ДЕДУШКА
(Почти библейская история)
Адик лежал в мягкой траве, закинув за голову дочерна загорелые руки, и, прищурившись, смотрел, как по высокому небу проплывают белоснежные облака. Солнце, несмотря на вечернее время, пекло неумолимо и капельки пота, прокладывая по бокам Адика мокрые дорожки, соскальзывали на тёплую землю. Жутко хотелось искупаться, но лень было вставать и идти к реке. К тому же, рядом сидел Дедушка, а Адик очень по нему соскучился.
Последнее время они редко виделись, потому что Дедушка всегда был занят. Даже сейчас, помимо общения с любимым внуком и наслаждения чудесным вечером, он, напялив на внушительный нос крохотные очки в блестящей оправе, внимательно изучал какой-то наполовину размотанный свиток, недовольно кривя мясистые губы.
Дедушка всегда говорил, что Адик может звать его, когда только ни пожелает, и он не сомневался, что Дедушка обязательно придёт, чем бы в тот момент ни занимался. Но Адик никогда не злоупотреблял этой возможностью, а всякий раз ожидал, когда Дедушка навестит его сам, хотя это случалось всё реже и реже.
Он скосил глаза, украдкой, сквозь полуприкрытые веки, наблюдая за Дедушкой. Несмотря на жару, тот, как всегда, был завёрнут в плотную белую хламиду. Его длинные седые волосы мягкими волнами струились по плечам, а курчавая борода ниспадала на грудь.
Конец свитка выскользнул из мозолистых пальцев и, раскручиваясь, покатился по траве. Дедушка подхватил его, небрежно смотал и сунул за пазуху. Сняв очки, он устало потёр переносицу и ласково посмотрел на Адика.
- У тебя всё хорошо? – спросил он, потрепав внука по выгоревшим кудрям. – Мне показалось, что сегодня ты какой-то смурной.
- Всё просто здОрово! – Адик потёрся щекой о дедушкину руку.
- Извини, что долго не приходил. Ты не звал, а сам я был страшно занят…
«Ты вечно занят», - подумал Адик и испугался, что Дедушка может угадать его мысли. Он знал: Дедушка это умеет, и ему стало немного стыдно.
Нашарив в траве узловатый посох и опершись на него, Дедушка тяжело поднялся.
- Тебе уже пора? – Адик попытался скрыть сожаление в голосе.
- Ну что ты! Ещё немного времени у меня есть. Чем займёмся? Может, купаться пойдём?
- Конечно! – обрадовался Адик, вскакивая на ноги.
Рука об руку они зашагали через луг к поблёскивающей в предзакатных лучах тонкой полоске реки. По лугу, пощипывая травку, медленно бродили овцы. Они разбрелись, казалось, до самого горизонта, потому что пастушьи собаки, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, резвились как шаловливые щенки.
- Кусака, Беляк, Загоняй! – сердито крикнул им Дедушка. – Ату, бездельники! Гони! Гони!
Беляк с Загоняем тут же кинулись собирать стадо, а Кусака, извиваясь всем телом и виляя хвостом, подбежала к Дедушке и ткнулась кудлатой головой ему в ладонь.
- Ах ты, подлиза! – рассмеялся Дедушка, почёсывая псину за ухом.
Кусака, заливаясь радостным лаем, принялась нарезАть вокруг них широкие круги. Адику бросилось в глаза, что собака за последнее время заметно растолстела и обленилась. Она даже за стадом не побежала, хотя для неё это было скорее удовольствие, чем работа.
«Сейчас я тебя растормошу, лежебока!» - весело подумал Адик, ловя Кусаку за лохматый загривок и запрыгивая ей на спину. Они всегда так играли: собака легко стряхивала с себя мальчика, валила его в траву, наступив лапами на грудь, и подавляя шутливое сопротивление, вылизывала тому лицо мягким слюнявым языком.
Но в этот раз Кусака не приняла игры. Она завизжала, словно ей отдавили лапу, и отскочила в сторону, поджав хвост, обиженно кося на Адика влажным глазом.
- Что это с ней? – Адик растерянно посмотрел на Дедушку.
- Всё в порядке, - Дедушка улыбнулся. – Скоро ты сам в этом убедишься. А пока лучше на время оставить Кусаку в покое.
Они не спеша спустились к воде. Адик, стряхнув с ног старенькие кеды без шнурков и оставшись в одних шортах-трусиках, с разбегу погрузился в прохладную глубину. Вынырнув на середине реки, он несколькими гребками достиг противоположного берега и ловко вскарабкался на него, цепляясь за корни трав и стрижиные норы.
Купание с Дедушкой мало чем отличалось от купания без Дедушки: пока Адик плескался в реке и, зажав пальцами нос, нырял с невысокого обрыва, тот сидел на берегу, уткнувшись в свои бесконечные свитки, с ловкостью фокусника извлекая их из складок одежды. Лишь иногда, когда до него долетали особенно сильные брызги, он отрывался от своего чтива и шутливо грозил внуку не до конца разгибающимся пальцем.
Но Адик всё равно был счастлив.
Когда он, вдоволь накупавшись, растянулся на прогретом за день песке, солнце уже почти касалось горизонта. Жара потихоньку спадала, но ночь обещала быть тёплой, и Адик решил, что не пойдёт сегодня спать в хижину, а переночует под открытым небом.
- Что у тебя новенького? – спросил Дедушка, присаживаясь рядом.
