(начало http://www.proza.ru/2018/05/06/1524)
Но вернёмся к насекомым и проблемам двора.
Пока председатель не покусился на наш подвал и не поднял руку на мою Славу, я особо активно не участвовал в борьбе. И был неправ. Никогда не ждите, чтобы вас минула сия чаша. Скажете, сам Господь просил о том, что же нам остаётся? Да, учить легко. Учиться труднее.
Мы всегда надеемся: «Само рассосётся», и я про себя напевал в оправдание строчку из песни БГ: «Эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе».
Я, призывая на помощь Кафку (кто ж лучше его прорёк жуткое будущее и нашей страны?), спал и видел, как председатель просыпается превращённым в гигантскую блоху, в ужасе прыгающую по двору, на блоху открывают охоту, начинается гон и гонения на него, его приспешниц и приспешников, ставших навозными мухами и комарами.
Однако всё обернулось иначе.
Слава благодарила Бога, что в этот момент я был на работе. Она не сразу и потом рассказала мне приключившееся. Будь я там тогда – не писал бы сейчас эти строки, а сидел на нарах.
Что произошло. Мы пострадали от блох сильнее других, потому что, в отличие от остальных подвалов, у которых двери были со стороны двора, вход в наш был как раз с лестницы, куда они бодро маршировали стройными рядами без каких-либо препятствий.
Как я уже говорил, борьба шла с переменным успехом. Славе с товарками по несчастью (что показательно – двумя женщинами, имевшими немецкие корни, а потому маниакальщицами по чистоте) удалось добиться, чтобы на подвалы поставили решётки с сетками, заставив кошек мигрировать в соседний двор, где кормили при кафе так, что они (жаловались сами работники общепита) не обращали внимание на крыс, лакомившихся объедками по ночам.
В тот день председатель с помощником и набором инструментов вора-домушника явился, дабы сорвать ограждение с нашего подвала, крича во всё зычное горло, что де там «замурованы кошки!»
Слава вышла и встала перед подвалом.
Её единомышленница стала снимать происходящее на планшет, комментируя. Третья противница навозных мух вызвала полицию, которая, по своему обыкновению, ехать не спешила, ожидая, пока не появится труп.
После я смотрел видео.
Пособник не принимал участия во взломе, лишь держа инструмент. Похоже, ему даже было неудобно перед женщинами. Зато председатель орудовал ломом и сапёрной лопаткой вовсю. Он попытался оттолкнуть мою любимую от подвала, воодушевлённый, возможно, недавней победой над нашим техником в похожей ситуации, которого гонял по двору кулаками. Об этом поведали свидетели, а техник Иваныч отказался рассказывать, зло пробормотав: «Эта татарская сволочь решила, что иго вернулось».
Я тогда удивился. Иваныч был родом из Белой Руси, разве туда дошли воины чингизидов? Или я, недоучившийся историк, чего-то не знаю?
Слава, невзирая на попытки гада оттащить её от подвала, грудью защищала эту амбразуру (а поверьте, чем защищать у неё есть). На руке остались синяки. Однако на большее он не решился, ретировавшись, ибо из окон ему кричали нелицеприятное, что всех достал со своими кошками, а пособник, не ставя его в известность, под шумок смылся с орудиями взлома.
Но атмосфера накалилась, и в бой вступили новые силы. Спустившаяся во двор противница блох (с немецкими корнями) схлестнулась с любительницей кошек, (юристом, прятавшимся от клиентов) державшей у себя в квартире четырнадцать особей разной масти. Помимо дога. В ход пошёл сначала великий и могучий русский язык. Когда его показалось недостаточно…
Противница блох, будучи в прошлом мастером спорта по чему-то, в ответ на оскорбление словами и действием, заехала кулаком в нос любительницы кошек. Та застыла. Нос краснел на глазах. Она кинулась домой.
Долго торжествовать победу противнице не удалось, ибо красноносая вернулась с газовым баллончиком, пустив струю ей в лицо. Потерпевшей пришлось бежать в квартиру, сунуть лицо под воду. Тем временем вопли во дворе обеих сторон продолжались.
Прошло ещё полчаса, и приехала полиция, получившая с добрый десяток звонков.
