3. Как смерти мгновенье и отзвук на веки

Артем Домаш
     Тьма. И только гул тянется внутри. Он возрастает. Медленно спадает и снова возвышается, подражая ударам у материнской груди. Ударам, принадлежавшим живым и неведомым павшим. Гул возвышается вновь. Тягуче отзывается, когда во тьму проникает свет. Слабое мерцание далеко впереди звездой колышет мрак. Неровными всполохами раздвигает грань, пока не касается края земли. И что-то живое возникает на нём. В бликах огня…
     Слёзы заволакивают глаза, размывают и смешивают всё, не давая рассмотреть, но веки не смахивают их. Не двигаются, оставшись без воли. Только гул возвышается внутри… пустоты?
     Сердце вспыхивает кровью. Крик срывается немым, и неподъёмное тело изгибается в припадке. Пальцы ломаются и срастаются, лишь бы сломаться вновь. Кожа рвётся каждым движением, и шею без конца дробят, стирая кости в песок. Но она не прекращает. Не может прекратить изгибаться и задыхаться, крича. Отчаяние, страх, ярость и скорбь. Они лишили всего!
     Атли. Он защитил, повернувшись к своре спиной. Стрелы вонзились и пошатнули, утопив в крови последний его вдох. И нечто оборвалось внутри, когда она подняла взгляд. Увидела потухшее пламя в синеве глаз… Миг, забытый падением, — вернулся отчаянным криком. Он длился дольше, чем вечность, ведь Ла не могла отпустить. Не могла дать ему пасть, когда его тело стало клонить, и держала до конца!
     Пока не захлестнула тьма…
     Она разбила о дно жертвенной ямы, но не привела тишину. Чувства проснулись, и Ла вновь смотрит на них — тварей. На морды шакалов, что свешиваются с края земли, глумятся над её необъятной злобой и устрашающим криком, слышимым зовом, взывающим к смерти.
     Они не прекращают муки, вслушиваясь в её сорванный голос, срубают лозу, ведущую наверх, и оставляют Ла одну. Оставляют гнить с телом Атли в холоде вечной тьмы…

     Ночь уходит, но плач тварей ещё спускается с затянутых небес. Садится на грудь, расправляя крылья, и вонзается клювом в пересохшее горло. В раскрытые глаза, без конца наблюдающее за дымом, всплывающим вверх.
     Ла слышит их рыдания и не прекращает винить. Они убили всех, а теперь оплакивают своих, словно знают слёзы и грусть. Она не верит им. Они не могут, ведь они твари. Жестокие, вечно голодные твари. И они пришли вслед за ней…
     Возникли из кошмаров, что она вечно желала забыть: когда она была молода, слаба. Когда кровное племя осветил огонь, а ночь была так черна, что был слышен гул тьмы… Ла помнит дикие вопли. Помнит страх, слабость в ногах.
     И как бежала всё дальше от криков. Глубже в лесную чащу, пытаясь сохранить жизнь, не принадлежавшую ей. Пока силы не покинули тело. Пальцы проредили опавшие листья, когда грудь повстречалась с землёй. И больше ничто не могло заставить подняться.
     Она задыхалась, пытаясь дышать. Сердце разрывалось от гула, заменившего бешенный ритм. И его невозможно было унять. Как и прекратить отчаянно звать, желая услышать ответы богов. Они молчали. Позволив тварям убить всех, в ком она видела смысл, зачем они дали сбежать?!
     Нет. Ложь. Боги не защитили, потому что их нет. И она бежала не по их воли. По своей. Лишь бы спастись и не чувствовать страха, боли. Лишь бы не слышать криков…
     Тишина…
     Одна…

     Удар обрывает сон, заставляет обхватить живот, поджать ноги сквозь боль, пронзившую тело. Пытаясь вдохнуть, волчица приникает к холодной земле. Вспоминает, кто она. Где.
     Силуэты щенков сидят наверху, пока остальные твари стоят, замахиваясь камнями и обнажая клыки. Вымещая злобу, они без конца бросают и кровожадно смеются. Наслаждаются вскриками, что Ла не может сдержать, вынося раны и боль. Она видит их всех. Замечает слёзы во многих поникших глазах тощих тел. Ощущает их кровную месть.
     Больше не лжёт… Как долго она верила, что стала сильна? Но не стала другой. Навсегда осталась той, кто бежала, и сейчас молила только об одном — чтобы пришла тишина. Прекратила боль…
     Кровь сочится с рассечённой брови. Руки отнимаются, прекратив защищать, и огонь охватывает всё, что ещё осталось внутри. Больше нет сил. Ла не может видеть их яростные оскалы, слышать их скорбные вопли. Дрожа под ударами, она сжимается, позволяя слезам наполнить глаза. Насытить их печалью и ненавистью к павшему рядом… Но погасший взгляд Атли не отвечал. «Зачем ты спас?..»

     Тишина… Наедине с видениями, совсем одна в своих снах, она скиталась. Пока крик из глубин леса не встревожил ночь. Разбудил, раздавшись совсем рядом, и страх пришёл следом. Но лёжа в опавшей листве, она не хотела бежать. Не знала — «зачем?», и не искала ответ. Желала исчезнуть, наблюдая сквозь голые ветви деревьев за звёздами, чей свет не померк.
     Твари уже были близко. Тихий хруст листьев и ветвей позади становился всё громче, пока мигом нахлынувший ужас не завладел всем. Не давая опомниться, он погнал меж деревьев без оглядки назад. Забвенно уносил от теней, даже когда лес расступился и сменился полем по обеим от неё сторонам. Но только не впереди, где каменные исполины рассекали небо. Источенные пещерами, чёрными пчелиными сотами среди гладких костей, они не сходили со своих мест и без того внушая трепет, что никогда не позволял подойти. Она бежала к ним, потеряв это чувство, ведь ужас, исходивший от тварей, затмил и его…

     «Зачем ты бежишь?..»

     Серое марево заволакивает небеса. Миг забвения прерывается кровавым кашлем, и холод окутывает снаружи, пока тело сгорает внутри. Ла не узнала ответ. Не поверила, когда он был совсем рядом, и потеряла всё вместе с ним. В глазах Атли больше не вспыхнет пламя. Его горячее дыхание не укроет во сне…
     Ла смотрит на него, прекратив проклинать. Он должен был спасти и не иначе. Так было всегда… Атли всегда оберегал. С тех пор, как нашёл потерянной в лесу, как привёл щенком в племя — он обучил и вернул смысл. Веру, что она не мертва. И что стоит бороться за жизнь. Если не за проклятую свою, то за чью-ту из тех, кто рядом, и во чтобы то ни стало — жить!

     — Всплыви…

     Уже тогда он всё понял, пока Ла отказывалась признаться себе. Навеки чужая. Она сбежала, когда должна была умереть с кровными ей. И не могла простить себе это. Больше она не предаст. Не отвернётся от тварей и не сбежит. Ведь только дав бой, она сможет спастись. Защитив всех, кто ушёл на охоту и вскоре вернётся, она искупит вину и заслужит право на жизнь.

     И право на смерть.