Джульетта и комсомол

Марина Штульмахер
Чем старше становишься, тем чаще напоминает о себе склероз, любимая болезнь моего папы, который говорил "ЧУдная хворь. Ничего не болит, и каждый день что-нибудь новенькое". У меня другие симптомы: я отлично помню всё, что было 50 лет назад, и забываю зачем пришла в кухню.

Воспоминания накатили на меня, когда я искала какие-то бумаги в своём архиве и наткнулась на комсомольский билет. Иногда я достаю его и смотрю на свою фотографию, обагрённую кровью. Вглядываюсь в своё юное лицо, любуюсь  пластмассовой ромашкой-заколкой в буйных кудрях, а потом долго изучаю бурое пятно на  молодой груди... Я держу в ладонях этот  бесценный артефакт,  и каждый раз мне нестерпимо хочется узнать окончательную сумму уплаченных мною взносов. Подсчёт обычно заканчивается на  сорока восьми копейках, внесённых за первые два года членства в комсомоле. Оставшиеся странички  намертво склеены кровью, которая пропитала мой билет 45 лет назад, когда я училась в 9-м классе.

Этот эпизод останется со мной навсегда...
 
Был месяц май, и уже цвели яблони. Близился конец учебного года, и настроение было приподнятым. Я летела домой, напевая про себя комсомольскую песню Пахмутовой "Романтики-мечтатели". Этот шлягер входил в репертуар нашего  школьного ансамбля, и мы гастролировали с ним  по колхозам, фермам и соседним дворам. Нам очень нравилось "выступать", и мы чувствовали себя настоящими звёздами. Кроме того, в день концерта нас снимали с уроков, и мы, нарядившись в клетчатые костюмы, ехали  в ближайшую деревню или  на какую-нибудь заброшенную фабрику.
 
Однажды нас отправили в колонию для несовершеннолетних.
Запевая на тюремной сцене, мы полтора часа  вдохновляли  своим многоголосьем малолетних уголовников и будущих бандитов. Правда  арестанты больше впивались глазами в наши молодые тела, чем вслушивались в текст. Когда на припеве мы пританцовывали, и бюсты наши ритмично подпрыгивали, в зрительном зале было особое оживление, а один заключённый вскочил и громко похвалил нас пятиэтажным запрещённым текстом.
 
После концерта самые красивые из нас, нашли в карманах пальто записки с предложением дружбы от Сики из 13-го отряда, Князя - из 17-го и  Пухлого из  тюремного пищеблока. При этом у некоторых пропали кошельки, а наша солистка лишилась целой сумочки с парфюмом "Может быть".

Покидая застенки, я тщательно обыскала свой плащ, но мне не повезло, и мои карманы остались пустыми, поскольку я не обладала ни соблазнительными формами, ни выразительным лицом...

Итак, с комсомольской песней на устах, освежённых дефицитной польской помадой, я бежала домой, а по дороге заскочила в гастроном и купила немного продуктов.
Забросив их в сумку, я уже подходила к дому, когда столкнулась с подругой, которая без предисловий выпалила : "Достала два билета на  "Ромео и Джульетту"! Бежим, а то опоздаем!". Она схватила меня за руку, и мы понеслись по улице  резвым галопом.

Фильм вышел на экраны пару месяцев назад, и мы уже трижды посмотрели его.
Действие картины завораживало, актёры были фантастически красивы, а саунд-трек я готова была слушать  бесконечно, потому что мелодия была волшебной.

Больше всего я прониклась сценой, где бездыханная Джульетта лежит на постаменте  с самозарезанным Ромео в ногах, а рука её, с тонюсенькой золотой цепочкой на  запястье, безвольно висит, касаясь почвы, усыпанной  яичной скорлупой, раздавленными помидорами и кучками лапши.

Джульеттина цепь не давала мне покоя. Я думала о ней днём и ночью, на уроках и в трамваях. Мечты о браслете не оставляли меня  даже во время тайного голосования за мою кандидатуру на пост комсорга. Меня тогда  не выбрали, и я почему-то не расстроилась.

