Ванная комната

Леди Дракнесс
Отлежавшись пару минут на полу, я решила все же восстать с него и добраться до выключателя. И не то, что бы меня обуревал  энтузиазм, и я следовала лозунгу: «Движение – жизнь!»; а просто в темноте лежать было страшно. Нет, конечно, в городе полной темноты не бывает и сквозь  щель между толстыми портьерами, закрывающими огромное окно,  в комнату проникал свет фонаря с улицы.  Но его рассеянно-желтоватого света, в данном конкретном случае, мне было, прямо скажем, – маловато.
  Да и грязная, мокрая одежда не добавляла уюта к  моему  возлежанию  ниц,  на старом бабушкином паркете.
 
Потому, тяжело вздохнув, я приподнялась на окоченевших руках, оперлась здоровым коленом  об пол и кряхтя встала.
- Кряхчу как старая бабка. – сквозь сжатые зубы пробурчала я себе под нос, с трудом распрямляя ногу с разбитым коленом.
Пара секунд … - щелчок  выключателя, и маленькая комната озарилась ярким, теплым светом, что подарила  ей, старинная люстра, висящая  под высоченным потолком.  Тысячи маленьких солнечных (или точнее сказать: электрических?) зайчиков, переливаясь, заиграли на ее хрустальных гранях, озаряя веселым светом все вокруг.

Наличие яркого света, залившего комнату, сразу прибавил мне оптимизма. Вот ведь, - мелочь, казалось бы, а – приятно.
Я, неловко, скрюченными от холода  пальцами расстегнула, чудом оставшиеся пришитыми, несколько пуговиц на пальто.  И, прижав одной рукой к себе котенка, довольно быстро скинула  пальто  на пол, ловко перехватывая живность из одной руки в другую  и одновременно  вырывая  себя  из мокрых, липнущих к телу  рукавов одежды: «Прям – фокусник, ёпт.» - удовлетворенно ухмыльнулась я, ловко стягивая с себя грязные, мокрые брюки и оставаясь в одной черной тунике, изящно облегающей мою фигуру.
 
А затем,  посадив на лежащее черной, бесформенной кучей у моих ног пальто, котенка (после общения со мной, он точно не блистал чистотой и сухостью шкурки, а бабушка грязи не любила, так что, что б не разводить дополнительную…– и так уборка предстоит;  я решила, что живность пока посидит на моем пальто, что б грязь складировалась в одном месте, а не растекалась по всей маленькой комнате) – я внимательно  посмотрела на себя в большое, потрескавшееся от времени  зеркало, висящее на дверце старинного шифоньера.
Нет, иллюзий на счет своей красоты неземной, после сегодняшнего вечера, я не питала. Просто было интересно: поседела я или нет? Любопытство, знаете ли…. В принципе, седина в волосах  меня бы совсем  не удивила, но, пожалуй, все ж огорчила бы. Впрочем, я, морально готовясь ее увидеть, уже решила, что, если вдруг, действительно поседела, то  закрашу ее зеленой краской, нну-у или цветом баклажана, на крайний случай ( должна же быть и от седых волос какая-то польза).

Но, нет. Обошлось.  Седины в волосах, в зеркальном отражении не наблюдалось.
На  огромной серебряной глади зеркала отразилась  лишь  довольно длинноногая, выше среднего роста, худенькая с  высокой,  осиной талией,  смуглокожая особа, лет двадцати.  Огромные, миндалевидные, раскосые глаза цвета зеленой бирюзы, с  темными кругами, залегшими  под ними, испуганно таращилась  на меня из зеркала, хлопая когда-то  густыми и длинными, а сейчас  мокрыми и слипшимися ресницами.   
Тонкий, изящный нос с горбинкой был вымазан в грязи,- видимо утерлась  рукавом, и не раз, сама не замечая этого.
Правда,  светло - вишневого цвета румянец, никуда не делся со щек, точеного овала лица.  Как и небольшая ямочка на подбородке.  А вот луком очерченных, темно-вишневого цвета  губ маленького рта, было почти не видно, настолько плотно я их сжала. Сжала до скрипа зубов, до сведенных судорогой челюстей. Осознав это только сейчас, когда увидела себя в зеркале.
 
