широкую  грудь  и  радостно  заговорила,  зашептала,  осторожно  поглаживая    больную  руку мужчины.

- О  чем  она? – спросил  Герыч.

- Она  говорит,  что  рана  скоро  заживет,  и  Айдар,  снова  станет  сильным  и  ловким!  Еще,  о  том,  что  она  очень  счастлива,  потому  как  у  нее  -  смелый  и  храбрый  муж,  о  котором  уже  заговорила  степь! Он теперь герой, не побоявшийся вступить  в схватку с волками! О  том,  что  -  хозяин,  непременно  оценит  его  отвагу  и  заботу  о  табуне,  и  пришлет  им  -  молодого  барашка,  и  даст  много  шерсти!  Она,  скатает   крепкие  войлоки,  и  укроет ими  юрту,  и  они  перестанут  мерзнуть  от  дождя  и  холода!  А  еще,  она  -  родит  ему  сыновей,  таких  же  храбрых  и  могучих,  как  их  отец!

Женщина  перестала  говорить,  и   тихонько   лежала  на  груди  своего  мужа,  задумчиво  глядя  на  светлые  лучики  света  пронизывающие  темноту   их  ветхого  жилища.  Здоровая  рука  мужчины  гладила  ее  черные,  густые  волосы!

- Уходим!  -  не  выдержал  Герыч!

Душа  парня  стонала  и  рвалась  в  клочья,  от  осознания  людской  подлости  и  мерзости  этой  жизни!

- Скажи,  что  с  ними  будет  дальше?  -  Герыч  летел  над  степью,  не  замечая  ее  красот  и  просторов.

- Все  предсказуемо  в вашем  мире!  Лошадь  у  них  отнимут…  Уже  отняли!  -  поправился  Фантом: - Табунщик  - уйдет  в  степь!  Вокруг  него  соберется  десяток,  другой,  таких – же  как  и  он!  Года  два  они  будут  угонять  скот  у  хозяина  и  его  советников   и раздавать  беднякам!  Потом – их  предадут,  те  же  бедняки,  которым  они  хотели  помочь,  и  его  -  убьют!  Похоронят  тайно,  что-бы  - люди  не  поклонялись  его  могиле!  Вот  и  все!

- А  его  жена,  «хозяева  жизни»,  как  они?

- После  гибели  табунщика,  хозяин  решит,  что  вдове  - нужно  дать  шерсти  на  войлок,  но  на  особых  условиях!  Ты  наверняка  обратил  внимание,  как  красива  эта  степнячка!  Женщина  - откажется  от  такого  предложения,  и  ее  заберут  силой,  как  ту,  старую  кобылу!  Это  произойдет  зимой,  и  ночью  она  уйдет  в  буранную  степь!  Больше – ее  никто  не  увидит!    Я  знаю:  уйдя  от  «двуногих»  волков,  она  встретится  с  настоящими,  и  ее  некому  будет   защитить!  Но  она  примет  смерть   с  радостью!  А  дальше – они  станут  легендой!  Не  один  век,  люди  будут  воспевать  их  вольность  и  преданность  друг  другу!  Ничего  нового!  Вы  люди,  абсолютно  предсказуемы  в  своих  поступках!  Проходят  века – а  вы,  по  сути  своей,  не  меняетесь!  Толстый  хозяин,  с  годами  совсем  потеряет  покой,  да  и  «пожелания»  людские,  не  совсем  полезны   для его   здоровья!  Начнет  болеть  и  похудеет,  зато  душа  его,  станет  большой  и  толстой,  от  накопленного  зла!  Где  то,  я  ее  встречал,  застрявшую!

- Но  зачем  ты  хотел  свернуть  сюда?

- Так,  говорю  -  звали  меня,  но  не  сильно!  Один из  мудрейших,  упомянул,  что  душу  табунщика  захватил  Шайтан,  то  есть – Я!  И  он, понимай  как – мы,  погубит   табуны  хозяина!  Вот  я  и  отреагировал!

- Нет,  ты  погляди!  -  возмущался  летящий  Фантом:  - Опять  на  меня  свалили!  Им  понадобилась  старая  кобыла,  а  виноват  во  всем – Я!  Передохли  бы  вы,  еще  в  зародышах,  от  мук  совести,  если – бы  не  я!  Хоть  есть  на  кого  вывалить  свое  дерьмо!  Ну  погодите,  не  забывайте – что  я  расту!

   …Подавленный Герман  сердито «хмурился!». Если бы у него было тело, то его негодующие вздохи и возгласы заполонили бы всю великую степь. Но это для начала, так сказать, для морального разгона. А уж потом… «Меня – будить!» - ярился Герман!  …Но его тело  мирно спало в своей кроватке двадцать первого века, и ему не было дела до переживаний своей хозяйки – души авантюристки, забравшуюся в толщу прошедших веков. А уж тем более, до попыток восстановления попранной  справедливости…

Возмущенный голос негодующего  Фантома ненадолго отвлек его от тяжкого груза переживаний за несчастную семью, бедных, но несломленных и гордых, номадов.

- Зарождаешься, растешь, крепнешь! – ворчал Герман: - Надоело все! У нас тоже не лучше! Я, работаю за гроши! Твой Сатанюк, наверняка, ждет не дождется пенсии, думает, что там будет лучше! Ни хрена! А вокруг, только и слышно: возрождение, возрождение, возрождение! Только что возрождается? Экономика? Сознание? Церкви да попы? «Потерянная духовность» нации? Это еще вопрос, кто что терял, и кто что - возрождает! Иван Иванович, скажи: если есть бог, то куда он смотрит?

- Бог, говоришь? Слушай! Любопытный случай  со мной был: подслушал  я  как-то  ненароком,  как  две  души,  меж  собою  шептались!   Жаловались  они,  что  оставил  их  Бог,  сами,  дескать,  со  своими  подопечными  управляйтесь!  Надоело  ему,  с  людьми  неразумными  возиться,  как  ни  учил –   они  все  по  своему,  переворачивают!  А  души – маются!  Им,  с  иными  людьми -  очень  тяжело,  не  могут  они  справиться  с  ними!   Вот так! Может, не шутили они, болтливые! Кто его знает!   А если серьезнее, то не знаю!    Врать  не  буду,  с Творцом - не  встречался!  Про  Него  – это  опять  же,  у  души  спрашивать  нужно!  Она  во  времени  существует,  и  в  пространстве средь миров  перемещается!  А  я – нахожусь   вместе  с  вами,  в  пределах  вашего  сознания.  Дальше  этого мира  – мне  не  уйти!  Но  про  Бога,  я  у душ  не  спрашиваю,  не  мое  дело!  Да  и  не  скажут  мне  ничего!  Тайна  это – Великая!  И  правильно:  если  узнать  эту  тайну,  так можно   с  самим   Творцом  сравняться!  Не дай Бог, такого! Я,  людишек,  давно  знаю,  такого  натворят,  что  и  Вселенная  рухнет! Порой, думаю   и  сам  удивляюсь:  на  кой  ляд  человека  создали?  Ведь он,  все вокруг себя  разрушает!  Так  что,  Герман,  не  мне  вас  губить,  вы  и  сами  с  этим  делом  успешно  справляетесь!  А  я – жалкие  крохи  подбираю.  Но  и  то,  хватает!  Чувствую  – прибывает  во  мне  силы,  особенно  в  твое  время!  И  не  пойму -  радует  это  меня,  или  огорчает!

- Сила  лишней  не  бывает!  -  угрюмо  проворчал,   вконец  обалдевший  от  безумной  информации,   Герман.

- Не  скажи!  -  задумчиво  произнес  Фантом: - Обладание  силой  накладывает  на  ее  владельца  определенные  обязательства.  Сильный – не  сможет долго занимать  отсутствующую,  нейтральную  позицию.  Рано  или  поздно – он  должен  будет  стать  на  чью-то  сторону!  Иначе  он  перестанет  быть  сильным,  и  погибнет!  А  выбор  - не  велик!  В  нашем  с  вами  мире правят   два  Начала:   Добро  и  Зло!  Третьего – не  дано!  Силу - будут  привлекать  на  свою  сторону,  и  первое  и  второе.  Борьба  между  началами,  пока,  почти  - извечна!  Вот  тут- то  и  нужно  думать!  Добро - оно  изначально  в  души  вложено,  значит,  оно  -  бесконечную  суть  имеет!  А  я,   как  по  вашему  выходит,  Носитель  Зла – предел  имею…  А ты  чего пригорюнился, приутих… Пей, ешь! Может и зря, я тебе все это рассказываю! Не бери в голову…

- Да как-то, странно, все что ты объясняешь! Честно сказать – голова кругом идет! – сознался Герман: -  Иван  Иваныч, не  могу  понять  тебя! –  снова, только медленно,  заговорил  Герман: - Ты,  как  ни  крути – Дьявол!  И  зла,  хоть  и  по  кусочкам, а  насобирал -  не меряно!   Ты  враг  человеку,   с  тобой  надо  бороться!  А говоришь,  словно  жалеешь  нас!  Как это  понимать?

