Обыкновенный урок истории и обществоведения.
Ведёт его, как обычно, мой любимый учитель, Петр Васильевич Самсонов. Мужик основательный серьезный. Вот уже двадцать два года, как война закончилась, а выправка его командирская, капитанская осталась. Он хоть и ходит с палочкой прихрамывая, но никогда не сидит на месте. И, рассказывая новый материал, всегда прогуливается между столами, иногда останавливаясь, задумчиво, и, делая порой многозначительные паузы, якобы рассматривая внимательно город в окне, а на самом деле просто дает нам возможность осмыслить то новое, необычное, неслыханное нами в школе, наблюдения свои критически, осмысливающие нашу советскую историю, нашу советскую реальность.
Или делал паузу после неоднозначного суждения, как бы подбрасывая его нам для очередного спора или диспута, которые частенько, как нам казалось совершенно случайно и спонтанно, возникали на его лекциях.
За эту честность, искренность и откровенность мы его все любили. Хотя он и серьезный какой-то, не такой как мы. Войну повидал. Европу прошел. Может поэтому.
Сегодня я у окна. Сижу. Слушаю то ли лекцию, то ли щум улицы. Весна. Все цветет, зеленеет. И голос слушаю, какой-то внутренний голос все ехидничает, ерничает, издевается над моим израненным сердцем. Волнует его. Мучает. И оно, сердце мое, исцарапанное этим голосом, то радостно забьется, то печально затихнет.
-Ну признайся же себе, - шепчет голос, - ты ведь правда влюбился в Людку?
Внизу, за окном, по Октябрьскому проспекту, лошадь тяжело тянет груженую какими — то мешками телегу. А мужик на телеге, испуганно оглядываясь на обгоняющие его ЗИлы и ГАЗики, зло бьет ее кнутом. Бедная.
Бум-бум. Бум-бум. Бьется мое сердце. Громко, на весь класс.
Я и не заметил как рядом оказался Петр Васильевич.
-Ну, признайся, - продолжает ехидничать мой внутренний голос. - Влюбился?
- Нет. Нет. - трясу я головой.
- Что ты там бормочешь, Гарцев? - наклонился ко мне Петр Васильевич и тоже заглянул в окно.Но, не увидев там ничего интересного, участливо продолжил:
- Что с тобой, Саша? Ты не болен?
А я, увлеченный своими переживаниями, и не заметил, как он оказался рядом.
- Да, нет, - отвечаю, слегка все-таки смутившись, повернул голову и увидел совсем рядом внимательные и ласковые глаза учителя.
- Слышал мою последнюю фразу? Слышал, о чем я рассуждаю?
Я растерялся. И не стал врать.
- Нет. - просто и честно признался я.
Мне показалось, что губы его обиженно сжались. Но это только показалось. Так как уже в следующую секунду глаза его ласково усмехнулись. И он сочувственно и тихо, только для меня произнес:
- Ну беда, влюбился парень.
И, похлопав меня по плечу, то ли успокаивая, то ли завидуя, сказал совсем тихо только для меня:
- Ничего. Ничего, парень. Не переживай. Пройдет.
И пошел дальше, как ни в чем ни бывало, продолжая рассказывать о перегибах в коллективизации сельского хозяйства и ошибках партии в раскулачивании середняков.
- Пройдет? Да никогда!
И я снова уставился на любимые мои косички. На Людку Дыбенко, так похожую на мою любимую актрису, Наталью Варлей.
Вот такой урок истории у меня сегодня был.
- А может и прав, Петр Васильевич? Воевал мужик. Все знает. Может, и правда, пройдет?