22 июля, 9.30 утра. Работорговец получает извещение о новом письме в ящике Грэма. Письмо от Алисы:
Если бы ты мог догадаться меня забрать – я во Владимире. Здесь прямо в центре города есть ворота. Очень древние, построенные в 12 веке, из белого камня. Они называются Золотые ворота. Эти ворота никуда не ведут, они стоят посередине дороги, по дороге едут машины. Говорят, раньше машины могли разгоняться прямо сквозь ворота, но теперь это запретили, они стоят на таком островке, который все объезжают. Не понятно, что там – вход или выход. Я прошла у них под аркой, но ничего не случилось. Неудивительно. Здесь ничего не случается.
В этом городе, наверно, темно зимой: цветочные павильоны приспособили под магазины «Свет», и в бывшем ювелирном салоне с бледным контуром вывески ЗОЛОТО тоже теперь продаются лампочки. Я зашла посмотреть на их лампочки: они там есть какие хочется.
«Было признано, что город – точка узла лучей общей силы и в известной доли есть достояние всех жителей страны, и что за попытку жить в нём гражданин не может быть брошен (одним из случайно отнявших у него город) в каменный мешок крысятника и вести там жизнь узника, пусть по приговору только быта, а не суда *»
Это читает Каспер, он оставил книгу открытой на этом месте. Как-то он сказал, что его лучшие собеседники умерли задолго до его рождения. Наверно, он был зол на меня – со мной сложно разговориться. Но переселение душ существует. Я думаю, это – книги. Вот я сижу с зубочисткой в зубах, чувствую языком её острый краешек, чувствую вкус кофе, чувствую деревянный круглый край стула, вижу рядом на полу живое жаркое солнце – оно упало из окна. Я сижу в тени в городе Владимире, на служебной квартире, заваленной газетами «Из рук в руки» и каталогами недвижимости - мы ищем квартиру, Каспер хочет, чтобы у меня был дом. Чтобы недвижимость(не-двигаться). Он говорит, что женщины, как кошки – чаще привыкают к дому, чем к человеку. Он смотрит на меня так пристально. Так в упор. Он сильно похудел за последнее время и оттого глаза у него кажутся светлее. А может, это от яркого солнца.
Потом Каспер, недвижимость, вкус кофе и деревяшки исчезают, и я уже не я, а «параллельный человек » из другого романа, который читает Каспер – он лежит открытым на этой странице в ванной, на стиральной машинке. Я пришла в ванну чистить зубы, и вот меня не слушаются собственные руки, я итальянец, проснувшийся в Нью-Йорке: «В поле зрения попадают красные кольца игровой мишени, светлая полировка мебели, ключ в замочной скважине шкафа, летящая по небу птица, две буквы на вывеске, паркетный узор на полу огромной комнаты, пальцы моих босых ног, раскладушка, мужская шляпа в тот момент, когда сверху видно только шляпу, а под ней – никого, силуэт здания с силуэтом человека – глядит на меня из окна напротив и гадает, кто я»**.
Дальше – больше, я становлюсь – я начинаю думать, как он, и если я отвлекаюсь не слишком надолго, я продолжаю жить им в этой жизни, в которой я пишу тебе письма. И тогда я вырываю из книг страницы, запечатываю в конверты и отправляю тем, кого я знаю. Думаю, это лучшие из моих писем. Эти кусочки из разных книг, которые я не читала более правдиво отражают то, что я вижу, весь поток жизни вокруг, чем те брызги, которые я сюда стряхиваю, в которых часто нет ни вещей, ни идей, ни людей, а только есть - слова, слова, слова, слова, которые переплетаются между собой причудливо и стрекочут»
24 июля, 11 утра. Каспер возвращается домой из Москвы во Владимир. Алисы в квартире нет. Нет её сумки с вещами.
27 июля, 8 утра. Каспер в местном отделении милиции.
Это – бывшая квартира, сквозь стену подъезда прорублен отдельный вход внутрь, комнаты узкие. Мебель такая же, как в обычном доме – диван с продавленными подушками, почти вплотную прижатый к спинке стула, стул придвинут к столу.
За столом сидит участковый и пишет заявление. Сергею настойчиво предложено сесть на диван, и он старается не вскакивать, вытягивает шею и видит завитушки под пухлой рукой участкового. Почерк у милиционера прекрасный, пишет он с наслаждением.
Исписав целый лист А4, участковый пробегает его глазами, остается доволен и подает Касперу.