- Чувствую,  зря  я  битый  час,  перед  тобой  распинаюсь!  Бессмысленно  время  потратил! – закручинился  Фантом: - Опять  думать  не  хочешь!  Не  жалею  я  вас,  но  и  беды  от  меня  не  ждите!  Не  зря  я  про  Силу  говорил,  я  и  есть  эта  Сила,  но  пока -   ни  на  чьей  стороне!  Пока! А  бороться  вам  надо  не  со  мной,  а  с  душами  тяжелыми,  неопределенными!  Это  они,  словно  тени,  переполненные  злом,  бродят  в  вашем  мире,  я  ведь  их  частенько  встречаю!   Пробуют  они  ко  мне  прибиться,  но  никак  нельзя! Не  Божье  я  творенье,  что-бы  с  ними  в  одно  сливаться,  а  они,  хоть  и  черные,  да  все – Творцом  созданы!  Вот  он  и  пусть,  сам,  с  этими  разбирается!  Они - вам  жить  мешают,  прорываются  в  тела  ваши,  и  это  их  вы  изгоняете,  а  не  меня! Экзорцисты!  Я,  брат,  в  таких  случаях  -  не  при  делах!  Мне,  по  большому  счету  и  так  и  этак,  самому -  от  вас,  от людей,  конца  ждать придется!

- Как  это? – опешил  от  такого  признания  Герыч: - Ты  что,  самоуничтожишься?  Ведь  нам  тебя  не  истребить,  ты  же  Фантом!  Под  тебя,  хоть  мину  противотанковую  подложи,  даже  и  не  вздрогнешь!

-  Верно! – засмеялся  Фантом: - Миной – точно  не  возьмешь!  А  временем – можно!  В том плане что если со временем вы перемените ваше сознание в сторону правильного понимания сути вещей, научитесь отвечать за себя перед самим собой и людьми, перед природой,  тогда - мне не станет места в вашей жизни… Зачем я вам – буду нужен?  Но пока – вы без меня никуда! Вам меня беречь надо, я ваш – спаситель…  Хочешь, покажу кое - что! Был у меня один памятный случай, надо поискать… Летим, и так заболтались!

- Хорошо! – согласился Герман: - Только поясни мне, вот эти кочевники, они всегда так жили, как мы видели?

- Ты должен понимать, что я показываю тебе то, что объясняет мое существование в вашей интерпретации. Поэтому и примеры, не совсем приятные! К тому-же, не забывай мою сущность. Я имею дело с вашим негативом. Вот и вышло: с кем поведешься, того и наберешься! Но я не стою на одной стороне, поэтому интересуюсь не только плохим, но и хорошим! Когда то и номады жили как предки моей «матушки», в смысле устройства отношений между людьми! Главное что у них было, это – свобода и равноправие! И жили они – совсем даже неплохо! Верили в своих богов, почитали старость, заботились о детях! Ну, потом, пошло как у многих народов: социальное расслоение! Почему пошло - объяснять не собираюсь, сам говорил – ЕГ сдавал!

- Угу! – буркнул Герман: - У нас тоже, есть - простые  и  непростые!

- Точно! Топчется человечество на месте! Хорошо начинали – да плохо кончите! Вот  удивляюсь  я!  -  заговорил  Сатанюк,  после  затянувшегося  молчания: - Странные  вы  существа – люди!  Все  что-то  ищете,  мечетесь,  смыслы  всякие  ищете!  А  простого  -  не  хотите  понять!  Того,  что  в  данной  вам  биологической  форме  жизни – вы  должны  просто  жить!  Жить - по  тем  законам,  что  определила  вам  ваша  природа!  И  не  забывать,  что  вам  дано  великое  благо – ваше  сознание  и  душа!  Только  это  надо  беречь,  правильно  пользоваться!  А  вы?  Законы – нарушили, инструкции  по  жизни – потеряли,  заповеди по  своему,  переписали!  Был  у  вас  Свет,  да  вы  его  загасили,  и  теперь  в  темноте  шаритесь!   Вот  и  хлебайте,   то,  что  сами  и  сварили!  Многие  из  вас  стремятся  «царями»  стать,  то  над  людьми,  то  -  над  природой!  Пропаду  я  с  вами!

- Хватит  жаловаться! – нахмурился Герман: - Ты тоже не ангел, хоть, как говоришь – пока нейтральный! Мог бы и определиться: или добивать нас или спасать! А то: пропаду, пропаду!

- Герман! Не серди меня! Не зарывайся!

- Ладно, я пошутил! Так что ты хотел показать?

- С чертом не шутят, доиграться можно! – проворчал Сатанюк,  и перестав сердиться, улыбнулся: - Погнали! Но ты понял, как я в толстого хозяина юрты  «вселился?». …А сейчас я тебе покажу, как умные, мною пользуются! Обхохочешься! Летим! Ты  как желаешь,  мигом  или  не  спеша? 

- Как  хочешь!  - так  же  угрюмо  произнес  парень:  -  Мне  все  равно!

- Тогда  -  пользуйся,  моей  добротой! – хихикнул  Фантом:  - Любуйся  видами,  познавай  нравы!  Пролетим  над  всей  Русью!  В  старое  время,  не  в  ваше!



…Они  передвигались  в  чистом  небе,  как  прикинул  в  уме  Герыч,  примерно  со  скоростью,  устаревших  ныне,  самолетов  марки  ЯК- 40.  В  детстве  довелось,  вместе  с  отцом,  полетать  на  таком  тихоходе.

- Не  нравится  мне  твое  время!  -  продолжал  разглагольствовать  Иван  Иванович:  -  Суетно  как-то!  Не  знаю,  откуда  я  ваших  привычек  набираюсь,  но  только  я  больше  тихие  места  предпочитаю!

 - В  тихом  омуте – черти  и  водятся! – пробурчал  Герыч.

- Да  ты,  никак,  оживать  начинаешь! -  обрадовался  Фантом:  -  А  то,  я  уж  беспокоиться  начал!    Больно  нежные  вы,  переживаете  много!  Плюнь,  брат!  Весь  мир – тебе  не  переделать!  Говорю  тебе:  тысячи  лет прошли,  как  «матушка»  меня  породила,  а  вы  - нисколько  не  меняетесь!  Так  же  и  гнобите  себя,  только  в  твое  время – нежнее,  цивилизованнее!   Так,  кажется,  вы  выражаетесь? Демократично!  Красивое  слово,  но  для  вас,  пока   пустое!  Не  умеете  вы  это  слово  понимать!

Герыч  не отвечал.  Говорить,  после  всего  увиденного  и  услышанного,  отчего-то  не  хотелось.  Хотелось  одного – побыть  одному  и  подумать!  А  может  и  нет!  Думать,  как то,  было  страшновато!

- Напиться,  что-ли! – с  тоской  в  голосе,  произнес  Герыч! – «И  забыться,  уколоться,  и  упасть  на  дно  колодца!».
 
…Внизу  потянулись  перелески,  постепенно  переходящие  в  почти  сплошные  леса. Изредка,  их  зелень  прорезалась  большими  и  малыми  реками,  и  всему  этому,  казалось  - не  было  ни  конца,  ни  начала!  И  где - то  внизу,  среди  этих  лесов  и  болот, в  больших  и  малых  деревнях  и  городках,  жили  люди,  Германовы  предки!

- Не  поможет!  - отреагировал  Иван  Ианыч  на  реплику  парня! -  Мозги  заглушишь,  а  душу,  ее  брат – ничем  не  зальешь!  Не  пьющая  она!  Сопьешься,  в  грязь  упадешь, душа  страдать  станет!
 
Удивительно,  но  не  имея  тела,  Герыч  все  таки  ощущал  теплый,  упругий  воздух,   яркий  солнечный  свет,  и  все  краски  мира,  над  которым  пролетал вместе с Фантомом!

«А  может  -  все  это  сон!  Яркий,  цветной  - сон!  И  я – сплю!» - подумал  парень.

Иван  Иванович, парил рядом,  внимательно  прислушивался к чему-то…



…Там,  где большая  река  разлилась  широким  плесом -  показалась  деревня,  растянувшаяся  в  основном  вдоль  берега.  Она   состояла  из   множества  деревянных  домов:  больших  и  маленьких,  крепких  и  покосившихся  от  ветхости. Улицы  были  неровными,  иные  усадьбы  стояли  и  вовсе,  сами  по  себе.  На  задах  подворий,  у  самой  воды,  тянулись  огороды  и  бани.
Усадьбы  были  разные,  но  всех  их  объединяло  одно – уныло  однообразный  серый  цвет   потемневших  бревен  и  теса.  Впрочем,  крытых  тесом  крыш – было  не  много,  в  основном  виднелись  грязно – желтые  пятна  соломы,  уложенные  на  верхушки    срубов.

Самым  большим  строением была  церковь,  стоявшая  на   площади  почти  посредине  села.  Она  была  также,  сложена  из  темных  бревен,  но  гораздо  толще  и  крепче,  против  жилых  домов.  Над  ее  срубом  возвышались   обитый   ровными  дощечками   шатер   и  позолоченный  крест.

