Где ты, друг мой преданный, далёкий?
Жив ли? Иль давно уже почил?
Иль вдали сует ты, одинокий,
век влачишь свой среди гор, долин.
Как мечтаю встретиться с тобою,
и обнять, и посидеть в тиши,
вспомнить вместе время боевое,
выпить чарку на помин души
боевых друзей - земля им пухом!
Жизнь свою отдавши за страну,
не поняв ни слухом и ни духом,
умирать пошли за чью вину?
Кто толкнул их в эту мясорубку?
Приказал идти на смерть, не жить.
Подожди-ка, закурю я трубку...
Вспоминать - лишь сердце бередить!
Вспомним лучше как мы песни пели,
под баян пред боем в блиндаже,
как в окопе грязном мы сидели,
согреваясь мыслью о жене.
Помнишь, бились с немцем за высотку,
бой был жарким, а приказ – один:
«Взять во что бы то ни стало сопку!»
Танк мой пострадал тогда от мин -
Люк заклинило, не поддаётся!
Думал – всё!.. В нём заживо сгорю!
Но по рации твой голос подаётся:
«Друг, держись, на помощь я иду!»
И с поля боя, чуть живого -
Обгоревшего, с раненьем ног,
грузного, тяжелого такого,
что есть сил, по снегу ты волок.
А потом мы вместе фрицев били,
когда снова в строй вернулся я,
все четыре года вместе были,
до Берлина самого дойдя!
Ну а после время разбросало:
ты уехал в горные края.
Почта часто в письмах сообщала,
ничего от друга не тая:
"Жив я, друг, но жизнью недоволен -
потерял семью, теперь один,
как орёл, свободен, сердцем волен.
Я в горах живу, как господин!
Я сбежал от суетности этой,
не того от жизни раньше ждал–
представлял её я ярким цветом,
но цветок не оправдал... увял".
Прочитал письмо, и грустно стало,
Слёзы навернулись на глаза.
Русь моя! Неужто ты устала?
Воевали, что ли, мы зазря?
Что ж теперь ты сникла головою?
Без борьбы теряешь рубежи.
Оглянись, родная, мы с тобою!
Кликни только, мы сомкнём ряды!