Адик стал взахлёб рассказывать ему о своих последних похождениях и проделках. Дедушка слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка задавая вопросы, да тихонько посмеиваясь в бороду. Он никогда ничего не запрещал внуку, не мешал набивать синяки и шишки, рассаживать коленки и не навязывал того, чего бы Адику делать не хотелось.
Впрочем, запреты всё же были, но высказывались они в форме назидательных наставлений. А если Адику случалось нарушить один-другой из них, Дедушка его не наказывал и не ругал, а только грустно качал седовласой головой, отчего сразу делалось понятно: больше Адик никогда так поступать не станет.
- Может быть тебе чего-нибудь хочется? – Дедушка внимательно посмотрел на внука. – Не хватает чего-то. Ты, говори, не стесняйся.
Адик замялся. Он давно готовился к этому разговору, но не знал, с чего начать.
Дедушка исполнял все желания внука, и Адик верил, что для того не существует ничего невозможного. Но сейчас он боялся, что его просьба может оказаться невыполнимой даже для Дедушки, и заранее готов был с этим смириться.
- Послушай, деда, - начал Адик издалека. – Здесь так хорошо, просто стыдно жаловаться, есть всё, чего душа пожелает. Столько разных мест и уголков. И живности всякой хватает: звери, птицы, рыбы… Но только я почти всё время один… Конечно, есть ты, но ведь с тобой не заберёшься на гору, не побегаешь наперегонки и не поныряешь за ракушками…
Дедушка серьёзно слушал его, задумчиво протирая стёклышки очков полой хламиды.
- Я понимаю, что, наверное, прошу невозможного: это ведь не удочка, не плот и не домик на дереве, но, может быть, ты сумеешь раздобыть мне друга?
Адик с надеждой посмотрел на Дедушку. Тот улыбался. У его глаз образовалась сеточка мелких морщинок, а усы приподнялись и смешно растопырились.
В складках хламиды вдруг тихо затренькало переговорное устройство.
- Говори,- буркнул Дедушка, поднося плоскую коробочку к уху.
Какое-то время он молча слушал, и лицо его становилось всё более суровым.
- Сейчас буду!
Дедушка убрал переговорное устройство и повернулся к внуку.
- Прости, малыш, но теперь мне уже действительно пора, - сказал он, вставая и отряхивая хламиду от налипшего песка. – А насчёт друга… Ты потерпи немного. Я подумаю, что тут можно сделать. Обещаю.
Если Дедушка обещал подумать, то ещё не бывало случая, чтобы у него чего-то не получилось. Конечно, сегодняшняя просьба была не совсем обычной, и полной уверенности у Адика не было, но он очень надеялся, что Дедушка и в этот раз не подведёт.
Подобрав свои кеды, Адик сбежал к воде ополоснуть ноги. Когда он обернулся, Дедушки на берегу уже не было.
***
На следующий день Дедушка не пришёл. И через день тоже. Адик не находил себе места, но упорно не звал Дедушку, ожидая, когда тот появится сам.
На третий день ему надоело маяться ожиданиями, и он отправился к побережью, позвав с собой Кусаку. Толку от неё, как от пастушьей собаки, всё равно было мало, а Беляк с Загоняем могли прекрасно управиться со стадом и вдвоём.
Сначала Адик планировал сплавиться до дельты на плоту, затем под парусом пройти вдоль берега к Дырчатым скалам, изобилующим пещерами и гротами, и окаймлявшим Межгорье с востока, но потом раздумал и пошёл пешком. Хотелось бежать по мягкой траве, распугивая ящериц и кротов, кричать во всё горло, радоваться жизни и ни о чём не думать. К тому же неплохо было бы наладить отношения с Кусакой, которая последнее время стала сама на себя не похожа.
Адик подозревал, что Кусака не захочет идти с ним, но, вопреки ожиданиям, та охотно откликнулась на зов и жизнерадостно потрусила рядом. Она даже дала погладить себя по спине и потрепать за ушами, однако, когда Адик, хлопая по ляжкам, пригласил её побороться, псина деликатно отказалась, не возражая, впрочем, пробежаться немного наперегонки.
Высокая трава скрывала истинное положение дел, но Адик всё равно видел, что живот у Кусаки отвис чуть ли не до самой земли и слегка болтается из стороны в сторону, как гамак с отдыхающим в нём Дедушкой. Адика это немного тревожило, но беспокоился он, скорее всего, напрасно. Собака с прежним дружелюбием поглядывала на мальчика и чувствовала себя, по всей видимости, неплохо: гонялась за бабочками и пыталась схватить зубами кузнечиков и собственный хвост.
За спиной у Адика, слегка оттягивая лямками плечи, болтался холщовый мешок, в котором лежала краюха свежего хлеба, баночка с солью, коробок спичек, фонарик и термос с холодным молоком. Эту ночь он провёл в домике на дереве, но с утра заглянул в хижину и взял всё необходимое, с расчётом, что вернётся назад только к вечеру.
Путь к побережью лежал через Каньон, в обход Дымного кряжа, по самому краю Круглой Равнины и был полон неожиданностей и открытий. Всякий раз, отправляясь этой дорогой, Адик не знал наверняка, с чем столкнётся и что увидит в пути.
Впрочем, то же самое происходило в Межгорье повсеместно: области вокруг постоянно изменялись. На месте извержения гейзеров вдруг возникало горячее озеро, болото с лягушками - становилось цветочным лугом, а плешивые холмы - зарастали густым лесом. Но наиболее заметные перемены случались там, где Адик бывал редко или мимоходом. Мест же, где он обитал постоянно и куда регулярно наведывался, изменения почти не касались.