Потому, попытавшись гордо тряхнуть локонами коротко стриженных, густых, иссиня – черных, мокрых и грязных волос, и потерпев в этой попытке неудачу, ввиду слипшести оных; я решила попытаться хотя бы разжать, почти сведенные судорогой, челюсти. А для этого – улыбнуться своему отражению в зеркале. Это почти получилось. Вот правда улыбка больше походила на оскал загнанного зверя, обнажившего белые, ровные зубы с острыми клыками.  Но все же это была улыбка:
- Страшноватенькая, конечно, вышла улыбочка. Но уж какая есть. – пробормотала я себе под нос, обращаясь к котенку.
 
Тот задрал мордочку с  влажным, черным, маленьким, кожаным  носиком вверх  и, глядя на меня снизу, согласно мяукнул, обнажив белые, острые зубы в алом провале пасти: «Как айсберги в алом океане.» - почему-то  именно это, несколько странное,  сравнение пришло мне на ум, глядя на него.
Кот тем временем,  не мигая, внимательно уставился  на меня,  своими огромными, круглыми,  желтыми глазищами с черными, вертикально вытянутыми зрачками – щелями, разделяющими радужку  глаз  пополам.
Казалось, что с  антрацитово - черной  мордашки;   чуть вытянутой вперед  и украшенной сверху  большими ушами, в  обрамлении лохматых  кисточек на конце; на меня светят два огромных прожектора.
 
Оглядев внимательно живность,  я поняла, что  такая  же антрацитово – черная, плюшевая  шерсть, покрывала всего кота -  с головы до самых подушечек  крупных, толстых лап, где эта самая шерсть была чуть длинней и слегка завивалась.
- Э-мм, видимо у меня появился черный кот? – вопросительно - утвердительно уточнила я у нас обоих.
Котенок зажмурился,  выставляя распушенную щетку чернющих усов вперед и перебирая когтями передних лап мое пальто. Когти, как я успела заметить, у котейки были матово-черные, острые  и судя по всему, совсем не маленькие.
- Так понимаю, сие – знак согласия. – озвучила я  вслух, сделанные выводы.
Котенок молча улегся на моем пальто, зажмурившись и уютно подобрав лапки под себя.

Я  задумчиво потерла кончик носа рукой сжатой в кулак (от чего чище он явно не стал) и открыла шифоньер. Надо было найти, во что переодеться.
Достав с полки бабушкин халат (великоват, но ничего), полотенце  и вытащив из-под шкафа  «дежурные» ( «мало ли гости нагрянут…») тапки, я, захватив банные принадлежности, сообщила коту:
- Я мыться. Потом мы будем мыть тебя, убираться, есть и я кину грязные вещи в стиралку…. А затем – спа-а-ать….- я блаженно  зажмурилась в предвкушении предстоящего отдыха.
Кот задумчиво приоткрыл один глаз, внимательно глядя на меня ( как мне показалось -  несколько скептически).
- Знаю. – тяжело вздохнула я. - Этот чертов коридор еще надо будет как-то пройти….

Задумчиво почесав пятерней в затылке (полоса препятствий прям, а не коридор…), чем  поставила волосы дыбом, я сложила чистые вещи в пакет, что б не прижимать их к себе, не очень-то чистой (должна заметить), и решительно сообщила коту:
- Значит, план такой: я бегу по коридору, что есть мочи. Влетаю в ванную и все…- спокойно  моюсь.  Там же кидаю вещи в стиралку и бегом обратно – за тобой…. Бежать придется так быстро, что бы не успеть испугаться. Как тебе план? – уточнила я у живности.
Кот  изумленно открыл второй глаз и еще пристальней посмотрел на меня ( мне показалось, что еще более скептически, но я не стала обращать внимание на такие мелочи).

