В армии, где Игорь Холодков отбарабанил три года, казарму он считал братской могилой, где, наломавшись за день на работе или промерзнув в наряде, молодые здо¬ровые мужчины многоголосо храпели в духоте и смраде потных тел и сохнущих портянок. Несмотря на то, что у него было техническое образование и некоторый опыт работы мастером на заводе, его, по недомыслию работников военкомата, определили служить в роту охраны, где служба в просторечии называется "через день – на ремень". Сутки в наряде, часовым по охране какого-нибудь объекта, на холоде, под снегом или дождем. Отдохнул и опять то же самое или наряд на кухню. Такой режим выдерживали не все. Были случаи дезертирства, заканчивавшиеся дисбатом, самострелы, с тем же исходом. На его памяти солдат второго года службы, интеллигентный парень из Киева, находясь на посту, выпустил себе в живот из калашникова полрожка.
Полгода такой службы привели Игоря к нервному истощению. Он попал в госпиталь, где лечился больше месяца. Когда его уже готовили к отправке обратно в часть, ему посчастливилось познакомиться со старослужащим сержантом, который тоже лечился. Узнав, что Игорь по специальности техник-электрик, и удивившись, как такого специалиста определили в роту охраны, сержант предложил ему занять его место на электростанции, поскольку сам он готовился к дембелю .
Игорь с радостью согласился на такое предложение, и с этого времени началась для него совершенно иная жизнь. Ни тебе нарядов, ни тебе отбоев с подъемами, ни чистки оружия, ни строевой подготовки, пропади она пропадом, ни сидения на политзанятиях. В его обязанность входило присматривать за агрегатами резервной электростанции и своевременно проводить их профилактическое обслуживание, чтобы они были в любой момент готовы к делу.
Оборудование станции было трофейным, немецким и находилось в отличном состоянии. Сразу после войны она обеспечивала электричеством гарнизон, но когда подвели линию электропередачи, надобность в ней отпала. Но командование, рассудив, что "запас карман не рвет", решило ее сохранить.
Обслуга станции состояла из двух человек: офицера и солдата срочной службы. Принявшие такое решение уже давно служили в другом месте или ушли на заслуженный отдых, а служба на станции шла по заведенному ими распорядку уже второй десяток лет, и все это время ею заведовал один и тот же старший лейтенант, к приходу Игоря дотягивавший последние годы перед пенсией.
Агрегатов было три. Каждый месяц они для проверки запускали один, оглашая окрестности грохотом работающего дизеля. Поработав час, агрегат глушили, чтобы через месяц запустить другой. Перед запуском проводили ревизию состояния оборудования. Вот и вся работа.
Старший лейтенант был из выслужившихся солдат, без специального образования. Семилетка – еще до войны, и как он говорил, "калидоры" в ФЗУ . Срочную он "отмотал" еще перед войной, а когда она началась, то сразу загребли. Несколько раз ранили, но не убили. И закончил он воевать лейтенантом. После возвращения из Германии он служил в одном и том же гарнизоне и даже в одной части. Менялись составы и командование, сменился даже род войск, только он оставался неизменным – живая реликвия. Женился он там же, на официантке из офицерской столовой: подкладывала вкусные куски, тем и покорила.
Когда для Холодкова подошел срок демобилизации, старший лейтенант принялся уговаривать его остаться на сверхсрочную, чтобы он смог спокойно дотянуть до пенсии. Соблазнял даже тем, что будет кормить у себя дома, даже готов был отдавать часть своей зарплаты, а возможно и делиться супругой, которая ему уже изрядно надоела. На последнее Игорю его разрешение не требовалось. Он это получал по мере надобности, не извещая об этом своего начальника.
Для ухода за приборами, промывки контактов и прочих надобностей им каждый месяц выдавали литр спирта. Приборы и контакты обходились без этого, им и чистой тряпицы хватит, для спирта же находилось более достойное применение. Старший лейтенант честно брал себе половину, отдавая другую подчиненному.
На станции был закуток, в котором Игорь устроил себе некоторый уют, предпочитая в казарме не появляться вообще. А поскольку работой он не был обременен, то решил использовать такую возможность для подготовки к поступлению в институт. Начал он с рвением, и, ему казалось, успешно, но неожиданно вмешалась дама, и все его планы пошли прахом. Он ее не искал, она сама его нашла. Шурши, ля фам.
