Секс на Титанике

Александр Никишин
Александр НИКИШИН

СЕКС НА "ТИТАНИКЕ"
(фрагмент из романа "Однажды в СССР")

1.
Завод «ВЭФ» имени В.И. Ленина – флагман СССР в производстве транзисторных приемников. Располагается этот советский «Титаник» на огромной территории и его старинные кирпичные корпуса высятся вдоль немаленького отрезка улицы Ленина. Целых две троллейбусных остановки. На сборочных конвейерах предприятия работают свыше 20 000 человек. Есть свои столовые, клуб, спортивные залы, бассейн и даже радиостанция с позывными UQ2КLW, где желающие осваивают специальность радиотелефониста.
 
Сегодня на заводе «ВЭФ» день открытых дверей для журналистов. Выполняя решение Пленума ЦК КПСС, тут развернули соревнование за отличное качество выпускаемой продукции. Нас, разнокалиберной прессы, человек 50. В годы буржуазной Латвии радиоприёмники «VEF» получили два «Gran Prix» на двух выставках - в Брюсселе (1935 г.) и в Париже (1937 г.). В советское время количество призов перевалило за сотни. До 1940 года завод «ВЭФ» выпустил 33 самолета, несколько автомобилей, пылесосы, акустику и разную электрику. Даже освоил выпуск «шпионских» фотокамер «Minox», изобретенных Вальтером Цаппом. Тут было произведено всего 22 тысячи таких камер. А уже в середине 60-х, когда в соответствии с решениями партии и правительства началась модернизация завода с конвейера «ВЭФ» каждые тридцать секунд сходила одна радиола «Латвия», а транзисторных приёмников выпущено несколько миллионов штук! 

 Гид-толстяк из профкома завода, шпарит, как по писанному, рекламируя свою продукцию:

- Самой популярной моделью нашего завода является «ВЭФ-202», выпуск которого начат еще в 1973 году. Обладает великолепной чувствительностью для аппарата этого класса, которая составляет у него 70 мкВ на КВ-поддиапазонах при приёме на встроенную телескопическую антенну. От своего предшественника «ВЭФ-201» эта модель схематично не отличается. Его экспортная модификация «VEF-206» (или «VEGA-206») с диапазоном от 2 мегагерц, обеспечивает прием 19, 16 и 13-метровых диапазонов, которые в СССР не используются в связи с определёнными трудностями при создании на этих частотах помех «вражеским голосам». В нашей стране эти диапазоны изымают простой операцией на барабане с планками диапазонов. Оригинально решен вопрос с блоком питания. Он имеет название БП9 и приобретается отдельно. У приёмника имеется гнездо для наушников или внешнего громкоговорителя, гнезда подключения магнитофона и внешней антенны. Приём на средневолновых и длинноволновых диапазонах осуществляется на внутреннюю магнитную антенну на ферритовом стержне. «VEF-206» - великолепный переносной радиоприёмник.
Взяв в руки новенький «вэф», демонстративно перенёс его с места на место, прижимая к груди, как величайшую драгоценность. Теперь все поверили – переносной! Во, дурак-то!

- На сегодняшний день наш «VEF-206» самый популярный  в мире транзисторный приёмник!

Кто-то даже крякнул: ну да, а «Грюндик» - говно на палочке?

- «Грюндик»? Кто сказал «Грюндик»? – спросил толстяк с плохо скрытой угрозой в голосе. – Забудьте это название! Люди всех континентов слушают только «VEF-206»! 
Тут все заулыбались: ну да, а едят только рижские шпроты и катаются на автобусах марки «РАФ»! Догнали и обогнали весь мир! Ни фига, толстяка так легко не собьёшь! Кто, говорит, не так давно переплыл на шлюпке Атлантику? Зря спросил, ушлые журналисты все знают: Колумб! Как это «нет»? И, как камни с горки: Магеллан? Васко-де-Гама? Пржевальский? Афанасий Никитин? Беренг? Миклухо-Маклай? Толстяк отбивался: я же говорю, недавно! Все, как один: тогда Алла Пугачёва! Оказалось, чета Папазовых! Так я узнал про этих милых болгар. Но они тут каким боком? Сейчас узнаете!    

