1986 г. Новороссийское Высшее Инженерное Морское Училище, Экипаж №4, 4-й этаж, 13-я рота, 5-й курс радиотехнического факультета, 01:30 мск.
В помещении четыре стандартные койки, выход на лоджию, которая соединяет два кубрика.
Вход в кубрик со стороны коридора, через небольшой тамбур (на ширину шкафа, антресолей).
Если открыть дверцу шкафа, то заходя в кубрик из тамбура, можно просунуть разве, что только голову. Вот эту щель мы называли «телевизор».
За пять лет пребывания в данном заведении, ковыряя пальцем в стене перед сном, я таки её проковырял насквозь.
Лето, сплю, слышу сквозь сон, что-то едят в соседнем кубрике (курсант голоден всегда, и поэтому поводу, слышит хорошо). Естественно помогла волшебная дырка в стене. В полусонном состоянии заматываюсь в простынь, как древние римляне, придерживая оную одной рукой, и захожу через лоджию к соседям. Точно, едят! На столе стоит большая стеклянная банка икры заморской, т.е. баклажанной, рядом полбулки хлеба. Все как поросята грязные, так как ложек, вилок и ножей не нашли, и складывая ладонь лопаткой лезли в банку за икрой, ломали хлеб руками.
Я эту процедуру тоже повторил, даже из жадности рука в банку проскользнула.
Стою, ем, прикрыв глаза. Вдруг в коридоре грохот, вопли матерные с песнями – это загулявшие бойцы с увольнения возвращаются.
Открывается дверь, заглядывает Макс, и со словами: «О! Кабачковая икра! Сейчас приду!» уходит.
Через некоторое время, входная дверь снова открывается, и я, стоя за дверцей шкафа, хватаю левой рукой за нос, физиономию, появившуюся в «телевизоре» стараясь её удержать.
Позади себя слышу дружное «Ой!», и тишина…, навожу резкость, мама дорогая! Передо мной стоит капитан 3-го ранга, командир нашей роты, весь в баклажанной икре, красный как рак, молчит и сопит. Догадываюсь, что надо убрать руку, извиняюсь. Офицер снимает с руки повязку дежурного по экипажам, вытирает ей лицо, и уходит. Потом, всё-таки возвращается и говорит: «Мудаки! Ё****ь!»
И как ему объяснить, что я хотел Макса испугать?