Долгое эхо войны. Часть 1. Глава 1

Жанна Светлова
Плахову Венедикту Петровичу посвящается

Автор предупреждает, что все возможные совпадения с реальными лицами носят случайный характер

Вот уже который месяц
и уже который год
прилетает черный "мессер" -
спать спокойно не дает.

Он в окно мое влетает,
он по комнате кружит,
он, как старый шмель, рыдает,
мухой пойманной жужжит.

Грустный летчик как курортник...
Его темные очки
прикрывают, как намордник,
его томные зрачки.

Каждый вечер, каждый вечер
у меня штурвал в руке,
я лечу к нему навстречу
в довоенном "ястребке".

Каждый вечер в лунном свете
торжествует мощь моя:
я, наверное, бессмертен.
Он сдается, а не я.

Он пробоинами мечен,
он сгорает, подожжен.
Но приходит новый вечер,
и опять кружится он.

И опять я вылетаю,
побеждаю, и опять
вылетаю, побеждаю...
Сколько ж можно побеждать?

Булат Окуджава

Часть первая

Камчатка. Елизово, военный городок авиационного полка.1949г.
В три часа ночи, измученный тяжелыми сновидениями, совершенно разбитый, Венедикт Петрович поднялся с постели с одним нестерпимым желанием напиться так, чтобы забыть то страшное время, которое выпало на его долю в 1943 г в Сталинградской мясорубке.
Однако, как врач и человек достаточно волевой, хотя сам он себя считал совершенно безвольным и податливым, он понимал, что водка не может спасти никого и ни отчего. Там, в самом пекле Сталинградской битвы, стоя по двадцать часов у операционного стола, восстанавливая силы исключительно спиртом, согреваясь таким же образом в чудовищном холодном, ледовом, кровавом кошмаре, он каким-то невероятным образом выжил и даже не сошел с ума. Постоянные бомбежки, медсанбат, который частенько функционировал без крыши над головой, без стен, постоянно меняя свое место нахождения и часто оставаясь полностью без необходимых медикаментов, в котором замерзала мгновенно только что закипевшая вода, и врач мог замерзнуть тут же у операционного стола. Рассудок нормального человека не всегда мог выдержать такую экстремальную атмосферу. Его рассудок не помутился. Но одолевавшие его теперь ночные видения того страшного времени, свидетельствовали о том, что психика его больна, а «доктор спирт» бессилен ему помочь. Для него это было очевидно. Он все понимал прекрасно, зарекался употреблять спиртное, но срывался. Вот и вчера они с Лешкой Зайцевым за вечер выпили восемь бутылок шампанского. Просто сидели, вспоминали прошедшее и пили, пили, пили. Как он очутился в своей комнате, Веня не помнил. Видно Лешка приволок его домой. Вот ведь сорвиголова! Одно слово-летчик! Асс!
Венедикт вспомнил, как резал Лешку по живому, извлекая пулю из тела. Никаких обезболивающих у них не было. Ему самому требовались успокоительные и обезболивающие средства. Сердце ныло, голова разламывалась от боли. Больше всего он боялся, что не справится, пуля застряла в очень неудобном месте. Практики никакой. Но желание спасти во чтобы то не стало каждого, кого клали на операционный стол, было так велико, что он превращался во время операции, как ему казалось, в робота, запрограммированного кем-то свыше на выполнение определенных движений, чья-то неведомая рука вела его неизменно к успешному завершению работы. Может, именно поэтому смертельного исхода оперируемых им товарищей по его вине у него не случалось. Он сумел спасти и Алексея, хотя никогда прежде не работал хирургом и не собирался им быть, несмотря на то, что учился в медицинском институте.
Вспомнилось, как он приехал в Воронеж и поступил в медицинский институт. Шел 1939г.
Он мечтал работать терапевтом, определять заболевание человека по глазам, состоянию кожи, волос. Ему верилось, что существуют такие врачи-волшебники, которые по внешнему виду пациента ставят точный диагноз и всегда знают, как победить болезнь. Именно терапевт, считал молодой человек, настоящий доктор. Таким доктором мечтал стань Венечка Лавров и свято верил, что станет им непременно. Он будет лечить людей от любой болезни! И пусть все диву даются, как это он, весельчак, балагур, бесшабашный и несерьезный Венька, станет светилом медицины. Жаль, что эти светлые надежды не воплотились в реальности.