Возле  церкви  гомонила   разношерстная  толпа из   одетых  в  старинные  одежды  людей.  Слышался  ровный  гул  колокола: бум…бум…бум…

- Служба – закончилась! – сделал  вывод  Иван  Иванович,  «притормаживая»  над  площадью: - Погоди!  Шевельнулось,  что-то,  внутри!  Кто-то,  из  здешних  «сидит»  во  мне,  и  видать – давненько!  Всех – не  упомнишь,  но  чувствую,  крепко  меня,  сейчас  -  поминают!  Давай  глянем! Наверное, это то  что я ищу!
Не  спрашивая  согласия  Герыча,  Фантом  резко  спикировал  над  толпой   и  увлекая  его  за  собой   «врезался»  в  толстые  церковные  стены!

…Внутри  церкви  было  жарко.  В  душном  воздухе  колыхался  легкий  туман  от  сгоревших  свечей.  Сквозь  небольшие, затянутые  чем-то  полупрозрачным  прорубы  окон, вливался   мутный  свет.  Из  полутьмы,  со  стен  и  потолка,  на  оробевшего  Германа,  строго  смотрели  черные  и  печальные  глаза  на ликах   святых  угодников  и  праведников.

В  церкви,  Герман  бывал  не  часто,  а  если  честнее,  то  совсем – не  часто!  Первый  раз,  он пришел  в  храм   со  своим  отцом,  когда  ему  было  пять  лет.  Детская  память  сохранила  большое,  ярко украшенное  помещение,  где  было  много  света  и  «картинок»!

Отец   о  чем-то,  разговаривал  с  бородатым  человеком,  одетым  в  длинную,  черную  одежду.  Говорили  они  довольно  долго,  при  этом,  отец  -  частенько  кивал  на  своего  ребенка.  Потом,  он   почему - то  начал  сердиться!  Юный  Герман  запомнил,  как  он  спрашивал  у  бородатого,  про  ключи  от  рая  и  ада,  которые  как  понял  ребенок,  находились  у одетого  в  черное   дяденьки,  и  папа – требовал  объяснения,  кто  ему  их  дал и   при  чьей   жизни!  Дяденька, глядя на папу,  не  сердился,  говорил  тихо,  и  все  время  указывал  ему на  большую  бумагу,  висевшую  у  входа  и  на  самом  видном  месте! 
Бумагу,  сердитый  папа  читать  не  стал,  и  зачем-то  вспомнил  коммерсантов,  заявив,  что  ему  с  ними  не  по пути,  а  его  сынишка, вырастет  и  сам  решит,  «что  и  как  ему  покупать!».

Позднее,  Герыч  понял,  что  отец  хотел  его  окрестить,  но  узнав,  что  это  проводится  за  фиксировано -  установленную  оплату,  от  своей  идеи  принципиально  отказался!  Не  получив  ответа  на  вопрос,  кто  вручил  священнику  право,  при  жизни  распоряжаться  распределением  душ,  обрекая   не  желающих  вносить  обязательную  мзду нехристей   на  вечные  муки,  папа  из  церкви – удалился,  посоветовав  батюшке,  сменить  место  работы,  так  как  -  заметил  в  нем  яркую  жилку  торгаша!

Так  и  остался  Герман  не  крещенным,  не приобщенным к   Христовой  церкви  упрямыми,  не  сумевшими  договориться  между  собою,  отцами!  «Святым»  и  родным!

Второй  раз,  Герыч  посетил  храм  уже  будучи  юношей.  Проходя  мимо  церкви  с  друзьями    они  решили  зайти  и  посмотреть.  Парень  помнил, с  какой  робостью,  и  даже  волнением,  они  зашли   внутрь храма.  Но  стояли  они  не  долго!  К  ним  подкатила  шустрая  черная  старушка,  и  яростно  шипя,  попросила  убраться  вон,  так  как  им  не  место  в  Святом  Храме,  в  кроссовках  и  джинсах!

Ушли  ребята,  понурые  и  не  веселые,  с  нехорошим  чувством  подавленности  и  незаслуженной  обиды.

Больше  в  церковь,  ни  Герман,  ни  его  друзья,  не  ходили,  предоставив  это  священное  право  набожным  и  праведным,  более  достойным  чем  они,  прихожанам!

Воспоминание  это  было  настолько  свежо,  что  даже  сейчас,  Герман  испуганно  оглядел  помещение,  ожидая  появления  злющей   блюстительницы  религиозных  правил  и  нравов.

Старушки  он  не  увидел,  зато  заметил  невысокого,  тщедушного  человека,  в  черной  рясе  и  колпаке.  Человечек  ходил  по  церкви  и  тщательно  тушил  многочисленные  свечки,  тускло  мерцающие,  в  сгустившимся   от  дыхания   бывших  здесь    людей,   воздухе.

Чернец  собирал  огарки  в  ведерко,  иногда  соскабливал  с  поставцов  наиболее  большие  потеки  воска.  Делал  он  все  это  неторопливо  и  привычно,  иногда   простужено  покашливал,   пошмыгивая    припухшим,  длинным  носом.

В  дальнем  углу  помещения  качнулись  неясные  тени,  и  Герыч  заметил   два  силуэта.  Один  из  них  стоял,  другой  лежал,  плашмя  распластавшись  на  деревянном  полу.

Лежащий  зашевелился,  встал  на  колени,  и  парень  услышал  густой,  прерываемый  всхлипами  и  придушенными  рыдания,  голос.
 
- Грешен,  я  батюшка,  грешен!  И  нет  мне  прощения!

Крупный,  одетый  в  темно  зеленый  кафтан  мужик,  стоял  на  коленях  перед  дородным  попом  и горестно  вздыхал, жалобно  глядя  ему  в  глаза. Мужик  широко  крестился,  и  при  его  движениях  на  кафтане  поблескивали  серебряные  пуговицы  и  нити,  прошивающие  его  рукава  и  отвороты.

Заросшее  густой  бородой  лицо   было   мокро  от  слез,  текущих  по  широким,  покрытым  корявыми  оспинами  щекам. Мужик  достал  из  кармана  большой  платок,  зажал  в  нем  толстый,  ноздреватый  нос,  шумно  высморкался.

- Кайся,  сын  мой! – мягким  баском  проговорил  священник: - Покаянием  своим,  приблизишься  ты  к  Господу  нашему,  Отцу  небесному!

- Бес  попутал, святой  отец! – мужик,  заелозил  толстыми  коленями   по  скрипнувшим  под  ним  половицам: - Донесли  мне  доводчики,  что  ладья,  сверху  к  нам  сплавляется!  С  товаром!  А  товар  тот – скобяной!  Смекнул  я,  что  это  Никишка,  купец  из  града  стольного,  прослышал  про  нужду  народишка  в  товаре  этом,  и  гонит  его  водою!

Мужик  прервался,  завздыхал,  закрестился.  Наблюдавший  за  этой  сценой  Герман,  вдруг  заметил,  как  остро  и  хищно,  блеснули  маленькие  глазки  мужика:  плохо скрытая  ненависть  к  неведомому  Никишке – мелькнула,  и  тут-же,  спряталась!

- А  я сам,  со  дня  на  день ожидаю  своих  лодейных!  С самой   весны – послал их   в  Новгород  за  товаром!  Беда,  думаю!  Порушится  моя  торговля,  как  быть?  Ведь  по  миру,  святой  отец,  думаю – пойду!  Разорит  меня  Никишка!  А  тут  - слышу,  окликает  меня  кто-то! -  голос  купца  перешел  с  трагических  ноток  на  хриплый,  таинственный    полушепот: - Глянул  я,  и  обомлел!  Сам Сатана – за спиной стоит!

Купец   гулко  ударился  в  пол  покатым  лбом,  приник  к  нему,  жалобно   охая  и  стеная.  И  снова,  внимательный  взор  Германа  заметил,  как  в  перерывах  между  поклонами,  из - под  косматых  бровей  мужика  в  сторону  попа  украдкой   блеснули  огоньки  глаз!  Блеснули   и  пропали,  за  плотно  прикрытыми  веками,  из   которых   покатились  крупные  слезы…

«Мама  не  горюй!  -  поразился   наблюдательный  Герман:  -  Ведь  как   врет!  Артист,  гений!  Император Нерон – это  бездарь!  Вот  -  где  истинный  талант!».  Фантом,  находившийся  рядом,  весело  подмигнул  парню,  мол – как  тебе,  представленьице?

- Говори,  сыне! – голос  попа   встревожился.  Оглянувшись  по  храму,  священник  увидел  собирающего  свечи  дьячка,  и  подозвав  его  к  себе,  велел  выйти  вон: - Храм  Божий – защита  наша  от  лукаваго,  ибо  нет  ему  ходу  в  дом  Господний!  Говори  смело! – сказал  он  купцу.

Если  бы  у   путешественников  были  тела,  то  Герман  наверняка  почувствовал  бы  толчок  в  бок,  который  неминуемо  дал  бы  ему   развеселившийся  Фантом.