Однажды, когда Игорь, готовя очередной агрегат к пробному пуску, проводил профилактику распределительного шита, в который раз восторгаясь тем, как в нем здорово все было сработано – шит был немецкий, трофейный, за спиной у него раздалось:
- Как интересно! И вы во всем этом разбираетесь?
Голос был женский, грудной, мелодичный. А еще был запах женщины, забивавший запахи смазки, солярки и всего остального. Он обернулся и увидел дамочку, невысокую, пухленькую, всю из округлостей, с маленькой родинкой на щеке. Он молча смерил ее взглядом и отвернулся к щиту: "ходят тут всякие". Однако посетительница уходить не собиралась.
- Я проходила мимо. Вижу - дверь открыта. Дай, думаю, посмотрю, что там делается.
- Вы что всюду заходите, где дверь открыта?
- Нет. Только туда, откуда я уверена, что меня не прогонят.
- И вы уверены, что я вас не прогоню.
- Надеюсь.
- Надеяться не вредно.
- Надеюсь, что мы с вами поладим.
Игорь продолжил ковыряться в щите, хотя делать уже ничего не мог. В голове у него мутилось от запаха стоявшей рядом самки.
- Неужели все там так важно, что вы не можете оторваться и поговорить с дамой,- продолжала гостья.
- Уже все,- ответил ей Игорь. Он медленно закрыл дверцу щита, также медленно вытер руки ветошью, хотя чего их было вытирать – внутри щита нужно было работать только чистыми руками, и взглянул на назойливую посетительницу внимательнее.
Немного за тридцать, по его тогдашнему разумению уже в возрасте. Крашеная блондинка. Лицо правильное, круглое, простовато-хитрое, брови тонко выщипаны, губы ярко накрашены и много груди. Вот его первое впечатление. Но запах!
- Ч-чем обязан, м-мадам,- неожиданно заикаясь, поинтересовался Игорь.
- А вы чего такой сердитый,- хихикнула та в ответ.
Игорь смущенно пожал плечами.
- Гля – птичка,- показала она ему на грудь, а когда он посмотрел туда, щелкнула по носу и через открытую дверь убежала в сумрак машинного зала.
"Влезет еще куда-нибудь или свалится взбалмошная баба. Хлопот не оберешься",- подумал Игорь и поспешил следом, но как только там очутился, его обняло, даже как будто обволокло нечто пьяняще-пахучее и маняще мягкое.
У Игоря не было опыта обращения с женщинами. Были встречи, провожания, объятия, поцелуи, но без ЭТОГО. Было, правда, один раз, но он был тогда настолько пьян, что ничегошеньки не запомнил. Только и знал, что было.
Гостья взяла инициативу на себя и в закутке, за трофейным дизелем, отдалась ему. Вышло все быстро и сумбурно, практически никак. Неудовлетворенная первой попыткой, она попыталась хоть как-то расшевелить неудавшегося любовника, но тот высвободился из ее объятий и вернулся на свет, оставив ее в закутке. Через минуту вышла и она: на лице - разочарование, но не было смущения.
- Для первого раза сойдет,- сказала она, и, осмотрев на свету состояние своего наряда, удалилась не прощаясь.
Игорь был потрясен, повержен и унижен. Раздосадованный неудачей, он налил себе четверть стакана спирта, добавил воды и жадно выпил до дна тепловатую жидкость.
Он слышал, что солдатам в столовой что-то добавляют в чай, чтобы умерить их потенцию. Слышал, но не верил, но, теперь убедившись сам, решил, что чай в столовой больше пить не будет.
Еще не успел развеяться запах неожиданной гостьи, а Игорь успокоиться от понесенного фиаско, как вошел его старлей, его начальник, и спросил без обиняков:
- Что делала здесь эта стервь?
- Какая?- состроил Холодков удивленное лицо.- Ах, эта? Ошиблась дверью.
- Кончай темнить. Она дверью не ошибается. Ты знаешь кто она такая?
- Представления не имею.
- Жена Р.,- он назвал фамилию интенданта-подполковника,- Известная бэ. Муж как-то застал ее дома с первогодком. Парню удалось сделать ноги, только портянки забыл, а ее почти голую он прогнал под пистолетом вокруг дома. И ничего. Любовь у них сильная, говорят. Ну а ты-то ей, надеюсь, заправил как следует.