Венедикт не любил резать, от одного запаха крови его мутило, и ему стоило немалого труда скрывать это от друзей и преподавателей. Нет, воля у него все-таки была и немалая. Наперекор своему нутру он шутил в анатомичке, принимал беззаботный вид, и девчонки считали его «стальным» мужиком.
На четвертом курсе Веня собирался основательно заняться своей терапевтической специализацией, но весь их курс, практически прямо из аудитории отправили на поле битвы. И ни куда-нибудь, а прямо в Сталинград.
Веня сел на кровать, закрыл глаза, и ужасы пережитого возникли со всеми подробностями: море крови, разорванные человеческие тела, стоны, крики и тошнотворная слабость, бессилие в борьбе за жизни товарищей. Холод, непередаваемый, жуткий холод. Пальцы не слушались совершенно, он не раз обжигал их, стараясь разогреть при помощи спиртовки.
Однажды, после суток дежурства у операционного стола, в полном изнеможении свалился он между развалинами двух домов и все. Он ушел в небытие. Если бы Таисия не вытащила его оттуда, он бы замерз. Он так жалел, что этого не произошло.
- Зачем ты вытащила меня? - говорил он ей, - Пойми, у меня нет больше сил! Ушли почти все ребята, прибывшие со мной сюда, мне уже давно пора последовать за ними.
Смерти он не боялся. Просто смертельно устал.
После гибели Николая Рыбникова, лучшего студента на их курсе, который, действительно, был хирургом от Бога, который чувствовал каждую клеточку человека и мог оперировать почти с закрытыми глазами, после смерти Саши Завьялова, заменившего Николая, после тяжелейшего ранения, Павла Семенова, когда Венедикту пришлось занять их место, он не жил, а существовал в каком-то невероятном диком сне. Ему приходилось сутками оперировать раненых друзей и сослуживцев, и он выполнял возложенные на него обязанности, превратившись, как он думал, в бесчувственное существо, лишенное всяких эмоций. Ему иногда казалось, что он посланец космоса, что он инопланетянин. Ужас, окружавший его, мнился ему результатом фантастического романа, придуманного больным воображением человека. Но, несмотря ни на что, он выжил и даже ни разу не был ранен. Когда их перебросили на Запад, он вроде вновь обрел вкус к жизни и интерес к своему делу, но упросил своего командира перевести его в разряд терапевтов. Здесь он со своим однокурсником и земляком Владимиром Кущенко постигал науку военного врачевания на практике, в условиях непрекращающихся боевых действий. Но «в исключительных» случаях, которые случились почти ежедневно, он вынужден был оперировать. Однако, по сравнению с тем потоком раненых, который прошел через его руки, сердце и психику в Сталинграде, здесь он находился почти на отдыхе. Победу капитан Лавров встретил в Австрии, в Вене. Это была самая счастливая весна в его жизни!
Мысли внезапно повернулись в другую сторону, и он вспомнил, что вчера Таисия опять приходила, и ему с трудом удалось выставить ее из дома. «Боже мой, помоги мне избавится от нее!», - мысленно молил он Бога, хотя всегда считал себя заядлым безбожником.
Таисия! Она стала его болью и кошмаром. Она спасла его в ледяном, залитом кровью городе, она поддерживала его, когда он бывал на грани безумия от потерь, невозвратных утрат. Она согревала его и успокаивала. Но она все то же самое делала и для других ребят. Все воспринимали ее, как фронтовую верную подругу, никто никогда не обидел ее ни словом, ни взглядом. Веня тоже считал ее своим верным другом, но не более того. Она прошла с их полком до Вены, где они встретили День Победы. Но почему-то именно к нему она пришла с просьбой взять ее с собой на Дальний Восток, сначала на Сахалин, затем на Камчатку, куда его послали для прохождения дальнейшей службы. И он, «слабовольный кретин», не смог ей отказать.
Веня никогда не собирался жениться на ней, более того, Таисия, как женщина, им вообще не воспринималась. И все же он привез ее сюда, создав у окружающих мнение, что они с ней семейная пара, несмотря на то, что в законном браке они никогда не были. Он разрешил ей поселиться в его комнате и стал посмешищем для всего гарнизона.
Таисия, вынесшая на своих руках почти всех раненых полка, стала пить безбожно. Она вступала в интимные отношения с любым, пожелавшим этого. А поскольку их совместное проживание в одной комнате рассматривалось всеми, как брачные узы, Веня вынужден был терпеть насмешки окружающих. Но не мог же он каждому объяснять, что они с Таисией просто друзья, что он обязан ей своим спасением и не может просто выставить ее на улицу.