- Грешен,  батюшка!  Обошел  меня,  обольстил  Сатана!  Шепчет  мне,  забери  товар,  потопи  ладью  чужую!  Твое  место  здесь,  и  другой  торговле  здесь – не  быть! – купец  трагически  всхлипнул:  -  Не  сдюжил  я,  сломил  меня  Враг  рода  человеческого!  Послал  я  своих  людишек  на  реку,  ладью  ту  перенять…

 - Говори,  сын  мой!  Исповедь  и  раскаяние  облегчают  душу! – в  голосе  священника  скользнул  легкий  интерес  к  рассказу   лохматого  мужика.

- Беда,  батюшка,  приключилась!  Вернулись  в  ночь  холопы  мои,  товар  привезли!  Да  только  лодочников,  чужих – то,  в  реку   пометали!  Думали  что  выплывут,  а  те  -  утопли!  Пять  душ,  загублено,  без  покаяния  и  погребения! – купец  снова  повалился  перед  попом,  рыдая  и  стучась  головою  об  доски  пола: -  Нет  мне  прощения!  Да  только,  невиновен  я!  Не  указывал  я  своим,  людей  губить!  Чужой  грех  на  себя  беру!

- Не  держи  слезу,  сыне!  Слеза  в  Храме  Господнем – во  благо  Спасителю  нашему!  Кайся,  Бог  слышит  исповедь  твою!

- Так  все,  батюшка!  Ладью  затопили,  утопленников  в  омут  -  бучило,   утянуло!  Там коряжин  -   тьма,  век  не  всплывут!  А  все  он,  отец  святой!  Бес,  сам  Сатана  ко  мне  пожаловал!  Где  мне, убогому да  слабому  духом,  совладать  с  таким! Одно – на  Господа  уповаю!

- Велико  прегрешение  твое,  раб  Божий!  Но   велика и   милость  Господня!  Все  в  руце  Спасителя  нашего! – священник  широко  осенил  купца  крестным  знамением.  Мужичина   смиренно  склонил  стриженую  в  кружок  голову,  старательно  изображая  покорность: - Коль  искренне  покаяние  твое,  прольется  на  тебя  благодать   молитвы  покаянной!

Поп  накрыл  голову  купца  чем-то  похожим  на  широкий  шарф,  и  вполголоса  забормотал  молитву.  Пораженный  простотой  действия,  Герыч   особо  не  вслушивался  в  происходящее.  Уловил  только  последние,  отпускающие  грехи  слова  священника.

Купец  ухватил  протянутую  к  нему  руку  попа,  и  царапая  ее  колючей  бородой,  страстно  облобызал.

- Батюшка,  отец  наш! – горячо  заговорил  он: - Ослобонил  ты  душу  мою,  к  жизни – раба  заблудшего,  возвернул!  Век  не  забуду!  Молиться  за  тебя  буду,  и  добром  своим  не  обойду!  Вижу,  клети  во  дворе  церковном  покосились,  завтра  же,  плотников  пришлю  подправить!  А  на  мясоед,  обоз  малый  со  съестным  припасом  пришлю!  Укажи  только  куда  прислать!

- Пустое   глаголишь  ты,  сыне!  Невместно,  в  храме  такие  речи  вести! – священник  осуждающе  пожевал  губами,  помолчал  и  добавил: - На  воле,  про  то  потолкуем!  Да  не  со  мною,  а  с  матушкой  моей!  А  на  тебя,  за  грех  твой – поклоны  с  молитвою  накладываю,  две  седьмицы,  по  сту  раз   в  день!  Встань  сыне,  выйдем  из  храма!  Душно  мне  отчего-то!

- Нынче,  с  матушкой  встречусь!  И  деток  ваших   не  обойду,  и  Храму,  серебра  пожертвую!  Господи,  как  легко  на  душе  сталось!

- Услышал,  стало  быть Господь,  мольбу  нашу!  И  я   за  тебя,  во  спасение  души  твоей,  молитвы  возносить  стану!

…  Толпа  глухо  загудела,  увидев  выходящего   из  церкви   священника  вместе  с  купцом.  Мужики  поснимали  шапки,  стояли,  потупя  глаза  в  землю.  Поп  широким  жестом  перекрестил  народ.

- Велика  милость  Господня,  православные!  Истинным  примером  является   сей  грешник  раскаявшийся! – поп  указал  рукою  на  безутешно  рыдающего  купца: -  И  благодать  снизошла  на   него,  и  чистыми  слезами,  душа  его  омывается!

Купец,  подхваченный  под  руки  двумя  подскочившими  к  нему  холопами,  шел  через  расступающийся  перед  ним   народ.  Шел  тихо,  словно   обессилев,  покачиваясь  на  нетвердых,  подламывающихся  ногах,  незряче  глядя  перед  собою  залитыми  слезою  глазами.

Мужики  крестились,   послышались  сочувствующие  голоса  и  женские  всхлипы.

 Под  ноги  купцу  кинулись  оборванные  нищие,  хватали  его  за  полы  кафтана,  громко  вопя  о  жалости  к   своему  убожеству.  Выскочил  юркий  приказчик   и  кинул  в  толпу  несколько  горстей  мелкой  монеты. 

Купец  шествовал  по  двору,  не  глядя,  на  катающийся  по  земле  в  поисках  денег  народ.  Громко  визжал  придавленный  юродивый,  бренчал  веригами,  кидал  в  людей  грязью  и  коровьим  пометом.  Полузадушено  хрипела  нищенка, спрятавшая  за  щекой  денежку,  отбиваясь  от  пытающегося  залезть  пальцами  в  ее  рот   хромого  старика…

Иные,  впавшие  в  исступление  старухи,  валились  на  колени,  ловили  купца  за   ноги,  хватали   полы  его  кафтана,  жаждая  прикоснуться  к  осенившей  его  благодати.
 
Онемевший Герман,  потрясенно  смотрел  на  беснующегося  юродивого.  Однако,  далеко  не  все   разделяли  благолепное  настроение,  восхваленное  святым  отцом. Молча,  скорбно  поджав  губы,  стояли  женщины.  Угрюмо  смотрели  некоторые  мужики.  Иные  сплевывали  и  быстрыми  шагами уходили прочь.

Чуть  поодаль  стояли  двое.  Худой  старик,  со  всклоченной  бородой,  и  мужчина,  лет  под  тридцать.  Старик,  опираясь  на  суковатый  посох,  часто  крестился  и   горестно  вздыхал.  Молодой,  выставив  из-под  распахнутого  кафтана  широкую  грудь,  тяжелым  взглядом  буровил  спину  уходящего  купца.  Герман,  заметив  их,  неслышно  «подплыл»  к  ним  поближе.

- Чую,  Семка,  затеял  ты   не  доброе! – услышал  Герыч  дребезжащий  голос  старика.  Молодой  мужик  не  откликался: - Проси  Господа,  что-бы  Бес  не  оседлал  тебя! Людей  утопленных – не  возвернешь,  а  душу  свою  – в  конец  загубишь!

Герыч,  краем  глаза  заметил,  как  бывший  рядом  с  ним  Фантом   даже  вздрогнул   от  неожиданности.

- Выкинь  из  головы,  говорю! – продолжал  старик,  вглядываясь  в  своего  спутника: - К  воеводе,  в  расспросную  избу  захотел!  Там  тебе  быстро – сыск  устроят!  Все  припомнят,  не  увернешься! Брось,  не  про  тебя  это!  Все  зло – не  истребить!

- А  не  собираюсь,  уворачиваться! – лениво  процедил  мужик: - Нынче – на  Дон  уйду!  Давно  воля  манит!  Вот  переведаюсь  с  кем  нито,  и  уйду!  Давно,  дружок  мой  верный   не  работал! – мужик,  украдкой  показал  старику   тяжелую  свинчатку  на  тонкой,  длинной  цепочке: - Да  и  кочет  огненный,  к  купцу  на  подворье  -  сам  просится! А  про  душу  свою,  так  я  греха  за  собою  не  ведаю!  Стало  быть,  чист  я,  перед  Богом!  Коли  таким  убивцам  прощается,  так  мне  и  подавно!  Так-то,  дедка!

Старик  тихо  ругался. Молодой  мужик,  оскалив  в  веселой  улыбке  крепкие  зубы,  круто  развернулся  и  уверенно  зашагал  прочь…

-  Видал,  что  делается! – Иван  Иваныч  весело  крутил  головой:  -  То-то  я  почуял,  что  ворохнулось  во  мне!  Это осколки,  от  души  купца  отошедшие,  дали  знать о себе!

-  А  дальше, что со всеми будет, знаешь?

-  Конечно, знаю!  Сто раз тебе говорю,  язык  устал!  Я  ведь  в  вашем  мире  обретаюсь,  значит,  все  знаю!  Хлопнет  мужик  купца  кистенем,  да  не  до  смерти! Двор  его  подожжет,  в  казаки  уйдет!  Долго  гулять  будет,  и  в  бою  с  татарами -  будет  зарублен!  А  купчина,  с  годок  будет  бревном  лежать,  глазами  ворочать!  Да  так  и  помрет!

-  А  с « хозяйками»  их,  как  случилось?