Тяжело вздохнув – покидать светлое, уютное убежище было страшно; я решительно потянула на себя ручку двери и задержав дыхание неуверенно выглянула в коридор.

На удивление там уже было не так кошмарно. Воздух словно слегка разрядился. И вместо ощущения Ужаса осталось лишь  дымка страха.

Я осторожно выглянула из-за дверей комнаты, подозрительно осматривая коридор. На первый взгляд казалось, что все было нормально: все те же розоватые обои, наклеенные еще с довоенных времен. Все тот же старомодный плафон под потолком, с изредка мигающей лампочкой, тускло освещающей коридор.  Все тот же старинный телефон, висящий на стене. А вон и дверь, ведущая в ванную. Вот она – прямо по коридору. Всего-то надо пройти десять метров. И все. Там, за старой деревянной дверью, с чуть облупившейся белой краской, долгожданная возможность помыться, согреваясь под теплыми (почти горячими), упругими струями воды. Там – возможность  постирать грязные вещи, там – возможность снова почувствовать себя человеком.

Дверь в ванную была чуть приоткрыта.

Я задумчиво приподняла, выгнутую соболем,  тонкую, изящную бровь вверх.
« Хм…, мне казалось, что она была закрыта, когда я продиралась в комнату, сквозь туман Кошмара.» - мелькнула в голове заполошная мысль.
Но я тут же ее отогнала : « Я ведь была в таком состоянии, что мне особо не до наблюдений и было.  Да и соседи могли туда заходить и не закрыть плотно дверь, пока я валялась на полу и, видимо,  не слышала, как они шлялись по квартире.» - решила я.
 
- И вообще, не стоит  становиться параноиком, детка. – укоризненно прошептала я себе под нос.

Кап, кап… - доносилось из ванной.

« Ну да и кран не капал….» - в панике, чуть попятившись назад,  подумала я.
И тут же осадила себя, пробормотав:
- А так-то и кран не мог начать подтекать  сам по себе, и соседи его всегда плотно закрывают,  и прислушивалась  ты  ко всем звукам внимательно, пока ползла в комнату?...» - задала самой себе я ехидный вопрос. 
И хмыкнула, четко отдавая себе отчет в том,  что напуганная сегодняшними приключениями, я не хочу никуда идти, что я банально трушу, параною  и боюсь всего, даже собственной тени.

« А варианты…?» - уточнила я у самой себя.
А вариантов не было. Либо - вперед, либо – видимо, психушка.  Какие еще варианты у того, кто забившись в угол боится сделать шаг наружу  и что-то там лепечет про энергию Ужаса, про тень Ниндзя и  про мужика с мечем?  Да никаких.  Или иди и постарайся остаться в живых ( ну, а если не выйдет, то умри быстро), или умри… - ме-е-едленно, распадаясь как личность, теряя свое Я, теряя связь со своими близкими, теряя связь с Миром.
 
Но как же тяжело каждый раз делать выбор. И как же страшно, сделав его, сделать и первый шаг наружу из собственной скорлупы, зная, что назад можешь и не вернуться.  И как же манит эта самая скорлупа, предлагая иллюзию безопасности. И как же страшен Мир, с его неизвестностью, с его опасностями, с  его болью, с его смертью. – Этаким коктейлем из всего и сразу,  возможно, приготовленным  для тебя.
 
Я ссутулившись, почти вжавшись в дверной косяк, побелевшими пальцами рук держалась за ручку двери и с ужасом смотря в сторону ванной, куда мне предстояло дойти. Затем, поймав себя на желании начать скулить вслух (начать громко орать мне мешал все тот же страх),  я возмутилась самой себе.

 Видимо проснулась гордость. Но и мой ужас, и желание поорать, и желание забиться в угол – показались мне оскорбительными.  Потому, отлипнув от косяка, отцепив (хоть и с трудом) от дверной ручки, побелевшие пальцы рук, я слегка наклонила голову сначала в одну сторону, потом в другую – то ли разминаясь, то ли прислушиваясь к ночным звукам.  А  на самом деле - абстрагируясь от всего.
 