Положение спас Лешка Зайцев, самый близкий друг. Он обратился к командиру полка и объяснил ситуацию, в которую попал Венедикт. Он упросил командира пристроить Таисию в общежитие, и командир распорядился выделить для Таисии комнату.
Лешка сам отвез ее туда и перетащил ее вещи.
Но Таисия не думала отступать от своей цели, решив заставить Венедикта жениться на ней. Она не давала ему прохода. Вот и вчера ввалилась к нему, когда он утром, после ночного дежурства уставший и голодный пришел домой. Она уже сидела в его комнате с бутылкой водки и тут же начала омерзительный скандал, привлекая внимание всех соседей громоподобной руганью и поползновениями ударить его. В ход пошел и стул, развалившийся от падения, и сковородка, и даже примус.
Венедикт разозлился и просто вышвырнул ее за порог, но уснуть не смог и через пару часов мучений встал и пошел к Алексею, где и провел весь день и вечер, до глубокой ночи.
«Что же мне с ней делать? - мучительно думал он. - Никогда я ей не говорил о любви, никогда ничего не обещал, никогда сам к ней не ходил. Все отношения с ней лишь ее инициатива. Да и отношений-то никаких после Сталинграда с ней не было. Чисто приятельские».
В полном отчаянии он схватился за голову. Таисия вызывала в нем чувство отвращения и в тоже время служила примером того, до чего может опуститься человек, пьющий постоянно. Он до одури боялся повторить ее падение. Лучше уж совсем не жить, чем жить таким ничтожеством, считал Веня.
Когда, после службы на Сахалине, они приехали на Камчатку, ее взяли в лазарет по его протекции медсестрой, но она не продержалась и года, потому что трезвой бывала очень редко. Поймали ее на воровстве спирта и хотели уволить, но пожалели, учтя ее прежние заслуги на фронте, где она спасла сотни человеческих жизней. Ее оставили санитаркой. Однако через полгода начальство вынуждено было уволить ее вообще из лазарета. Абсолютно спившуюся женщину отправили рабочей на стройку будущего госпиталя. Вот там она и трудилась в настоящее время. Но жизнь с ней в одной комнате стала невыносимой. У Венедикта часто мелькала мысль, что ему следует покончить с собой, чтобы развязать этот затянутый на его шее узел. Выбив для нее общежитие, Лешка, настоящий друг, спас его от этой участи. «А ведь все могло в его жизни сложиться иначе», - думал Веня. Мгновения счастья и любви заполняли его сердце до краев весной 1945г.
Перед глазами встала цветущая, блистательная столица Австрии - Вена. Как их там встречали! Прекрасная девушка - Тереза, учившая русский язык только для того, чтобы выразить свою благодарность русскому народу за освобождение ее родины. После знакомства с ним, после нескольких встреч, она призналась ему, что влюбилась в него, что всю жизнь ждала именно его. Он не мог поверить в такое счастье. Так и оказалось. На это счастье он не имел никакого права. Ему запретили встречаться с Терезой, предупредив, что «амуры» с иностранками могут закончиться для любого нашего офицера на Колыме. Их политрук, мужик жесткий и серьезный, провел с ним основательную беседу, и Венедикт понял, что их с Терезой любовь принесет и ему, и, прежде всего, ей только несчастье. Как она плакала, когда он рассказал ей о невозможности их дальнейших отношений. Как была прекрасна даже в своем горе. Принцесса из сказки!
«Какие у нее были косы. Огромные голубые глаза, полные любви и надежды. Ну, почему мир так несправедлив?!».
Сейчас ему было плохо, его мутило, организм требовал похмелья, но Венедикт решил взять себя в руки и не поддаваться своей слабости.
