Пока она умирала

Александр Цаккер
Уже с утра она ждала, когда за ней придут. Вчера приходил один, показывал на нее второму издалека. Незаметно показывал, но она увидела. Обычно пассивная, даже покорная, в это утро она поменялась. Мощная сила созревала внутри неё. Легко она им не сдастся.

Пришли четверо. Главный – молодой, задиристый. Остальные звали его «Хозяин». (- Ну что, хозяин, водку-то приготовил? Без водки с ней не управимся). Второй – его Старший брат. Всегда делает, что скажут, при условии, что отвечать потом не ему. Третий – Немой, сорока лет, но умом в развитии – 14-летний мальчишка. Так и застрял подростком – дальше ходу нет. Как она позже поняла – самый добрый из них. Так как убивать трудно – позвали одного опытного. Местные так шутя его и зовут – «Киллер». Говорит мало, но по делу. Видно, что за слова и дела свои в ответе.

Заходили молча и несколько стыдливо. Остальные уже знали, что пришли за Ней и разбежались по углам. Она осталась один-на-один с пришедшими. Хозяин командовал, его Брат с Немым растянули веревку, словно сети и так пошли на Нее. Киллер молча наблюдал со стороны. Он здесь для подстраховки. Она угрожающе наклонила голову и смотрела на них исподлобья. Не стала ждать приближения и бросилась сама. Веревка прошла мимо, ее не поймали. Но и она никого не задела – всю жизнь прожив покорно и сейчас не смогла заставить себя кинуться на любого их них.

Стали ходить по кругу, глядя друг на друга. За это время на веревке сделали петлю. Брат Хозяина хорошо с ней обращается. Пока Немой отвлекал Её внимание на себя – тот зашел немного сбоку и удачно закинул петлю на шею. Тут уж все навалились! Тащили за веревку вчетвером. Силы в ней, словно удвоились. Она даже иногда срывала их на себя, но всё равно все медленно продвигались к столбу ЛЭП. Столбы эти здесь, хоть и старенькие, но сделаны из бетона и в землю надежно вбиты.

Притащили, взмокли. Тяжело дышат. Бетонный столб Ей уже не сдвинуть, можно передохнуть. Дальше самое важное. Убийство должно быть гуманным. Потому, привязывая к столбу, ее голову нужно сильно наклонить вниз, чтобы открыть доступ к промежутку между первым и вторым позвонком. Перерубить связки позвоночника нужно одним резким ударом ножа, чтобы парализовало все тело. Тогда Она не почувствует боль.

Вдвоем тянули ее за голову вниз, один привязывал. Готово. Теперь это образец покорности. Главный удар должен нанести Хозяин. Это его право, но и большая ответственность. Смерть должна быть легкой. Тех, у кого «рука легкая» в этих местах очень уважают. Такой правильно нанесенный удар действительно может сделать его Хозяином. Это его посвящение.

Принесли небольшую стремянку, на которую он и взобрался. Бледный. Обычная деловитость и пренебрежительное веселье отступили туда, где были когда-то им придуманы. Пальцами нащупывает сопряжение позвонков. Наметив ложбинку на шкуре, направил туда кончик ножа. Левой рукой держит нож вертикально словно долото, правую заносит для решающего удара сверху.

Жизненный уклад скотоводческих народов – один из самых архаичных и консервативных. Он складывался столь долгие тысячелетия, что проник в саму структуру их сознания, определяя его. Я называю это «память костей». Немногие из них могут выразить словами, но в каждом я видел – ритуал убийства животного даже и сейчас, в эпоху кредитов и интернета является священным и до конца ими не познаваемым. Как бы ни храбрились молодые, и как бы ни выказывали безразличие старики – в их жестах, мимике, манерах происходят заметные изменения. Общая черта их – сделать все правильно, по канону. Забирать жизнь – тяжело, я это видел и ощущал в них каждый раз, присутствуя при закалывании. Совершить при этом ошибку – значит навлечь на себя беду – неясную и непознаваемую.

Он ударил. Я стоял метрах в 15 от столба, где меня и попросили ждать до начала разделки туши. Но пока Она еще не стала тушей. Я видел оттуда, что мысли его были заняты неправильными вещами – как он выглядит, что о нем подумают, что скажут. Он при этом ощущал и священность момента. Но ощущал его как бремя ответственности, как чрезмерную тяжесть на его репутации. Любой настоящий ритуал служит полной включённости участников в происходящее. Совершение ритуала по форме отменяет его суть – быть настоящим, и делать правильное действие.

Хозяин не думал о Ней и Её смерти. Он думал о себе, справится или нет и как его оценят люди. Это было его первое закалывание коровы. С баранами он был ловок и для своего возраста репутацию имел неплохую. Все эти мысли мешали ему. Но он ударил.