Разумеется, стражи порядка заключили: «Снова ложный вызов…»
Впоследствии не одна попытка возбудить дело о самоуправстве и насилии не увенчалась успехом. Так как парочка полицейских оказалась на нашей стороне, то от них мы узнали, что законодательство было недавно поменяно, и ныне выяснять отношения с помощью кулаков не возбраняется. Главное, чтобы полученные в результате этого травмы не лишили трудоспособности более, чем на 21 день. Практически дело могло закончиться на первый раз журением, а на второй – штрафом.
Между тем, приметливый народ обратил внимание, что небогатый до того председатель приоделся и купил… джип. Надо сказать, что оплаты ни домовой совет, ни он не получали за свою деятельность. Затем увидели, что питается он в кафешках, которые арендуют у нас первые этажи. Выяснилось, они ему платят, дабы не писал кляузы на нарушения ими разных техусловий и эксплуатацию стен и подвалов дома. Проверки стоили этим заведениям дороже.
Последнее узнала делегация нашей стороны во главе со Славой, когда, изуверившись в помощи со стороны, решила свалить председателя и принялась искать союзников.
Собственники помещений, сдаваемых в аренду, стонавшие от его вымогательств, с радостью согласились проголосовать за любую иную власть, которая вряд ли была бы хуже.
Началась предвыборная компания, походы по квартирам и беседы с людьми. Это обеспокоило противную партию. Мою половину, как главную зачинщицу Сопротивления, вызвали в субботу во двор для переговоров председатель и оставшаяся в совете тётка.
Я был дома, и Слава упросила меня следить из окна, но не выходить наружу. Мне не понравилась эта идея, но я, скрипя зубами, согласился. Чего не сделаешь ради любимой? Я даже отказался от езды на велосипеде в городе, когда она встала передо мной на колени и заплакала. Правда, следует признать, что до этого меня дважды сбивала машина. Первый раз отделался синяками, а во второй… ей пришлось дежурить у меня в больнице. Я оказался крепче своего железного двухколёсного друга. Он превратился в утиль. Меня удалось собрать.
Увы, наш город – не для велосипедистов, как и задумывался не для горожан, а для имперского величия и угроз надменному соседу. Если и страна не для людей, а люди для страны, то чему тут удивляться?
Итак, я следил за переговорами из окна. В какой-то момент мне показалось, что председатель размахивает руками.
Около лица моей пани.
Что было дальше – помню смутно. Как я слетел по лестнице, как очутился во дворе, что сделал… Очнулся я, стоя над тушей председателя, которая приземлилась (видимо, с моей помощью) на камни, которыми замощён двор. На лице гада я прочёл изумление. Он произнёс: «Ой! Что это?..» Далее я с помощью ряда идиом ответил на его вопрос, а также объяснил ему, что будет… если он… только помыслит… а не попробует сделать или приблизиться… сколько ему останется тогда жить… а я – человек травмированный, сбитый машиной… мне всё равно…
Вероятно, я был достаточно убедителен. Я увидел, что он мне поверил. Во всяком случае, дальше он исчезал, едва завидев, а от супруги моей прятался.
Позже я услышал, как было дело из рассказа Славы подруге: «Я стою, разговариваю с ними, вдруг распахивается дверь парадной, оттуда вылетает полуодетый мой Лешек и, произнося слова, которые я от него никогда не слышала, кидается на председателя… Я не успела понять, что произошло, как тот полетел вниз!»
Тётка из совета утверждала, что я ударил его кулаком в лицо. Помню, кажется, выкинул вперёд две руки, вот только последовательно или одновременно… утверждать не могу.
Мне повезло. При приземлении он мог убиться, приложившись затылком о камень, сломать себе что-нибудь. Обошлось. Но, разумеется, Слава мне обо всём этом сказала. Весьма эмоционально. Что мог этот гад разбить себе чашку…
Дома у нас было трудное выяснение. Слёзы, крики про тюрьму, и что я хочу оставить её вдовой… Моя Слава перемежала русские слова с польскими, то ругалась, то целовала меня.
Сложно бывает что-то объяснить женщине, в языке которой запомнить означает забыть, бляха – противень, сливки – помои, а вонь – приятный запах…
Она говорила, не зная, что внутри меня звучит:
«А кругом горят факелы,
Идет сбор всех погибших частей.
