Поступок

Алексей Раздорский
   В жизни офицера всё определяется командами вышестоящего начальства, и эти команды или распоряжения  по армейскому уставу подчинённые должны выполнять беспрекословно, то есть - без пререканий, без колебаний или выражения недовольства, и без какого-либо обсуждения.  Даже если командир говорит тебе,  –  «Ты баран!» или упоминает нецензурные слова и выражения, намекающие на твою «профнепригодность», бестолковость и что-либо подобное, ты должен сказать: «Так точно!», прислонить правую руку к головному убору и «отдать честь» командиру. Можно в дополнение ответить – «Виноват, товарищ командир, исправлюсь!», «Слушаюсь!».
      Впрочем, подобные ситуации хорошо описаны в книге Ярослава Гашека о бравом солдате Швейке.  Должен заметить, что если гражданские люди воспринимают многие эпизоды и фразы из этой книги как шутки, то читатель из армейской среды смеется меньше, или вообще не смеётся, потому, что в реальной военной службе такие эпизоды вполне банальны и повседневны.
      Но в моей памяти оставил глубокий след  один случай, немыслимый для военной  службы, о котором я  как смогу  попытаюсь  рассказать. История абсолютно реальная. Возможно, до сих пор жив и основной её герой, по возрасту старше меня лет на десять, тоже офицер-переводчик, когда-то окончивший наш Военный Институт Иностранных Языков с довольно привлекательным в 60-е годы для нашей профессии индонезийским языком.
     Кто-то,  может,  помнит ещё о Хрущевском времени активного военного сотрудничества  СССР с Индонезией, когда там ещё были у власти коммунисты. Потом произошёл переворот.  Коммунистов и им сочувствующих бросили в тюрьмы, пришёл конец и нашему военному сотрудничеству. Потребность в специалистах с индонезийским языком отпала, многие стали работать не по специальности. То же произошло и с героем моей истории.
     Обычно должность начальника типографии нашего института занимали гражданские люди, так как коллектив сотрудников – девушки-машинистки, печатавшие и набиравшие тексты, женщины-корректорши, литературные редакторы,  и просто «откосившие» от армии по состоянию здоровья молодые парни-грузчики и носильщики, никак не соответствовали духу военной среды.
     Приступивший к своим обязанностям новый начальник института решил, что в Военном Институте все командиры должны быть офицерами, и руководить гражданскими работниками типографии назначил того самого подполковника, в прошлом переводчика индонезийского языка.
      Я его хорошо знал, сам тогда был майором, мы с ним часто общались, когда он заходил на мою кафедру,  в прошлом для него «родную». Всегда аккуратный, воспитанный, внешне симпатичный, подтянутый офицер, интересный в общении с запоминающимся именем Казимир. Я и раньше часто  бывал в типографии в связи с изданием всякой учебной литературы, а тут я ещё  задумал опубликовать свой кандидатский научный труд, поэтому  проводил довольно много времени в обществе интеллигентных дам, читавших и проверявших на всякие ошибки готовившиеся к печати мои «произведения» – научные статьи,  рефераты и прочее.
      И вот однажды в типографию нагрянул сам начальник института.  Была такая практика – раз в полгода или год наш самый главный командир осматривал свои «владения» - учебные корпуса, казармы, кабинеты, и если ему на глаза попадались какие-либо недостатки или неопрятные военнослужащие, все нижестоящие начальники и провинившиеся лица подвергались серьёзным наказаниям.
     Начальником института был тогда очень строгий генерал-полковник, прошедший войну, служивший на фронте вместе с министром обороны, очень влиятельный человек, часто не стеснявший себя в выборе выражений и слов в отношении подчинённых. Но это  было обычным явлением в войсках, и никто никогда этому не удивлялся. Я сам, будучи курсантом, спокойно относился к тому, что командир мог обозвать меня чудаком на соответствующую букву или ещё «круче», лишь бы не лишил увольнения или не послал во внеочередной наряд на кухню…
     В день, когда начальник пришёл с проверкой в типографию, он увидел там следующую картину.  Женщины с выразительными декольте, девушки в коротких юбках, все в пёстрых одеждах, попивающие кофе и даже не приподнявшиеся со стульев при появлении генерал-полковника и целой свиты генералов и старших офицеров.
     Возмущённый начальник разразился страшной руганью, называя типографию «борделем», а сотрудниц - нецензурными словами, обозначающими   «женщин лёгкого поведения». Все виновато молчали, выслушивая грозную брань, и вдруг,  громом среди ясного неба  прозвучала фраза подполковника Казимира – «Товарищ генерал! Не хамите!».  Все опешили. Наступила абсолютная тишина. Начальник института с покрасневшим  от гнева лицом  больше минуты простоял в одной позе, не говоря ни слова, потом повернулся и вместе со всей свитой вышел из типографии.
       Казимир, тебе конец – подумали тогда многие, кто был свидетелем той сцены. - Теперь тебя ждёт суд офицерской чести, разжалование, отправка в отдалённый гарнизон – ведь только так могла закончиться история публичного «унижения» самого высокого начальника. Всем было жаль Казимира, но в душе каждый из нас не только переживал за его судьбу, но и гордился мужественным поступком офицера.
       Признаюсь честно, за свою службу в армии я такого больше не видел, поэтому и запомнил эпизод на всю жизнь. Ведь для армейского начальника подчинённый – «тварь дрожащая», не смеющая перечить и огрызаться в ответ на унижения и оскорбления. Казимир стал для нас настоящим героем, показавшим всем, что честь офицера – не пустой звук, и она существует не только в книжках на бумаге, но и в реальной жизни.
       Но то, что случилось потом, вообще нас всех поразило. Подполковника Казимира не только не выгнали с работы, но повысили в звании и назначили на более высокую должность – руководить учебным отделом всего института. С того момента я стал уважать и  нашего главного начальника.  Думаю,  он сам осознал, что был неправ, так как  заместители ни за что не посмели бы объяснять генерал-полковнику, что он вёл себя «неподобающим образом». 
      Вот такой эпизод начала 80-х врезался в мою память. Я назвал рассказ «поступок», но по сути это два в одном. Необычайная смелость подчинённого офицера и благоразумие высокого начальника, который мог движением одного пальца расправиться с подчинённым по максимуму, но по какой-то причине не стал этого делать, что ещё больше всех удивило.
        А типографию всё же проверять надо было ещё строже! Как-то на полке книжного магазина института появилась изданная в той типографии книжка с названием, напечатанным крупными русскими буквами  - «Учебник арабского языка». Но без второй буквы «ч»!  Издание сразу же изъяли и уничтожили, но многие успели купить десятки книжек с забавной опечаткой, которую «проглядели» все те же редакторши и корректорши той самой типографии!