Как только ни называют мою нынешнюю "профессию". И как только над ней ни издеваются все подряд. Во времена писателя Булгакова представителя нашего социального слоя именовали "Председатель домового комитета". В великом кинофильме режиссера Бортко "Собачье сердце" этого подлого председателя домкома звали Швондер - что-то похожее на "шваль", "швабра", "унтер", "вон" или даже "вонь"! Таким в фильме он и является. Это - совершенной беспринципный политиканствующий пролетарий, получивший над жильцами своего дома почти что тоталитарную власть. И сыграл его в фильме очень едкий актер-сатирик и еврейчик очень маленького роста со скрипучим голосом Роман Карцев.
В фильме "Бриллиантовая рука" эта профессия называлась уже чуть по-иному - "Управдом". Там управдомша имела фамилию Плющ. Ее, нагловатую, высокомерную и откровенно хамоватую, способную на любую гадость сплетницу, сыграла Нонна Мордюкова. И эта роль стала злой и справедливой сатирой на широко известный тип назойливой дамы-общественницы из ЖЭКа.
Еще один запомнившийся образ глуповатого управдома был сыгран актером Юрием Яковлевым в фильме "Иван Васильевич меняет профессию". И там управдом почему-то также имеет типично нерусскую фамилию - Бунша.
Когда я был маленьким, то несколько лет днем ходил не в детсад, а воспитывался у бабушки, и мне в память навечно засело бабушкино выражение "семенченков дом". Это был соседний с бабушкиным самый обычный 2-х этажный дом по улице Лихачева, 15 в нашем Ульяновске. С коммунальными квартирами. Людей там жило уйма. Но почему-то в речи народной за этим домом закрепилось имя собственное - "семенченков", от фамилии Семенченко (особо подчеркиваю: не "СемЁнченко"). В детстве мне дела не было, почему дом стал для окружающих именным, чем-то вроде дома Павлова в Сталинграде. Кстати в Сталинграде очень много домов были названы в честь сержантов или лейтенантов, которые командовали взводом, засевшим в тех или иных развалинах. Улиц как таковых там уже не осталось, номеров домов тоже, сплошь груды битых кирпичей. Обозначить объект на картах и в отчетах вышестоящему командованию было нечем, поэтому руины так совершенно официально и "прозывали" - дом Павлова. Или дом Иванова. Или дом Петрова. Просто Павлову повезло почему-то больше, чем остальным героям, оставшимся безымянными, и он вошел в историю страны. И всей второй мировой войны. Но вернусь к "семенченкову дому". Уже спустя десятилетия я стал припоминать тогдашние объяснения бабушки, на которые раньше не обращал никакого внимания. И вдруг отчетливо вспомнил, что, оказывается, в этом доме был свой собственный управдом. Ни в одном из соседних домов его не было. Или были, но - совершенно безликие, ни рыба ни мясо, и поэтому они также не вошли в историю своего микрорайона. И навсегда канули в Лету. А вот в том доме № 15 таковой был. И этот Семенченко оказался не просто обычным мужиком, а лихим законником! Пронырой и всепролазой! Умел постоять перед начальством не только за интересы собственные, но и народные. И поэтому за советом к нему при надобности шли все, кому не лень. Как к бесплатному, дармовому, но именно поэтому особо ценимому народному адвокату. Я помню, что летом этот коренастый грузный лысый Николай Семенченко вместе со всеми мужиками сидел на лавочке во дворе, играл в домино. Курил. Пил пиво. Но одновременно обсуждал с ними и со всеми своими соседями все насущные вопросы. Выслушивал народные жалобы, обещал выполнить "заказы" просителей. И в итоге все соседние дома были как самые обычные серые невзрачные дома, а этот - совершенно особый. Семенченков! И так продолжалось очень долго, лет 25. Потом, когда этот Семенченко умер, то занять его место не захотел уже никто. Да если бы и захотел - то силенок, знаний да и бескорыстия плюс темперамента у человека не хватило бы. И, что самое главное - авторитета в народе. Популярности, которая зарабатывается не просто годами - десятилетиями честной и безвозмездной службы. Когда человек из народа за народ - горой! А в ответ на это благодарный народ в случае надобности за своего неофициального руководителя тоже встаёт стеной и идет вслед за ним напролом против кого угодно! Потому что он - уже проверенный, честный человек. Из своих. Уж он-то не обманет. И если он куда-то вас зовет за собой, ну, значит, так и надо. Иного пути просто уже нет! Тут хоть погибай, а за своим предводителем иди туда, куда он указал! И стой рядом с ним насмерть!