Причиной всему являлись дедушкины эксперименты с трансформацией ландшафта, и это служило ещё одним поводом, почему Адику нужно было побывать у Дырчатых скал: он непременно должен был посмотреть, не превратились ли они во что-то другое. Ему нравилось это место и очень хотелось бы показать его своему новому другу. В том, что друг у него рано или поздно появится, Адик почти не сомневался.
С очередного пригорка открылся вид на Красные горы, и первый сюрприз не заставил себя ждать. Прилегавшая ко входу в Каньон каменистая степь со скудной растительностью, теперь вся была покрыта сочной зеленью, вблизи оказавшейся яблоневой рощей.
Задрав голову, Адик ступил под сень невысоких раскидистых деревьев, по которым, наверное, так приятно было бы полазить. Между стволами разливался головокружительный аромат спелых фруктов, ветви деревьев сгибались под тяжестью крупных бело-розовых плодов, в прогретом воздухе сонно жужжали осы.
Подобрав с травы свежий паданец, Адик потёр его о штанину, хрустко надкусил и аж зажмурился от удовольствия. Медвяный сок потёк по подбородку и закапал на грудь. Ему показалось, что никогда прежде он не пробовал ничего вкуснее. Но схрумкав ещё пару штук, он понял, что неплохо бы проглотить и чего-нибудь посущественней.
Идея отправиться к морю захватила Адика, едва он разлепил глаза, так что с утра ему было не до завтрака. Он уселся под деревом, прислонившись спиной к шершавому стволу, и распустил горловину мешка. Кусака крутилась рядом, жадно принюхиваясь. Уж она-то точно не забыла побывать у автоматической кормушки и получить свою порцию собачьего корма, но, конечно, была не прочь перекусить ещё разок. Адик отломил ей половину краюхи и налил в крышку от термоса немного молока, а сам принялся за свою порцию.
Мигом выхлебав молоко, Кусака долго обнюхивала хлеб, словно ожидая, что тот сейчас превратится в кусок мяса, но чуда не произошло. Она укоризненно посмотрела на мальчика и улеглась в траву, положив голову на лапы. Адик поднял хлеб и сунул его обратно в мешок, отправив туда же несколько яблок, которые в изобилии валялись повсюду.
Заморив червячка и посидев немного в тени, они ступили в Каньон. Было прохладно и сумрачно, на красных камнях лежали синие тени, под ногами шныряли прыткие ящерицы.
Здесь тоже произошли изменения: Каньон стал заметно шире, а по сухому, прежде, дну теперь струился звонкий извилистый ручеёк, из которого Кусака тут же принялась шумно лакать. Адик допил остатки молока и, ополоснув термос, набрал в него чистой воды.
Когда они вышли из Каньона, солнце ещё не достигло зенита. Далеко впереди искрилась морская гладь, справа раскинулась Круглая Равнина, а слева, загораживая почти половину горизонта, похожий на перевёрнутое ведро, высился Дымный кряж.
Сегодня он вёл себя неспокойно: из трещин в склонах вырывались клубы белёсого пара, в воздухе пахло гарью, земля под ногами мелко подрагивала. На левом запястье завибрировал браслет жизнеобеспечения, предупреждая о близкой опасности, но Адику, который рассчитывал сократить путь, пройдя у самого основания кряжа, и так было ясно, что придётся обходить его по широкой дуге. Будь он один, наверняка пренебрёг бы предупреждением браслета и пошёл коротким маршрутом, но сейчас приходилось думать о Кусаке, которая могла обжечь себе лапы о горячий грунт у подножия вулкана.
Равнина встретила их необозримым простором и пряным ароматом трав.
Дедушка использовал её как перевалочный пункт для различных животных, где те бродили целыми табунами, сменяя друг друга. Он приводил их из Внешнего Мира, и Равнина на какое-то время становилась им домом, а потом возвращал обратно, когда условия для их обитания снаружи становились приемлемыми.
Только овцы никогда не покидали Межгорья: их Дедушка держал для собственного удовольствия. Он любил, сидя в тени под деревом, сучить пряжу из овечьей шерсти, которую собственноручно остригал внушительными ножницами – такими тугими, что Адику требовалось значительное усилие, чтобы разжать их. Это занятие приводило Дедушку в хорошее расположение духа, и Адик часто помогал ему, сидя рядом и сматывая толстую пахучую нить в большие лохматые клубки.
Сейчас видимая часть Круглой Равнины была пустынна. Лишь в отдалении мирно пощипывало травку стадо некрупных полосатых лошадок. Адик про себя назвал их «зебрами», и решил на обратном пути рассмотреть вблизи.
Он любил давать имена: животным, предметам, местам или природным явлениям. И не сказать, даже, чтобы он сам их придумывал - скорее, имена эти возникали у него в голове непроизвольно. Когда доводилось встречать что-то новое, с чем никогда прежде не сталкивался – вдруг сразу становилось ясно, как это называется. Но Адику нравилось думать, будто это он сам их сочиняет. У некоторых вещей могло быть сразу несколько имён, у других же – лишь одно на двоих.
До побережья они добрались заполдень, в самую жару. Адик лоснился от пота, а Кусака тяжело дышала, вывалив розовый язык. Всю воду из термоса они давно выпили, но до Дырчатых скал было уже рукой подать, а там имелся пресноводный источник. Наскоро окунувшись, Адик поспешил к неровному частоколу скал, ломаными отрогами, уходящему в море. Кусака резвилась в полосе прибоя, лаяла на волны и гонялась за крабами.
