Единство и разделение. Глава 1

Леонид Бликштейн
ЕДИНСТВО И РАЗДЕЛЕНИЕ

Глава первая.

1. Когда я задумывал эту книгу я хотел сначала поставить эпиграфом к ней известные слова Иисуса:”Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?” (Евангелие от Матфея 16:26) , но потом передумал. Дело в том, что эпиграф в сжатой форме выражает смысловой тон, эхом которого является содержание сочинения, он гордо парит над книгой, но не начинает ее и не является ее исходной точкой. А мне нужна была именно такая исходная точка, постановка вопроса и вот для этой роли цитированные выше слова Иисуса как раз очень подходили.

2. Но раз мы имеем дело с таким началом, то зачем в таком случае относить книгу к философии, ведь она наверное должна проходить по части религии? Однако, хотя, по мнению автора этих строк, все на свете имеет духовные корни и так или иначе связано с религией, все таки речь в этой книге пойдет не о религии, как таковой, а о судьбах европейского культурного проекта в его многовековой истории и в особенности об экзистенциальных кризисах начиная с Древней Греции эпохи противостояния Афин и Спарты и кончая Второй Мировой войной.

3. Конечно многое из того, что в ней будет сказано, можно было бы приложить и к пониманию современности. Однако лишь до определенной степени, ибо разбитое зеркало и зеркало целое существенно различны между собой. Европейское культурное и общественное самосознание до Второй Мировой войны было при всей его фрагментации и специализации целым зеркалом и именно поэтому все антагонистические противоречия и связанные с ними политические идеологии и движения от коммунизма слева до фашизма и нацизма справа так или иначе укладывались в рамки идущего от древней Средиземноморской цивилизации культурного и общественного проекта, хотя бы в виде его гротескных маргинальных искажений. Катастрофа Второй мировой войны разбила этот проект, обнаружив содержащиеся в нем внутренние противоречия.

4. Не будучи в состоянии в тот момент осмыслить и преодолеть эти противоречия европейское самосознание в то же время не могло их безнаказанно игнорировать и делать вид, что ничего не произошло. В результате прежний проект так и остался безусловно фрагментированным и находящимся под подозрением, как сомнительный, ненадежный и потенциально тупиковый. Постмодернистская критика европейского сознания лишь узаконила это положение вещей. Нового проекта не возникло, а старый был отложен в сторону и утратил свой прежний престиж и вместе с ним свой жизненный импульс, как сказал бы Анри Бергсон elan vital.

5. Провозвестниками, выразителями и аналитиками этого кризиса были Берк и Констан, Фихте и Гегель, Карлайл и Рескин, Токвиль и Гобино, Бакунин и Маркс, Шеллинг и Кьеркегор, Киреевский и Соловьев, Толстой и Достоевский, Бодлер и Шопенгауэр, Буркхардт и Ницше, Дильтей и Бергсон, Мережковский и Белый, Фрейд и Юнг, Шестов и Бубер, Гуссерль и Хайдеггер, Флоренский и Розанов, Вебер и Шпенглер, Бердяев и Ясперс, Ортега и Биньямин, Лукач и Маннхейм, Хоркхеймер и Адорно. Этот длинный список знаменитых имен можно было бы значительно расширить, но в этом нет необходимости.

6. Что же нового может прибавить использование контекстного анализа к обсуждению этой изрядно потрепанной, но все еще актуальной (ибо, как я уже отметил выше, нового проекта не возникло и то, что сейчас существует, живет за счет остатков духовной и интеллектуальной энергии, содержащихся в обломках старого проекта) темы? К этому вопросу мы обратимся в следующей главе этой книги.