В течении минуты Каспер пытается прочесть, что написано в заявлении. Узнает все буквы, но не может сложить их в слова, они текут, причудливой вязью закрывая лист, щекочут друг друга усиками, завязываются узелками, перебегают со строки на строку. Опираются иногда на точку, затихают, но потом с заглавной буквы, с нового абзаца, как с горы, текут ещё веселее.
- Это о том, что пропала Алиса? – тихо говорит Каспер.
7 августа, 8 утра.
- Сергей Константинович, добрый день. Беспокоит участковый. Ваша жена нашлась?
- Нет.
8 августа, 9 вечера
- Сергей Константинович, это участковый. Приезжайте в морг, тут женщину в состоянии алкогольного опьянения сбил автобус. Черепно-мозговая, выбиты все зубы, разрыв селезенки, скончалась на месте. Подходит под описание – волосы светлые.
Каспер просыпается каждый день в 7 утра. Взвешивается, умывается и чистит зубы. Ест на завтрак овсянку, кофе и бутерброд с творогом. Выходит из дома и идет до дороги. Когда заканчиваются деревья, видит поворот, небо и высотку на углу. На крыше высотки - большое граффити, изображающее синего слона.
Рядом плывут облака. Слон на крыше похож на того, на присосках, из «следствие ведут колобки». Каспер стоит у дороги, ждет служебного автомобиля. Вкладывает в уши маленькие шарики наушников, включает CD-плеер.
Слушает музыку, смотрит на слона, едет на заднем сиденье автомобиля, стиснутый ещё двумя сотрудниками. Вглядывается в синего слона, смотрит на него, выворачивает голову и видит себя самого внутри слона, видит шляпу***. В последнее время Каспер обнаруживает себя везде, во всех предметах вокруг - встречает свои глаза, уши, или мысли. Он бы поверил в то, что существует на самом деле, раз его так много, но есть проблема. Он не может развернуться и посмотреть, откуда он смотрит. Внутри него – его нет. Каспер не знает, что там.
Облака нависают всё ниже над дорогой, как рыхлый живот, его протыкают трубы заводов и котельных, машина подпрыгивает, переезжая рельсы. Каспер поворачивает голову – шпалы заросли одуванчиком и сорной травой, рельсы заканчиваются, уткнувшись в ржавые высокие ворота. За воротами манипулятор железными когтями вскинул куски металлолома, слышно гудение мотора и скрежет. Машина съезжает с рельс на дорогу с засохшей лужей, взметнув тучи пыли.
Каспер пытается понять, что же произошло. Как всё получилось так. Была – Алиса, жизнь была почти уже понятной, раскатанной, квартира – самый лучший дом на холме. Он выбрал холм во Владимире между двух дворцов – Правительства и Пионеров, и на нём – самую высокую точку. Он ещё не построен, но Каспер рассчитал, с этой точки будет виден весь город: соборы, деревья, крепостной вал, кремль. Университеты, больницы, жилые дома, старая засохшая река в трубе и тёмно-зелёная река – Клязьма, моторные лодки на реке, лес, заливные поля, облака до горизонта. Он поставил бы самые широкие подоконники, а занавески можно не вешать. Даже столы, стулья и кровати не обязательны, можно спать на подоконниках и на подоконниках есть, и заниматься любовью, и когда-нибудь – забыть закрыть окно.
В ушах у Каспера, в шариках-наушниках, яростный шелест тарелок и визг гитары, гитара идёт на абордаж, звуки клавиш тонут в приливе звуков… а когда волна отползает, опять становятся видны отдельные камни - Муг, всё то же задумчивое гудение, что было в начале.
Измена? Пустой блокнот с летающим ежом, неотвеченные звонки, всегда отсутствующий взгляд. «Всё в сумке». Всегда была готова удрать, вот что. Всё равно, с кем. Может, просто хотелось другого секса, разнообразия, бабушек с картошкой на полустанке, шахмат на откидном столике бокового купе с кем-то, кто не будет поддаваться, тёплого пива, и, скажем - знакомый из Благовещенска. Почему нет? Она там ещё не была. Он так смотрел, когда у неё замёрзла грудь в футболке без лифчика(проступили соски). Может быть, они договорились давно? У него бицепсы и пресс кубиками, он заправляет свитер под ремень, ну и что, какая ей разница, как он носит свитер?