Первым делом они вволю напились из родника, бившего прямо из скалы и стекавшего в море. Адик отыскал за приметным камнем свою подводную маску и надолго погрузился в изучение морского дна. Потом он вдоволь нанырялся с шершавого валуна, торчащего из воды в десятке метров от берега, и всласть позагорал на горячих камнях. Ему было так хорошо, что он почти позабыл и про Дедушку, и про обещанного друга.
Кусака, которая всё это время продрыхла в тени у скалы, проснулась и стала проявлять признаки голода. Адик и сам чувствовал, что давно пора обедать.
Раньше они с Дедушкой частенько выбирались сюда на пикники – варили крабов, уху, тушили мидии со съедобными водорослями. С тех пор, в гроте неподалёку, осталась кое-какая утварь: старый дедушкин плед, большая плетёная корзина, походный котелок и пара деревянных ложек.
Адик скоренько наловил в котелок два десятка крабов, натаскал деревянных обломков, в изобилии валявшихся на берегу и развёл костерок. Крабы скреблись о железные стенки котелка, но выбраться не могли. Адик залил их морской водой и подвесил над огнём.
Когда крабы приготовились, Кусака, питавшаяся, в основном, собачьими консервами, с жадностью набросилась на свою порцию. Она азартно хрустела крабовыми панцирями, проглатывая их вместе с мясом. Адик ел не спеша, вспоминая, как они бывали здесь с Дедушкой и, представляя, что возможно скоро он сможет привести сюда друга.
После еды мальчика слегка разморило, и он решил немного вздремнуть, прежде чем выдвигаться в обратную дорогу.
Когда Адик проснулся, солнце ещё высоко стояло над горизонтом, с моря, нагоняя облака, тянуло прохладным бризом. Закинув свой мешок за спину, он уже совсем собрался идти, но вдруг выяснилось, что пропала Кусака.
***
Адик проискал её до темноты: облазил все гроты, пещеры и ущелья (скалы не зря назывались Дырчатыми), заглянул, казалось, под каждый камень, сорвал голос, без конца выкрикивая её имя, но та, как сквозь землю провалилась. Мелькнула запоздалая мысль, что пока он спал, псина отправилась домой в одиночку. Конечно, это было на неё не похоже, но разве Адику не показалось, что последнее время Кусака вела себя как-то странно.
Ветер усилился, небо сплошь затянуло тучами, начинал накрапывать дождь, грозящий вскоре превратиться в ливень. Не могло быть и речи, о том, чтобы продолжать поиски, но Адику не хотелось возвращаться, пока он не будет уверен, что сделал всё, что в его силах. Он был бы даже рад, если Кусака ушла и сейчас находится в безопасности рядом с Беляком и Загоняем, но ему не очень-то в это верилось. Он решил, что продолжит поиски утром.
Пока дождь ещё не успел лупануть в полную силу, Адик натаскал в грот деревянных обломков: ночь обещала быть холодной. Начинался прилив, и к утру часть пещер могла оказаться затоплена, но ему не хотелось думать о самом худшем.
Завернувшись в дедушкин плед, он стоял у входа в грот, всматриваясь в сгущающиеся сумерки и прислушиваясь. В свисте ветра чудился собачий скулёж. Несколько раз Адик выбегал наружу, ощупывая лучом фонарика песок и скалы, снова и снова звал Кусаку. Ветер трепал старенький плед, в лицо летели солёные брызги. Потом ударила молния, другая, раздались раскаты далёкого грома, и с неба сплошной стеной хлынула вода.
Адик развёл в гроте костёр, безо всякого аппетита сжевал оставшийся кусок хлеба и стал устраиваться на ночлег. Он думал, что долго не сможет уснуть, но забылся, едва пристроил голову на свой заплечный мешок: видимо, сказались переживания этого дня.
Проснулся Адик рано. Вокруг ничего уже не напоминало о вчерашней буре, разве что древесных обломков на берегу было больше, чем обычно. Не тратя времени, он отправился на поиски Кусаки и, почти сразу же, нашёл её.
Кусака лежала в пещере, куда Адик заходил вчера дважды или трижды, но пряталась в незаметном ответвлении в самой глубине. Наверное, Адик не услыхал её из-за шума прибоя. Рядом с её животом копошилось шесть или семь мохнатых комочков размером с адикову ладонь. Сама Кусака выглядела уставшей, но довольной. Она поочерёдно вылизывала мохнатые комочки влажным языком и смотрела на Адика слезящимися глазами.
Живот у Кусаки сдулся и снова стал нормального размера. У Адика возникла бредовая мысль, что эти мохнатые комочки выбрались именно оттуда, и он даже решил проверить собственные подозрения, осмотрев живот Кусаки на наличие отверстий. Таковых, к счастью, не обнаружилось, но в самом низу собачьего живота, Адик заметил нечто такое, что подтверждало его опасения.
Взяв в руки один из мохнатых комочков, он с изумлением обнаружил, что это щенок. Такими же – только немного крупнее были Беляк, Загоняй и Кусака, когда Дедушка впервые принёс их Адику. Он никогда не задумывался, откуда появляются детёныши у овец, собак и прочих животных, полагая это одной из загадок природы, на которую нет смысла искать ответ, но теперь многое стало понятно.
Адик был поражён случившимся, но ещё больше его удивляло другое: почему он так долго мог этого не замечать? Он вспомнил, что Кусака всегда отличалась от Беляка с Загоняем, и теперь ему стала понятна причина этих отличий.