Зачем только Лешка накупил этого злосчастного шампанского, кстати по большому блату. В гарнизонном магазине работала его боевая подруга Аня. Она - то и придержала для него пару ящиков шампанского, рассчитывая, что милый Лешенька будет лакомиться аристократическим напитком в ее компании. Лешенька подарил ей три бутылки, сказав, что все остальные предназначены для его командира, страшно разочаровав подругу. Но сказал он ей «чистую правду», поскольку командиру тоже было подарено три бутылки. Сообщив все это Вене, Лешка выразил надежду, что затарились они на пару недель. Но, кажется, после вчерашней их философской беседы у друга ничего из припасов не осталось. Они любили посидеть допоздна, обсуждая прочитанных классиков литературы, философии и искусства. Оба обожали оперу, балет. В Вене они посетили знаменитый Венский оперный театр. Вспоминали также и довоенные походы в театры в разных городах нашей страны. Рассказывали друг другу о своих бывших романтических увлечениях. Им было, о чем побеседовать. Они дорожили обществом друг друга, доверяли свои самые сокровенные мысли. Скажем, только Веня знал, что у Алексея есть семья: жена Зинаида, детский врач и дочь Лидочка. Но в гарнизоне, окружающие их сослуживцы и их семьи считали Алексея завидным женихом, не обремененным семейством. Правда, в семье у Леши все было не так гладко. Его жена наотрез отказалась покинуть Ленинград и уехать с мужем на Дальний Восток. Этот ее поступок был занозой в сердце друга, о чем он поведал лишь Венедикту, но бросать семью Леша не собирался. Он стремился найти оправдание жене, заботился о ней и дочери. Постоянно передавал им с оказией подарки и, естественно, переводил им большую часть своего оклада. По словам Лешки выходило, что они с Веней ведут праведный образ жизни. Их совершенно не в чем упрекнуть.
Веня хмыкнул, мысленно подведя итог их вчерашней праведности, и дал себе зарок покончить с подобным времяпрепровождением раз и навсегда. Однако, как было замечено ранее, подобный зарок ему приходилось давать себе довольно часто. «Слабак, - мысленно обругал он себя. - Праведник хренов».
На часах было 6 утра. Темень непроглядная. Осень подкралась незаметно. Веня оделся и вышел на улицу.
Дойдя до дома офицеров, Венедикт свернул к небольшому скверу и уселся на лавку. Закурил, раздумывая, где бы позавтракать. Через сорок минут откроется офицерская столовая, но так хотелось чего-нибудь домашнего. Он вспомнил, как вкусно его кормила мама, сколько разных блюд она умела готовить и всегда именно для него старалась состряпать что-нибудь вкусненькое. Он был ее любимцем. Их было три брата. Старший - Валентин, он - средний и младший братец Женька.
Валентин был всегда занят своими делами. Закончил Механический институт, работал инженером на Оружейном заводе. В начале войны ушел на фронт и уже в конце 1941 погиб под Москвой.
Веня был самым домашним мальчиком. Именно с ним мама всегда ходила в гости к родным и подругам. Венечка был ее гордостью. Много читал, отлично учился, посещал различные кружки в Доме пионеров. Он был прекрасным гимнастом, любил показывать всякие гимнастические трюки и приводил женское общество в восторг. Хорошенький, светленький, среднего роста. Его любили друзья и взрослые родственники, соседи. Он был очень добрым, с друзьями делился всем, что имел, как говорится, мог последнюю рубаху отдать, не жалеючи. Старикам не ленился помочь донести сумку, подать упавшую вещь, перевести через дорогу. В общем, был отличный малый и мать в нем души не чаяла.
Младший брат Женька вымахал ростом под два метра, был красив лицом, но ленив, вороват и причинял матери немало хлопот, попадая в какие-то неприятные истории. Он был на десять лет моложе Вени и на пятнадцать Валентина. Разница в возрасте давала себя знать, и между братьями особой близости не наблюдалось.
После смерти отца вся семья жила на деньги старшего брата. Он был главой, кормильцем и воспитателем. Но времени для воспитания братьев у молодого инженера оставалось мало. И Женька не получил никакого образования. Учился в школе плохо, постоянно прогуливая занятия.
Валентин был занят на заводе, Венедикт уехал учиться в Воронеж, мать болела и почти не выходила из дома, а Женька искал, где раздобыть денег для веселой жизни. Единственное, чему он научился, имея в друзьях Толика, парня из обеспеченной семьи, располагавшей собственной машиной, это водить автомобиль. Поэтому, когда Веня вернулся на побывку домой после Победы, он сумел через военкомат пристроить брата шофером в местном военном городке.
Мама уже была совсем плоха и просила сына не бросать оболтуса брата, помогать ему, что Веня и делал, переводя часть своего оклада непутевому братцу.
Выкурив папиросу, Венедикт решительно поднялся и пошел к своему приятелю Василию Дятлову. Тот со своей женой Верой постоянно звал его к себе на трапезы, но Веня считал это не совсем приличным, хотя часть своего пайка всегда оставлял Васе, который работал у них в лазарете завхозом и лично получал и раздавал им пайки. Сегодня Веня решил воспользоваться предложением приятеля и позавтракать в его доме, во-первых, потому что ему хотелось домашней пищи, и, во-вторых, потому что ему не хотелось оставаться одному.
