Елизавета Степановна смотрела сериал о любви, хорошей такой любви, старинной, не то, что сейчас. Смотрела и умилялась. Дело шло к первому поцелую героев - это всем ясно было ещё с предыдущей серии, только что-то всё время спугивало волшебный момент, отсрочивало, делая его всё желаннее и волнительнее.
В жизни самой Елизаветы Степановны или попросту Лизаветы, как звали её родные и знакомые, случались несколько раз моменты, когда её целовали, но она до последнего не могла угадать их, терялась, и выходила из этого не мелодрама, а скорее комедия. Женщина задумалась, завспоминала, благо пошла очередная реклама, и можно было отвлечься от экранных страстей.
Первый раз и вовсе несерьёзно, даже рассказывать нечего. Она каталась на велосипеде с одноклассниками, на багажнике, своего-то не было. Тогда почему-то принято было не сидеть, а стоять на багажнике, руками держась за плечи велосипедиста. Её катал Лёшка, вдоль реки. Весна. Воздух свежий и прохладно-пьянящий, как первое шампанское. Лёшка, круглощёкий и румяный, пыхтел, старательно давя на педали, а у неё пальцы замерзать стали, вот она и прижала ладони к мальчишечьим щекам. Без всякой задней мысли. А после домой к нему зашла воды попить. Лёшка провёл её в комнату, усадил почему-то к себе на колени и поцеловал. Горячая ты какая-то, говорит. А у неё голова странно кружилась. Ответила: "Я всегда такая". И домой убежала. Дома оказалось, что заболела, да так смешно - ветрянкой, детской болезнью. Долго выздоравливала, а как вышла в школу, больше с Лёшей не общалась, и он не подходил. Может, обиделся, кто ж их поймёт, этих мальчишек?
Сама Лиза парней не понимала. Вон и с Борькой всё глупо вышло. Он в институт её от общежития провожал, и после занятий обратно, - иногда, если их курс заканчивал в то же время. Говорили про всякое, умный был Боря, стихов много на память знал. Однажды у дверей девчачьего корпуса не было никого. Борька сделал решительный шаг внутрь, прижал её к стенке тамбура, наклонился с высоты своего нескладного роста и ткнулся губами в щёку. Лиза растерялась, тут же отстранила парня, сказала строго: "Не увлекайся!" и ушла, не попрощавшись. Боря потом на практику уехал, несколько писем прислал, одно с крыльями стрекозы внутри и собственными стихами. Лиза аккуратно отвечала на письма, но посчитала правильным сразу и честно написать, что может предложить только свою дружбу, не больше.
Кто ещё? Дядька Саша, мамин двоюродный брат, пользуясь положением родственника, тискал подросшую Лизу и норовил поцеловать "нечаянно" возле самых губ. Приходилось терпеть и делать вид, будто всё нормально, дядька же. Неприятные воспоминания... Мотнув головой, Лизавета вернулась в сериальную жизнь как раз вовремя. Там наступило время долгожданного объяснения в любви. Зазвучали очень красивые слова, каких, кажется, и в жизни-то не бывает. По крайней мере, у самой Лизаветы таких точно не было. Никто никогда не говорил так, с таким трепетом, с чувством: "Я люблю тебя!" Даже будущий муж, он-то вообще молчун. Так молча и гуляли, и когда стало ясно, что не просто гуляют, а "встречаются", Лиза сама первой взяла его не под руку, а за руку, почувствовав, как обожло её при этом волной чего-то невообразимого, даже дыхание не сразу удалось унять, словно после глубокого погружения под воду. С тех пор они только за руки и держались, а про "люблю" никто не заговорил. Лиза снова не выдержала, спросила сама:
- А ты мог бы полюбить такую, как я, на всю жизнь?
- Да я на тебе и жениться могу.
Вот и понимай, как хочешь. Было-то им уже по двадцать четыре года, самая пора жениться. Пошли, подали заявление, расписались скромно, родители даже обиделись - они хотели пышные торжества, "как у всех". Вася же и так еле высидел эту свадьбу, уж больно многолюдство не любит, и танцевал только один раз - с ней, уже с женой.
Ах да, когда ещё гуляли с Васей, был один эпизод, почти как в кино. В деревне, во время сенокоса, на который отрядили их курс почти целиком. Девчата многие были из сельской местности, быстро похватали косы, грабли да вилы, разбежались по полю. А Лиза осталась на краю помогать местному парню стога смётывать. Работали весь день с перерывом на обед и купание в реке. К вечеру вся кожа чесалась от сухой травы, ноги изранила о стерню, но настроение было, словно на празднике. Все однокурсницы разбежались куда-то, а парень, Пашей его звали, втянул Лизу за вилы на верхушку стога и поставил перед собой. Гляди, говорит. Она поглядела: поля золотые и зелёные до горизонта, стайки ласточек низко над ними носятся, справа река в обрамлении круглых ив, по левую руку рощица берёзовая, за ней грузовик на дороге пылит.
