«Всё отнято: и силы, и любовь» – Анна Ахматова
(Заметки по поводу недалёкого 130-летия со дня рождения поэтессы)
Наверное, наивно думать о том, что в наших прагматично-деловых буднях где-нибудь может возникнуть атмосфера возвышенного осмысления окружающей действительности. Как сегодня воспринимается, например, поэзия нашими согражданами, включая тех, кто причисляет себя к числу образованных людей? В лучшем случае – нейтрально. Это те, кто поэзию понимает и относит её к неотъемлемой составляющей культурной гармонии мира, но в то же время полагает, что и ущерба особого для общества не будет при отсутствии массового на неё спроса.
А и то сказать: откуда взяться трепетному отношению к поэзии, если хорошим стихам нынче очень трудно пробиться сквозь разросшуюся до пугающих размеров словесную окололитературную шелуху компьютерных сетей? Как не потерять то, что мы имели в совсем недалёком прошлом, если имена наших замечательных отечественных поэтов всё реже появляются в современном литературном обиходе?
И я был недавно немало удивлён, когда, пролистывая критическую публицистику К. Чуковского, наткнулся на строки, перекликающиеся вот с этими моими мыслями об отечественной поэзии:
«Мы до сих пор не научились гордиться замечательной лирикой наших русских поэтов ХIХ – ХХ веков, плохо и поверхностно знаем её и не испытываем по отношению к ней тех благоговейных, восторженных чувств, которые издавна заслужены ею.
Между тем, если бы вдруг исчезло каким-нибудь чудом всё сотворённое русской культурой, а остались бы только стихи, созданные великими русскими лириками – Пушкиным, Лермонтовым, Баратынским, Некрасовым, Тютчевым, Фетом, Блоком, Ахматовой, – мы и тогда знали бы, что русский народ гениален и что сказочно богат наш язык, обладающий бесчисленными красками для изображения сложнейших и тончайших эмоций».
1. Величавость незаносчивого характера
… А если честно сказать, то меня удивило ещё и то, что в тот ряд литературных корифеев великий мастер поставил не очень часто появляющуюся у нас на критическом литературном слуху – Анну Ахматову.
Но ведь как он прав – наш уважаемый Корней Чуковский!
Вы только вчитайтесь в сокровенные строчки поэтессы. Каков слог… какова ткань поэтики…
Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.
Со мной всегда мой верный, нежный друг,
С тобой твоя веселая подруга.
Но мне понятен серых глаз испуг,
И ты виновник моего недуга.
Коротких мы не учащаем встреч.
Так наш покой нам суждено беречь.
Лишь голос твой поет в моих стихах,
В твоих стихах мое дыханье веет.
О, есть костер, которого не смеет
Коснуться ни забвение, ни страх.
И если б знал ты, как сейчас мне любы
Твои сухие, розовые губы!
… С её немногочисленных портретов глядит всегда куда-то мимо нас серьезными, чуть отрешенными глазами аристократической внешности женщина. Да, она была не такой, как все… Не всеми понятой, чудаковатой, вежливо-холодноватой… «Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитой чопорностью, как светская дама высокого тона, - вспоминает об Ахматовой К. Чуковский, - Она представлялась многим слишком высокомерной и чинной… и почему-то все забывали, что родилась она у Черного моря и в детстве была южной дикаркой – лохматой, шальной, быстроногой».
В его воспоминаниях Анна Ахматова – женщина немногословная, но с таким открытым сердцем, «с такой склонностью к иронической шутке, острому слову, сарказму», что она «мгновенно становилась душой самых изысканных компаний».
«Анну Ахматову я знал с 1912 года, – пишет о поэтессе Чуковский, - тоненькая, стройная, похожая на робкую пятнадцатилетнюю девочку, она ни на шаг не отходила от мужа, молодого поэта Н.С. Гумилева, который тогда же при первом знакомстве назвал её своей ученицей.
То было время её первых стихов и необыкновенных, неожиданно шумных триумфов. Прошло два-три года, и в глазах, и в осанке, и в её обращении с людьми наметилась одна главнейшая черта её личности: величавость. Не спесивость, не надменность, а именно … нерушимое чувство уважения к себе, к своей высокой писательской миссии.
… Даже в позднейшие годы, в очереди за керосином, селёдками, хлебом, даже в переполненном жестком вагоне, даже в ташкентском трамвае, даже в больничной палате, набитой десятком больных, всякий, не знавший её, чувствовал её спокойную важность и относился к ней с особым увапжением, хотя держалась она со всеми очень просто и дружественно, на равной ноге».