Нож вошел в тело, но Она не упала. То ли не попал между позвонков, то ли недостаточно сильно ударил и не достиг нервов. Она вздрогнула резко, волной. Эта волна словно прошла по земле и ударила в меня ее болью, там в 15 метрах. И закричала. Трое потупились, отвернулись, словно ничего не произошло. Только Киллер коротко гортанно крикнул на молодого выхватил его нож, в считаные секунды нашел нужную точку на шее и страшно ударил. Громкий хруст – и пятьсот килограмм обмякли и рухнули на землю всей тяжестью, разом.

Вскрыли артерию на шее, кровь стекает в старый тазик. Теперь мне можно подойти – не опасно. Разлили водку. Я отказался. Я смотрел на лицо Хозяина коровы. Растерявшийся, напуганный 14-летний мальчишка. Оказалось, ему столько же лет, сколько и Немому. Только Немой это прятать не умеет. А Хозяин научился – напускная бравада, шутки-прибаутки, но и вспыльчивость и даже агрессия, если нужно.

Меня позвали помочь с разделкой туши. Дополнительные руки в таком деле не лишние. Но у меня была своя цель. И здесь я затем, чтобы ощутить, как уходит жизнь. И что это за энергия – Жизнь?

Пока четверо пили, кровь медленно стекала в таз. Я положил руку на теплое тело, закрыл глаза. И вот тут странно. Почти сразу и очень резко я почувствовал то, чего не ждал – смятение, растерянность, страх. До удара я видел в ней ярость, сопротивление и осознание грядущей смерти. Откуда растерянность? Откуда удивление? Да и сознание животного, чем бы оно ни было, должно из нее уже уйти – крови в теле почти не осталось.

Мне приходилось часто бывать в ситуациях, когда реальность не сочетается с логикой. Наиболее практичный выход здесь один – выключить ум и действовать из ощущений. Я отпустил свое… всё, и действия начали свершаться через меня. Правильные действия. Я должен помочь этому растерянному существу. Левую руку я положил на грудь коровы, в районе сердца. Правую – на землю. Теперь я – проводник. Я должен объяснить существу, мечущемуся внутри, что произошло и показать выход. Обратно в землю, которая и дала эту жизнь. Слова приходили сами собой. Я с ним разговаривал и все объяснил. Договорился с землей – она его приняла.

Четверо за бутылочкой благоразумно не вмешивались, пока я не открыл глаза. Они знают, что я «что-то там могу» и «что-то там делал», но спросить не решаются. Все-таки я – чужой, как ни крути. Как только я закончил, начали снимать шкуру. Спустя какое-то время добрались до внутренностей. Вскрыли живот, вывалили все наружу. Вижу гигантский желудок, печень, кишки. Один большой мешок не узнаю, что за орган. Размером – с половину желудка почти. На поверхность изнутри выпирают ровные твердые кружочки. Это что? – спрашиваю.

В ответ – мат. В алтайском языке нет мата, матерятся здесь на русском. Как и нет слова «эмбрион». Уже сформировавшийся эмбрион. Мне стало ясно, чьи смятение и растерянность я ощутил и кому помог. Мать не хотела умирать, но была готова к смерти. Он же не понял, куда делась кровь и что случилось с матерью.

Киллер бросил нож, отскочил от внутренностей, закурил. Стал жестко выговаривать Хозяину, теперь на алтайском. Но и так было понятно, что выбрать из поголовья в сто коров беременную – это большая беда. Ему и его роду. А Киллер стал соучастником, и он это понимает. Они забрали две жизни вместо одной. Хозяин говорил, конечно, что он не виноват и давал этой корове таблетки, как и всем. Разве он отвечает за то, что таблетки не подействовали?

Я тем временем наблюдал за телом. Шкуру сняли, внутренности отделили. Но время от времени по мышцам шел электрический импульс. Мышцы продолжали сопротивляться. Ноги шевелились так, словно корова пыталась бежать. Таких сильных и очевидных импульсов было три. Один раз мышцы шеи дернулись, словно она хотела боднуть кого-то или отмахнуться от нас. Я поочередно прикладывал руки на разные части туши, закрывал глаза и прислушивался к ощущениям. Жизнь была там.

Это первичная природная энергия, идущая прямо от земли. Да, от самой планеты. Она не связана с работой мозга или сознанием. Это даже не сила воли. Жизнь обитает прямо в клетках, в мышцах (В костях, кстати, её нет. В них – только память). У алтайцев есть правило – туша убитого животного должна отлежаться или повисеть минут 30. Только после этого мясо можно готовить. «Чтобы остыло», говорят. Вот это уходящее тепло и есть жизнь. И уйти она должна в землю, откуда и пришла. Именно так и построен их ритуал.