-  Казака  во  мне  нет,  видать – сразу,  куда  надо душа  его  ушла!  А  вот  купцова – застряла!  Надо-бы,  при  случае  полюбопытствовать,  как  она!  А  то  ведь,  видишь,  какой  он  верткий!  Может   и  «вошел»  уже в  кого  кто  послабее,  да  снова – торгует,  злодействует! –  Фантом  коротко  хохотнул: - А  впрочем,  какое  мне  до  этого  дело!  Не  моя  это  забота,  на  то  -  другие  силы  есть!

Фантом  помолчал,  прикидывая  что-то  в  уме.

- Пора,  друг  мой!   Ускоряемся!  Время  и  мне  не  подвластно!  Погнали!

-  И что будет, с такими, как купец?  Выходит – он отмазался? А кто  его судить будет? Чья это забота?

- Кто  судит,  и   по  местам ваши души   разводит – я  не  знаю!  Одно  полагаю – есть  у  вас  верховный  суд,  еще  при  жизни!  Совесть  ваша!  От  нее  еще  никто  не  скрылся,  придет  время -  везде  достанет,  потому  как  она  в  сознании, в душе находится!  От нее   ни  откупиться,  ни  отмолиться!  Вас учат -  согрешил,  покаялся  и  все! Свобода  и  вечное  блаженство!  Нет,  слишком  просто!  Это  сами  люди  придумали,  чтобы  легче  было, чтобы - именем  Творца  прикрываться!  Слабые  в  этом  ищут  утешения,  в  том  беды  я  не  вижу!  А  сильные,  да  наглые  -  ищут  оправдания  да  прощения,  надеются  на  это! Иные,  примечал, жизнь  на  людских  бедах  проживают,  а  к  старости такими  богомольными  да  праведными  становятся,  что  диву  даешься,  словно  святые  угодники  с  «небес  сошедшие!».  Не  на  что  таким  надеяться!  Как  прожил,  с  тем  и  останешься!  От  Бога – искать  нечего,  надо  жить  по  людским  Законам!

-  Погоди,  Иван  Иваныч!  Не  все  сразу!  С  совестью  мне  понятно!  Бывает,  поджимала!  Я  про  другое…

- Тебе  везет!  -  прервал  его  Фантом:  -  Значит,  душа  у  тебя  пока  еще  справляется  с  тобой!  Да  я  это  и  без  тебя  знаю,  нет  во  мне  частиц  твоей  души!  А  что  тебя  беспокоит?

- Теперь  многое,  очень  многое! Получается, все в одну кучу свалены: император, купец, табунщик, казак… Где же, обещанные попами  - награда или наказание? В чем они?

- Не судья я вам! – вздохнул  Фантом: - Но что знаю, то скажу! Посуди  сам!  Душа,  Я,  мысли  ваши,  время  -  все  это  из  одного  материала  создано!    Бесплотно  все,  нет  в  вашем – нашем физическом  мире  такого  вещества,  потому  и  не  могут  «уловить»  нас  ваши  ученые!  А  они  -  не  дураки,  если – бы  хоть  приблизительно  знали,  где  и  что  искать,  непременно  бы  изловили  и  на  частички  разложили! Но,  слава  Создателю!  Есть  такие  области  знания,  что  для  вас,  наглухо  закрыты!  Так  о  чем  я?  Как -  бестелесная  душа,  может  телесные  муки  или  радости,  заготовленные  для  нее  в  раю  или  в  аду,  испытать?  Нечем  ей,  все  эти  прелести  вкушать!  Это  я,  мутирую,  сам  не пойму,  в  какую  сторону,  и  то  -  через  ваши  тела,   жизнь  познаю!  Ну  не  встречался  мне -  ад,  где  вы  меня  за  главного  изверга  поставили!  Ни  чего  умнее  придумать  не  смогли,  вот  и  обвесили  меня,  ярлыками  всякими!  -  негодовал  Фантом.

- А  как  тогда  -  награда,  наказание? -  упрямился Герман: - Выходит,  нет  такого?  И  кто  судит  все  и  всех?

- Точно  не  знаю!  Но  догадки  есть!  Видишь  ли,  душа  у  каждого  человека  своя,  как  она  по  жизни  пройдет,  так  в  дальнейшем,  и   ее  судьба  определится!  Сознание  с  душой – неразрывны,  после  смерти  тела  они  сливаются!  Так  что  схитрить,  извернуться,  отмолиться – откупиться,  занятие  бессмысленное!  Вся  прожитая  жизнь,  в  душе  как  на  ладони!      Я  говорил,  что  против  душ,  движение  мое  по  тому,   что  вы  называете  вселенной  -  ограничено!  Нет  мне  выхода,  из  вашего – нашего,  мира!  Но  примечаю:  «правильные», светлые   души  - уходят,  нет  их  в доступном для меня пространстве!  Наверное,  куда - то  в  лучшее, очень  может  быть  такое!  Вот  тебе  и  награда!  А  те,  которые  ослабли,  позволили  человеку  растерять  себя  -  встречаются!  С  иными  я  общаюсь,  тяжко  им!  Мало  сил,  что-бы  уйти!  Долго,  очень  долго,  такие  не  у  дел маются,  но  все-же  помаленьку  «отходят»,  и  тоже  куда - то  деваются!  Видать,  остается  у  них  шанс  на  лучшее,  в  бесконечность  уходят!  А  с  теми,  которые  не  тают,  зло  содеянное  в  себе  копят – с  теми,  думаю,  совсем  плохо!  Настолько  они  тяжелеют  от  грехов,  что  только  и  могут,  едва – едва,  из  тела  умершего  выйти!  Далее  им  ходу – нет!  Ни  к  живым,  ни  к  мертвым – ни  куда!  Застревают  они!  Сдается  мне,  что  в  вечности  они  остаются!  Вот  тебе  и  наказание,  хуже  не  придумаешь!
               
- Ну и как понять, такие - награду и наказание? Вечность и бесконечность,  это ведь одно и  то-же!  А  ты  -  говоришь…

- То  и  говорю,  что  думаю!  -  отрезал  Иван  Иваныч:  -  Я  говорю,  а  твое  дело,  верить  или  нет!  Вопрос,  действительно  спорный!  Но  в  этом,  я  от  вас, от  людей, исхожу!  Правильно  вы  подметили,  что  движение  - это  жизнь,  и  все имеющее место быть - движется! А дальше – вывод, что  движение  это – бесконечно!  Пусть даже Вселенная, вдруг взорвется в  клочья, и все равно, осколки ее – будут бесконечно долго лететь в  бесконечном  пространстве!               
А  вечность, она предусматривает в себе  полный  застой! Что в нее  попадет, таким и останется! Навсегда! Представь  себе,  вдруг  тебя – закинуть  в  бесконечность!  Там ты будешь всегда в движении,  и  рано или поздно, с  тобою  что-то  случится, вариантов  приключений – бесконечное  множество!  А давай, вместе с недопитой кружкой, - в вечность! Ты  навсегда  останешься  там, таким -  каким  есть  сейчас,  и  никогда  не  допьешь  свое  пиво,  и  никогда  оно  не  испарится  и  не  высохнет!  Вариантов  приключений – ноль!  Так  что  бы  ты  выбрал!  То – то! … А  чего  ты  приуныл,  плюнь!  Может  все  и  не  так,  как  я  тебе  наговорил!  Живи  своим  умом!

Иван  Иваныч  углубившись  в  свои  мысли, вдруг встрепенулся…

- Только ты не думай, что эти астральные законы распространяются на всех!

- Ни фига себе, заявление! Что, и на том свете, дискриминация есть?

- Примерно так! Давай, на деле покажу! И хватит! Скоро телу просыпаться, а я еще хочу в «погребок» заглянуть! Пивка перехватить! Как смотришь? …Ну, раз согласен, то – погнали! Не то не успеем!

Обозначивший цели Фантом, резво ускорил полет.
 
- Куда торопимся? Мы и так, половину мира облетели!

- Время, имеет свойство – сжиматься и разжиматься! Или – стоять неподвижно! Этими свойствами я и пользовался! Только, это возможно в тех временных измерениях, в которые мы с тобой вошли через астрал, перейдя в  астральные, не физические сущности! Но в твоем временном измерении, я не властен! Понятно?
- Нет!

- Не знаю: так должно быть и точка! Некогда объяснять! Летим! Я  хочу  тебе  показать  еще  многое!  Тебе  будет  интересно!

- Нет  уж,  Иван  Иваныч!  -  содрогнулся  Герыч:  -  Хватит  с  меня  примеров!  Давай  что-нибудь  проще!

- Будь по твоему,  хватит  стрессов!  И  так,  молодцом  держался!  Даже  зауважал  я тебя!  Мы поглядим,  то - что  спокойнее,  есть  у  меня один  «бескровный»  вариант!  Но  только  с  подтекстом,  иначе  никак!

- Давай  с  подтекстом,  только,  что-бы,  кровушка  не  лилась! – согласился  Герыч.

- Кровушка  ваша,  братец,  из  века  в  век,  рекою  течет!  Так  уж  вы  устроены!  Трудную  задачу  ты мне  поставил,  но  думаю – решим! Постараюсь  обойтись без прямой наглядности! Устроит?