2.
По цехам завода «ВЭФ» мы ходим в белых халатах, похожие друг на друга, как транзисторы на конвейере, организованно и под присмотром  бдительных людей. Видимо, боятся, что или приёмнички стырим, или свалимся в бассейн, одно из двух. Вдруг вижу – на меня направила свой мощный «ФЭД» девчонка в таком же белом халате и щёлкнула, ослепив вспышкой. Камеру опустила, улыбнувшись, и ослепила уже не вспышкой, а собой! Очаровательный экземпляр с копной рыжих волос, забранных и стянутых под гребешок рукой небрежной и вкусом художественным, хрупкая, с нежным овалом лица, пушком, еле заметным на щеках и тоненькой длинной шейкой.
Тоненькая шейка, нежный овал, небрежно взбитые волосы – это всё! Это - конец света! Пройти мимо, не заметив неземную эту красоту – значит, оскорбить природу невниманием! Это преступление! Разве не так? Продираюсь к ней через блокноты и толстые животы коллег: дорогу, еретики! Не вы потеряли кошелёк у проходной?

- Здравствуйте, - говорю, продравшись. – Вам, девушка, придётся засветить плёночку в фотоаппарате.

- Это ещё почему?

- А меня нельзя снимать, я засекречен! Спецагент безопасности завода «ВЭФ» Скрудж.

Она прыснула:

- Врать-то! Я тут всех знаю.

- Это как понять? Не первый раз, что ли?

- Я тут фотокором. И моя фамилия Бедина.

- А почему, - говорю, не Победина? С такой красотой и статью надо иметь фамилию соответствующую!

Только собрался задать вопрос в лоб: а что делает вечером фотокор Бедина, как толстяк-гид, у которого я вызывал непонятное чувство – раздражение, смешанное чуть ли не с ненавистью, вдруг, таращась в меня, стал громко орать про путешественников Папазовых, не давая мне голову поднять из окопа и переговорить с девушкой:

- О Папазовых мир узнал летом 1972 года. На шлюпке «Джу-III» они всего за 26 дней пересекли Чёрное море. Болгарские смельчаки пустились в путь, не имея, по существу, мореходных навыков, ориентируясь лишь по компасу и звёздам. Молодой человек, я для вас тоже рассказываю!

Это он мне, через головы кричит.

- Да-да, - говорю, - я записываю. Очень познавательно!

- Питались в пути преимущественно планктоном, который вылавливали в море. Они оказались абсолютно здоровыми, хотя и похудели в общей сложности на 18 килограммов. А потом они решили переплыть Атлантику, доказав, что человек, потерпев кораблекрушение, способен на многое. Их просто обескураживали цифры. Оказывается, за год около 200 тысяч человек терпят кораблекрушения. Спасается в шлюпках около 50 тысяч, но из них в первые три дня погибают до 90 процентов. 

- Слушайте, - задаю я вопрос, обнимая Бедину за талию, - что это он про шлюпки, да крушения? Папазовы, тысячи терпящих бедствие? Он кто - жертва «Титаника»? А что вы делаете вечером? Или он бывший моряк?

- Да он просто дурак! Втрескался в меня по уши и это для меня всё рассказывает. Обычное ля-ля-ля про свои дурацкие радиоприёмники. Недавно мне говорит: Бедина, пойдёмте в плавание? Вместе! Да хоть по Киш-озеру, как муж и жена Папазовы! Позна-аем, - перекривляет она толстого гида, - ярость стихии, а заодно друг друга. А на фига мне его ярость, если он толстый и потный всё время?

- А со мной пойдёшь?

- Куда? В плавание?

- Нет, - говорю, - за угол? Целоваться?

Прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться. Уже хорошо!

- И на какой вопрос отвечать, любознательный агент Скрудж? По поводу вечера, про Папазовых или – целоваться? Что для вас первично?

- Целоваться, это однозначно!