Карьерные амбиции меня не тревожили. Гораздо  больше меня волновала браслетка из фильма.
Мне представлялось, как время от времени  цепь будет медленно и изящно съезжать по моей крепкой крестьянской руке... Это придало бы  мне  дополнительной  грации и где-то даже  аристократизма.
Желание обладать ею нарастало, и я отчаянно боролась с припадками обжорства, вызванными нервным истощением.

Я так неистово мечтала о браслете, что когда увидела в магазине стальной ремень в виде цепи, то  немедленно купила его. Дома  пояс был разрезан плоскогубцами на две части, а оставшийся кусок я подарила  подруге.
В тот же вечер я надела вожделенный аксессуар и попросила папу покрепче запаять звенья.
Надо отметить, что размеры цепи были устрашающими. Кольца в ней были не менее двух сантиметров, но несмотря на это, я уже две недели не расставалась с ней. Правда, время от времени мне приходилось пинцетом выщипывать из модных кандалов пучки  мохера от моей новой кофты.   
 
На сеансе мы обе сидели в обновках  и, улыбаясь,  тихонько позванивали металлом. По правде говоря, наши украшения были больше похожи на оковы угнетённого пролетариата, чем на благородную драгоценность  из кинофильма. Однако мы всё равно были счастливы, и жадно вглядывались в экран, краснея от вида обнажённой Джульеттиной груди и "настоящих" поцелуев.

В советских фильмах иногда случались постельные сцены, но все они проходили жёсткую цензуру.
До выхода на экран любовные эпизоды многократно прогонялись на закрытых просмотрах, чтобы престарелые партийные сластолюбцы  могли ими вдоволь натешиться. Потом режиссёров всё равно заставляли вырезать из ленты все "крамольные"моменты.
В итоге на экране оставались лишь торчащие из-под одеяла головы любовников.
На ночной рубашке дамы непременно должен был находится какой-нибудь знак отличия:"Мать-героиня", "Отличник советской торговли" или, на худой конец, "Юный натуралист".
Мужчине дозволялось оставаться в майке-алкоголичке, а из брошенного на пол носка выглядывал партбилет. Носки были любовно заштопаны и поглажены  женой героя, которая терпеливо ждала его с "собрания".
Парочке предписывалось аккуратно и ровно лежать в пододеяльнике.
При этом рекомендовалось надрывно обсуждать выполнение очередной пятилетки. Разрешались несколько скромных поцелуев в щёку, в мочку уха или в сонную артерию. Процедура петтинга регулировалась "Кодексом строителя коммунизма" и сопровождалась оптимистической оркестровой музыкой.
Иногда партнёрша, свернувшись калачиком, укладывала голову на плечо мужчины. Сцена эротично завершалась отчаянным  спором о повышении надоев. Если кавалер позволял себе усомниться в успехе, возлюбленная могла гаркнуть ему в подмышку "Партбилет на стол!".
На этом амурный сюжет резко  обрывался, потому что после бизоньего вопля дамы бойфренд уже вряд ли мог исполнять активную роль.

На самом деле старые фильмы про любовь были наивными  и душевными. Я и сейчас ,нет-нет, да включу "Фросю Бурлакову" или "Весну на Заречной улице"...

С точки зрения нынешнего молодого поколения мы были абсолютно дремучими в вопросе отношений полов.
Любовь была для нас  исключительно романтикой, и даже в самых смелых мечтах апофеозом был беглый поцелуй в Красном уголке или на коммунистическом субботнике.
Главное- правильно расположить носы, чтобы они не мешали процессу.

Фильм о Ромео и Джульетте  был для нас чем-то неизведанным, запретным и манящим.  И мы снова и снова шли в кинотеатр на соседнюю улицу, чтобы увидеть настоящую любовь...

В тот день, расслабленные и слегка утомлённые зрелищем, мы неспешно возвращались домой.