Телефон выключен. Ему отказали в детализации звонков(на каком основании?). Милиция сказала, что запросит – и молчит. Насмехается в спину, показывают друг другу рога над его головой, как только он поворачивается спиной. Они приходили и проводили обыск – не нашли следов борьбы. Участковый посмотрел на него с сожалением, сказал, что они исключают версию убийства.
«Вы не убивали свою жену» - так он и сказал.
Машина въезжает на территорию завода, выплевывает его и ещё двух смятых сотрудников, надо достать пропуска и помахать охраннику – таков обычай. На территории завода жгли мусор и подпалили траву. Огонь потушили. Пахнет гарью, вдоль газона тянется черная корка.
А на небе светло. Большое серое брюхо уволокло высоким ветром к горизонту, и под ним оказалась высота – светлая, чистая. Остались в самом верху перистые облачка – тонкие, вот-вот порвутся, под ними сильнее болит босое сердце, бескрайнее. Каспер смотрит, как вьюнок, сожжённый солнцем, ползет по стене, цепляется за кирпичи из последних сил. Жалеет, что бабушка убирала вьюнок со стены, пусть бы рос. Здесь, на заводе, его просто не замечают – не до того.
Важнейший заказ в его жизни, победа – не до того.
Какая разница? Обливали шампанским. И деньги ни к чему. Шеф предлагает за патент участие в прибыли. А главное-то было – он зря уехал на тот монтаж, зря задержался в Москве.
Он сам виноват, но началось - раньше:
Сумерки становились дождливее, вились комары, он не приходил домой – нарезал круги по городу. Потому что знал - не ждёт.
Во Владимире нет набережной (ему говорили, была – двести лет назад была, теперь нет). Теперь – железная дорога, товарные вагоны вдоль реки, деревья, разваливающиеся домики, в одном из них танцуют кришнаиты, рядом свалка. Высохшие брёвна порастают травой. Под мостом много битого стекла, песка, ивы. Он идёт под мостом, идёт по дороге, отходя от машин в пыль, поднимается на холм, спускается с холма, поднимается на холм, спускается с холма, Владимир - город на семи холмах.
Когда-то Сергей мог быть ровным и прямым, плоским, как Петербург, здесь от перепадов ему неспокойно, неуютно, постоянный комариный звон лезет в уши, не дает думать. Хлопал себя по рукам, по щекам, уходил от реки – приходил к реке, не хватало набережной, Невы, гранита, всё проваливалось в пыль, болото, чешую рабочих дней – они плотно смыкались между собой, он неделями не думал об Алисе. Только когда приходил вечером - её пустые глаза, он закрывал их газетой, громко читая объявления о продаже квартир.
Каспер толкает тяжелую дверь тонированного стекла, она закрывает солнце. Идёт вверх по ступенькам административного здания. Он не вытаскивает шарики наушников из ушей – просто нажимает кнопку стоп. Становится тихо, полумрак, слышно, как вдалеке хлопают двери второго подъезда. Люди растут здесь годами, тяжелые и мощные, как дубы, и люди не значат ничего. А он, Каспер, кривое дерево с болотной питерской почвы, вымахнул вдруг так сразу, что его перевели в кабинет рядом с директором завода. Другие шефы смотрят на него по утрам маленькими глазками из складок розовой кожи, и что-то думают. Он чужак, он не нужен здесь. Он отказался от личного автомобиля, потому что не умеет водить, и чувствует себя в этом виноватым, здесь нельзя не на машине. Теми, кто сидит в этих кабинетах не принято – ездить не на машинах. И он тогда сел в автомобиль, который водил Андрей из отдела рекламаций – чтобы не выделяться.
Как научиться – жить опять одному? Водить машину, не думать об Алисе, забыть о ней, конечно, он ей не нужен, просто ушла – она же забрала сумку. Ей надоело и она уехала куда-то дальше, может быть, с тем дизайнером, который говорил, что самое главное – вид за окном. Может быть, они переписывались с ней в интернете в одном из эти приват-чатов, он приехал и забрал её, взял её в одном из пустых ещё домов на заказе, украшенных только пейзажем в окне.
Каспер представил податливость её, лёгкость, опрокинуть её так же легко, как одну из этих фигурок в сервантах, которые так любят местные. Их делают из разноцветного стекла в области - в Гусь-Хрустальном, выдувают. Вдувают в пузырёк горячий воздух, крутят горячими щипцами, стекло плавится, выкручивается, млеет – получается лошадка, коза или бутылка, или, что, пузырёк, сосуд с узким горлом? Всё, что ты хочешь - мастер только прижмёт к губам узкую трубку, это не стеклопакет, нет, здесь нет никаких ограничений.