БОльшую часть дня Адик провёл в пещере рядом с Кусакой, наловил рыбы и накормил её мясом, очищенным от костей. А ближе к вечеру, уложив спящих щенков в плетёную корзину, устланную дедушкиным пледом, двинулся в обратную дорогу.
Кусака бежала рядом, встревоженно поглядывая на него, и жалобно поскуливала.
А вечером, наконец, пришёл Дедушка.
В этот раз, он именно пришёл: не появился в гамаке за спиной, не возник из открытой двери хижины, в которой мгновение назад никого не было. Пришёл пешком.
Ещё издали Адик заметил его могучую сутулую фигуру, спускавшуюся с холма на фоне вечернего неба, и побежал навстречу. Кеды слетели с ног, но он не стал останавливаться, чтобы подобрать их, ведь рядом с Дедушкой шагал кто-то ещё - невысокий и тоненький, робко держащий его за руку.
Они встретились у подножия холма и остановились в двух шагах друг от друга. Дедушка ласково подтолкнул навстречу Адику малыша с пухлыми губами и удивлённо распахнутыми глазёнками. Он был ниже и младше Адика, на нём были почти такие же, как на том, шорты-трусики, сандалики на босу ногу и браслет жизнеобеспечения на левом запястье.
Адик присел на корточки и посмотрел на малыша снизу вверх.
- Привет, - улыбнулся он. – Я Адик. А тебя как зовут?
Малыш молчал, испуганно глядя на Адика, и переминался с ноги на ногу.
- Это Эви, - прогудел сверху Дедушка. – Но она почти не разговаривает. Тебе придётся самому научить её.
Девочка. Он ждал кого-то совсем другого - более похожего на себя, и поначалу был даже немного разочарован. Но эта блажь быстро прошла. Адик ясно почувствовал, что теперь он не один, что отныне рядом постоянно будет кто-то, с кем можно разделить радость бытия и нерастраченные запасы сердечной теплоты.
Он взял Эви за свободную руку, и они втроём пошли к хижине.
- Сейчас я вам кое-что покажу, - Адик распахнул дверь, пропуская Дедушку с Эви вперёд.
Дедушка улыбался. Должно быть, он уже догадывался, что собирается показать Адик.
Кусака лежала в дальнем углу, на сложенном в несколько раз пледе, и кормила щенков. Эви, радостно ойкнула и повернула к Адику с Дедушкой счастливо-взволнованное лицо, словно желая убедиться, видят ли они то же самое, что и она. Приоткрыв рот, она медленно подошла к Кусаке и опустилась рядом на колени, зачарованная её лохматым выводком.
Дедушка положил Адику на плечо широкую ладонь.
- Мне уже пора, - шепнул он. - Боюсь, что в ближайшее время, я не часто смогу приходить сюда. Но теперь у тебя есть Эви. Позаботься о ней. Если с ней что-то случится – непросто будет раздобыть другую.
Адик не понял – шутит Дедушка или нет. Ласковая рука потрепала его по волосам. Открылась и снова закрылась входная дверь. Дедушка ушёл.
Эви всё смотрела на щенков, а Адик на Эви.
Он присел рядом с ней, осторожно обняв за узенькие плечи, и та доверчиво прижался к нему. Так они просидели до темноты, пока Адик не понял, что малышка уснула. Он осторожно перенёс её на свою кровать, а сам устроился на веранде в дедушкином гамаке. Было уютно, безмятежно и хотелось поскорее забыться, чтобы в одночасье наступило завтра.
***
Поначалу Эви вела себя как пугливый зверёк, но довольно быстро привыкла к Адику, и вскоре они стали неразлучны.
Самые простые вещи теперь наполнились для Адика новым смыслом. Целыми днями они с Эви носились по полям и лугам, купались, сплавлялись по реке на плоту, лазали по деревьям и запускали воздушных змеев. Ни на мгновение им не было скучно друг с другом, и впервые с тех пор, как Дедушка стал надолго покидать Адика, тот не чувствовал себя одиноким.
Для общения им вовсе не нужны были слова: они отлично обходились без них, угадывая желания друг друга по жестам и выражению лиц. И поэтому Адик учил Эви разговаривать скорее ради удовольствия, чем по необходимости.
- ТавА, - повторяла Эви, сильно коверкая слова. – ИкА, тЕиво, Аик…
Непонятно, почему она не научилась говорить раньше: наверное, некому было научить её, но Эви делала большие успехи и вскоре уже могла вполне сносно объясняться.
Вместе они облазили всё Межгорье - от моря на юге, до Морщинистых гор на севере, от Дырчатых скал на востоке, до Туманного Перевала на западе, ведущего во Внешний Мир. Они побывали в таких местах, куда сам Адик ни за что не догадался бы заглянуть: взобрались на Ветряное плато, сплавились по Подземной реке и даже сходили под парусом до ближайшего острова, куда потом наведывались неоднократно.
Когда появлялся Дедушка, они, как и прежде, только уже втроём, ходили на прогулки или устраивали пикники. Адик и Эви, наскоро перекусив, убегали купаться, в то время как Дедушка читал свои бесконечные свитки, неторопливо стриг овец или сучил пряжу. А потом они вместе сидели под деревом и слушали дедушкины рассказы о Внешнем Мире.
Адику казалось, что Дедушка озабочен более чем обычно, хотя и делает вид, будто у него всё в порядке.