И люди, стрелявшие в наших отцов,
Строят планы на наших детей.
Нас рожали под звуки маршей,
Нас пугали тюрьмой.
Но хватит ползать на брюхе!
Мы уже возвратились домой».
Мы с ней редко ругаемся, чаще она вспыхивает. Но быстро отходит, и целуемся, целуемся… хотя, казалось бы, столько лет вместе. Чёрт, у меня в жёнах – лучшая женщина Земли. Надо же так повезти! Только за что? Я-то её не стОю… Разве что авансом или в другой жизни был лучше и заработал счастья на несколько.
Однажды я спросил у королевны моего сердца, как она может меня любить, такого… не пойми какого, с множеством недостатков? Моя женщина, улыбаясь одними глазами, сказала, словно сама удивляясь: «Знаешь, я сделала открытие… Когда любишь, то и недостатки милы».
И поцеловала меня.
Слава взяла с меня слово, что в дальнейшем я не трону его, А ТРОНУ, ТОЛЬКО ЕСЛИ УВИЖУ, ЧТО ЕЙ ГРОЗИТ ОПАСНОСТЬ. На последней части договорённости мёртво стоял я, употребив в адрес поверженного польское слово: «Он – просто…пад-ла». По-польски простопадла – перпендикуляр или вертикаль. Я показал ладонью, как он был вертикалью, а стал горизонталью. Она только головой покачала, усмехнувшись. В Славином языке много таких забавных слов. Например, курвиметр. Измеритель кривизны. Женского поведения, надо думать.
Вы догадались, что подразумеваю, говоря: «Я строю дом»? Нет, «строить» я никого не люблю, коль сам люблю независимость.
Как понимаю, дом, затаив дыхание, следил за переговорами и схваткой, а после полнился слухами, потому что после битвы сторонников у нас прибавилось, а сразу несколько человек предложили мне стать председателем. Я вежливо отказался, сославшись на то, что работаю и не смогу уделять проблемам дома достаточно времени. Хотя с той поры стал напевать другую строчку из песни БГ: «Этот поезд в огне и нам некуда больше бежать».
Следствием этих событий стало исчезновение кортика Славиного отца, всё наследство, что ей от него досталось. Вскоре мы поехали на день рождения моего друга, помешанного на рыбалке, держащего катер, и Слава вручила ему от нас, как капитану, это холодное оружие, попросив, чтобы я обыграл подарок, как я это умею.
Конечно, я догадался, что она хотела убрать кортик от меня, но ничего не сказал. У неё это была единственная память об отце, и я оценил её жертву.
Слава не знала, что в кладовке у меня лежал цельнометаллический туристский топорик. На случай, если понадобится.
Во время хождения по квартирам для сбора голосов выяснилось, сколько интересных людей проживает у нас. Тенор Мариинки (он, правда, съехал, ибо его залили соседи-юристы сверху), проректор – очень важный господин с молодой женой, прислугой и бонной для дитяти, юрист казанской ОПГ, как утверждали (бандиты теперь пошли в юристы), далее скромный работник Газпрома, прямо из песни Слепакова, с отдельным входом в двухсотметровую квартиру, ещё пожилой бизнесмен с семьёй на покое в пентхаусе, сумасшедший, контуженный «афганец», поставивший себе решётку на лестнице от других жильцов, врачи, училки, которых узнаешь сразу по речи, опять юристы… Меня поразило, как, при полном беззаконии в нашей стране, у нас производится вузами столько юристов на квадратный метр.
В наших походах по лестницам попалось несколько «резиновых» квартир, битком набитых выходцами из других республик, тогда как хозяева жили заграницей, ещё одна – сданная под хостэл, другая – под публичный дом (последняя была самая приличная по поведению, дабы не погубить бизнес). Традиционно встречались семьи алкашей, сидевших, коммуналки грустного вида, квартиры людей обычных, не слишком состоятельных, шизофреников (не шучу, увы) явно не в стадии ремиссии.
Слава была мотором нашей деятельности, равно ведя переговоры, как с юрлицами, включая Сбербанк, так и со старыми балеринами на покое. У нас оказались в соседях люди с французскими, немецкими, китайскими фамилиями…
В миниатюре наш дом был своего рода срезом страны.
(продолжение http://www.proza.ru/2018/05/08/586)