…Скорость  перемещения  резко  увеличилась,  и  они  снова  вошли  в  теплую  ночь.  Посреди  темных  громад  гор   показалось  красное  зарево,  большое  - почти  во  весь  ночной  горизонт.  По  мере  приближения  к  нему,  сплошное  море  огня  стало  разбиваться  на  отдельные  яркие  точки,  но  и  им  не  было,  ни  конца,  ни  края!  Большая  горная  долина  вся  была  заполнена  кострами,  которые  почти  ровным  овалом  охватывали  ее  центр,  оставляя  его  темным  пятном,  и  уходили  от  него  на  всю  обозримую  длину  и  ширину. В  небе  над  долиной  стоял  горький  запах  дыма, навоза,  слышался  ровный,  монотонный  гул,  какой  издает  никогда  не  спящий  город

- Это  лагерь!  Войско  стоит!  -  пояснил  Фантом.

- Сколько  же  их  здесь?  - поразился  Герыч:  -  И  почему,  в  его  центре  темное  пятно?

- Точно  не  знаю,  думаю  тысяч  триста,  а  может  и  больше!  А  про  «пятно»,  скоро  узнаешь!  Спускаемся!

В  рассеянном  свете  многочисленных  костров,  Герман   заметил  одиноко  стоящий  шатер.  Другие  палатки  и  юрты,  полотняные и войлочные   навесы,  стояли от него  на  почтительном  расстоянии,  образовывая  ровные   окружности.
Герман  и  глазом  не  успел  моргнуть,  как  они  оказались  в  центре  этих   кругов,  внутри  одинокого  шатра.  Он  слышал  о  таких  походных  «квартирах»,  являвшихся  временными  жилищами,  но  «вживую», в нем  оказался  впервые. 

Внутри  круглого  помещения  стоял полумрак,  и  Герычу  понадобилось  какое-то  время,  что-бы  «зрение»    освоилось  с  плохим  освещением,  и  он,  наконец - то,  смог  осмотреться  как  следует.

Первое  что  привлекло  внимание,  это прямоугольная посудина, в которой  переливались   синими  огоньками  пламени  угли.  Жаровня   стояла   на  трех изогнутых   ножках  неподалеку  от  двустворчатой  двери.   В  глубине  шатра  парень  увидел  силуэт  сидящего  в  расслабленной  позе  человека.  Уголья  колыхнулись  слабой  вспышкой,  и  темная  фигура  выпрямилась:  в  полумраке  блеснули  огоньки  глаз,   обводящие  пристальным   взором  помещение.

Герыч  увидел  облик  человека,  почти  старика.  В отсветах тлеющего   жара темной бронзой  выделялся  профиль  его удлиненного  лица, с  резкими,  словно  вырубленными  из  камня,  чертами.  Молчание,  прерываемое  хриплым  дыханием  старца,  продолжалось  минуты  две.  Человек  напряженно  вглядывался  в  окружающую  его  полутьму,  вслушивался  в  нее,  по  видимому  пытаясь  найти  и  объяснить  самому  себе  причину   внезапно  возникшего  беспокойства.

Герыч,  «не  дыша»  затаился  у  стенки  юрты,   пытаясь  по    привычке,   справится  с  сердцебиением   не  существующего  тела.  Ему  показалось,   что  напрягшийся  во  внезапном  порыве хозяин  жилища,  слышит  и  видит  его  присутствие…  Герман,  усвоив  уроки  Фантома,  прекрасно  понимал,  что  это  не  возможно,  но  волнение,   по  прежнему,  было  слишком  велико. Однако  все  обошлось!  Подозрительный  дед,   не  обнаружив  ничего  постороннего,  успокоился,  широкие  плечи  его  расслабились и обвисли.

- Не  нервничай!  -  негромко  сказал  Герману   Фантом:  -  От  тебя  исходит  энергия  страха,  и  старый  хрыч,  видать  уловил  ее!  Наверное, у  него  развито  то,  что  вы  называете – шестым  чувством!

…Юрта  была  не  велика,  примерно  как  комната    Германовой «двушки»,  и  почти  пуста. Единственной  ее  обстановкой  были  вышеупомянутая  бронзовая  жаровня  и  махонький  столик.  Стены  и  пол   покрыты  простыми,  без   всякого  намека  на  роскошь,  плотными  коврами.  За  спиной  старика   возвышалась  стопка  сложенных  друг  на  друга   тонких  одеял  и  войлоков.  На  ней   лежало  несколько  маленьких  подушек.

«Наверное,  это  постель  старого  аскета!» - подумал  Герман,  внимательно  приглядываясь   к  сидевшему    вполуоборот  к  незваным  гостям,  хозяину  юрты.  Под ним была   такая – же  стопка  одеял,  только  поменьше  и  пониже  постели.  Опущенная  к  груди  голова,  расслабленное   тело,  делали  его  похожим   на  большую,  нахохлившуюся  хищную  птицу.  Одет он  был  в  темный,  однотонный  кафтан   из  тонкой  шерсти.  На  голове – невысокий,  похожий  на  аккуратную  шляпу, колпак.  Одна  нога  была  подвернута  под  старца,  другую  -  прикрытую   попоной,  он  протянул  в  сторону  мангала,  от  которого  шло  сухое  тепло  тлеющих  углей.

Перед  стариком  стоял  маленький,  размером  со  стандартную  шахматную  доску,  столик.  На  нем   отсвечивал  медным  блеском   узкогорлый  кувшин, стояли   две  глиняные  тарелки:  одна  с  виноградом,  другая,  по  видимому,  с  лущеными  орехами и изюмом.  Единственно  ценной  вещью  в  этой  юрте  был   наполовину  наполненный  напитком золотой кубок.

Человек  шевельнулся,  с  недовольным  сопением  засунул  руку  под  попону   и  начал  растирать  протянутую  к  огню  ногу.

«Нога  болит! – догадался  Герыч:  -  Да  и  так  видно,  старый  да  хворый,  дедок!  И  зачем  меня  сюда  Иван  Иваныч  притащил?  Я что, стариков  больных  не  видел?  Вон, сходи  в  нашу  поликлинику!  Такое  увидишь,  что  и  стареть  расхочется,  молодым  -  застрелишься!»  Парень  вспомнил,  как  он  умудрился  баскетбольным  мячом  выбить  из  сустава  большой  палец  руки,  и  мать  водила  его  к  травматологу.  Тогда-то  и  увидел   впечатлительный  юноша,  заполненные  жалобно  вздыхающими  старичками больничные коридоры,  и  тогда-же,  начал  понимать  фразу  одного  своего  пожилого  знакомого,  который  иногда  говорил: «Какая  поганая  штука,  старость!».   Герыч  недовольно  поморщился,  так  как  вспоминать  неприятные  вещи  -  не  любил!

- Стой  и  жди! – услышал  он  голос  Фантома!  – Когда  нужно  будет  уходить,  я  дам  знать!  Терпи,  скоро  все  поймешь!

За  стенами  юрты   слышался  ровный  гул,  исходящий  от  огромного  скопления  людей.  Лагерь  шумел словно  автобан,  по  которому  беспрерывным  потоком  шли  тысячи  машин.

Гул, по  какой-то  причине,  несколько  усилился,  и  старец,  уловив  изменение  в привычных   звуках,  выпрямился,   уставился  в  сторону  двери,  широкие   плечи  развернулись.  В  жаровне  с  тихим  шорохом  обвалилась  горка  углей,  и  освещение  в  юрте  усилилось.  Герман  смог  внимательней  всмотреться  в  сидящего  перед  ним  человека.

Лицо  его,  оказалось,  еще  темней,  чем  он  предполагал.  На  этом  фоне   резко  выделялись  светло  рыжая,  полуседая   борода  и  редкие  усы. Крупный  нос,  властно  сжатые  губы  и - глаза!  Спокойный,  ничего  не  выражающий  взгляд:  бестрепетный  и  бесстрастный,  на  застывшей  маске  лица!  Этот  неподвижный  взгляд   недвусмысленно  указывал  на  огромную  силу  ума  и  воли!  Герман   почувствовал  это  всем своим  эфемерным  «телом»,  и  даже  зябко  поежился  от  этого  ощущения,  осознавая  мощь,  исходившую  от  того,  кого  он  принял  за  измученного  болезнью   старика!

«Старичок-то  наш,  не  прост!  -  подумал  парень:  -  Не  хотел  бы  я  с  ним,  наяву,  встречаться!  Сидит  словно  египетская  статуя!  Кого-то  он  мне  напоминает!»

Лицо  последнего,   внешне было абсолютно  спокойно  и  бесстрастно,  но  спокойствие  это,  заполнялось   осознанием  своей  силы!  Казалось  бы,  распахнись  сейчас  дверь,  и  ворвись  в  юрту  непрошеные  враги  или  неведомые  чудовища,  то  и  в  этом  случае  на  каменном  лице  старца  не  дрогнул  бы  ни  один  мускул,  и  одинаково  бестрепетен  и  бесстрашен   был  бы  взор  его  прикрытых   глаз!