2. Странная услада обид
… Анна Андреевна Горенко действительно родилась в Одессе – 11 июня 1889 года в семье инженера-механика флота в отставке А. А. Горенко (1848—1915), ставшего после переезда в Петербург коллежским асессором, чиновником для особых поручений Госконтроля. Она была третьей из шести детей.
Любопытно, что литературный псевдоним, ставший впоследствии ее официальной фамилией, семнадцатилетняя поэтесса выбрала после того, как её отец категорически запретил «срамить» фамилию «недостойными опусами». Ей показалось, что девичья фамилия её «бабушки-татарки», якобы имеющая корни в роду ордынского хана Ахмата, созвучна с вольным характером поэтической стихии. «Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем», - заметила она как-то в своих автобиографических заметках.
Детские годы Анна провела в Крыму – её мать рассталась с мужем и уехала к южному побережью лечить обострившийся у детей туберкулез. В следующие годы девочка переехала к родственникам в Киеве – там она окончила Фундуклеевскую гимназию, а затем записалась на юридическое отделение Высших женских курсов.
В Киеве Анна начала переписываться с Николаем Гумилевым, который находился во Франции и издавал парижский русский еженедельник «Сириус». В 1907 году на страницах «Сириуса» вышло первое опубликованное стихотворение Ахматовой «На руке его много блестящих колец…». В апреле 1910 года Анна Ахматова и Николай Гумилев обвенчались.
После возвращения в Петербург Ахматова поступила на Высшие историко-литературные курсы. В начале своего творчества она пошла путем акмеизма (новое литературное течение, провозглашавшее культ конкретности, материальности и «вещественности» литературных образов). В тот период она писала много стихов и быстро стала популярной в поэтических кругах.
В 1912 году вышел первый сборник стихотворений Ахматовой «Вечер». Перед началом Первой мировой войны Ахматова опубликовала второй сборник стихотворений – «Четки».
… И сразу же её поэзия была замечена «солидной» критикой. Те первые публикации Ахматовой оказались странным образом связаны с её трагической судьбой. Быть сирой и слабой, не иметь ни возлюбленного, ни дома – стало главным мотивом большинства её стихов. Изо всех мук сиротства она особенно облюбовала одну: муку неразделённой любви. Говоря от лица нелюбимых, она создала вереницу страждущих, почернелых от неразделённой любви женщин, которые «бродят, как потерянные», то заболевают от горя, то вешаются, то бросаются в воду. Порою они проклинают своих любимых, как врагов и мучителей:
… ты наглый и злой…
… О, как ты красив, проклятый!
… ты виновник моего недуга…,
Но всё же любят свою боль, упиваются ею, носят её в себе, как святыню, любовно благословляют её.
«В те ранние годы, - утверждает Чуковский, - в этой тоске и обиде была для Ахматовой странная услада. Порою она и сама признавалась:
Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
И ещё:
Оттого и лохмотья сиротства
Я, как брачные ризы, ношу.
… В 1914 году Николай Гумилев ушел на фронт, и Анна Ахматова проводила много времени в Слепневе – имении Гумилевых в Тверской губернии. Здесь она написала большую часть стихотворений, которые вошли в следующий сборник – «Белая стая», опубликованный в 1917 году.
«Белую стаю» открывало стихотворение «Думали, нищие мы…» :
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так сделался каждый день
Поминальным днем, —
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
Брак Ахматовой и Гумилева распался в августе 1918 года. Поэтесса вышла замуж за Владимира Шилейко – востоковеда и поэта, специалиста по Древнему Египту. В 1921 году Гумилева арестовали, а затем расстреляли.
Однако именно тот год потрясений и утрат стал плодотворным для поэтического творчества Ахматовой. В апреле 1921 года вышел сборник стихов «Подорожник», а в октябре – книга «Anno Domini MCMXXI» (в переводе с латинского — «В лето господне 1921-го»).
После развода с Шилейко поэтесса впервые официально получила фамилию Ахматова — ранее в ее документах значились фамилии мужей. В 1922 году Ахматова стала женой искусствоведа Николая Пунина, однако их брак не был зарегистрирован
… В середине двадцатых годов, поэзия Ахматовой, по мнению её современников, стала крепнуть и наполняться «свежей осознанностью мысли».
«Многие её стихотворения не песни, но здания, - удивлённо написал один известный критик, - здания, построенные в классическом стиле, без архитектурных излишеств, на прочном гранитном фундаменте.
Мудрая, математически строгая логика распределения прекрасно сконструированных словесных массивов и придаёт её произведениям классичность – таким, например, как «Приморский сонет», «Родная земля», Небывалая осень построила купол высокий», «Поэма без героя», «Слух чудовищный бродит по городу» и многим другим».