- Вечером я занята. Буду проявлять снимки, и готовить репортаж о сегодняшней экскурсии. 200 строк! И потом, что за поцелуй без любви?

Но, как оказалось, это сокровище лишь на словах была моралистка! 
      

3.
   Она стояла так близко, что её волосы щекотали мою щеку. Изящным жестом убрала за ушко прядь, и я увидел, что оно прямо-таки пылало – не от желания ли быть со мной? Я потянулся к нему губами, она пихнула меня больно:

   -Ты спятил, все таращатся!

   -А и пусть! Завидуют, и таращатся. Поехали ко мне!
 
   Она сделала во-от такие глаза!

   -Ты псих, куда?

   -В номера! – закричал Киса Воробьянинов, бабник и транжира.

   -Да я тебя даже не знаю!

   -Кандидов, - представился, как положено, хоть и с опозданием.

    -Ой, слышала фамилию! Кино «Вратарь», да? Там ещё песню пели: «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот!». А я считала, что придуманная фамилия!

    Ну вот, опять двадцать пять! Никто не верит, что это моя фамилия.

    - Нет, это мой дедушка по матери. Он такой шалун! Мяч гоняет под окном – с утра до вечера, с утра до вечера. Я ему: дед, быстро за стол, всё готово, остывает! А он: ну, внучо-ок, ну дай еще пару голов забить! Без мяча за стол не садится! Все Кандидовы идут по линии вольтеровского героя Кандида, у него про моего предка даже роман есть. Наш прапрадед Москву поджигал. Попал в плен к сестре Василисы Кожиной, была такая партизанка, влюбил её в себя разными французскими штучками и после поражения Наполеона остался в России. Она ему родила семнадцать детей. Все были героями. По-французски «кандид» значит «простодушный». Вольтер написал про него в шутку: «Объятья липкие, губки душные, ну и влип же ты, простодушный»!
Она держалась до последнего, но от «простодушного» расхохоталась, заставив толстяка заскрипеть зубами.

    А тот как раз живописал, как у Папазовых исчезла в море связь с внешним миром и спас их, конечно же, приёмник завода «ВЭФ»! Поймал Лас-Пальмас, который передавал музыку и рекламу, и Папазовы узнали всё про самые важные магазины город. С помощью ферритовой антенны «ВЭФ-206» смогли определить направление на Канарские острова, и это их спасло от гибели. На средних волнах определить направление можно лишь приблизительно, рассказывал неугомонный толстяк, но по радиомаякам, передающим сигналы на длинных волнах, можно поддерживать достаточно точный курс.

   - И какой там «Грюндик», о чём вы говорите! «ВЭФ-206» заливало волнами, соль разъедала его корпус, солнце нагревало его нещадно, но наш приемник работал, как часы! Благодаря отважным путешественникам он попал в кадры хроники, в газеты и журналы, став желанным гостем на всех континентах!

   А я, меж тем, спешу стать желанным гостем фотокора Бединой и ставлю вопрос ребром: давай умножим нашу радость и разделим пополам.

   - Это как?

   - А это так!

   И взял её ладошку в свою руку. И она её не выдернула! Гид-толстяк смотрел-смотрел на меня с отвращением, а потом ка-ак заорет:

   - Товарищ! – это он мне. – Да, да, это я вам, тому, который башкой крутит! Что вы всё время разговариваете? Вы кто? Вы из какой газеты?

  - Я? Кандидов, «Красный факел». А что?

  - Я вижу, что вам не интересен рассказ про нашу продукцию. Вы можете сдать свой пропуск. Охрана вас проводит до проходной.

  Вот же гад! Вы знаете, говорю, всё мне страшно интересно, но вот у  коллеги проблема. У нее плёнка кончилась, а я так хочу, чтобы ваша  фотография была на первой полосе нашей газеты! Тут приёмник, там – вы. И подпись: справа приёмник, слева – его создатель, большой патриот завода мистер икс-игрек. И мы обсуждали, как это сделать незаметно, чтобы не прерывать ваше пафосное, отлично подготовленное выступление. От этих слов моя новая подружка чуть не покатилась со смеху, спряталась за мою спину.

