I.
Напомаженный день, свежий устричный запах,
в каждодневной морщине есть то – что не
страшно отдать – у тебя на руке, в
перламутровой запонке –
сахар – это память о женских коленях обмытых
водой: мы не то что бы тяжесть отшиба, но
здешний прибой бороною распахан.
Если голос сложить пополам
то получится
II.
вздор, меж лопаток твоих громоздится солёная
накипь – она пылко влечёт, как созревший
сливовый зазор, этот робкий предел
за которым блуждает огонь –
зазвенят на окрестных холмах золоченые злаки
только тронь. Мы искали здесь детство, но
детство по-сути песок, нам казалось,
что каждое облако, следствие
III.
речи, неуслышанной взрослыми, тут же взамен
тишина и нелепое чувство, что сам угодил
в решето – разветвлённая хрупкость
ландшафта есть форма увечий
и немое кино. Только где-то внутри, то ли звук,
то ли бденье солодки – эту цепкую хлябь
покрывает фиолетовый смог – его
шелест повсюду: в холодных
IV.
глазах и излучинах ног – в нём колышутся, как
лепестки, две рыбацкие лодки и разъятые
рты заливает пологая медь, чтобы
в полночь звенеть. Здесь
сжимается
каждый фрагмент в перекрытие гребня, встань
на цыпочки чтобы унять диковатую спесь:
это место – застрявший в сандалине
камушек щебня, неприметная
косточка с
медленной бровкой – /была не
была/ босиком не пройти,
как в разлитую воду
ногой угодить,
---
подвязаться
и плыть.