В центре города, прямо рядом с Золотыми воротами, есть красная церковь, раньше она принадлежала старообрядцам, поэтому красная – как костер. Нет больше там старообрядцев. Что в церкви? Всё те же стеклянные фигурки, сотни, тысячи фигурок, обожжённых огнем - и сосудов всех причудливых форм, которые пришли в голову безумным мастерам, дующим в свои трубки, они наставлены там в несколько рядов вдоль завинчивающейся винтом, до самого купола, лестницы.
Каспер поднимается по лестнице завода медленно, но уже чувствует, что вспотел. Воротничок елозит по влажной шее, запах гари от травы проник даже сюда. А ещё хуже –совещание. Сейчас сойдутся большие мужики и будут разговаривать за большим столом, скрестив перед собой толстые пальцы, присасываясь к бутылкам с водой плотными, как червяки, губами, промачивая платками лоснящиеся лица, не понимая ничего из технической информации, смотрящие на Каспера вдумчиво, а на самом деле ожидая простых слов и обещаний. У них – деньги, капиталовложения, прибыль. У него – нет ничего. Ему надо только кивать. Подтверждать вложенные в него суммы, шеф за него поручился, этого достаточно, на самом деле нужно только кивать. Но он и этого не может. Не боится, хотел объяснить риски, не слушают – ладно. Не всё от него зависит. Собственная жена от него не зависит, где она сейчас, с каким стеклодувом?
Художник это, может быть – она ходила в местную галерею. Конечно, Каспер посмотрел, где здесь галерея и отправил её туда. Сначала они вместе смотрели выставку местных старых дворов, серой длинной графики, развешанного белья. Художников тогда, впрочем, не было в здании, только бабушки без сдачи недовольно смотрели на часы.
Может быть, без него всё было по-другому. Веселее, естественнее, без картин.
Директор завода смотрит на Сергея и выразительно кашляет. Сергей понимает, что забыл в ушах наушники. Медленно их вытаскивает – старается незаметно, но запутывается кистью в проводе.
Если проект провалится - ему не жить. Каспер длинно говорит, стараясь ненавязчиво объяснить все термины, завершает речь заверениями в том, что всё под контролем. Мужики хлопают с облегчением, так ничего и не поняв. Смотрят в сторону, обмахиваются платками, наконец, подписывают бумаги, директор улыбается Сергею устало и одобрительно. Ничего не меняется, но всем легче – они думают, что сделали дело.
Каспер с трудом подавляет нервную зевоту, раздирающую челюсти. Ничего не решено. Они не знают, а он и понятия не имеет, что делать дальше, как распорядиться жизнью, выпить пачку реланиума на закате или снять несовереннолетнюю проститутку в Боголюбово.
Каспер был там один раз, смотрел на знаменитую церковь, которая весной стоит в воде.
Обратно решил пойти вдоль трассы, сам – там их и увидел, легких девочек. Почти как Алиса, маленьких, только с гнильцой, с замазанной помадой грязью вместо рта, с запахом перегара. Рядом стоял мальчик лет десяти с белой картонкой, к нему заворачивали фуры за документами. Быстро мелькала светлая голова между листьев деревьев, тяжело катили грузовики, загребая многочисленными колесами, Каспер шел по обочине, в пыли заезжающих на гору автомобилей, жалел, что связался, не поехал на автобусе.
Но потом ничего, ничего. Свернул – вышел на алею тополей вдоль дороги. Ровно посажена пионерами ещё тогда, когда широка страна моя родная была, лесов полей и рек, другой не знаю, и человек свободно дышит.
--
Каспер берет, не думая, всю пачку бумаг с печатями на столе в зале совещаний, выходит из двери. Опять вспоминается ему мальчик с белой картонкой, придорожные столбы с фотографиями. Год смерти, фамилия, имя, отчество, искусственные цветы примотаны проволокой. За этим ли надо учиться водить? Жить за этим, дороги за этим? Каспер идёт по коридору с бумагами, старается не думать об Алисе. Старается не думать о смерти, старается больше не думать не думать не думать не думать не думать.
* Хлебников
** Роман «Параллельный человек» Тонио Гуэрра
*** «А это была совсем не шляпа. Это был удав, который проглотил
Слона» («Маленький принц» Экзюпери)