Затем, резко выдохнув, решительно прикрыла дверь в комнату, повернула ключ в замке и  сунув его в пакет к чистым вещам,  косолапя зашагала по коридору, слегка хромая на одну ногу и чуть загребая второй….
Нет, страх никуда не исчез, он просто стал частью того Мира, в котором мне предстояло теперь обитать. Как воздух, как земля под ногами.

  Пока что в этом новом мире я была лишь дичью, на которую в любой момент могла открыться охота. 
«Но, я постараюсь это исправить.» - думала я, шаг за шагом продвигаясь по направлению  к ванной, прекрасно осознавая, что как мантру повторяю постоянно одни и те же мысли, что б подбодрить себя. Потому что мне было страшно. Потому,  что поняв, что Мир, когда-то знакомый и понятный мне, изменился став  Другим, я так еще и не приняла этот факт. Ум понимал, что все стало по-другому, но  эти изменения еще не дошли до души, став неотъемлемой частью меня сегодняшней.
 
Я словно обитала в двух мирах одновременно: ум уже жил в новом, а чувства, эмоции рвались обратно…, туда – в старый, знакомый и безопасный мирок, из которого меня зачем-то вырвали.
 Мирок, - в котором я чувствовала себя защищенной;  мирок, - в котором  на меня никто не нападал;  мирок, - где все было привычно и знакомо, где была жива подруга, а слово «энергетика» я услышала лишь раз, и то мимоходом, -  в какой-то из передач телевидения, когда от нечего делать перещелкивала  каналы, в поисках чего-нибудь интересного.
 
 Поднывала ли я, вспоминая о прошлом?  Несомненно. Как скулит месячный кутенок, оторванный от мамы. Нравилось ли мне это поднывание?  Нет. Но, и что бы принять изменения мне нужно было время. Это я тоже понимала. Оставалось скользить по поверхности событий, не зависая в них и не зацикливаясь на собственных эмоциях.
 
Короткая, блестящая черная туника не сковывало движений, но вот разбитое колено и рваный ботинок явно не добавляли изящества моей походке, в сей судьбоносный момент движения к ванной,  как хихикнула я про себя.
Наконец, напряженная как натянутая струна; подволакивая и загребая ногами, я гордо (от своей решимости) доковыляла до нужного мне пункта – т.е. до ванной комнаты.  И с облегчением выдохнув,  быстро  открыла чуть облезлую  дверь, поспешно заскакивая  внутрь.
 
Заскочив в помещение, я огляделась.

Ванная комната была довольно просторной, как и все в старых Питерских домах. 
Она была абсолютно обычной: с  пыльной, тусклой лампочкой без абажура, висящей на проводах,  под когда-то выкрашенным масляной, белой краской, а теперь -   облупившимся  потолком. С выкрашенными  в голубоватый цвет, облезлыми стенами.  С полом, выложенным  старой кафельной плиткой, какого-то грязно-песочного цвета.  С  когда-то белой, а теперь в ржавых разводах,  с отбитой по краям  эмалью,  раковиной на стене.  И с  потрескавшимся от времени,  зеркалом над ней. С затертой, грязновато - розовой   шторкой,  натянутой на леске, над  снежно-белой (недавно делали напыление) ванной.
В общем, нормальная среднестатистическая ванная комната, в обычной среднестатистической коммуналке.

Оглядевшись и убедившись, что все на месте, я уже было направилась к деревянной табуретке, стоящей рядом с ванной, что б положить на нее пакет с чистыми вещами, как мое внимание привлекла  полностью  задернутая ванная шторка.
 
Капризно прикусив нижнюю губу, я задумалась: обычно шторка, висящая над ванной, была сдвинута вбок. И расправлялась только в случаях пользования  кем-либо  ванной, что бы  в процессе пользования, так сказать, - не забрызгать водой пол.  А тут она была почему-то расправлена. Возникал вопрос: почему?