«Как  бюст! – продолжал  размышлять  Герыч:  -  Стоп!  Точно,  бюст!  Я  его  видел  на  картинке,  в  учебнике  по  истории!  Неужели  это…»

- Он,  он! -  отозвался  Фантом: - Ты  угадал!  Это  -  Тимур,  Железный  Хромец!  Потрясатель  Вселенной  и  прочее,  чем  вы  его  наградили!  Жди  дальше!

Шум  ночного  лагеря  снова  приобрел  привычные  для  Тамерлана  звуки,  и  он   расслабился.  Взял  со  столика  горсточку  ягод,  бросил  их  в  рот,  и  уперся  неподвижным  взглядом  в  тлеющие  угли  мангала.

Со  стороны  могло  показаться   что  человек,  отогревая  больную  ногу просто отдыхает,  по  крайней  мере  именно  так  думалось  Герычу,  но  он  ошибался!  Плотно  прикрытые  веки  Хромца  шевельнулись,  в  руке  оказался  маленький  колокольчик.  Звук  его  был  почти  не  слышен,  но  этого  хватило  для  того,  что-бы  почти  в  ту-же  секунду,  двустворчатая  дверь  растворилась,  и  в  юрту  вошел  невысокий  человек.
 
Тамерлан,  не  меняя  позы,  сказал  вошедшему  несколько  слов,  и  почтительно  склонившаяся  перед  ним  фигура,  отступила  назад,  бесшумно  затворив  за  собою  дверь.  Старец  легонько   шевелил  губами,  рассасывая  и  прожевывая  ягоды,  изредка  поглаживая  больную  ногу.  Он  - ждал!

Ждать  пришлось  недолго,  и  в  юрту  вступил   другой  человек,  облаченный  в  дорогую  кольчугу  и  шлем.  Тамерлан  поприветствовал  приглашенного  легким  кивком  головы, и  тихим  голосом  произнес  короткую  фразу.  Мужчина  выслушал  слова  повелителя,  поклонился  ему,  прижав  правую  руку  к  сердцу,  и  неслышно  удалился,  пятясь  к  двери   спиной. 

Тамерлан  недовольно  посмотрел  ему  в  след,  так  как  в  открывшуюся  дверь  потянула  волна  прохладного  воздуха,  плотнее  укутал  больную  ногу  и  затих!  Задремал,  сидя  на  стопке  одеял,  снова  став  похожим  на  большую,  хищную  птицу!




- Все!  Уходим! – услышал  Герыч  голос  Фантома,  и  они  вырвались  из  сухого  тепла  юрты,  в  прохладу  темного  неба.

Ночь  была  в  самом  разгаре.  Крупные  звезды  сияли  все  ярче  и  ярче.  Костры  на  земле  наоборот:  одни  затухали,  другие  дымно  тлели,  но  лагерь продолжал  жить  своей  непрерывной  жизнью.

- Скажи,  зачем  ты  меня  сюда  притащил?  -  спросил  Герман.

- Сейчас  мы  делаем  облет  лагеря!  Видишь,  огни  от  горизонта  до  горизонта,  это  войско  Тамерлана!  А  в  центре,  темно!  Это  огромная  котловина,  и  она  заполнена  людьми!

- Кто  эти  люди?

- Пленные!  Они   не  воины,  захваченные  в  бою,  это  не  побежденный  противник!  Они  обычные  люди,  взятые  в  плен  в  разрушенных  городах  и  сожженных  поселках!  Их  здесь  очень  много,  никто  не  считал  сколько!  Предполагается,  что  примерно – тысяч  двести!

- Так  много! -  удивился  Герыч:  -  Это  же  целый  город!

- Да,  ими  можно  заселить  большой  город!  Но  у  них – другая  судьба,  утром  эта  котловина,  станет – долиной  Смерти!

- Как  это? – обомлел  Герман: - Почему  Смерти?

- Ты  ничего  не  понял? – удивился  Фантом: - Мы  с  тобой  присутствовали  при  принятии  этого  решения!  Он  так  пожелал,  и  утром – все  случится!

- Но  он  ведь   просто  спал,  тер  ногу,  грыз  орехи!  И  все!

- Нет,  брат!  Он  - думал!  Ты  решил,  что  Тамерлан  дремлет,  а  он  принимал  решение!  Утром,  все  эти  десятки  тысяч  людей   будут  убиты!

- Но  если  они  ему  не  нужны,  то  их  можно  отпустить,  и  они  разбегутся!  Я  бы  так  и  сделал!

- Можно  наверное,  но  он  решил  по  своему!  Потому  он  и  Великий!  А  ты,  просто – Герман!  Один  из  многих  сотен  миллионов!

Они  находились  над  темным  провалом  котловины,  в  котором  жило,  надеясь  на  лучшее,  огромное  количество  людей,  не  подозревающих,  что  их  жизненный  путь  уже  прерван    желанием  одного  человека.

- Тогда  он  убийца!

- Вы  так  никогда  не  думаете!  Если  ты   в  пьяной  драке  убьешь  человека,  то  это  будет  убийством,    тебя  осудят,  и  затолкают  в  тюрьму!  Но  если  правитель,  осознанно  или  по  глупости,  уничтожит  огромное  количество  людей,  то  у  него  немало  шансов,  стать  Великим,  как  при  жизни,  так  и  после  смерти! Они,  могут  быть – неподсудными!

- Почему  так? Жизнь  людей  ничего  не  стоит?  Глоток  чая,  горсть  изюма  и  все? Решение  принято!

- Для  него  -  да!

- Зачем  ему  все  это,  в  чем  смысл?  Ему  что,  нравится  убивать  людей?

- Не  думаю!  Толпа,  ему  давно  безразлична,  хотя  он  очень  любит  и  бережет  своих  близких!

- Тогда  власть?

- Тоже  нет!  Он  ею  -  пресыщен,  хотя  добровольно,  никому  не  отдаст!

- Так  в  чем  же  смысл  его  дел?

- Не  знаю! -  рассердился  Иван  Иваныч: - Я  всего  лишь – Фантом,  а  вы  люди!  И  вам,  должно  быть  виднее,  кто  у  вас  герой,  а  кто  злодей!  Решайте  сами!  Одно  скажу,  каждый  народ,  достоин  своего  правителя!

- Но  ведь  и  ему  придется  умереть!

- Конечно!  И  он  примет  это  так-же  бестрепетно  и  бесстрастно,  как   обрекает  на  смерть  сотни  тысяч!

- И  он  ни  разу  не  звал  тебя?

- Ни  разу!  Он  очень  сильный,  таким  покоряются  миллионы  людей!  Принимая  решения,  они  не имеют  сомнений  в  своей  правоте!  Такие,  во  мне  не  нуждаются,  и  не  только  во  мне,  а  возможно и  в  самом  Создателе!

- А  что  с  его  душой?

- Не  встречалась!    Людей,  подобных  Тамерлану  – очень  мало,  и  возможно,  они  у  Творца – на  особом  счету!  А  люди?  Поверь,  приняв  решение  об  их  судьбе,  правитель    был  больше  обеспокоен  сквозняком,  видел,  как  он  был  недоволен!  Я – читал  его  мысли!  Ну,  хватит  болтать!  Двигаем  дальше,  может  по  пути  наткнемся  еще,  на  что-нибудь  интересное!...




     …В  погребке  было  темно  и  сыро.  Напитанный  табачным  дымом  воздух   заполнялся  нестройным  гулом  голосов  подвыпивших  или  пьяных  людей.  Изредка  встречались   женщины.  В  отличие  от  мужчин,  они  почему - то,  выглядели  особенно  неопрятно  и  пошло.  Видимо  от  того,  что  иные  из  них,   в  пьяном  проблеске  сознания,  вспоминали  вдруг,   о  том,  что  они  являются  «прекрасной»  частью  человечества,  и  пытались  кокетничать  со  своими   «утонченно – нетрезвыми»  кавалерами,  гордящимися  тем,  что  являются  завсегдатаями  единственной  в  городе  пивнушки.  В  раскрытые  двери  тянуло  холодом.  Возле  входа  располагался  грязный  туалет.  Сквозняк  гнал  в  подвал  едкие  запахи  мочи  и  хлорки,  перемешивая  их  с  табачным  дымом и  пивным  перегаром   в  крутую,  одуряющую  смесь.

Под  низким  потолком  безжизненно  висели   пожелтевшие,   похожие  на  вертолетные   лопасти,    вентиляторы. Вероятно,  они  давно  вышли  из  строя,  и  висели  в  роли  дополнительного  антуража,  придавая  заведению  солидность. Обязанности   вытяжной  вентиляции  выполняли  открытые  форточки  в  окнах,  через  стекла   которых  были  видны  ноги   вечно  спешащих  куда-то  прохожих. Обыкновенных  прохожих,  только  восьмидесятых  годов…

Но  потому  как  нелегко  было  отыскать  место  за  столиком,  Герычу  стало  понятно, что  заведение  пользуется  большой  популярностью  у  местных  жителей.
Иван  Иваныч   бодро  окунулся  в  привычную  для  него  атмосферу,  прекрасно  ориентируясь  среди  столиков   заставленных  пивными  кружками  вперемежку с  рыбьей  чешуей,  обсосанными   костями,  огрызками  и  кожурками  колбас.
С  кем - то  пошептавшись,  о  чем-то  договорившись,  он  скоро,  с   гордостью    волшебника,  поманил  Герыча  к  двухместному  столику.

