25.
***
А те декабрьские волнения самым непредсказуемым образом ударили и по журналу «Простор». Особенно, по молодёжному номеру. Ещё не прошла эйфория от нашей победы, как в ЦК партии Казахстана «на ковёр» были вызваны Главный редактор Геннадий Толмачёв и парторг журнала Валерий Михайлов. Оказывается, мы допустили политическую и национальную слепоту в заигрывании с казахскими националистами!
Мальчиками для битья были назначены два русскоязычных поэта – Ауэзхан Кодаров и Бахытжан Канапьянов. Но если Ауэзхана, инвалида с детства, почти не выходившего из дома на костылях, это мало коснулось, то Бахытжана, лауреата премии Комсомола Казахстана, помощника Первого секретаря Союза писателей Казахстана коснулось вполне ощутимо. Хотя сами стихи, вызвавшие нападки на Бахытжана, были опубликованы в следующем, уже «взрослом» номере журнала, причём петитом, цитатой в литературоведческой статье, их также подверстали к «нашей кампании».
Нет, Олжас Сулейменов не уволил его из помощников, это не вписывалось в стиль жизни и характер большого поэта, но Бахытжану попереживать пришлось, да ещё как!
Пресса ополчилась на небольшое стихотворение русскоязычного поэта, не очень-то объясняя, в чём его крамольность. Помню, как искренне он изумлялся – за что такая «милость», как в сотый раз перечитывал вслух свои же собственные строчки, из-за которых разгорелся сыр-бор:
Позабытый мной с детства язык,
Пресловутое двуязычие,
При котором теряю свой лик
И приобретаю двуличие.
Я пойму неизвестного мне
Уходящего аборигена,
Но когда я средь ночи во сне
Перед предком склоняю колено,
Сознаю, что не верит он мне,
Как пришельцу из тяжкого плена.
Усмехнется он в той стороне:
Ты меня недостойная смена.
Перечитывал, и снова недоумевал, и вновь восклицал в растерянности: «Ну, кто, кто мне объяснит, наконец, что я тут сказал такого, что может возбудить межнациональную рознь?..». И вновь перечитывал, и снова недоумевал…
А стихи Ауэзхана Кодарова были обвинены вообще непонятно в чём. «Заигрывания» с казахами-националистами там не было никакого, скорее напротив – ироническая, юморная самокритика «слабостей» национального характера.
***
Да, молодёжный номер вышел, наша Когорта, можно сказать, оформилась. Во всяком случае, мы почувствовали себя если не «единой могучей кучкой», но уже зримо прорисовались отчётливые черты связанности, внутреннего единства, стилевого, и даже социально-поколенческого. Это было счастливое, быть может, самое счастливое время нашего поколения! Жилось, любилось, писалось сильно, мы свободно открывались, и уже были открыты миру… а хотелось раскрываться ещё, ещё, ещё…
То вселенски распахнутое мироощущение пронзительно, предельно ясно тогда выразил Виктор Шостко:
Пляшет пламя в глубинах двора.
Я под небом сегодня ночую.
Языки молодого костра
Жадно лижут прохладу ночную.
Дышит холодом ночь октября.
В тишине запоздалая ставня
Громыхнёт в закоулках двора,
Как в глухой глубине мирозданья.
Сад осенний и влажен и сир.
Лунный свет неподвижен и ярок.
В вышине рассыпается мир,
Как немыслимо щедрый подарок.
Иногда надо мной небосвод
Озаряется вспышкой мгновенной,
Да сосед свою дочь позовёт,
Окликая её во Вселенной.
Так просторно, пустынно, свежо.
Тает облако звездного дыма.
Жизнь поспешная, как хорошо,
Что душа так любовью ранима!
А Валерий Михайлов, не о том ли же самом?
...и чем дальше, тем больше любви:
Сердце всё раскрывается слепо
Непомерному чуду земли,
А быть может, и неба, и неба.
Так, наверное, чует строка,
Пробуждаясь, стихов приближенье,
Так, наверное, чует река,
Разливаясь, морей надвиженье.