   - Слушай, Кандидов, - шепчет мне, - в вашем «Красном факеле» все такие?

   - Какие?

   - Болтуны и бабники?

   Нет, говорю, я один такой, остальных уже излечили. Никак не могу  перебеситься.

   - И не боишься? – она глядит на меня с интересом.

   - А чего мне бояться? – отвечаю ей по-гусарски, выгибая грудь в тесном ментике. – Например?

    - Например, что муж узнает?

    - Чей муж, твой муж? Уж не этот ли жиртрест-номер-восемь, половинку просим? Так он меня давно убил и в землю закопал. Просто испепелил орлиным взором.

    - Дурачок! – говорит она, лучезарно улыбаясь. - Обыкновенный, законный муж, с печатью ЗАГСа в паспорте.
    
      - А где ж твое кольцо, муж? – Ой, думаю, красотка, что-то мне не верится, что есть муж! У кого, у кого, а у замужних, если они, конечно, не законченные ****и, не такой гибкий стан, не так он послушен чужим рукам и не так податлив. И чертей таких нет в глазах! 
    
      - Тебе-то что? – говорит, дразнясь.

      - Без кольца не считается. Будь ты моей, я б тебя без кольца даже в коридор не выпускал! Украдут!
      
      - Кольцо в ломбарде. Заложили. Покупаем «жигуль», красную «пятёрку». Во-от с такими круглыми колесами.
      
      - Ясно, не с квадратными, - расстроился я немного. Такая девушка и – замужем. Дурак какой-нибудь заурядный, всегда на цыпочках и небогат словами. И ведь припрётся, скотина, провожать молодую жену домой! Я б точно за ней припёрся, сколько вокруг сексуально озабоченной шпаны, и я её первый представитель.

4.
     Если твоя рука на пояснице у милой фемины, это ещё ни фига не значит. Или значит, что ей это до фени. Мало ли, опёрся человек, чтобы не упасть, жалко, что ли? Не значит, что она с тобой пойдёт и она на всё согласна. Но надо иметь терпение! Мало ли, по какой-такой причине тебе может отказать девушка в самом начале пути. Набор этих «нет» у цивилизованного человечества один и тот же, если читать не только «Мойдодыр» или «Дядю Стёпу»: «У меня «дела», я не могу сегодня», «В другой раз», «Не сейчас», «Нет настроения», «Не могу так сразу», «Так быстро - это нехорошо», «Ты ж меня первым уважать не будешь, если я тебе сразу отдамся», «Завтра! Завтра я тебя поцелую, честное слово! И всё разрешу!», «Нет и нет, я так не хочу, я должна к тебе привыкнуть!», «Мне нельзя. По кочану, потому что - «месячные»! Не понял? Мен-стру-ация, дурак!», «Ой, не снимай с меня трусики, меня мама ждет!», «Я не буду в такой спешке».

     «Я что, дура набитая, с малознакомым? А вдруг ты маньяк?», -это, кстати,  Катя из города-Героя на Неве. И ещё миллион вариантов! У Сэлинджера (память надо закалять, чтобы всё помнить и вовремя вставить!) нашёл миллион первый; он, видимо, тоже был озабочен поисками ответа на вопрос, почему не все девушки дают тотчас, как их попросишь: «…Как только дойдёт до этого – так девчонка, если она не проститутка или вроде того, обязательно скажет: «Не надо, перестань». И вся беда в том, что я её слушаюсь. Другие не слушаются. А я не могу. Я слушаюсь. Никогда не знаешь – ей и вправду не хочется, или она просто боится. Или она нарочно говорит: «Перестань», чтобы ты был виноват, если что случится, а не она… Они говорят «не надо», а я их слушаюсь. Потом жалеешь, когда проводишь её домой, но все равно я всегда слушаюсь»… Ну, не «перестань» она говорит, а, предположим: «stop»! или «don' t do it»! Или еще чего покрепче, что у них там в Америке есть?
А где-нибудь в жаркой Африке милая юная каннибалка, сбрасывая со своей груди руку такого же юного каннибала, отвечает жеманно: «Я не такая, я жду трамвая!». А нахал краснеет и не знает, куда деть свои натруженные руки, которыми он только что свежевал дядю из соседнего племени.
    