- Красиво?
- Красиво.
Сильные руки крепко, по-хозяйски ухватили её за плечи, развернули лицом к загорелой Пашкиной мордахе, хитрой такой. И даже тут Лиза не ожидала, что её поцелуют. А поцелуй был долгий, степенный, обстоятельный, словно уставший муж, вернувшись с полевых работ, пьёт из ковша колодезную воду. Большими глотками, не торопясь, растягивая удовольствие. Так Лизу не целовал и не обнимал ещё никто. А она глупость тогда спросила:
- А ты раньше целовался с девушками?
- На стогу нет, - хмыкнул Пашка.
Спрыгнул вниз, подхватил её, словно пёрышко, но на землю поставил не сразу. А больше и не было ничего. И не виделись они с тем Пашкой. Девчата потом сказали, что у него жена и ребёнок есть, этот ребёнок заболел, Пашку и отозвали домой, в соседнее село. А их на другой вечер обратно в город увезли по той самой дороге, в пылящем грузовике. Всю дорогу в кузове песни пели, отплёвываясь от песка на губах. Вот и всё кино.
После свадьбы Вася на завод пошёл, приходил часто выпивши. Тогда уже Лизавета знала, что её поцеловать хотят, только губы те были невкусные, поэтому романтики не выходило. А вышло двое детей. Да и в общем-то жизнь как у всех, это верно, жаловаться грешно. Не сильно и выпивает Вася. Деньги в дом, не гуляет. Сейчас уже и на неё не очень поглядывает, постарели оба, что там говорить…
Елизавета Степановна вздохнула, залюбовалась на красивых и молодых на экране. Такие они чистые, искренние, даже слёзы навернулись. В последнее время часто глаза на мокром месте. Внученька, бывало, обнимет:
- Баб Лиз, ты что, плачешь?
- Нет, Машенька, лук ядрёный попался, сама-то глазки от него побереги.
Или соринкой отговорится. Внучка пока одна у них, лучик светлый. Вот уж сериал закончился, пора и честь знать, рассиделась, как барыня. Скоро Вася с работы придёт, надо печёнки ему потушить с лучком и сметаной, как любит. Ох, что-то ноги вдруг слушаться перестали…
Василий, придя домой, не дозвонился в дверь, ключом открыл. Лизавета так и сидела на диване. Скорая приехала быстро, забрали в больницу. Дом опустел без хозяйки, завихрились по углам пылинки, кошачья шерсть, обои на кухне отстали по шву, цветы завяли, а Муська ходила по комнатам потерянная и не ела почти. Вася тоже не ел, закусывал разве что. Дочка приезжала, нашумела на него. А ну, не пей, говорит, в субботу к маме вместе поедем, ишь, раскис он тут!
В субботу Вася поднялся чуть свет, долго брился в ванной, потом оделся в парадное, как на свадьбу. Всё равно было рано. Пропылесосил везде, полил цветы. Вышел на балкон, тут и дочь подъехала, сигналит. В больнице она с врачом хотела поговорить, сам Василий в этих делах не понимает, лучше пусть дочь, а он подождёт в коридоре, ничего. От врача дочка вышла бледная, долго стояла у окна молча.
- Ну, что там?
- Неважные дела, пап…
В палате Лиза была одна, лежала с закрытыми глазами, спит ли, слышит ли - не понять. Лицо её казалось удивлённым.
- Пап, поговори с мамой, я выйду на минутку. Только не молчи. Она же с нами ещё.
Ещё с нами… Она всегда с нами. Как иначе-то? Он так и сказал:
- Мать, ну, ты куда собралась? Мы-то как?
Руку взял, холодная. Когда последний раз жену по имени называл? Уже не помнит. Собрался, нашёл наконец слова:
- Лизавета, Лизонька, я же люблю тебя, - и в губы поцеловал.
Сказка, нет ли, но губы дрогнули в ответ. Не веря глазам, дочку кликнул, та испуганная вбежала. А Лизавета уже глаза открыла и непослушными ещё губами шепчет:
- Васенька, Олюшка, как же я вас люблю.
Вот тебе и поцелуй, и слова. Сама-то когда их говорила? То-то же.
А вечером Вася напился от радости, несильно конечно, всё в меру.
Это ж любовь, понимать ведь надо!
Про неё не во всяком кино покажут.