Задав его себе, я слегка похолодела: а вдруг пьяный сосед, забыв запереть дверь,  все еще принимает ванну? А тут я… с пакетиком!
Нервно сглотнув, вдруг заполнившую рот, вязкую  слюну  я постаралась успокоиться. Ведь никаких  пьяных воплей, типа:
- Хто тута?!! – из-за шторки не раздалось.
Значит сосед, если он там и есть, видимо уснул в ванной, будучи сильно подшофе.  И, соответственно,  не слышал моего прихода.  Т. е. бояться нечего. 
Надо лишь тихонько отодвинуть край шторки и посмотреть - есть ли кто там? И если есть – то линять по-быстрому….  А если там никого нет и эти придурки, просто забыли ее отодвинуть, после  мытья своих  чресел, то  я могу спокойно заняться своими делами…, не заморачиваясь ожиданием, пока освободиться ванна.
 
Ход моих мыслей был прерван постоянно повторяющимся и потому слегка действующим на нервы, монотонным звуком: кап, кап… - раздавалось в ванной.

Я скосила глаза на раковину. Но тут кран был закрыт на сухо. Оставалась ванна. И соответственно пора было отодвинуть шторку и посмотреть – там ли пьяный сосед и не забыл ли он закрыть кран? А то еще устроит Всемирный Потоп нижним соседям, как было уже не единожды.

Тяжело вздохнув и заранее густо покраснев, я в несколько шагов пересекла ванную комнату и решительно отодвинула шторку в сторону ( надо заметить, шире, чем планировала. Хотела-то лишь немного ее приоткрыть, дабы взглянуть, лишь одним глазком, что за ней делается? Но, видимо замерзшие руки и усталость сделали свое дело, лишив движения изящества и ловкости. Так что, получилось как всегда…).
 
Впрочем, причины возникновения у меня  «грации слона в посудной лавке», значения не имеют. Суть в том, что штора была сдвинута в бок от всей широты моей души и с полагающимся, этой самой широте, размахом; почти полностью открыв ванную.
 
 А открыв ее, я замерла как вкопанная, не в силах полностью осознать открывшуюся передо мной картину: кап, кап… - на  белое дно ванны по капельке падали темно   и ярко-красные капли крови, с детских ручек, что были прищеплены прищепками за маленькие пальчики к веревке, натянутой над ванной.
Кап, кап…- капали капли крови с четырех повешенных на бельевую веревку, детских  ручек; образуя  красную вытянутую лужицу, на  блестяще-матовом  дне ванны, медленно стекающую в черную дыру слива и не спеша исчезающую в чреве водостока.

Кап, кап…- медленно падала одна за другой капли крови на дно ванны, брызгами разлетаясь по ее  белоснежным стенам, а затем не спеша стекали по ним вниз, возвращаясь на дно ванны, в общий поток крови,  лениво текущий по ее дну.
Я словно приросла к полу. Я видела и слышала каждую каплю крови, что падала на дно ванны: вот она возникает, набухая на краю бело-синеватой кожи. Вот медленно вытягивается, зависая над ванной. А затем быстро  срывается вниз, разлетаясь лужицей по дну.
 
А вот совсем маленькие брызги от этой лужицы, отлетая от дна ванной, попадают на ее стенки. И снова собираясь в капли, медленно стекают вниз, на  ее дно, вплетаясь в общий ручеек крови, что тянется к водостоку….
Тихий звук: кап, кап… - казалось, разрывал барабанные перепонки, настолько он казался оглушительным.  От увиденного хотелось крепко зажмуриться и зажав руками уши:  КРИЧАТЬ – КРИЧАТЬ!!! А потом, тихо (очень тихо) отползти в какой-нибудь угол и там отсидеться. Отсидеться, пока не кончится весь этот кошмар. Отсидеться до тех пор, пока можно будет, открыв глаза, увидеть, что ничего страшного нет: нет детских ручек, бельем болтающихся на веревках для белья. Нет кошмарного коридора. И подруга жива. А весь этот ужас мне просто приснился, в дурном сне.
 
