УКОЛ

Модест Минский
Я поднимаюсь на лифте, до самого упора. Он движется с неприятным скрипом и останавливается, чуть ли не на каждом этаже. Неудобно - пожилые женщины пытаются войти, но остаются, ни с чем. В узком отсеке комплект. У меня же нога, она не ходит, вроде простительно. Но по внешнему виду не скажешь. Бодрый, выбритый, одеколоном успел брызнуться и одет хорошо, не так, как положено в сорок пять. С вызовом. Джинсы, рубашка, широкий ремень с большой металлической пряжкой и черт какой-то изображен, белые кроссовки. Что они думают? Взгляд недобрый. Под такой одеждой не могут скрываться болячки, такие, чтобы непременно на лифте. Для подъема, если по совести, я должен выглядеть примерно так - брюки бесформенные, не видевшие несколько лет утюга, клетчатая рубашка, с выгнутым от "коррозии" воротником и разными пуговицами, черные ботинки с тупыми носами, шляпа и палочка. Тогда все в порядке. Да, ладно, пусть думают. Не ковылять же с больной ногой по ступенькам, вызывая жалость проходящих. Впрочем, какая в поликлинике жалость. На потухших лицах философия Канта или гипотеза Пуанкаре.
Возле процедурного один человек. Я на всякий случай интересуюсь:
- Сюда?
Мужчина кивает.
- Буду за вами.
Этаж пустой. Нет дверей с табличками "терапевт", нет страждущих поделиться кровью на эритроциты. Вот там аншлаг. А здесь печальные серые стены. Чем заняться? Снова прочитать плакаты, начиная от вреда курения и алкоголя, до закупорки сосудов холестерином и трофическими язвами при диабете. Картинки грустные, как и обстановка. Лишь в торце через окошко пробивается мутное солнце из-под пелены облаков и легкий ветерок, через приоткрытое окно трогает штору-фату. А еще какое-то растение в большом горшке. Там жизнь.
Выходит женщина, мужчина заходит. Я один. Сидеть не хочется, после этого сложно подняться, нога, видите ли, а зачем сложности?

В кабинете все по старому. А что могло измениться со вчерашнего дня? Впрочем, это хорошо.  Знаешь что, куда, зачем.
- Готовиться?
- Да.
Спускаю штаны, не полностью, так чтобы верх неприличного места виден. Медсестра что-то пишет в журнал, потом ловко расправляется с верхушкой ампулы, которую ей дал. Наполняет шприц... Далее не смотрю. Ну их к черту. Когда смотришь, мысли всякие неправильные. Колют все по-разному. У каждой своя техника. Какая у этой, не помню.
Чем-то быстро мазнула, потом легкий "комарик" и ждешь, чтобы иголку обратно достала. Любое ожидание неприятно, как все в жизни. Комарик комариком, а иголка там торчит. Чувствую.
- Одевайтесь.

Опять в лифт, снова недоверчивые лица.

Ковыляю в регистратуру. Нужен талончик к окулисту. Не верю этим электронным очередям по телефону. Дедовский метод проверенный. Бумажка со временем и датой, фамилией врача. Правда, здесь тоже что-то вносят в компьютер, но при тебе.
Уже на выходе стакиваюсь с девушкой. По глупому сталкиваюсь. Пытаюсь быть джентльменом, двери там всякие стеклянные открываю, пропускаю. Перед этим набираю полную грудь, чтобы живот, как у бодибилдера и плечи пошире. Он, вроде и небольшой, этот живот, но все равно, так приятнее. Девушка уж больно хорошенькая, с вызовом. Проходит, вроде не замечает, как бы все собой, так, слегка кивает или кажется. По телефону правда что-то пытается объяснять, занята. Простительно. И все бы ничего. Делов-то, случай из тысячи. Но с плеча соскальзывает сумка, увесистая такая и с размаху опускается в самое мужское место, словно метилась. И я непроизвольно говорю: "Ой"! и сразу сдуваюсь. Ну, там осанка, живот на прежнее место. Она в ответ: "Извините". Слава богу, заметила, наконец.
- У вас сумка волшебная. Летает.
- Да, живет своей жизнью.
- И увесистая.
- Почувствовали?
- Еще бы.
Симпатичная. Юбочка, блузка, волосы собраны, лишь отдельные пряди торчат, словно не поместились. Деловая. И туфельками цок-цок. После угрюмых посетителей и медсестры со шприцем, солнечный зайчик, проскочивший сквозь непогоду.
- Вы меня добили. Удар ниже пояса.
Пытаюсь за ней поспевать. А у самого мысли как на третьем десятке, неуверенные, вперемешку с нежными духами. И нога противная тянется.
- Мужчинам иногда полезно, отрезвляет.
 Ты смотри, нахалка молодая, и улыбается.
- Даже раненым мужчинам?
- Раненым тем более.
Хорошо, что не утро. Хорошо, что сбавляет шаг, так бы не поспеть. Утром люди злые и суетливые, словно будильник не сработал или кофе пролилось.
Интересно, заметила, что хромаю? Впрочем, в поликлинику не за праздником ходят. Должна понимать. Человек тоже ломается. Но чтобы знала - то, что у меня - подлежит починке. Вот, обязательно знала. И ранение, нанесенное у дверей, не выбило из строя. Даже смешно, про ранение.
- Вы не спешите, это хорошо.
- Чем?
Улыбка хитрая. Видит насквозь, но не отталкивает. Вроде шанс дает. Да и как не увидеть, все на роже нарисовано, будто облизнулся от бороды до ушей. Зачем в поликлинику ходила, к какому врачу? Беспокоит. Почему? Странно. Но это потом.
- Хотите анекдот?
- Нет.
- А мороженное?
- Не сегодня и как компенсация за причиненное увечье.
Одно слово - хамка.
Записываю телефон.
- Давайте я вам прямо сейчас перезвоню.
- Не верите?
- Что-то неспокойно. Уж больно вы воздушны.
Улыбается.
Набираю номер. Она так и не отпустила свой аппарат после злосчастной двери. Тот загорается и наливается мелодией. Не рок, как у меня, что-то легкое, как сама.
- Убедились?
Скромно кланяюсь и понимаю - на сегодня достаточно. Нельзя переливать через край. Нужно что-то оставить и на потом. Чудеса всякие.
Смотрю вслед. Она сливается с толпой сначала на остановке, потом прячется в подошедший троллейбус. Машу рукой, не замечает. И правильно. Должна быть загадка. Мужчина должен пострадать, и мысли дурацкие всякие должны, и сомнения. Так все устроено. Нет в мире понимания. Мир не совершенен и чувства, как звезды в ночном небе. Что это со мной? Причем здесь звезды?
Иду на ту же остановку, а в голове уже планы и фантазии и конечно про нее. Странно, где боль? Вроде прошла, не хромаю. Может укол подействовал. Хотя? Но делала сегодня хорошо. Может чудеса начались? Кстати, погода налаживается. Будет хороший вечер. Можно помечтать.