- О чем вы?- продолжал уходить от ответа Игорь.- Ничего такого не было.
- Возможно, ты и не врешь. Уж очень невеселая она ушла от тебя. Не горюй – вернется. Но хороша.… Ух! Я бы ей…,- старший лейтенант сделал характерный жест, глаза его при этом мечтательно замаслились, и казалось, что вот-вот потекут слюни.- Но где уж нам, старым воякам. Она на таких, как я, даже не и смотрит. Ей молодых да красивых, навродь тебя, подавай.
- Да что вы так, ведь старый конь борозды не портит,- успокоил подчиненный начальника, чувствуя, как к нему возвращается горечь перенесенного унижения.
- И пашет как надо, скажу я тебе,- похвастался начальник.
Игорь тоже надеялся, что она вернется, а потому не только чай в столовой пить перестал, но и компот.
А она все не шла. "Обиделась",- решил он, вспоминая, как из света щитовой, вошел во мрак машинного зала, окна там отродясь не мылись, и не сразу нашел там гостью. Она сама втянула его в нишу, где стоял ящик с инструментами, обняла и впилась губами в его губы. Обнимала она его одной рукой, другая в это время боролась с пуговицами на его брюках. Опомнившись, он попытался прижать даму к себе, но она, вывернувшись, повернулась к нему спиной и направила в "нужное русло". Игорь помнил все это до мельчайших подробностей и постоянно вспоминал.
Появилась она только через тридцать два дня (сосчитал) примерно в то же время. Ворвалась как вихрь, как торнадо и, оглядевшись по сторонам, схватила его за руку и потащила в машинный зал к месту первой встречи.
- Здравствуй, Ворошиловский стрелок. Не ждал. Надеюсь, что теперь-то ты не промажешь. Попадешь в цель,- ворковала она, расстегивая одновременно его и свои одежды.
В этот раз Игорь оказался на высоте положения. Затем они перебрались в его комнатку, где пили принесенный гостьей коньяк, ели шпроты и колбасу и еще и еще погружались друг в друга. А имя Ворошиловский стрелок за ним закрепилось до конца их связи. Он как-то полюбопытствовал, почему она его так называет.
- Хорошо стреляешь. Попадаешь прямо в цель.
- А что есть тот, кто не попадает,- спросил Игорь.
- Мой благоверный обожает другую лузу. Тоже хорошо, но его никак не уговорить стрельнуть по главной. Поэтому его я называю стрелком по тарелочкам .
- Ну и как же вы обходитесь?- спросил Игорь.
- Да вот нашла себе Ворошиловского стрелка? А как насчет того, чтобы для разнообразия пальнуть по тарелочке. Тебе понравится.
- Обойдусь,- ответил Игорь, одеваясь.
- Тебе не нравится моя тарелочка?- она вильнула пышным задом.
- Да нет – посуда что надо.
- Так в чем же дело?
- Не хочу и все.
- Как скажешь, Ворошиловский стрелок,- ответила гостья и стала собираться.- А может мне называть тебя Яшкой-артиллеристом , который "бац-бац и мимо". Так мимо у тебя было только в первый раз, а потом все в "десятку".
- Как хочешь, так и называй. Мне без разницы.
Настоящих имен друг друга ни он, ни она не знали и не узнали. Ни к чему как-то было. И больше они к этому не возвращались. У него для нее имени не было. Она была чудом: возникала из ниоткуда, дарила пару часов чудесной радости и исчезала в никуда.
Являлась она всегда неожиданно, но всегда кстати. От старлея она не таилась: входила, говорила "всем здрасти", и у того сразу появлялись неотложные дела. Он уходил, но, как оказалось, большую часть своих отлучек, провел на стреме, оберегая любовный покой своего подчиненного, а себя от неприятностей. Возможно, чувствуя это, они всегда оставляли ему и выпить и закусить.
В такой ситуации Игорю, естественно, стало не до института. Голова была занята только ею. Их встречи стали чаще, продолжались более года и вдруг прекратилось. Проходит неделя, другая, а ее все нет и нет. Забеспокоились оба. Старлей навел справки и узнал, что подполковника перевели в другое место. Выходило, что она приходила к нему на прощальную встречу, но о том, что она прощальная, не сказала, но была ласковее обычного, страстнее и пробыла значительно дольше.