И я уже почти было зажмурилась, следуя своим желаниям, как – густой, железистый запах крови резко ударил мне в нос. Это было сродни грохоту выстрела! Закружилась голова. Стало трудно дышать. Страх задохнуться, заставил меня судорожно,  со всхлипом вдохнуть в себя воздух и я вышла из ступора,  получив  возможность двигаться.
 
Тогда, вздрогнув всем телом,  я  в ужасе перевела взгляд  от дна ванной, с его кровавым потоком – вверх, на распятые детские ручки, что висели над ней,  на веревке.

Я знала эти ручки. Это были ребятишки соседей: пол года и двух лет отроду. Из, словно вырванных с силой из плеч, ран виднелись, белея, кости. Длинными, кровавыми нитями тянулись сосуды, синеватыми дредами повиснув над ванной.
Я перевела взгляд выше. Побелевшая кожа рук. Все еще пухленькие ладошки.  Маленькие пальчики, с неровно постриженными, посиневшими ноготками; безжалостно зажатые огромными (откуда только такие взялись?) бельевыми прищепками.
 
Беспомощно покачивающиеся на веревке детские ручки были чистыми, без единого пятнышка крови, прилипшего к ним. Лишь внизу раздавалось кровавое: кап, кап….
Я инстинктивно, в ужасе, сделала шаг назад. И  почувствовала, как в порванный ботинок затекает что-то мокрое и холодное. Выпучив от неожиданности глаза, с силой втянув в себя воздух, я поджала промокшую ногу и  цаплей застыла на другой, осторожно, постепенно  переводя  взгляд вниз. Я очень боялась увидеть, что стою в луже крови. Но опустив глаза долу, поняла, что стою в луже (нет ни крови) воды. Неизвестно откуда взявшейся в середине ванной комнаты.  И это открытие как-то сразу прибавило мне оптимизма: ну вот же – все  ж не так и плохо. И в очередной раз ноги я промочила не в луже крови, а всего лишь в луже холодной (притом холодной!) воды. ( Т.е. даже не ошпарившись!).  Какое счастье! (обрадовалось сознание).
Кран неожиданно загудел и затрясся (видимо кто-то из соседей по дому включил воду).

Вздрогнув, от неожиданно раздавшегося резкого звука,  я окончательно вышла из ступора и разбрызгивая воду, рванулась к двери…. (От увиденного в ванной комнате, даже коридор мог считаться безопасным убежищем.
)
Я почти добежала,  почти успела, как дверь плавно,  не торопясь, чуть поскрипывая петлями,  закрылась прямо перед моим носом, заперев меня в ванной.

 Такого поворота событий я совсем не ожидала. И резко затормозив от неожиданности, подняв тучу брызг, застыла на краю лужи (как тот боксер из афоризма, который любила повторять моя бабушка: «Боксер- это собака, перед которой неожиданно захлопнули дверь…»). Постояв так пару секунд, поражаясь  и вдруг закрывшейся двери, и той глупости, что лезла мне в голову, я  вздохнула. Затем сделала несколько неуверенных шагов в сторону выхода, оставляя мокрые следы на кафельной плитке. И  непонимающе уставилась на ручку двери, а затем с силой дернула ее на себя: еще и еще раз…..

Этого просто не могло быть!  Ну, не могло и все тут! - Дверь не запиралась снаружи. Ее даже припереть чем-нибудь,  не было возможности.  И за ней – в коридоре, никого не было. Я как раз туда смотрела!

Тем не менее, двери оказались закрытыми -  прямо  перед моим носом.  Я замерла перед закрытой дверью в каком-то ступоре: «Что опять облом?! И тут?! Снова?! Что за вечер обломов?!!» - сознание уже не могло ни бояться, ни не понимать  или возмущаться. Оно просто поражалось происходящему.

Кап, кап…., раздавалось за моей спиной.

Ног достигла растекающаяся лужа воды, продолжающей просачиваться  снизу.
 
Кап, кап….