     Бывают, но редко и такие контр-аргументы: «Не трогай меня, у меня жених в армии» (Лена, город Полярный) и «Не приставай, я другого люблю» (Кэт из Орджоникидзе). Мило! Ну и сиди тогда дома, если другого любишь, а не разъезжай по курортам и не таскайся на танцы поздним вечером!.. А бывают и совсем короткие, как выстрел по приговору суда: «Отвал!», «Руки убрать!», «Без тебя тошно!», «Вали отсюда!», «Отстань!», «Дурак!», «Кретин!», «Хам!», «Невежа!», «Жлоб!», «Не морочь голову!», «Ты себя в зеркале-то видел?», «Денег у тебя не хватит!», «Я похожа на сумасшедшую?», «Ну да, всю жизнь с тобой мечтала!», «Я не по этому делу!», «Счас, ищи дуру!», «Испарись!», «Мужа позову, с ним потанцуй!», «Нет настроения! Когда будет? Для тебя-то? Да никогда!». Или ты только рот открыл, а тебе: «Свабо-оден»!
Ну и всякое такое, муть, короче, разная, осколки кораблекрушений, мусор, чепуха, отходы производства, утруска, усушка, допуск, проценты убыли. Бывают и накладки в виде оплеух, пощёчин, тычков, поджопников и даже уверенно-точных попаданий в область паха.

     Но это такие крайности, которые возникают только в случае не соблюдения правил безопасности поведения на производстве. Например? Если взялся за дело, хорошо поддав и не рассчитал свои силы. Не пей за рулем, не стой под краном и все такое. На физический конфликт, на рукоприкладство идут, как правило, представительницы прекрасного пола бальзаковского возраста по вполне понятным причинам: больная психика, сломанная жизнь, безденежье, не досталась кофточка, была большая очередь, плохая погода, климакс начался, зараза, плохо выкрасили волосы, порвались последние колготки, муж, собака, поднял на меня руку, повышенное атмосферное давление, подруга увела любимого, муж ушёл к соседке, изжога от перчёного и жареного, косточка на ступне... Все эти факторы и толкают их на необдуманные проступки.
    
     А так – тишь, гладь, божья благодать и яркие, часто на всю жизнь, впечатления в конце тоннеля, если всё сделано по уму и наступление твоей армии хорошо подготовлено, подтянуты обозы, подкрепления, солдат одет, обут, нос в табаке и заранее проведена мощная артподготовка.

     Если встречают без цветов и улыбок, не делайте из этого трагедии, не вешайте нос и не помышляйте о суициде. Можно шутками отделаться, проглотив обиду и перетерпев боль: «лучше поздно, чем никому» или  «насильно мил не будешь», а потом тихо и незаметно свалить, если есть ощущение полной бесперспективности что-либо исправить. Скажешь себе: не повезло сегодня, повезет завтра, тебя не убудет. Если обида захлестывает, можно слегка огрызнуться, уходя: «В парандже ходи, не пугай лицом детей!».

     Но это на любителя острых ощущений и запоминающихся диалогов. Та, у которой «жених в армии», вообще была девочкой в 22 года и, кажется, даже не знала, для чего господь бог одарил её прелестями под животиком и что с этим делать в свободное от работы время. Чувствовала «там» томление и желание, но желание чего, понять не было возможности. Оказалось, что, уходя на два года, женишок распалил её, запустил-таки, гад, свою клешню в её трусики, изловчился и она, бедная, не знала теперь, куда ей деваться от этих воспоминаний.
    
     Когда потом лежала рядом, спросила, зевая: «Это и есть секс? А я всё  по-другому представляла». «Как, милая?». «Ну, не знаю». Всё реже слышишь категорическое: «До свадьбы – нет и нет!». В век сексуальной революции это не модно. Знал я, правда, одну деваху (город N), которая берегла невинность для любимого, зато делала минет «с заглотом», кажется, всем, кто её попросит. И не считала, что изменяет будущему мужу.