Он подоспел прямо к семейному завтраку, и супруги радостно усадили его за стол.
Вера, сияя улыбкой, предложила ему домашний омлет и блинчики. У Дятловых имелись свои куры, штук десять, и поэтому Вера частенько передавала через мужа Вене яички.
- Могу еще предложить тебе пшенную молочную кашку, - сказала хозяйка.
Ее предложение Веня воспринял с восторгом, именно молочную пшенную кашу часто готовила им мама, а сегодня он, как никогда, желал семейного тепла, семейного завтрака.
- Вчера, - сказал Василий, - ребята в овраге за нашим домом, подобрали Таисию. Совершенно в бессознательном состоянии. Мне кажется, Веня, ее нужно положить в наркологию.
- Она не станет лечиться, - отодвигая недоеденную кашу и утратив всякий аппетит, ответил Венедикт. - Я пробовал устроить ее туда трижды. Она убегает оттуда, не выдержав и одного дня. Вчера еле выпроводил ее от себя после дежурства.
- Венечка, - вмешалась Вера, - ты бы забрал у нее ключи от комнаты.
Она встала, убрала тарелку с кашей и поставила перед ним тарелку с омлетом.
- Кушай, я сейчас тебе блинчиков положу и чаю налью.
- Все считают меня ее мужем и смотрят на меня, как на варвара. Выгнал свою жену из дома.
- У нее таких мужей, как ты - целый полк, Веня. Все это прекрасно знают, и никто не может осуждать тебя за то, что ты не желаешь ее брать себе в жены. Выкинь из головы все эти глупости. У тебя своя жизнь, у нее - своя. Тебе можно только посочувствовать, - сказал Василий.
- Ты представить себе не можешь, как я устал от нее. Иногда я думаю, что мне легче было в Сталинграде, чем здесь. Именно из-за нее. Мне ее искренне жаль, но видеть ее - выше моих сил.
- Венечка, - прервала этот тяжелый разговор Вера, - у меня к тебе есть дело. Можно обратиться к тебе, как к врачу?
- Ты что заболела? - обеспокоился гость.
- Говорят, ты теперь специализируешься на венерологии?
- Да. Знаешь, это лучше, чем хирургия. Тем более что количество больных «постыдными» заболеваниями сейчас просто катастрофически растет. Я согласился на предложение начальника лазарета. Мы ведь вот-вот станем госпиталем, и в его структуре предполагается кожно-венерологическое отделение. Возглавить отделение, по-моему, совсем неплохо. А практика лечения у меня за последние два года достаточно положительная.
- Я слышала, что ты преуспел на этом поприще, - усмехнулась Вера. - И вот поэтому хочу тебя попросить посмотреть одного мужчину из местных органов управления. Сможешь?
- Нет, частным образом я никого лечить не стану, Вера. Пойми меня правильно. Это уголовное дело. Он должен встать на учет. Иначе нам с этой заразой не справиться.
- Вень, но он хорошо заплатит, и это будет абсолютно секретно. Никто никогда не узнает об этом.
- Нет! Я на это не пойду. Официально - ради Бога! Я его вылечу. Но тайно, за деньги - нет. И никогда не обращайся ко мне с такими просьбами. Ты же знаешь, что это противозаконно.
Ему было неприятно отказывать ей, но он бы перестал считать себя порядочным человеком, если бы нарушил закон. Кроме того, Венедикт был членом партии и для него это было не простым звуком, а мерилом совести и чести. Его приняли в партию под Сталинградом. Это было его гордостью. Нарушить кодекс чести значило для него не иметь права на достоинство.
Венедикт поднялся, поблагодарил супругов за вкусный завтрак и вышел из дома. Василий вышел вместе с ним.
- Ты прав, Веня, - сказал он, пожимая другу руку. - Не обижайся на Веру. Ее попросила директор школы. Она же у меня старшая пионервожатая там. Прости ее, глупая женщина. Я ей сразу сказал, что ты на это не пойдешь. Пусть этот начальничек впредь думает, с кем развлекается! Верно!
Венедикт кивнул и хотел уйти, когда к ним подошла удивительно красивая, невероятно похожая на Терезу женщина с короной из кос на голове, с большими зелеными глазами и милой улыбкой на лице.