Этот звук сводил с ума.  Снова захотелось забиться в угол, свернувшись клубочком, закрыв глаза и зажав уши руками. И кричать, кричать…!!!

Кап, кап,…

Было страшно смотреть на закрытую дверь. Было страшно смотреть себе под ноги. Но еще страшней, было оглянуться назад….

Кап, кап…

Меня колотило от ужаса. Такого выброса адреналина я  за всю мою жизнь ни разу не испытывала. Я билась в дверь с полным остервенением.  Мне начинало казаться, что сзади ко мне тянутся мертвенно-белые детские руки, с висящей  красной бахромой сосудов на них. Что сейчас из лужи воды на полу,  высунуться чьи-то сине-серые, мертвые руки с длинными, острыми ногтями и обняв меня за ноги, уволокут куда-то вниз…. И я исчезну из этого Мира. Из Мира живых.
Когда паника готова была перерасти в сумасшествие, я вдруг резко остановилась, задержав дыхание, сдвигая истерику куда-то вниз живота, к позвоночнику и мысленно приказала  себе не орать, что б  не расходовать зря силы (они мне, возможно, еще пригодятся). А подумать.
- Пойдем логическим путем. – хриплым, прерывистым шепотом порекомендовала я сама себе:
- Пойдем? Пойдем. –  с трудом ( горло свело судорогой) выдавила я, соглашаясь с самой собой.

Меня все еще колотило от страха, но появившийся план действий ( все таки «идти логическим путем», это какой-никакой,  а план), чуть успокоил меня. Теперь  только надо было привести его в исполнение.
 
И я принялась мысленно рассуждать: « Первое. -  Соседи не могли запереть эту дверь. Их вообще не было слышно. Значит, это сделал НЕ человек.
Второе. - Вырвать ручки из плеч человек не мог. Никакой. Силы не те. Значит, это сделал НЕ человек.
 Третье. - Лужа воды посередине комнаты, из ниоткуда взяться не может. Значит, ее организовал НЕ человек.
А раз  у кого-то хватило сил организовать все это, то  и меня он давно бы мог убить, но, тем не менее,  не сделал этого. Соответственно, ему (кому-то), что-то от меня нужно.  Вот только осталась  сущая мелочь - выяснить: что? И кому?»
Задав  самой себе эти вопросы, я успокоилась.

 Затем, выпрямившись в струну, мысленно стала словно прощупывать пространство вокруг себя, -  с желанием разобраться с Неизвестным.  Я словно превратилась в одну жесткость и злость. Во мне не было страха или паники. Было желание уничтожить виновников, в так не томно проведенной  мною ночи.   И даже не знаю, я хотела кого-то уничтожить за: смерть подруги? За оторванные детские ручки? За предстоящую уборку в ванной? За мой страх? За то, что мне так и не дали помыться и поесть?  Не было конкретики. Было лишь желание найти и разнести виновного  на атомы, - в принципе.
 
Абсолютно с холодной головой, с  ледяным спокойствием и решением вступить в схватку, где результат не имеет значения,  как и данные противника; я зло протянула руку к двери, с намерением повернуть  ручку и выйти наружу.  Выйти и рвать того, кто это сделал. Без эмоций, без тени сомнения. Просто рвать.
Но не успела.
 
Дверь тихо распахнулась сама.
 
И я оказалась все в том же (кажущимся бесконечном) коридоре, все с тем же, висящем в нем, ощущением страха. Все в том же рваном ботинке на ноге.  Все с тем же разбитым коленом.  И все такая же грязная и голодная. И все так же стоящая с пакетиком чистой одежды, в руках. И все такая же уставшая, до одури.

Вот только теперь очень злая и жесткая.

И теперь  я знала куда идти….
(Вот такой итог дня).

Из дверей соседей, чья комната находилась на другом конце коридора, разливался  голубоватый свет.  Меня там явно ждали. Что ж:
 – Я иду к вам…. – спокойно - насмешливо  сообщила я кому-то и шагнула вперед – в покачивающееся, прозрачно-сероватое марево страха  коридора.