     Которые «до свадьбы нет и нет» сопротивляются, как герои Брестской крепости, до последнего патрона. Потом бьются кирпичами, вырванными из крепостной кладки, кусаются и царапаются, когда уже нет подручных средств. Но зато после этого «потом» их не остановить и именно они могут легко задрать юбку в лифте, заголить себя, предложив «быстренько», пока лифт ползёт всего-то на третий этаж… Или, втолкнув тебя в кабину женского туалета кафе, став коленками на унитаз, розовая попа на уровне твоего носа, зашипеть: «Давай скорей, сейчас кто-нибудь зайдет!»… Ещё они предпочитают примерочные в магазине готового платья: «Зайди и помоги мне расстегнуть молнию!». А потом хватают тебя за руку: «Не уходи! Я хочу!» и тянут твою пятерню в мокрую промежность, а трусики уже давно сняты и спрятаны в сумочку. Не откажешь в хитроумии и организационном таланте…

     Интересно, думаю я, мелко дрожа всем телом, а эта красотуля Бедина какая? Из таких, или «до свадьбы нет и нет?».   

5.
      Движется под музыку конвейер завода «ВЭФ», сотни молодых парней в белых халатах заняты сборкой самых популярных в нашей стране приёмников. Кто-то что-то паяет, кто-то собирает отдельные детали в общий кожух, кто-то настраивает готовую продукцию, меняя каналы и щёлкая рукояткой, кто-то капает сургуч куда-то там на заднюю крышку и ставит штамп отдела технического контроля, «отк». 

      - Муж-то не с конвейера? – киваю на ребят, вон, мол, сколько женихов. – Или штучный? 

      - Штучный, штучный. Он следователь. По особо важным делам, «важняк».

      - Прямо-таки и следователь!

      Очень интересная и обнадеживающая информация! Дел, наверное, у «важняка» по вечерам воз и маленькая тележка, ночует, бедолага, без горячего в прокуренном кабинете, голова на столе рядом с пепельницей, забитой окурками? Я держал её за талию, боясь пошевелиться, выдохнуть, чтобы не задуть ненароком свечечку пробуждающегося во мне (или в нас?) чувства и так мы стояли, ощущая биение молодых сердец, отдающееся в жилках рук, под назойливый и монотонный зуд толстяка, который стрелял и стрелял в меня злыми глазами, ожидая, видимо, минуты, когда разберётся со мной по-мужски. Не иначе, мне экспортным «вэфом» по кумполу!
   
       Жалко мне стало бедного человека, и едва он отвернулся, чтобы обратить на что-то внимание взыскательной публики, меня как вожжой подстегнуло:

       - Бежим, Бедина! - Я боялся, что заартачится, не был уверен до конца, что пойдёт за мной, что не начнёт, как начала бы любая другая: мол, что, куда, зачем, но она резвее меня сорвалась с места и мы помчались, сцепившись руками, вдоль конвейера с «вэфами», вдоль красных аппаратов с бесплатной газировкой, досок объявлений и навсегда перепуганных передовиков на Доске почета. Желанная моя! Смелая моя! Я тепла хотел, сердце мое искало ответного чувства, и, кажется, нашло его в этой хрупкой девочке! Мы кубарем скатились по лестнице и спрятались под ней в ожидании преследователей.

      - От кого мы бежим? – спросила деловито, переводя дух.

      - Не от кого, а куда? Друг к другу. Ремарка читала? – обнимаю мою гибкую спутницу и целую её приоткрытые жадные губы. Ремарк - это как артподготовка перед атакой. Но и руки пора распустить, чтобы не ускользнуло сокровище. Руки жадные, но одновременно нежные и ласковые. Их у меня сейчас как у Шивы – штук шесть, а может и все шестьдесят. 

      - Не люблю я твоего Ремарка! – вырвалась передохнуть, сбилось дыхание из-за бега. - Ай, хорошо целуешься, засранец, сладко!.. Сопли-вопли твой Ремарк! Все нежизненно, придумано, такой любви не быва-ает…

        Закрыл ей рот поцелуем.