- Здравствуйте, - поприветствовала она мужчин. - Я к вам, Василий Игнатьевич, по вопросу оформления накладных на продукты. Вы не могли бы зайти к нам в бухгалтерию?
- Я всегда готов к сотрудничеству с такой очаровательной женщиной, - засмеялся Василий.
- Так я вас жду? - спросила «очаровательная женщина» и, сказав «До свидания» Вене, отправилась на свое рабочее место.
- Кто это? - обалдело глядя ей вслед, спросил друга Венедикт.
- Наша новая бухгалтер. Пойду, подпишу бумаги. - Он протянул руку Вене, и друзья разошлись в разные стороны.
Все неприятные чувства от разговора с Верой вытеснило впечатление, которое произвела на него незнакомая коллега Василия. Перед глазами стояла женщина его мечты. Настоящая русская красавица. Кто она? Наверняка замужем. От этой мысли его затошнило. Разве могу я мечтать о такой, да и кто свяжет свою судьбу со мной после Таисии, «слава» о которой уже перешагнула границы их гарнизона. От злости на нее Венедикт сжал зубы. Он шел, и его трясло от несправедливости обстоятельств, сложившихся по его вине и порожденных его бесхарактерностью.
«Какая же я тряпка! - уничтожал себя он. - Поделом дураку. Это ж надо было согласиться взять Таисию с собой и позволить ей поселиться в своей комнате. Победа затуманила мне мозги, сыграв со мной глупую шутку. Ну дурак! Да еще терпеть ее оскорбления постоянно.
Я просто сам не могу поверить, что мог быть таким ослом. Ну почему кому-то - такие красивые женщины, достойные, очаровательные, а мне этот кошмар? И главное - сам, своими руками создал себе репутацию полного идиота. Кто может довериться такому доктору, человеку, живущему рядом с этим безмозглым, омерзительным существом. Однако есть одно «но», - одёрнул он себя, - ведь она больна, брошена всеми спасенными ею мужиками. Ну да, - с сарказмом вел он полемику с собой, - только ты у нас такой добрый, честный и верный друг, готовый свою жизнь испоганить вконец, но доказать всем свою порядочность. Брось ерничать, - уговаривал он себя, - ты поступил с ней, как с фронтовым товарищем, а она возомнила, что ты обязан и жениться на ней, чувствуя, что ты, слабак, послать ее подальше не решишься. Вот и получай результаты своего героического поступка. Думать нужно прежде, чем «подвиги» совершать».
За этими рассуждениями он и сам не заметил, как пришел к лазарету, но вместо того, чтобы идти в корпус своего отделения, зашел в здание администрации и сразу наткнулся на начальника лазарета, подполковника Петрищева Андрея Григорьевича.
- Венедикт Петрович, - обратился к нему начальник, - зайдите ко мне, нужно обсудить штат вашего отделения и план работы на год. Говорят, что на днях мы уже получим статус госпиталя. Работы будет невпроворот.
Начальник прошел к себе в кабинет, Венедикт за ним, и не успели они начать разговор, как в дверь постучали и вошла она.
«Надо же, - подумал Венедикт, - это просто наваждение какое-то, ноги сами принесли меня сюда в надежде увидеть ее, и она появилась, как по-волшебству».
Петрищев взял из ее рук бумаги и стал их внимательно изучать, предложив даме сесть.
Она нерешительно присела на предложенный ей стул и, взглянув на Венедикта, смущенно улыбнулась ему. От ее улыбки сердце его замерло, он смотрел на нее, не в силах отвести глаза, и она, не выдержав, сама отвела взгляд и обратилась к начальнику.
- Я учла ваши замечания, Андрей Григорьевич, и думаю, что нам удастся уложиться в оговоренную сумму.
- Прекрасно, Антонина Васильевна, подготовьте мне весь необходимый материал. Завтра я лечу в Хабаровск и постараюсь выбить необходимые средства для обустройства нашего госпиталя.
- К вечеру, - сказала, вставая, Антонина Васильевна, - все расчеты и предложения по оборудованию и персоналу будут готовы.
- Спасибо, Антонина Васильевна, я рад, что мы с вами едины в главных вопросах. Мне приятно и комфортно работать с вами.
Она смутилась от похвалы начальника и быстро вышла из кабинета, поблагодарив его за такую высокую оценку ее труда.