- Ерунда, - добродушно отмахивался тот, сидя с веретеном под деревом, в то время как Адик с Эви мотали клубки. – Ну что у меня может случиться? Пустяшное расхождение с моделью… Незначительное отклонение от графика… Скоро всё придёт в норму, и тогда мы сможем махнуть на недельку к Дырчатым скалам: наловим крабов, позагораем, сплаваем на этот ваш таинственный остров…
Но, похоже, в норму ничего не приходило. Дедушка посещал их всё реже, хотя, как и прежде, являлся по первому зову Адика, и скоро они с Эви привыкли обходиться без него. Линия доставки работала исправно, так что пищи им хватало с избытком. А если надоедали консервы - всегда можно было наловить свежей рыбы, крабов, насобирать съедобных ракушек. К тому же, овощи и фрукты росли в изобилии, а Адик, в случае чего, сумел бы приготовить овечий сыр или напечь кукурузных лепёшек.
Время для них летело незаметно, и неизвестно, сколько его уже минуло, с тех пор, как Эви впервые появилась здесь. Щенки Кусаки давно стали взрослыми псами, сам Адик возмужал и раздался в плечах, а над его верхней губой начали пробиваться редкие усики. Эви тоже вытянулась, но осталась такой же тоненькой и гибкой как раньше.
Адик продолжал ходить в одних лишь коротких шортах, Эви же, с некоторых пор, предпочитала длинные, до середины бедра, безрукавки, стесняясь, по-видимому, своей изменившейся груди. Во время купания, она теперь повязывала поверх неё сложенную в несколько раз косынку, стыдливо поворачиваясь к Адику узкой спиной.
Через широкий вырез её майки Адику не раз случалось скользнуть взглядом по молочно-белым холмикам, резко контрастирующим с загорелой кожей, и это зрелище почему-то волновало его. Сердце начинало бешено колотиться, в горле пересыхало, а к лицу душной волной приливала горячая кровь. И не только к лицу…
Наверное, что-то подобное происходило и с Эви. Иногда, ненароком коснувшись руки или плеча Адика, она вдруг замолкала на полуслове и смущённо отворачивалась, пряча глаза.
Они как-то по-новому стали смотреть друг на друга, примечая и улавливая то, чему раньше не придавали значения, и что вызывало, неведомое ранее, волнительное и тревожное чувство, в котором они боялись и стыдились признаться даже себе самим.
Всё произошло у реки, где они, как в прежние времена, дурачились после купания.
Адик устроился на горячем песке, прикрыв запястьем глаза и млея от полуденного солнца, когда Эви подкралась к нему и, хохоча, окатила холодной водой из свёрнутого листа кувшинки. И когда Адик, догнав её на вершине холма, повалил в траву с твёрдым намерением угостить овечьими какашками, которые в изобилии валялись кругом, взгляды их встретились, и на него внезапно навалилась мешкотная тягучая слабость.
А Эви, вывернувшись из враз ослабевшей хватки, вдруг обвила тонкими руками шею юноши и жадно прижалась дрожащими губами к его, сразу же ставшим сухими, губам. Они давно ощущали между собой некую незримую связь, некие нерушимые узы, но теперь, словно растворившись одна в другом, словно заполнив последние тайные полости друг друга, они окончательно стали единым целым.
Дедушка уже очень давно не навещал их, и Эви с Адиком были, в какой-то степени, даже рады этому. Они не знали, как он отнесётся к тому, что происходит между ними, а прятать от него свои чувства им почему-то казалось неправильным.
Однажды, крепко держась за руки, и не сводя друг с друга влюблённых глаз, Адик и Эви возвращались из одного укромного уголка, который, с некоторых пор, стал для них излюбленным местом времяпрепровождения. Ещё издали они заметили тонкую струйку дыма, поднимающуюся над крышей хижины. Это могло означать лишь одно: Дедушка, наконец, вернулся. Не сговариваясь и не расцепляя рук, они бегом припустили к дому.
Дедушка встретил их на пороге. Он похудел, осунулся и ссутулился ещё сильнее, чем прежде, хотя казалось, что больше уже невозможно. Хламида висела на нём мешком, орлиный нос заострился, а кожа на лице пожелтела и натянулась. Но дела у него, кажется, пошли, наконец, на лад: глаза блестели азартом и неподдельным оптимизмом.
Жадно глотая кофе с бутербродами, Дедушка с упоением рассказывал Адику и Эви о своих успехах и победах, сути которых они даже не пытались уловить, что, впрочем, вовсе не мешало им искренне за него радоваться.
Они весело ужинали, болтали и смеялись до позднего вечера, а когда Эви отправилась к ручью мыть посуду, Дедушка устроился в кресле-качалке и поманил к себе Адика.
- Ты стал уже совсем взрослым, мой мальчик, - сказал он, раскуривая скворчащую трубочку. – И поэтому я хочу поговорить с тобой как с мужчиной…
Адик смущённо потупил глаза: он предчувствовал этот разговор – о нём и Эви, и был благодарен Дедушке за то, что тот тактично не начал его при ней. Но то, что он услышал, оказалось для него полной неожиданностью.
- Не стану скрывать неизбежное, - продолжал Дедушка. - Скоро я уйду, чтобы больше уже сюда не вернуться. Это время пока ещё не пришло, но оно приближается, и тебе придётся привыкнуть к этой мысли.
Эта новость ошарашила Адика. Он стоял, не в силах вымолвить ни слова, а в уголках глаз набухали предательские слёзы. Наверное, Дедушка понял его состояние, потому что, выбрался из кресла и, обняв за плечи, прижал лицом к груди.