      - Не бывает? – оторвавшись от неё, зыркаю по сторонам в поисках укромного места, где нас не найдет толстяк из профкома.

      - Не бывает и всё. Ещё целуй!
      - Ты просто ни фига не любила. И не страдала.
      - Ой, а ты, что ли, страдал? Ещё целуй!.. Стой, дышать нечем! Ремарк твой страдает! Садист какой-то! Кого не возьми, все умирают в страшных муках. Кто от чахотки, кто от рака, кто в аварии. И так, и эдак, а он сидит, придумывает: а как мне вот этого героя убить? Чем? Может, утопить? Нет, лучше я его под колеса кину. А женщин он не жалеет вообще ни чуточки! Твой Ремарк меня не вдохновляет, всё. Какое-то собрание смертей. Целуй меня!
 
      - Все умрём, - говорю я философски. Нет, но в такой ситуации я совершенно не готов к защите дорогого моему сердцу Ремарка, прости, старик: Сократ мне друг (или Платон?), но истина, на фиг, дороже. 

      Я ищу запасной выход для нас и не нахожу его. Тихую незаметную пристань, где бы я мог дать волю моим рукам, натруженным за долгое плавание иной, прозаической работой; теперь, когда смолкли шторма, они тоскуют по иным струнам и звукам, по работе иного свойства. Бодро грохнула из динамиков, вдохновляя людей на труд и подвиг, понеслась под высокие своды торжествующая песнь песней:

     Да, надо дерзать,
     детям орлиного племени.
     Есть воля, есть смелость
     у нас, чтобы стать
     героями нашего времени!

     Согласен, надо, надо дерзать, и чем скорее, тем лучше; есть и воля, и смелость, и, кажется, есть даже место, куда спикируют дети орлиного племени; под лестницей из мрамора мой требовательный, острый взгляд углядел-таки тихую пристань в виде пыльного, непарадного закутка, куда шмыгнули мы дружно, держась за руки, как маленькие детки-шалуны, спотыкаясь о ведра и метлы. И вот что мне показалось сперва не совсем отчетливо, а потом вполне себе очевидно: не я придумал с метлами, а она нашла закуток! Вот так фокус! Вот так выдержка и резкость у фотокора Бединой!

    6.
    Кто это тянет меня (меня!) в пучину порока и разврата? Это милое, нежное, ангелоподобное с виду создание! Воистину, мир спятил! Но с другой стороны, говорю я себе, какая разница? «Хочешь или нет, - звучит в динамике, - парню дай ответ: что успел ты сделать за свои семнадцать лет?». Конечно, хочешь, о чем речь? У нас равноправие, в конце концов, все имеют право на отдых и на труд, и на оплачиваемый отпуск, на пенсию в конце жизни и место на погосте. А на секс – само собой! Что из того, что рвётся в лидеры, разве стала менее желанной? Непривычная роль, но разве сердце бьется реже, когда соприкасаются наши тела?

      - Ой, миленький, - шепчет жалобно моя новая подружка. – Что я делаю? Меня ж уволят, слышишь!

      - Не уволят!
      - Мне диктовать!
      - Надиктуем, любовь моя! Всё у нас получится!

      Двести строк в номер, а главная, наикозырнейшая, первейшая после абзаца – здесь, на месте событий, что должны быть описаны, самая яркая, жгучая, обжигающая, на линотипе строкоотливающем моих рук, бесстыже шарящих по её стрункой натянувшемуся телу. Я-то, дурак наивный, полез со своими россказнями, как привык на юрмальской даче:
      
      - Иди ко мне, любовь моя, что я тебе расскажу… В 1914 году молодой лётчик… Иди сюда, ближе, там дверца с гвоздями… Влюбился он, да не стесняйся ты… В юную красивую-красивую девушку с голубыми, как у Мальвины, глазками…
      
       А она в ответ:
       - Да иди ты к чёрту! Ну их, лётчиков! Был у меня лётчик, такой дурак, высоты боялся… Да я не стесняюсь, я и так иду… Не тащи меня, ой, не щекочи только! Стой, фотоаппарат сниму, кофр мешает.

