Сергей так и не решился перезвонить Тосе для уточнения событий трехдневной давности. И не сделал он это не потому, что ему было стыдно, а потому, что встреча их ему показалась вполне удовлетворительной. Он не мог нарадоваться, что встретил Оленьку. Теперь они с Антоном квиты. Он уже мало-помалу пережил тот факт, что Тося ему больше не принадлежит, возмездие свершилось, а дальше жизнь продолжается. У него появился крупный заказчик – финская фармакологическая компания. Он жил ощущением, что весна будет плодотворной. Кризис, конечно, качнул дела, но тут же появились новые клиенты, и он знал, что ему всегда будет чем поживиться. А женщины так падки на деньги. У него будет не одна, а десять таких черноглазых Тонь, одну будут звать Оленька, другую – Сонечка, третью – Лорка. Он не пропадет. Он альфа-самец. Он красив, умен, забавен.
Тося же какое-то время ждала, что Сергей позвонит. Сначала она боялась, что он вспомнит о потасовке с Антоном и тогда, несомненно, придет доламывать дверь и сводить счеты с обидчиком. Потом она боялась, что он позвонит с расспросами, чем закончился вечер, и Тосе придется врать, снова врать ему, чтобы избежать скандала. На третий день она уже решила, что он не позвонит. «Вероятнее всего, Антон был прав, и он ничего не вспомнил. А звонить не стал, чтобы не изобличать своего пьянства и тупости».
Дни текли с той же размеренностью и полнотой ощущений несмотря на то, что Тося с Антоном вот уже неделю не выбирались из квартиры. От вчерашнего солнца на небе не осталось и следа. Небо снова заволокло тучами, и шёл мелкий дождь. Снега не было совершенно, сизый асфальт был тщательно вылизан, земля превратилась в грязь, и, казалось, вот-вот полезут первые цветы. Почки набухли ещё две недели назад, если бы не ночные заморозки, вероятно, уже бы распустились первые листочки.
На третий день Антон, завершив редактирование романа, прочел Тосе последние страницы.
Тося долго молчала, потом, наконец, сказала:
– Как будто продолжение книги, которую я нашла. Да, ты пишешь то, о чем я уже читала. Все пишут об одном. Но каждый пишет на своем языке. Твой язык мне нравится: твое отношение ко мне, читающей твой роман. Может быть, ты и не открываешь истину, но истина присутствует в твоих строках для того, чтобы читающий смог найти её сам.
– Ты думаешь, имеет смысл всё это писать? Заново записывать те же мысли? – спросил Антон.
– Конечно! В твоём романе я для себя открыла много нового. Вот этот момент, например, где она кричит в раскрытую форточку: «Я люблю тебя, жизнь!» Я хотела бы так крикнуть. И, если бы я крикнула, ты подошел бы и обнял меня за ноги. Если бы только я осмелилась крикнуть. Но я не хотела бы спугнуть эти вот строки. – Тося взяла роман, – Я предпочла бы их прочесть здесь. Я хотела бы, чтобы кто-то другой прочёл это и представил, как она кричит в раскрытое окно: «Я люблю тебя, жизнь!»
Последние строки Тося действительно прокричала, распахнув руки в стороны, и почувствовав себя неловко от серьезного немигающего взгляда Антона, засмеялась.
– Да, наверное, действительно смешно, – Антон виновато улыбнулся.
– Нет-нет-нет... На самом деле я смеюсь над собой, – поспешила догнать свой смех Тося, – Я смеялась над собой. Мне стало неловко от того, что я прокричала «Я люблю тебя, жизнь!», раскинув руки. Почувствовала себя глупо. А ты, я вижу, и не нашел в этом ничего глупого, – она запнулась, – наверное, так каждый в любом общении на самом деле думает только о том, как выглядит он. И только потом анализирует других.
Антон посмотрел на неё с недоверием:
– С чего ты взяла?
– Ну, вот же, конкретная ситуация. Мы с тобой честны друг перед другом. Так ведь? – Тося глянула на Антона. Антон утвердительно качнул головой. – Вот. Я смеялась над собой, ты – над собой. Но я подумала, что ты надо мной смеешься, а ты решил, что я – над тобой.
– Но ведь ты всё-таки допускаешь мысль, что эта сцена комична? – Антон внимательно следил за Тосиной реакцией.
– Ты сам так считаешь, – ответила она.
– Да, – согласился Антон.
– Но ведь эта сцена отражает одно мгновение. Только одно мгновение, описанное на страницах твоего романа. Достаточно ли оно поэтично? Да! Как порыв, как вдохновение! Это же было на самом деле! Значит, это один из немногих моментов, наполненных чистой жизненной энергией! – Тося замолчала.
– Но ты не кричала «Я люблю тебя, жизнь!» – проговорил Антон, будто стараясь найти хоть какую-то зацепку, чтобы до конца разувериться в значимости этого романа для него, для Тоси, для тех, кто когда-нибудь прочтет его.