Особый  шик  и  шарм  высокого  статуса,  заведению  придавала  официантка,  хмурая  тетка  в  зеленом,  клеенчатом  фартуке.
Увидев  Ивана  Иваныча,  она  подошла  к  их  столику,  неся  в  руках  сразу  четыре  кружки  светлого  пива. Немного  поколебавшись,  вынула   из  под  фартука   две  тощих  вяленых  рыбешки,  положила  их    на  стол.  С достоинством  взяв  оплату,  небольшие  «чаевые»,  удалилась - гордо  и  независимо.

- Знакомая! -  как  то  виновато  произнес  Иван  Иванович:  -  Это  я  ей   фартук  подогнал!  Через  доктора,  в  морге  -   достал!

Герыч,  отхлебнувший  было  пивка,  поперхнулся,  вспомнив,  откуда  официантка  извлекла  рыбешку.

- Не  думай!  Фартук – нулёвый  был!  Что  я,  дебил  какой-то,  из - под  покойников  обноски  вытаскивать!

Несмотря  на  непрезентабельную  обстановку  и  публику  пивнушки,  напиток  был  очень  хорош!  Настолько  хорош,  что  возжаждавший после  всего  пережитого  Герыч,  полулитровую   кружку  вытянул  на  одном  дыхании.

- Что  скажешь? – обратился  к  нему  Фантом.

- Вкусно!  Ты  неплохо  здесь  обосновался!

- Не  про  пиво  я!  Как  тебе прогулочка,  удалась?

Герыч  сосредоточенно  расчленял  вяленую  рыбешку.  Отвечать  ему – не  хотелось!

- Молчишь! Значит - думаешь! – сам  ответил  на  свой  вопрос  Иван  Иваныч: -  Хорошо,  если  главное  поймешь!

- Да  вроде  как,  дошло! -  хмуро  отозвался  Герыч:  -  Прав  ты,  наверное,  человек  сам  в  себе  Дьявола  носит!  И  у  каждого  он  свой!  Смотря  по   «аппетитам»!

- Примерно  так!  А  главное,  это  оправдание  своих  поступков!  Перенести  ответственность,  успокоить  свою  совесть,  сослаться  на  Искусителя – и  красота!  Чист и невинен,  аки  младенец!  А  всю  грязь – на  меня!  И  живи  дальше, Богом  да  мною,  прикрываясь!  Очень  удобная  психология! Только  одного  люди  не  учли!  Зло  - это  энергия,  и  она  стала  накапливаться!  И  вот  она,  перед  тобою! -  Фантом,  посерьезнел,  указывая  пальцем  на  свою  грудь.

- Много  мы  сегодня  говорили! -  парень  призадумался:  -  Не  дополняй,  дай  время,  хоть  с  этим  разобраться!

- А  времени,  брат,  как  раз,  немного,  осталось!  Пожалуй,  пивко  допить  и  все!  Пора  «тело»  возвращать!

- Скажи,  Иван  Иваныч,  а  почему  ты  меня – выбрал?

- Случай! -   пожал  плечами  Фантом: - Совпадение,  чисто  случайное совпадение!  Но  если  что  не  так -  прости!

…Сидели  молча.  Вокруг  них,  в  сизом  дыму,   шла  своим  ходом  монотонная  жизнь.

- Иногда  я  думаю,  не  за  горами  то  время,  когда   нужда  во  мне -   и  вовсе  отпадет!  - прервал  молчание  Фантом: -  Среди  вас,  все  больше  появляется  тех,  кто  не  ищет  оправдания  в  своих  поступках!  Вам  -  стоит  над  этим  задуматься!

- Ты  о  чем? – спросил  Герыч.

- Вспомни  Хромца!  Он  обрек  на  смерть  массу  людей,  ни  сколько  не  упрекая  себя  в  этом!  Но  он  был  - один  на  столетие! Сейчас,  у вас таких -  очень  много! Когда  человек,  убивая  для  достижения  своих  целей  тысячи  людей,  упрекает  другого  в  том,  что  на  нем  «креста  нет» - это  страшно!  Для  вас!  Когда  человек,  присваивает  себе  то,  что  должно  принадлежать  миллионам людей,  и  считает  при  этом,  что  он  того  заслуживает, - это  тоже  страшно!  У  вас,  сейчас  вырабатывается  особый  тип  морали,  когда   все  то,  что  еще  вчера  считалось  пороками, -  возводится  в  степень  достоинства!  И  трактуется  как  добродетель, на  пути  к  материальному   благополучию! «Молодец  что сумел,  дурак – что попался!»

- Издеваешься?

- Нисколько! Грущу…

- И  что  делать?

- Ты  уже  спрашивал!  Вам  виднее,  это  ваша  жизнь,  вам  и  решать!  Помните  только  одно, - зло  не  вечно!

- Тебе  хорошо  рассуждать! – позавидовал   Герман: -  Ты  ведь сам  говорил,  почти  бессмертный!

Фантом  призадумался.

- Думал  я  об  этом! – признался  он: - Если  бы  я  был  человеком,  то  ничего  хорошего  бы,  в  бессмертии – не  увидел!  Об  этом   мечтают  либо  глупцы,  либо  правители,  вкусившие  власти  и  желающие  править  бесконечно!  Нормальному  человеку,  бессмертие  станет  в  тягость!

- Неужели  ты  устаешь?

- Нет  конечно! – удивился  вопросу  Фантом! – Мне  это  понятие  -  неизвестно!  Но  иногда  хочется  тишины  и    покоя!  И  тогда,  я  ухожу    на  море!  Есть  у  меня  одно  местечко!  Среди  высоких  утесов,  на  берегу  стоит   одинокая  скала,  валун! Днем  его  греет  солнце,  на  него  садятся  чайки  и  покрывают  камень  белым  пометом,  оставляют  расклеванные  панцири  морских  раков. У его  подножия   плещет  вода!  В  бурю   через  него  перекатываются  огромные  волны!  Я  «вхожу»  в  него,  и  смотрю  на  океан!  Он   напоминает  мне  бесконечность,  в  которую  мне  никогда   не  войти!
 
Иван  Иваныч  спокойно  глядел  на  Герыча,  и  парень  понял,  что  он  с  ним  -  прощается!

- Вот  и  все! – сказал  Фантом,  чуть  отвернув  в  сторону  свою  голову,  словно  прислушиваясь  к  чему-то! – Зовут  меня!  Пора,  Герман!  Уходим!





… Спал  Герман,  на  удивление  крепко,  безо  всяких  сновидений,  до  позднего  утра.

Проснувшись,  прошел  на  кухню  и  увидел  на  столе  недоеденную  рыбу  и  колбасу.  В  алюминиевом  бидончике  плеснулись  остатки  выдохшегося  пива. Пиво,  Герыч  пить  не  стал.  Позавтракав  поджаренной  колбасой,  парень  вспомнил  веселого  Фантома,  и  грустно  улыбнулся...

…Затянувшиеся  праздники  подходили  к  концу.  Народ,  переживший  «нелегкие»  дни,  гулял  по  улицам.  Папаши,  вспомнив,   что  у  них  есть  дети,  усердно  катали  их  на  саночках,  выгуливали  своих  чад  по  ледяным   городкам. Страна  оживала!  Ожил и вышагивавший в гордом  одиночестве Герман.  Бесцельно шатаясь по городу, он  вдруг обратил внимание на  пожилую пару. Невысокий, плотно сбитый мужичок, тащил по  обледенелому  тротуару  нагруженные  какими-то  коробками  саночки.

Коробки были плохо увязаны: время от времени - картонная конструкция  рушилась. Мужик останавливался, сокрушенно вздыхал и принимался за ее  восстановление.

Рядом  с  ним  стояла  женщина  и отчитывала его сварливым голосом,  называя  бездарью,  и  еще, сожалела об отданной  кому-то молодости!

…Герыч подошел к ним поближе.  Мужчина, увязывал коробки, и  не  разгибаясь,  виновато глянул на проходящего парня, словно извиняясь за  себя,  за свою вредную жену,  и еще за что-то, о чем знал только он один…

«Иван  Иваныч!» - внутренне ахнул Герыч,  и неосознанно  рванулся  к  нему.

- Спасибо!  Я  сам!  -  благодарной улыбкой, оценил его порыв мужичок,  глядя на парня, веселыми, хорошо знакомыми тому, пуговками светлых   глаз.

«Не  узнал!» – разочарованно понял  Герман!

…Из подворотен дул холодный  ветер, сметая  в  углы  мусор  и  окурки.  Герыч  плотнее  натянул  на  голову  шапочку,  засунул  руки  в  карманы  куртки, и зябко поеживаясь, пошел  …