       Рассудительная ты моя!
       - Да я не про лётчика, дурёха, я про любовь!
       - Про любовь?
       - Романтичная история!
       - Хватит болтать, историк! Иди, ну что ты топчешься! Иди, пока не накрыли!
    
       Не верю своим ушам!

      - Снимай дурацкий галстук! И рубашку. Покажи свои сосочки! Ну как же ты копаешься, милый! Меня зовут Марина, а тебя?..

       Рука моя, шныряя под отвлекающие поцелуи по её нервно вздрагивающей спине, спускается все ниже и ниже, и вот уже скользит под юбку, ниже, ниже, вот спускается на бедра, а потом, уже из-под юбки, взяв резко выше, вдруг утыкается в мокрые трусики. И это финиш! Это и есть момент истины! Редко какая сожмёт, а не раздвинет свои ноги. Или сожмёт, но на какое-то мгновение, чтобы совесть успокоить.

     - Ах, какая разница, ми-илый!
      
     И как музыка, как струны Эола:
 
     - Ми-илый, ми-илый!..

     Грохочут прессы титана (или «Титаника»!), выкидывая штамповку для приёмников – или это грохот наших сердец? Визжат пилы плотников, вырезая деревянные детали для корпусов – или это её визг, приглушенный моей рукой, зажимающей ей рот? Рокочущие прибойно овации в честь передовиков производства – или это наша кровь в венах разносится по жарким, потным телам, приближая к заветному концу слаженную нашу работу в унисон происходящему где-то за стенами вовремя подвернувшегося нам жилища – ещё секунда, ещё краткий миг и мы придём к заветному финишу, опередив на крутом вираже всю эту бестолковую шайку-лейку на верхней палубе, которая не представляет, что кто-то внизу уже открыл кингстоны громадного корабля-левиофана, и тот, не успев дать прощального гудка, медленно, но верно идёт на дно у пирса  благодаря умелым стараниям двух влюблённых в своё дело диверсантов.
   
    - Милый, милый! Хочу тебя, хочу!
И дал течь лайнер по имени «ВЭФ»  – грохот наверху раздался нешуточный, бабахнули над нашей головой отворенные разом двери и сыпанули вниз по лестнице, стуча башмаками, сотни матросов и пассажиров нового «Титаника» - спасайся, кто может!

     - Пожар, что ли? – испугалась Маринка, быстро приходя в себя. – Куда это они? Бежим!
    
      Вылезли из своего убежища, а перед нами – люди в белых халатах во главе с толстым гидом.

     - Что вы там делали? Отвечайте!

     - Как что делали, пленку проявляли! Для съёмки. Марин, предъявите людям аппарат «ВЭД», хорошая, кстати, оптика.

      Молодец, успела юбку оправить, волосы пригладить и спрятать трусики в кофр для фотоаппарата. Но лицо-то, лицо, Маринка, радость моя, а краска, потёкшая с глаз, весь твой умелый макияж! «Куклы так ему послушны»! Как говорится, «на лице» следы преступления.
   
      - Товарищи, - дрожит от обиды толстый, из-за того, что не ему счастье привалило. – Он не плёнкой с ней занимался, он чем-то другим с ней занимался! Они тут чёрт-те чем занимались, товарищи! На нашем заводе-флагмане! Аморальные типы, товарищи, вы все свидетели! Нужно вызвать милицию, составить протокол!

      - Да пошел ты на хрен, толстый! Мы сами из милиции!

      Короче, на «ВЭФ» я теперь ни ногой. Говорят, на проходной записали фамилию, пообещав стрелять по жопе солью, если подойду ближе чем на сто шагов. Дураки! Я же утащил с вашего завода самое главное сокровище,  Маринку Бедину! Цинично, нахально и бесповоротно. А теперь жалуйтесь, куда хотите, хоть маме, хоть папе Римскому!..

      1975 год.