Венедикт завороженно смотрел ей вслед, забыв, что сидит у своего командира в кабинете, совершенно не понимая, зачем он зашел сюда. Петрищев с интересом разглядывал своего подчиненного, ожидая, когда тот придет в себя. Молчание затягивалось, и Андрей Григорьевич тихо позвал:
- Ау! Веня! Ты где?
В ответ молчание. Венедикт весь ушел в свои мысли, и подполковник вынужден был подать голос руководителя.
- Венедикт Петрович, ты как себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
- А? Что? - пришел в себя капитан. - Извините, товарищ подполковник. Я сегодня не выспался и, видно, задремал, пока вы разбирались с бухгалтерией.
- Видно задремал, - согласился с ним начальник. - И сон интересный увидел, а в нем красавицу-женщину. Так вот, капитан, женщину эту забудь. Ей и без тебя в жизни досталось. Кстати, ее история очень похожа на твою. Если кратко, в двух словах, то учти следующее. Она пережила блокаду в Ленинграде. Потеряла мужа, мать, двоих братьев. Еле выжила сама и сумела спасти дочь. Естественно, что такая красавица не останется без мужского участия. Наш летчик, асс, некто капитан Соловей, будучи в командировке в Ленинграде, остановился у друзей, проживающих с ней в одном доме. Их познакомили, он предложил ей поехать на Камчатку подзаработать денег для воспитания дочери и даже выйти за него замуж. Она поехала от нужды, но замуж официально выходить за него не стала. Не хочет и сейчас узаконить их отношения. У капитана Соловья контузия, он начал сильно пить и почти каждый день устраивает дома скандалы в пьяном виде, потому что она не идет с ним под венец. Живут они в одной комнате, в землянке у тайги. Имеют пятерых соседей, которые жалуются постоянно на него за эти скандалы и драки, учиняемые героем войны, сбившем что-то около двадцати немецких самолетов. И ей с дочерью приходится все это терпеть, деваться-то некуда. Правда начальство ходатайствует об увольнении нашего героя из армии за пьянство и аморальное поведение.
- А тебе я к тому об этом рассказываю, что не спеши предлагать свое участие ей. Ты сначала со своей Таисией разберись. Ко мне приходил Алексей Степанович Зайцев, твой друг, и просил посодействовать в обеспечении принудительного лечения от алкоголизма для нее. Я договорился в Хабаровске, в наркологии ее возьмут. Алексей сам готов ее туда отвезти. Завтра летим с ним одним бортом. Но ты не можешь оставаться в стороне, раз пригрел ее, так сказать, поучаствовал в ее судьбе. Знаешь, «мы всегда в ответе за приручённых». Пойми, я тебя не осуждаю, но одобрить твой поступок не могу. Тебе голова для того и дана, чтобы думать, прежде чем совершать «геройские» поступки, - повторил начальник его собственные мысли. - Я вообще не понимаю, что значит взять с собой на новое место службы женщину, которая тебе не нужна? Это, прости меня, называется не жалость, а садизм какой-то. Извини!
Петрищев опустил голову и дернул головой, как бы стряхивая с нее грязь.
Венедикту было до того тошно, что он чуть не плакал.
«Он прав, - думал несчастный капитан. - Я и сам знаю, что болван».
Но, собрав силы и набрав в грудь побольше воздуха, он сказал:
- Все правильно, Андрей Григорьевич. Я, с вашего позволения, воспользуюсь нашей связью и свяжусь с Игорем Хабенским. Он мне не откажет и устроит ее лучшим образом.
- Вот и прекрасно, Веня. Я понимаю, что тебе тяжело самому ее везти чисто морально, но помогать ей ты, тем не менее, должен.
Он тяжело вздохнул.
- Вот они итоги войны: исковерканные судьбы и искалеченная психика людей. Все мы, в той или иной степени, невольные жертвы этого страшного зла.
- Иди, друг, выполняй долг перед женщиной, которая добровольно принесла себя в жертву, спасая наших ребят и подвергая себя ежеминутно, ежесекундно смертельной опасности. Она полностью опустошена, она отвратительна не только тебе, но и всем окружающим ее людям, но мы помним, что она - наш боевой товарищ, не предавший нас в тот трудный час.
Венедикт пошел в штаб к связистам. Ему повезло, Игорь был на месте и страшно обрадовался, услышав голос своего спасителя, вернувшего его буквально с того света. Когда Веня изложил ему свою проблему, он заверил друга, что сделает все возможное и невозможное для Таисии, которая вытащила и его самого из той страшной мясорубки. Его обещание несколько успокоило Венедикта, и он отправился в свое отделение. Пора было начинать обход больных.