Это была  почти элегия. Май выдался на удивление жарким.
Птицы вяло перелетали с ветки на ветку, а коты растеклись по крышам.
Городские  алкоголики аккуратно распределились по скамейкам и дружно дремали, крепко прижимая к сердцу недопитые бутылочки.
Один из них выделялся плавленным сырком "Дружба", который он  для надёжности запихнул под ремень, и теперь закуска плавно вздымалась вверх-вниз в такт размеренному дыханию выпивохи.

Поднявшись в квартиру, я оставила портфель в прихожей и устроилась в кресле, чтобы полистать "Советский Экран" с фотографиями из фильма, а спустя пару часов обнаружила , что у нас ничего нет к ужину.
И тут меня пронзило: Фарш! Куриный!

Я купила его по дороге из школы и планировала пожарить котлеток.
Рванув к портфелю, я воткнула в него руку и тут же выдернула её обратно. Пальцы мои были окровавлены и отзывали чем-то несвежим. Задуманные мною тефтельки, тихо скончались в школьном ридикюле , а безвестная кура напрасно отмучилась.

Я выгребла со дна остатки мяса,смешанные с зефиром и похолодела. В багрово - шоколадной смеси возлежал мой комсомольский билет. Он набух и раздулся, а моё лицо на фотографии вспучилось и слегка перекосилось. Выцарапав книжку из вязкой кучи, я задумалась...

Комсомольский билет - это  главная ценность нашей жизни.
Именно так учила нас районный секретарь. Она сказала, что мы всегда должны  носить его с собой и загадочно добавила, что лучше всего он сохранится "сами знаете где".
"И, главное, никому не сообщайте, куда вы его спрятали" - напутствовала она нас грудным материнским голосом.

Через год в школе произошло ЧП. Одна  из старшеклассниц  лишилась мандата. Мы узнали об этом, когда блудница забеременела и перевелась на домашнее обучение.
Я тогда долго задавалась вопросом "Куда же она  спрятала заветную книжицу?". А когда догадалась, решила не рисковать.
"Мало ли что..."- подумала я, вспоминая обнажённую Джульетту, и схоронила своё удостоверение в потайном кармане школьной сумки.

В шестом классе  я начала "зреть". Таинственные изменения  моего растущего организма тревожили и одновременно восхищали меня.
В родительской библиотеке я добралась до  Куприна, прочитала "Суламифь" и испытала невероятное потрясение.  Особенно меня впечатлили комплименты, которые Соломон щедро рассыпал недозрелому подростку.
Несколько раз я прочла абзац со словами :"Оба сосца твои - две маленькие серны, которые пасутся между лилиями. Стан твой похож на пальму и груди твои на  грозди виноградные".
Секунду помедлив, я в смятении бросилась в ванную и долго стояла там перед зеркалом, разглядывая собственные "сосцы". Они совсем не напоминали мне горных коз, а "груди" были непохожи ни на кусты, ни на корнеплоды.

Очевидно старому греховоднику  пришлось напрячь всю свою фантазию и выдать целый фонтан метафор, чтобы заманить девчонку на своё ложе.
При этом она была  всего на год старше меня, и это никак не укладывалось в моём пионерском сознании. Мудрый Соломон казался мне мерзким похотливым  старикашкой.
 
К девятому классу я заметно повзрослела, но всё равно не стала прятать документ "сами знаете куда", как завещала нам секретарь райкома. Ведь неизвестно какие приключения ждут меня за порогом дома?..

Я никак не могла предположить, что мандат пострадает из-за обычного фарша. Мой билет не спасло ни продувание феном, ни отскребание бритвой, ни манипуляции с водой и ацетоном.
У меня не получилось удалить с бумаги кровь животного.
Тогда я  махнула рукой и убрала документ в коробочку с другими бумагами.
 