А незадолго до дембеля начальник привел на станцию двух молоденьких продавщиц из военторга, Любу и Веру, и была устроена небольшая пирушка. Болтали, пили разведенный спирт, потом разделились на пары, начальник вырубил свет и скоро из угла, где устроились он с Любой, донеслось сопение и тихие охи. Процесс пошел. Игорь тоже времени зря не терял, и Вера отвечала на его ласки. Однако когда он собрался исполнить ГЛАВНОЕ, она жалобно зашептала ему в ухо, что еще никогда ЭТОГО не делала и что у нее есть жених.
- Тогда зачем пришла? Тебя никто сюда не тянул,- также в ухо ответил ей Игорь.- Собирайся и вали к своему жениху. Я тебя не держу.
- Только не прогоняй меня прямо сейчас,- заскулила девушка еще жалостливее,- Если я сейчас уйду, мои подруги узнают, что я не такая, как они. Любка сама меня "испортит". Пальцами порвет. Если тебе плохо, давай я…,- и она стала сползать вниз. Он понял, что она хочет предложить взамен. Этим с удовольствием занималась жена старшего лейтенанта, с которой он «подружился» и посещал, когда тот куда-нибудь убывал на достаточно долго. Только делала она это не вместо.
- Ничего мне от тебя не нужно,- остановил ее Игорь.- Лежи и не рыпайся. Когда они соберутся уходить, ты тоже собирайся, иди и больше не возвращайся. Я никому ничего не скажу, даже ему. Он мужик хороший, но может протрепаться.
Девушка благодарно всхлипнула и прижалась к нему всем телом. Она, сберегая девственность для жениха, предпочитала отдаваться другими местами. Но это была ее проблема и, возможно, проблема ее жениха, если дело дойдет до женитьбы.
Заходя в военторг, Игорь видел Веру за прилавком. Она здоровалась с ним и смущенно улыбалась. Накануне убытия на гражданку Игорь тоже туда заглянул. Ему особенно ничего не требовалось: жена старлея, в благодарность за полученную от него радость, обещала собрать ему в дорогу все, что нужно. Когда он подошел, девушка с радостной грустью сообщила, что она с женихом порвала. Это, наверно, означало, что путь свободен, но у Игоря для того, чтобы им воспользоваться, времени уже не осталось.
Как порой мало нужно человеку для счастья – всего лишь освободиться от несвободы, в которую он сам себя вверг. От обещания выйти замуж; от обязанности женится девице, лишившейся девственности, не невинности, с которой она давно рассталась, а клочка кожи, которым маскировала свою развращенность; от заискивания перед начальником, подлецом и дураком, в надежде на прибавку к жалованию, продвижение по службе или спокойную жизнь; от опостылевшей, ставшей в тягость семейной жизни. Да мало ли что мы себе можем напридумывать. Счастье – это, прежде всего наша свобода, но как поздно мы начинаем это понимать.
Оказавшись на гражданке, Игорь очень скоро уяснил, какого свалял дурака, не попытавшись поступить в институт сразу после армии. Промыкавшись в поисках работы, он был вынужден податься на завод в захолустном городе в Калужской области, куда был распределен из техникума. Там ему предложили должность мастера по подъемно-транспортному оборудованию в литейном цехе, которую он занимал до армии, и которая оказалась на тот момент свободной, ту же, что и до армии, зарплату и место в том же общежитии. И потекли беспросветные дни – работа, общага, по выходным танцы в клубе, переделанном из церкви. И стало ясно, как дважды два, что, работая на заводе, его воротничок, даже если и станет когда-нибудь белым, все равно будет грязным. И он засел за учебники.
Сосед по комнате, выпускник Одесского политехнического, Ваня Прыткий расхваливал ему свою alma mater и прелести вольного города Одессы. Игорь с ним соглашался, но считал, что после одесского ВУЗа ему не миновать ваниной судьбы, места мастера на заводе. И пусть он потом и дорастет до начальника участка, цеха, главного специалиста, а если повезет, то и директора, воротничок его никогда не будет абсолютно белым. Поэтому целью Холодкова была Москва.
Туда он и отправился, там поступил в институт, отучился, а перед окончанием был направлен на дипломную практику в город Н., где и встретил Маргариту.