Я впервые прочёл автобиографическую трилогию Александры Бруштейн…
Для тех, кто не читал и не знает: эти три книги, все вместе, называют обычно по загловку первой: «Дорога уходит в даль…». Книга вторая – «В рассветный час». Третья – «Весна». Если ещё не читали сами, но, главное, если не читали дети Ваши, - сделайте все, чтобы исправить это упущение. Я сделал так на закате жизни и раскаиваюсь, что не раньше.
Александра Яковлевна Бруштейн (а по девичьей фамилии – Выгодская) – из семьи, можно сказать, знаковой в культуре русских евреев конца ХIХ – всего ХХ века. Её отец – из российских и европейских врачей-гуманистов, одержимых фанатиков клятвы Гиппократа, бессребреников позапрошлого и прошлого столетия. Сашенька была старшей из детей его и жены (тоже «выходки» из семьи врача, а сам Яков Ефимович, наряду с медициной, по приимечательной привычке российских медиков, подобно Чехову, Вересаеву, Булгакову, «женившись» на медицине, был предан и «любовнице» литературе. Только не русской, а – еврейской: на родном языке идиш. И дочь его, и сын Семён родились ещё в ХIХ веке (дочь – в 1884) в тогдашней Вильне, - сейчас это столица суверенной Литвы, а в то время то был провинциальный городок на западе огромной Российской Империи с этнически крайне пёстрым населеним: поляками, литовцами, белорусами, евреями… Будущая писательница, отучившись семь лет в местном женском «институте» (девиц и благородных, и не очень: уж вряд ли к первым она как еврейка принадлежала!), продолжила образование на Бестужевских курсах и ещё во время учёбы там, стала «сеять разумное, доброе, вечное», преподавая в школах для рабочих. Рано включилась в революционное движение, работая в составе политической организации Международного красного креста в помощь революции. После перехода в России государственной власти к Советам организовала десятки школ по ликвидации неграмотности, стала одной из зачинательниц литературы и театра для детей, создала более 60-ти пьес для детей и юношества…
Муж писательницы Израиль (Сергей) Бруштейн стал создателем советской физиотерапевтической науки. Их дочь Надежда (по псевдониму – Надеждина), выдающийся балетмейстер, организовала и возглавила один из прославленных хореографических коллективов в СССР – ансамбль «Берёзка». Сын Михаил стал видным руководителем кондитерской промышленности в стране. Брат Семён –одним из ключевых специалистов по гидросооружениям… Семья талантливая, неутомимо трудолюбивая!
Автор одной из биографий писательницы с явным и хорошо нам всем понятным удовлетворением отмечает, что эта семья благополучно избежала репрессий со стороны советский власти. Порадуемся и мы такому и в самом деле редкостному благополучию. Но оно не означает, что варварский ХХ век семью пощадил: отец писательницы, живший и работавший безвыездно в родном Вильнюсе, был в правительстве отделившейся от России Литвы какое-то время министром по еврейским делам, а когда Вильнюс вошёл в состав Польши, был избран в состав Польского сейма. После того как в1940 году была образована Литовская ССР, а Вильнюс стал её столицей, но в первые же дни после нападения Германии на СССР оккупирован немецкими войсками, Яуов Ефимович вошёл было в состав созданного оккупантами юденрата, однако вскоре за резкие протесты против расистского поведения оккупационных войск арестован и умер в тюрьме. Образ отца в трилогии выписан автором с особой любовью и представлен как высокий нравственный идеал.
Все три книги написаны Александрой Яковлевной на закате жизни – в конце 50-х – начале 90-х годов прошлого века. В период, когда она, смолоду страдавшая от проблем со слухом, вдобавок к этому почти утратила зрение… В эти годы я уже тоже был немолод, детская литература уже не была «моею», и, возможно, потому трилогия прошла мимо меня… Но пришлась как раз по возрасту поколению наших детей. Вообще-то эти книги – на всякий возраст. Но адресованы в первую очередь детям и юношеству. Они великолепно разобраны Дм. Быковым, что избавляет меня от подробного анализа. Отмечу лишь несколько моментов.
Прозрачное письмо литераторов ХIX –го века вполне соответствует относительному благополучию общей нравственной обстановки эпохи. Да: безнравственность уже просилась к человечеству на вооружение, и память девочки навсегда сохранила две такие «заявки» морального нигилизма, как «мултанское дело» в России (обвинение вотяков (удмуртов) в якобы сохранившемся у них обычае человеческих жертовприношений) и всколыхнувшее весь мир юдофобское «дело Дрейфуса» во Франции.
Замечательная ообенность этих двух судебных процессов – не только в том, что оба они были направлены против заведомо невиновных, то есть основаны на судебной провокации, но и в том, что роли заступников народов выступают писатели – защитники оклеветанных честных людей и даже целых народов.
В Мултанском деле (а потом, повторно, - в «деле Бейлиса») за оклеветанных вступился русский писатель Владимир Короленко.
Во Франции же за гражданскую и человеческую честь Альфреда Дрейфуса, но – более того: в его лице – за честь и достоинство еврейского народа, на которого, по юдофобской антилогике, пали обвинения в якобы органически ему присущей склонности к предательству и измене, выступил великий французский романист Эмиль Золя.
Любопытное совпадение: в воспоминаниях Сашеньки Яновской (так названа героиня «Дороги…») рассказано о выступавшем в пору её детства безногом художнике, натренировавшемся рисовать ногами. Его рисунок «дороги, уходящей в даль» дал символическое название всей трилогии. А у В.Г.Короленко есть новелла «Парадокс» - тоже о безногом человеке, который пишет ногой на бумаге такой афоризм: «Человек создан для счастья, как птица для полёта». Мне слышится перекличка в этих двух образах несчастных, вроде бы, калек, знающих, несмотря на свою беду, а, возможно, благодаря ей, дорогу к счастью…
В трилогии описаны события давности столетней и более. По сравнению с вселенскими катастрофами ХХ века даже Мултанское дело, дело Дрейфуса, даже дело Бейлиса (1911), до которого ведущая в даль дорога в трилогии так и не дошла, - это (как ни кощунственно вымолвить такое) – «детские игрушки», хотя и «многообещающие», но всё же далёкие по масштабам до «дела врачей» 1953 г. , дела ЕАК (Еврейского антифашистского комитета), московских процессов 1937 г. и других провокаций сталинской «эпохи»… Но те, «малые», «единичные» или относительно малочисленные, по количеству, обвинявшихся суды, предшествовали размаху напраслины наших лет. Книги Бруштейн – великолепны. Но ведь она была современницей и нашей, и этих репрессий - ужасных по размаху, жутких по масштабу, непревзойдённых по своей подлости. Неужели только то, что её замечательную семью никак не затронули, - неужели одного этого довольно, чтобы не завопить, промолчать?
А ведь она промолчала…
Но я смолчать об этом – не могу...