Было у Ахматовой нечто такое, что даже выше её дарования. Это утонченный аскетический вкус. В своих стихах она добивалась той необыкновенной простоты, которая доступна лишь большим мастерам. Рядом с ней многие другие поэты казались напыщенными и многоречивыми.
… В начале творческой жизни поэтический дар Анны Ахматовой сказался главным образом в любовных стихах, посвященных томлениям, мукам, безумствам, радостям и тревогам. Эти её стихи принято, по непонятной причине, называть интимными, камерными, как будто любовь, при всей своей глубочайшей интимности, не всечеловеческое чувство, как будто существуют сердца, неподвластные ей.
Но в более поздних стихах её поэзия питается более зрелыми чувствами – чувством Родины, болью о Родине. О чём бы ни писала поэтесса в свои последние годы, в её стихах ощущалась постоянная дума об исторической судьбе страны, с которой она считала себя связанной всеми корнями своего существа. Именно эта связь помогла ей создать такие строки:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне,
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться бех крова, -
И мы сохраним тебя, русская речь.
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки!
3. От репрессий – до признания…
Её судьба как будто специально изобиловала серьёзными жизненными испытаниями. Репрессиям были подвергнуты трое близких Ахматовой людей: первый муж, Николай Гумилёв, был расстрелян в 1921 году; третий муж, Николай Пунин, был трижды арестован и погиб в лагере в 1953 году; единственный сын, Лев Гумилёв, провёл в заключении более 10 лет.
Начиная с 1922 года, книги Анны Ахматовой начинают подвергаться жесточайше цензурной правке. С 1925 по 1939 год её стихи вообще нигде не публикуются. По скупым свидетельствам знакомых поэтессы известно, что она и писала очень мало (в основном занималась переводами), и даже то, что написала, потеряла позже во время эвакуации.
В 1935 –1940 годы ею была написана получившая мировое признание поэма «Реквием», в 1940 году увидел свет её новый сборник «Из шести книг».
В 1939 году поэтессу приняли в Союз советских писателей.
Войну Анна Ахматова встретила в Ленинграде. А 28 сентября по настоянию врачей была эвакуирована сначала в Москву, затем в Ташкент. В Ташкенте вышел ещё один сборник её стихотворений.
В 1944 году поэтесса в числе первых вернулась из эвакуации в Ленинград, но уже через год (1946 г.) снова оказалась в немилости у советского руководства. Вот как она была охарактеризована в Постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» от 14 августа 1946 года:
«Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусство для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодёжи и не могут быть терпимы в советской литературе».
А член Политбюро ЦК ВКП (б) А. А. Жданов в одном из публичных выступлений высказался в её адрес ещё откровеннее:
«… Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой… Такова Ахматова с её маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой. Ахматовская поэзия совершенно далека от народа».
Справедливость, увы, восторжествовала только тогда, когда Анны Ахматовой уже не было в живых: «Постановление» по ней, как ошибочное было отменено на заседании Политбюро ЦК КПСС 20 октября 1988 года.
… И лишь в 1951 году поэтессу восстановили в Союзе писателей. Более того, никогда не имевшая собственного жилья, в 1955 году Ахматова получила от Литературного фонда дачный домик в поселке Комарово.
В 1962 году поэтесса завершила работу над «Поэмой без героя», которую писала в течение 22 лет. Как заметил поэт и мемуарист Анатолий Найман, «Поэма без героя» написана Ахматовой поздней об Ахматовой ранней – она вспоминала и размышляла об эпохе, которую застала.
В 1960-е годы творчество Ахматовой получило широкое признание — поэтесса стала номинантом на Нобелевскую премию, получила литературную премию «Этна-Таормина» в Италии. Оксфордский университет присвоил Ахматовой степень почетного доктора литературы. В мае 1964 года в Музее Маяковского в Москве прошел вечер, посвященный 75-летию поэтессы. На следующий год вышел последний прижизненный сборник стихов и поэм – «Бег времени».
Болезнь заставила Анну Ахматову в феврале 1966 года переехать в подмосковный кардиологический санаторий. В марте она ушла из жизни. Поэтессу отпели в Никольском морском соборе Ленинграда и похоронили на Комаровском кладбище.
4. Послесловие
О творчестве Анны Ахматовой сегодня до обидного мало пишут литературные журналы, её стихов нет в школьной программе.
Но есть её стихи в книжках, которые можно, взяв в руки с полки (первую попавшуюся на глаза), прочитать и насладиться красотой слова:
Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей...
Но больше нет ни слез, ни оправданий.