Не пойму: то ли день, то ли ночь
И не вижу, не чую причала...
Неужель океанская мощь –
Это только начало, начало?..
Не о том ли буквально кричала, словно звала весь мир Мария Чекина?
Что красота? – Всё занята собой!
Удачливость? – Удачами своими.
Кто занят жизнью?
Кто врасплох захвачен
Её явленьем? –
В трамвае, в будний день, в средине дня,
Боясь смешным казаться, чуть не плачет –
Кто счастьем жить как сквозняком прохвачен?
Откликнись, отзовись, возьми с собой меня!
Мария Чекина… единственная из авторов нашего молодёжного номера поэтесса, которая в нашу Когорту попала не то чтобы случайно, но – по милосердию человеческому. По таланту, конечно, но и - по высокому, не признающему границ и наций милосердию человеческому, а по сути Божьему. Русская девушка – рассказывали знающие её – русокосая красавица, студентка Литинститута, она вдруг вышла за киргизского парня, который увёз ей в горный аул и там практически отрезал от литературного общения и, как рассказывала сестра её мужа, вообще от общества.
Она, замечательно одарённый поэт, тосковала, но, боясь ослушаться восточного мужа, похоже, вынуждена была замкнуться в общении. Это – со слов всё той же сестры мужа Марии. И, добрая душа, эта киргизская женщина, сестра её мужа, тайком привезла через Киргизию в Казахстан, передала нам подборку её стихотворений. Мы, конечно же с радостью, опубликовали стихи, такие стихи, которые хочется приводить снова, снова:
***
Как лёгок дым, как воздух ярок,
В пороше тающей весь двор,
Поленница пьянит, и набок
Сама вот-вот столкнёт забор.
Всё так пестро, свежо, негладко...
Зама-равнинушка! Гони!
Рассыпь по свету без оглядки
Свои сверкающие дни.
Ночь в саду
Всё полнозвучней ночь, всё ярче, всё узорней,
Лист шаткий чёрен, а звезда так радостно светла
И светел луч её, как путь, которым
Душа хотела течь – но всё иным текла.
***
Свет, под вечер летящий
Мою землю обнять,
Свете тихий, не чающий
Каждый склон осиять,
Уходящий, слабеющий,
Будто старая мать,
Свете мой вечереющий,
Как тебя задержать?
Встреча нежданная
Пенсию исправно платят ей,
Но платок пуховый по мечте ей:
Тётя Поля, тётка Пелагея
Моет пол в ладу с мечтой своей
И себя нисколько не жалея.
Но однажды из деревни брат
К ней приехал прямо на работу
(А пора студёная была),
Лестницу она, склонившись, терла.
– Трудисси? – спросил он.
И заплакал. –
А уж сам ли не видал труда?
Видно, вот оно, родное сердце, –
Лишь оно одно-то и заплачет
(Да и то с разлуки!)
О старухе, во поре осенней
Моющей казённые ступени.
***
О жизнь, звезда и маятник,
Взгляд – и биенье сердца,
Не умертви, сжимая,
В своей ладони детской.
И вымыслом – и сутью
В твоих руках везде
Мы днём верны минуте,
А по ночам – звезде.
Сорвётся ль сердце-маятник
В ту ночь небытия...
Какой звезде, обретшей лик,
Повем печаль моя?
Белая Церковь
Что мне в твоём молчанье,
Русь, моя даль и близь,
Голубь мой белокаменный –
Падающий в высь?
***
Для вечной жизни мне так мало надо:
Стол, дерево одно из старого родного сада
В моё окно,
Слова первоначальные любви
За сердцем повторить
И – уходя – оставить свет,
Окно – не затворить.
***
И всё-таки вставал уже перед нами выбор – двигаться дальше поодиночке, или ещё более укреплять единство Когорты. На одном из традиционных подведений итогов литературного года, где с обзорами поэтических публикаций в разное время выступали Анатолий Загородний, Валерий Михайлов, Григорий Кельс, я выступил со статьёй, где предпринял попытку осознания нас как поколение, Или, если уж на то пошло, как новое литературное направление.