– А ты и не заметил, – сказала Тося, – но, раз уж ты такой невнимательный, я повторю.
Она положила роман, встала на подоконник, открыла форточку и протиснулась в неё по грудь. Руки вытащить, как она ни старалась, у неё не получилось, так как проем оказался слишком узким. Поэтому она еще дальше продвинула вперед плечи, так что краска местами облупилась и полетела в широкий карман, образованный стеклами окна:
– Я люблю тебя, жизнь! – прокричала она, глядя в пустошь ватного серого неба. Внизу хлопнуло окно, кто-то вдалеке прокричал: «Ееее!» Тося какое-то время не шевелилась, ожидая прикосновения. Потом она выбралась из форточки. Повернулась лицом в комнату, стоя во весь рост на подоконнике. Антон стоял вплотную и смотрел на неё снизу вверх.
Он обнял её за колени и, то ли отыгрывая сцену из романа, то ли всерьез, проговорил:
– Я люблю тебя, Тося.
– Ты всё еще считаешь, что это комично? – спускаясь с подоконника в его объятия, спросила Тося.
Антон засмеялся:
– Ты не раскинула руки в разные стороны, стало быть, в жизни получилось меньше пафоса.
– Зато больше комичности, – засмеялась и Тося.
Антон почему-то не испытывал полного удовлетворения. Он капризничал и придирался. Он знал, что роману нужно вылежаться.
«Это, как и стихи, – думал он, – сначала пишешь, полон волнения, нетерпения, восторга. Ты ведешь свою мысль и на пути выражения идей наталкиваешься на крутые повороты, которые, неизвестно куда могут вывести, если ты не возьмешь узду в свои руки и не направишь вдохновение в нужное русло, ведущее к итогу. Ты с замиранием сердца перечитываешь последние строки, а потом снова пускаешься в работу. Ты пишешь, не соблюдая пунктуацию и орфографию, пропуская буквы, а то и целые слова. Тебе некогда останавливаться, так как мысль летит с огромной скоростью и ужасно не любит, когда её дергают и переспрашивают, сбивая с толку, нарушая гармонию чистого вдохновения, которое плещется бескрайним океаном внутри и снаружи, где-то между умом и воображением, душой и телом. А потом ты перечитываешь. Начинаешь придираться, начинаешь чувствовать свою вину за то, что завладел музой, за то, что три с лишним месяца бился в экстазе, за то, что возомнил, да-да, возомнил себя настоящим писателем.
Потом проходит год, два. Ты читаешь чей-то роман. Это уже давно не твой роман. Ты читаешь нечто новое. Заново открываешь для себя персонажей. Но в какой-то момент тебе начинает казаться, что это всё ты. Что каждый персонаж – это ты сам в разных проявлениях. Тебе нравится этот роман. Уже чужой, но совершенно точно совпадающий с твоими мыслями, чувствами, настроением. Так бывает, когда читаешь классиков. Но это твой роман. И все эти персонажи вымышлены».
– Тебе понравился роман? – спросил Антон.
– Да. – Тося смотрела прямо в глаза Антону, – Это лучшее, что я прочла за последнее время.
– Спасибо, – Антон поежился. По всему телу ощущался легкий тремор, он нервничал. – Мне, помню, отец всегда говорил: «Не пиши так сложно. Пиши проще». Я тогда отбрыкивался, думал, что он предлагает мне писать всякую чушь вроде любовных романов, – Антон засмеялся. – А сейчас взял вот и написал!
– Взял и написал! – радостно подхватила Тося. – Ты вообще понимаешь, что написал Книгу?! А давай издадим её? Надо разослать рукопись во все издательства!
– Ой, Тось, я в это не верю. Это надо иметь свою аудиторию, публикации, а ещё лучше – имя. Кто я такой? Они и читать-то не станут. Так, по диагонали если только.
– А ты пробовал? – спросила Тося.
– Да, давно как-то свои рассказы публиковал. Да и то за свои деньги. Типа я оплачивал свой экземпляр сборника. Сомнительный успех, согласись, – Антон скептически глянул на результат нескольких месяцев работы. – А даже если бы и напечатали, то всё равно в рекламу вкладываться не стали бы, а так кто обо мне узнает?
– Давай попробуем? Это же несложно. Просто отправь, – Тося тоже посмотрела на рукопись. Она была совершенно уверена, что перед ней лежит если не шедевр, то, по крайней мере, бестселлер. Беспристрастно оценить написанное она не могла, но сердце подсказывало, что она не ошибается.
– Я бы хотел подождать пока. Я ведь только закончил…
Антон задумался: «Действительно, ведь издательства должны быть заинтересованы в новых именах, в новых авторах. И попробовать не так сложно, надо только написать синопсис...»
– А давай попробуем! – вдруг сказал он.