ЛИХА БЕДА НАЧАЛО
(Продолжение главы 2)
На второй день комендант нам привез две старые кровати с железными спинками и панцирными сетками, и мы смогли перебраться с пола на кровати. И чтобы клопы не атаковали нас с пола, вокруг всех ножек кроватей мы насыпали дуст, по доброму совету соседей. Но еще долго, пока мы в квартире не навели должную чистоту и не уничтожили клопиные гнезда во множестве щелей, клопы по ночам, в темноте, по стенам взбирались на потолок и от туда падали к нам в постели, да так порою активно, что на утро простыни были все в кровавых пятнах. Особенно мы переживали за сына – к ребенку они имели особое предпочтение. Во время войны, будучи детьми, мы сами испытывали страдания не только от постоянного голода и зимой от холода, но и от кровососущих нас вшей, которых мы у себя постоянно выискивали, вычесывали из волос на голове, а они плодились и плодились до тех пор, пока не кончилась война и жить стало лучше. А здесь мы испытали шок от клопов, редкой гадости в наших родных солнечных краях Киргизии.
Из мебели у нас долгое время ничего не было, да и купить ее поначалу было негде и не за что. Спасибо все тому же соседу Васе Серому (он с семьей приехал в Павлодар из Кирова на стройку), который за небольшую плату смастерил для нас из грубо отесанных досок три подобия табуреток и кухонно-обеденный стол, которым мы пользовались долгое время, пока не приобрели мебель в магазине.
Первой нашей покупкой в 1960 году был круглый, раздвигающийся стол, красиво отделанный светлым дубовым шпоном, который и теперь еще верно служит в семье у дочери Гали, которой мы отдали стол уже здесь, по приезду на Рязанщину. Тогда же мы купили 4 венских стула и кухонный буфет с антресолями. Приобретения мебели всегда были семейными событиями. Такими же событиями было приобретение двухместной спальной кровати рижского производства в 1966 году в г. Шевченко на Мангышлаке и мебельной стенки югославского производства в 1981 году в Беловодске за 6 тысяч рублей, по цене, за которую можно было купить авто «Москвич».
На второй день, как и было указано, я к 9 часам утра пришел в штаб колонии. В кабинете начальника колонии проходило «оперативное совещание». На нем майор Говорунов представил меня начсоставу и назвал мне присутствующих: зам. начальника по режиму ст. лейтенант Лихачев, зам. начальника по ПВР (политико-воспитательной работе) ст. лейтенант Сирота, начальник спецчасти капитан Красавин, начальник оперчасти – Середа, оперуполномоченный лейтенант Шалифов, начальник ЧИС (части интендантского снабжения) капитан Кузьмин, начальник медчасти ст. лейтенант Хабибулин, начальник отрядов майор Озимов, капитан Курмакалиев, лейтенант Ракитин, лейтенант Камалитдинов, капитан Котягин, лейтенант Ивашко, инспектор по кадрам мл. лейтенант Рябов, он же секретарь парторганизации.
Все заключенные были разделены на «отряды» по сто человек и размещены каждый по отдельному жилому бараку. В бараках были установлены двухъярусные железные койки на всю длину барака с проходом посередине. Между койками имелись тумбочки для хранения личных вещей и туалетных принадлежностей. Кровати заправлялись суконными одеялами по армейскому образцу.
Внутри отряда заключенные были разделены по производственным бригадам с учетом специальностей по производимым работам. Руководил отрядом начальник отряда. Он проводил воспитательную работу с заключенными, отвечал за их поведение: соблюдение внутреннего распорядка дня и режима содержания, трудовую дисциплину и выполнение норм выработки, проводил с ними культурно-массовые мероприятия, организовывал их профессиональную подготовку и общеобразовательное обучение, проводил политзанятия и индивидуальные беседы, формировал актив отряда из бригадиров производственных бригад.
В Совет отряда кроме бригадиров входили члены совета, которые выбирались открытым голосованием на общих собраниях заключенных отряда. На Совете отряда обсуждались общие вопросы жизни отряда, соблюдения режима содержания и выполнения производственных заданий, разбирались злостные нарушения, а также рассматривались заявления и просьбы о представлении к условно-досрочному освобождению и снятию ранее наложенных взысканий.
Одним словом у начальника отряда было хлопот полон рот. Он непосредственно лицом к лицу ежедневно контактировал со всем составом заключенных отряда, нес персональную ответственность за каждого подопечного, отвечал за их безопасность и все видимые и невидимые их проделки и нарушения режима содержания, был первым козлом отпущения в случае ЧП.
Я не знаю, как другие начальники отрядов, имели ли специальную для этого подготовку или нет. Все они были старше меня. Некоторые из них, как мои родители, еще рожденные до октябрьской революции, но большинство из них были участниками войны. Мне было только 24 года, а они часто заводили разговоры о том, что скорее бы «выйти на пенсию». Такие разговоры были для меня непонятной абстракцией. Как они оказались на работе в органах, я не знаю, но какой-то специальной подготовки они не выказывали, потому что вряд ли обладали ею. Все они были практики.
Для введения меня в курс дела закрепили за мной шефа начальника отряда капитана Котягина Ивана Петровича, узкоплечего, невзрачного на вид, с хитрым прищуром карих глаз мужичка в заношенном кителе с примятыми погонами на плечах. Кроме того, мне было рекомендовано ознакомиться в спецчасти у Капитана Красавина с руководящими приказами, циркулярами и по списку заключенных в отряде с их личными делами, чтобы знать, кто и за что осужден, на какой срок, сколько уже отсидел, а также об имеющихся поощрениях и наказаниях.
И окунулся я во весь этот омут с головой и вынырнул только через десять лет.