- Ну, ну… - добродушно прогудел он, поглаживая Адика по голове. – Я же не ухожу прямо сейчас. В конце концов, у тебя есть Эви, а у неё есть ты…
- Но куда? – Адик резко отстранился от него. – Зачем?
- Мы ещё обязательно поговорим об этом, - сказал Дедушка.
***
Наверное, Адику приснился кошмар, потому что, проснувшись в холодной испарине, он, как в детстве, не отдавая себе отчёта, мысленно позвал Дедушку, и тот - впервые не откликнулся на его зов. Адик вообще больше не чувствовал его присутствия. Он звал его снова и снова, но от этого только звонче и раскатистей звучала тишина в голове.
Эви тихонько посапывала рядом, поджав ноги к округлившемуся животу. Она вдруг заворочалась во сне, устраиваясь поудобнее, и Адик замер, стараясь унять гулко колотящееся сердце, чтобы не разбудить её. Сам он в эту ночь уснуть уже не смог.
А на следующий день, после долгого лета, неожиданно пришла осень.
Она налетела стремительно, порывом холодного ветра в горах, за несколько недель неузнаваемо изменив облик Межгорья. Листья с деревьев осыпались, как песок с обсохшего после купания тела, мягким шелестящим ковром укрыв землю; трава пожелтела и пожухла. Давно не стриженые овцы недоверчиво обнюхивали её, с тоскливым блеянием разбредаясь по холмам и низинам в поисках более подходящего корма, но ничего лучшего не находили. Собаки яростно лаяли, пытаясь согнать их в кучу.
Через несколько дней перестала работать линия доставки и автоматические кормушки. Дедушка предупреждал об этом, поэтому Адик заблаговременно запасся консервированными продуктами и сухим кормом для собак.
Заметно похолодало, небо затянуло тучами, а с моря потянуло сыростью. Дымный кряж, уже давно не проявлявший активности, снова разбушевался. Земля ощутимо подрагивала, и в Красных горах случилось несколько обвалов, которые наглухо перегородили вход в Каньон. Река обмелела, превратившись в мутный ручей между обрывистых берегов.
Собаки, которым теперь приходилось довольствоваться одним лишь сухим кормом (да и тем - не вволю), стали нервными и раздражительными. Когда одна из овец ободрала бок, выпутываясь из колючего кустарника, псы, ошалевшие от недокорма, и опьянённые запахом крови, накинулись на неё, разорвав на куски. Адик не решился их отогнать.
Это событие поставило точку в его сомнениях: задерживаться в Межгорье дальше не имело смысла. Со слов Дедушки, Адик знал, что вслед за осенью неминуемо последует зима, которую они с Эви не сумеют пережить, если останутся здесь. Нужно было, как советовал Дедушка, уходить на запад – во Внешний Мир.
Следующим утром, собрав оставшиеся припасы и тёплую одежду, Адик навьючил их на одну из смирных низкорослых лошадок, забредших с Равнины в поисках пропитания, а на другую усадил Эви, которой уже трудно было идти пешком. Сам же, вооружившись дедушкиным посохом и покрикивая на собак, он погнал овец к ближайшему броду.
Силовой барьер, закрывавший выход во Внешний Мир отключился, как и прочие приборы в Межгорье. Они без труда миновали Туманный Перевал и отправились дальше - на запад, где у Дедушки имелась резервная хижина, снабжённая всем необходимым, включая автономный источник энергии. Там Адику и Эви предстояло провести первую в их жизни зиму.
За перевалом тоже царила осень, но размеренная и величественная. Деревья, окрашенные во все оттенки заката, стояли, будто охваченные пламенем. Было почти так же тепло, как летом в Межгорье: Туманные горы надёжно защищали от холодных ветров. Трава ещё вовсю зеленела, и овцы тут же разбрелись кормиться.
Адик оставил их пастись, решив вернуться на следующий день, а сам, вместе с Эви, лошадьми и собаками, отправился дальше. Он прежде никогда не бывал в этой местности (Дедушка не брал его с собой), но точно знал, куда нужно идти.
На закате они добрались до места, и Эви, утомлённая дорогой, тут же уснула. Адику, который тоже изрядно утомился, отдыхать было некогда: пока окончательно не стемнело нужно было ещё многое успеть.
В первую очередь, он накормил собак, которые лезли под ноги и нетерпеливо повизгивали в предвкушении кормёжки. Потом, из недалёкого ручья, натаскал в бойлерную воды, наколол дров и растопил печь. Он никогда раньше этим не занимался, но, как всегда, руки знали, что нужно делать, хотя получалось пока ещё совсем неуклюже.
Конечно, бойлер можно было нагреть при помощи электричества или газовой колонки, но Дедушка предупреждал, что энергию нужно экономить, по крайней мере, до тех пор, пока Адик не запустит ветряные двигатели и не расчехлит солнечные батареи на крыше.
Закончив с работой, он обмылся тёплой водой, поужинал холодными консервами и лёг спать, когда небо было уже сплошь усыпано звёздами.
На следующее утро Эви осталась в постели. Её тошнило, хотя за весь прошлый день она почти ничего не съела. Адику не хотелось оставлять её одну, но нужно было пригнать стадо. Полдня он просидел рядом с кроватью, держа её за руку, отирая от испарины и меняя холодные компрессы, а когда она, наконец, забылась беспокойным сном, тихонько поцеловал в запёкшиеся губы, поставил на прикроватный столик стакан с водой и вышел из хижины, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Когда Адик вернулся, Эви уже проснулась. Жар спал. Она выпила всю воду и попросила поесть. Браслет жизнеобеспечения сделал своё дело.