Джульеттиной цепочкой я наигралась уже через пару месяцев.
Один из одноклассников сказал мне, что браслет звенит, как бубенец на шее у коровы. "Корову" я приняла на свой счёт, так как начала стремительно поправляться.
В расстройстве я убрала надоевшую цацку до лучших времён. Жизнь научила меня быть рачительной.
А потом пришли новые модные тенденции, и надо было раздобыть сапоги-чулки, туфли с каблуком "лошадиное копыто", а также  порыскать по магазинам в поисках  входящего в моду кримплена.

Впереди меня ждала студенческая жизнь, и я должна была вступить в неё во всеоружии...

Спустя год я отправилась в приёмную комиссию ин. яза.
Студент - второкурсник принял мой паспорт, аттестат и удостоверение медсестры гражданской обороны. Увидев мой  кровавый билет, он попросил подождать и куда-то умчался. Вернувшись, он сунул мне в руки папку и скомандовал:

- Пройдите в 213-ю аудиторию на собеседование.
 
Я поднялась на второй этаж и остановилась у двери с медной табличкой "Секретарь парторганизации Кузьма Полуэктович Девкин".
 
В помещении обнаружился огромный  бильярдный стол, за которым  сидел человек с роскошными, как у генерального секретаря  Брежнева, бровями. Мохнатость  бровей контрастировала с крошечными гитлеровским усиками, которые криво прилепились под дряблым пористым носом.
Природа не одарила человека с бровьми никакой, даже мало-мальской  статью.
Его подбородок касался столешницы, а ноги не доставали до пола.
Он сидел, побалтывая детскими ступнями, обутыми в голубые сандалии.
Зато голос у него был мощным и каким-то жирным.
Обладатель бровей говорил, как из ведра, и когда он произнёс "здравствуйте", мне почудилось, что он вещает животом.
 
Вместо  ответа я отрапортовала:
-Если тебе "комсомолец" имя, имя крепи делами своими!
-Верно, товарищ, - одобрил бровастый нарком и начал расспрашивать меня о жизни. Я  правдиво отвечала и наблюдала за тем, как политрук перебирает мои бумаги.

Он внимательно изучил сертификаты, спросил, сколько я выбиваю на стрельбах и умею ли делать "шапочку Гиппократа".
Без лишних слов я вновь ответила популярным слоганом :
- Если партия скажет "Надо!", комсомольцы ответят "Есть!"
Парторг по-отечески улыбнулся. Он оценил мой комсомольский задор.
Добравшись  до билета, комиссар  на секунду замер, пропальпировал документ, а потом уважительно посмотрел на меня и тихо спросил:
 
- У Вас было ранение?" Я  неожиданно ответила "Да".
- Как это случилось?
Я  выдержала паузу и отчеканила очередной девиз:
-Болтать-врагу помогать!
А потом шёпотом добавила:
-Это слишком серьёзная информация, и я не имею права её разглашать.
Политрук понимающе кивнул и спрыгнул со стула.
Подскоками он подбежал ко мне и начал трясти мою ладонь, не выпуская её из своих цепких пальцев.

Процедура затягивалась, а в 14-20  мы с подругой планировали снова посмотреть "Ромео и Джульетту". Я не собиралась пропускать сеанс, и сурово  объявив "Мне пора", зашагала к двери.

Комдив почтительно склонил голову и протрубил мне вслед "Прощайте, товарищ!"
- Родина зовёт, Комсомол- вперёд!,- завершила я свой литмонтаж и промаршировала на выход.

На мгновение я задержалась в дверях, и обернувшись, увидела, что парторг отдаёт мне честь...

Незаметно пронеслись годы. Из комсомолки я плавно трансформировалась в пенсионерку.

Мой билет, завёрнутый в бирюзовую тряпочку, лежит в домашнем архиве.
Мне так и не удалось разлепить его страницы, и до сих пор мне неизвестно сколько же  денег я честно внесла в фонд ВЛКСМ.

Смею надеяться, что мой скромный вклад  в дело коммунизма был небесполезным.