Вечером, когда Алексей зашел к нему на огонек, Веня рассказал ему о своем знакомстве с Антониной Васильевной и о том, что Петрищев запретил ему даже думать об этой женщине, что Андрей Григорьевич много говорил о тяжких последствиях войны, назвав всех их жертвами того зла, которое несет война.
Лешка долго молчал, обдумывая, а затем сказал:
- Он абсолютно прав. Я вот думаю, что эхо этой войны будет слышно на Руси еще лет сто. Да и не только в нашей стране. Возьми хоть Терезу, разве она не жертва войны, разве вы с ней не принесли в жертву этому тяжелому времени свою любовь. А сколько людей во всем мире погибли, стали калеками, алкоголиками, остались вдовами или вдовцами. Невозможно представить себе их количество. Но мы с тобой, Веня, выстоим непременно. Я в это свято верю! И, более того, будем счастливы и здоровы.
- Ты знаешь, что я лечу, сопровождая Таисию, одним бортом с Петрищевым. Как он тебе? Нравится? - поинтересовался друг.
- Да. Я его уважаю. Главное, что он человек порядочный, короче, правильный мужик.
- Я тоже так думаю, - поддержал друга Алексей. - После разговора с ним и его участия в устройстве Таисии, я понял, что не все начальники - подхалимы и самодуры. Тебе повезло, Веня, с ним.
- Меня мучает совесть, что я сам не лечу с ней в Хабаровск, Леша, но, с другой стороны, если бы полетел я, она бы точно выкинула фортель с побегом. Вот ведь вляпался как!
- Я тебе так скажу. Ты лететь не должен ни в коем случае. Кроме разборок и грандиозного скандала, это мероприятие в твоем присутствии не кончится ничем. И прекрати мучиться совестью. Ты ей ничего не должен. Она это понять не в состоянии, но ты уясни для себя этот факт раз и навсегда. Раз Хабенский взялся нам помочь, я думаю он ее хорошо устроит и проследит, чтобы лечение пошло ей на пользу. Кстати, он перед ней в таком же долгу, как и все, кого она вынесла с поля боя. Так что не переживай, друг. Пока я ее не размещу с максимальными удобствами, оттуда не улечу. Я договорился со своим командиром, он дал мне на это дело трое суток. Так что все будет в полном порядке. Мы поможем ей и будем держать в поле зрения до полного ее излечения. Нужно верить в лучшее, Веня. Иначе жить трудно.
Разговор коснулся и Антонины, и Веня сообщил другу, что бедная женщина попала почти в такую же ситуацию, как и он.
- Если бы ты ее видел, Леша. Королева! И держится так, что никто и не подумает, что какой-то несчастный летчик-алкаш отравляет ей жизнь и жизнь ее ребенка каждый божий день. Ты хоть знаешь этого героя?
- Знаю. Отличный летчик, прекрасный друг. Никогда не бросит и не подведет товарища. Но тоже жертва войны, ее эхо. Контузия в голову. Не мне тебе рассказывать, что это такое. Я, честно говоря, вообще не понимаю, как он смог выкарабкаться и вернуться в дивизию. А знаешь, до контузии он совсем не пил. Мне кажется, что он очень любит эту женщину, а она не желает узаконить их связь. Он боится ее потерять, пьет и опускается все ниже. И ведь если его спишут на землю, он пропадет. Поверь мне, дружище. Женщину тоже понять можно. У нее ребенок, она осознает, что могла бы принести себя в жертву, если хоть немного любит его, но она не имеет права приносить в жертву такому ненадежному человеку жизнь своей дочери. И тут, как правильно сказал тебе Петрищев, я ее не осуждаю, но и одобрить ее поступок по отношению к нему не могу. Зачем было ехать с таким другом на край света? Сразу подумать о дочери она не могла?
- Она хотела вылезти из нищеты, Леша, подзаработать денег для содержания и воспитания дочери, - сразу вступился за нее Веня.
- Не буду с тобой спорить, Венедикт, в конце концов, это ее личное дело, и расплачивается она за свой необдуманный поступок. Но Ивана Соловья мне по-товарищески очень жаль. Сколько еще людей коснется эхо войны. Страшно подумать, что их будут миллионы. Вот она - цена войны.
Ох, как дорого мы за нее заплатили и будем платить еще очень долго!