К вечеру она оправилась настолько, что даже вышла прогуляться, а ночью ей вновь стало хуже. Адик догадывался о причинах её недомогания, давно ждал и боялся этого, готовил себя, но чувствовал, что всё равно не готов. Он знал, ЧТО нужно делать – знания эти, как бывало и раньше, открылись в тот момент, когда он в них нуждался, но не было уверенности, получится ли всё сделать правильно.
Он запустил генератор, нагрел воды, достал чистые полотенца из дедушкиных запасов, наточил нож и прокалил на огне несколько игл. Адик искренне надеялся, что нож и иглы не понадобятся, так как совсем не был уверен, что при необходимости решится пустить их в ход.
Эви тихо постанывала во сне, и Адик, должно быть, задремал, сидя в кресле у её кровати.
Он проснулся от её крика. Она металась в постели, её тело судорожно выгибалось, а лицо исказилось от страдания. Адик взял её за руку, и она больно впилась пальцами ему в ладонь.
«Началось», - подумал он и, вдруг, с обжигающей ясностью понял, что все его, чудесным образом обретённые знания окажутся бесполезны, что волшебный браслет жизнеобеспечения не поможет, и что Эви сегодня непременно умрёт. Только Дедушка смог бы помочь ему сейчас, но он ушёл - навсегда покинул Адика, как вскоре навсегда покинет его и Эви.
Адик увидел это так явно, что на него нашло какое-то помутнение. Не помня себя, он выбежал из хижины и бросился в ночь, не разбирая дороги. Он звал Дедушку - мысленно и в голос, понимая, что это бесполезно, но ничего не в силах был с собой поделать.
«Вернись! – умолял он, размазывая по щекам слёзы. – Приди в последний раз! И я больше никогда ни о чём не попрошу тебя!»
Когда Адик опомнился, то обнаружил, что лежит в заросшей травой седловине между двумя невысокими холмами. Он не знал, сколько уже прошло времени, но вокруг, по-прежнему, было темно. Он вспомнил об Эви, о том, что ей сейчас, как никогда прежде, требуется его помощь, и ему стало стыдно за свою истерику.
Адик взобрался на холм и огляделся. Далеко внизу светились прямоугольники окон. Он бросился к ним, надеясь, что ещё не поздно, ругая себя и обливаясь холодным потом.
На пороге хижины кто-то стоял, и Адик не сразу понял, что это Дедушка.
Вместо просторной хламиды, его тело плотно обтягивал комбинезон с множеством молний-застёжек, короткие седые волосы были зачёсаны назад, а от роскошной бороды осталась лишь многодневная щетина на впалых щеках.
- Здравствуй, Адам, - сказал он, устало улыбаясь. – Не хочешь познакомиться с сыном?..
- Что с Эви? – Адик с трудом поборол оторопь, охватившую его при виде Дедушки.
- Всё в порядке. Она сейчас спит. И малыш тоже.
- Я звал тебя.
- Я слышал. Поэтому и пришёл.
Когда, при последней встрече, Дедушка рассказал ему о себе, Адик сначала совсем ничего не понял, увязнув в паутине незнакомых слов, но вскоре, как обычно, пришло осмысление.
Дедушка был космическим разведчиком, прибывшим на эту планету для изучения и возможной колонизации. Корабль, на котором он прилетел, потерпел крушение, и долгие годы ему пришлось заниматься его ремонтом. Наконец, неполадки были исправлены, и настала пора возвращаться домой - на планету со странным названием «Земля».
- Почему ты не улетел?
- Ещё не время… К тому же мы не успели попрощаться. А ты что – не рад меня видеть?
Адик промолчал.
- Ты обижаешься на меня? Я понимаю. Прощаться всегда нелегко…
- Почему ты не заберёшь нас с собой?
- Я уже говорил тебе: на корабле только одна запасная капсула для гиперсна – я не смогу забрать вас всех. Ты готов улететь без Эви?
- Забери её… Их.
- Думаешь, она согласится лететь без тебя?
- Забери силой. Потом она поймёт, что так лучше.
- Я не могу решать за неё…
Адик снова промолчал, не находя нужных аргументов, а Дедушка что-то тихо пробормотал себе под нос. «Трудно быть богом…», - вроде бы послышалось Адику.
- Мы ещё когда-нибудь увидимся? – спросил он.
- Не исключено, хотя боюсь, что больше меня уже не выпустят в космос. Так что давай, на всякий случай, попрощаемся…
Когда Дедушка ушёл, Адик ещё долго стоял у двери, провожая взглядом его сутулую фигуру, и лишь после того, как предрассветный сумрак полностью поглотил её, он вошёл в хижину и бережно взял из рук спящей Эви попискивающий свёрток. Стоя у окна, он неторопливо покачивал его, глядя в сморщенное красное личико с беззубым, недовольно искривлённым ротиком.
«Я буду звать тебя Кай», - подумал Адик с нежностью.
Уже почти совсем рассвело. Это наступало первое утро их новой жизни.
Земля вдруг отчётливо вздрогнула, на столе задребезжала пустая посуда, донёсся грохот, похожий на раскаты далёкого грома, и Адик увидел, как ослепительно-яркая звёздочка, выпорхнув из-за ломаной линии горизонта, стала подниматься над дальними горами, стремительно набирая скорость. Быстро достигнув низких облаков, она ещё несколько раз мелькнула в рваных просветах, прежде чем окончательно скрыться за небесной твердью.
Лангепас
май, 2018