При царях такой способ влияния на народ назывался ЗЕМСТВОМ. От слова "земля". Когда каждая деревня или город на какой-то не слишком продолжительный срок выбирали из числа наиболее уважаемых соседей себе старосту и добровольно ему подчинялись. Именно таким городским земским старостой был, например, нижегородский купец Козьма Минин. Когда был жив царь Иван Грозный, Козьма как авторитетный руководитель своего крупнейшего в стране города часто ездил в Москву - отчитываться перед Кремлем за свои деяния. Для этого царь периодически созывал всероссийские съезды народных старост, представителей простого народа. И эти съезды назывались Земскими соборами. На них принимались и утверждались важнейшие для страны законы. То есть Иван Грозный был вовсе не сумасшедшим тираном-кровопийцей, каким его сегодня изображают всякие неучи, а главой даже очень и очень демократического государства почти парламентского типа. Когда же царь умер, а его малолетний сын-наследник престола был убит, и страна осталась без царя, тогда-то и начались беззаконие и смута. Старые законы, договоренности, правила торговли, взимания налогов, штрафов, призыва в армию и всё остальное перестали действовать. Вот тогда-то именно земские старосты и продолжали руководить своими городами и селами. Потому что иной ПРИЗНАННОЙ НАРОДОМ власти на тот просто не существовало. А когда на страну напали поляки, захватили Москву и стали попросту уничтожать всё русское и измываться над церковью и верой, пытаясь насадить в стране католичество, то именно городской нижегородский староста Минин стал держать с паперти церкви перед народом речь и тем самым объединил вокруг себя всю российскую землю. То есть на народном вече демократическим путем - голосованием - фактически единогласно выбрали себе военного руководителя князя Пожарского, добровольно ввели на всех новый дополнительный налог, собрали со всех горожан и селян со всей округи на вооружение народной дружины огромную сумму, превратили до этого разрозненных людей в боеспособную сплоченную армию, пришли в столицу и в итоге освободили страну от нечисти! А потом на всенародном вече уже в Москве опять таки сугубо демократическим путем выбрали себе нового царя - Михаила Романова.
Так когда-то было. Потом при Ленине в годы революции земства получили иное название - Советы народных депутатов. И вся власть стала называться не императорской, а советской. Но после сталинских репрессий ничего от этого не осталось, одно только название. Мнение простого народа никто ни в Кремле, ни на местах уже не слушал, коммунистическая партия в виде безжалостных партийных чиновников нависла над людьми как бездушный железный пресс! Давила на всех. Уничтожала малейшие ростки иной, не партийной мысли! И в итоге некогда свободолюбивый народ, победивший и в революции, и в огромной страшной войне, превратился в быдло, в безмолвное стадо баранов. Спился... И покорно смирился с таким своим свинским существованием... Всем на всё стало глубоко наплевать! Даже в своем собственном доме...
В общем наследство мне досталось тяжелейшее. В глазах российских людей управдом - это редкостная сволочь и дрянь. Почти враг честного трудового народа. Так что не случайно идти на эту должность до сих пор редко кто соглашается - уж больно эта работенка скользкая, неблагодарная, малооплачиваемая, а зачастую и вовсе бесплатно-дармовая. В понятиях всех жильцов - это каторга! Да так оно в общем-то и есть...
Например в нашем доме за первые 20 лет его существования никаких управдомов отродясь не было. Как и во всех соседних домах нашего микрорайона. Как-то умудрялись обходиться без них. Однако страна старела, здания, построенные еще при Брежневе, приходили в негодность и требовали капитального ремонта. У обнищавшего населения денег для этого, естественно, не было - люди считали в прямом смысле слова буквально каждую копейку. Цены же на оплату услуг коммунального хозяйства беспрерывно росли. Да такими темпами, что бОльшую часть своих пенсий старики отдавали именно за квартиру, оставляя себе не пропитание и лекарства жалкие крохи. У остальных пока еще не старых работяг дела обстояли лишь немногим лучше. И вот недовольство жителей страны своими жилищными условиями и платой за них наконец поднялось до такого уровня, что центральные власти отмалчиваться уже больше не могли и в 2006-м году наконец-то решили провести в сфере жилищно-коммунального хозяйства глобальную реформу. И, как всё, что идет из центра, из матушки Москвы, эта реформа также оказалась грабительской и во многом антинародной. Всех подробностей данного процесса я описывать не стану. Но одним из положительных результатов этой реформы стало опять введение должности управдома. Только теперь она официально называлась - Председатель совета многоквартирного дома или попросту Старший по дому. Люди давно уже не знали и не понимали, зачем эта должность нужна, поэтому желающих стать старшим, естественно, не оказалось. Плюс ко всему все мы прекрасно уже знали, кто из нас чего стОит, и поэтому не видели внутри своего разбродного равнодушного ко всему "коллектива" общепризнанного лидера. Опять же плюс ко всему вышеперечисленному всем на всё было глубоко наплевать! Хуже того. Больше половины жильцов дома составляют пенсионеры или люди предпенсионного возраста. И как правило это - женщины. Потому что их мужья начиная с возраста примерно 55 лет начинают массово умирать. Я же в своей жизни не видел существ хуже и подлее, чем старухи-пенсионерки. Это - тёщи в квадрате. В кубе! Вообще нелюди! С физиологической точки зрения подобное их зверское поведение объясняется просто: в постклимактерический период у женщин прекращается выработка в организме половых гормонов, и они, эти женщины, из недавних еще красавиц и модниц, тщательно следивших за своей внешностью и своим поведением, очень быстро превращаются в унылых вечно всем недовольных злобных старух-ведьм! И уже нет на них никакой управы! Своим вечным и беспрестанным ворчанием по малейшему поводу и без повода, своими бессмысленными жалобами на жизнь, на здоровье, на детей, на мужа, на внуков, на начальство, кляузами на всех вокруг подряд они способны довести до сумасшествия кого угодно! И быть управдомом - это значит угождать отнюдь не молодым и приятным тебе людям, а в первую очередь именно этим мерзким старухам. Мука мученическая! Тоска тоскущая! Смерть смертная! Добровольная каторга. Самоубийство!
Разумеется, до появления из Москвы этого нового закона о жилье мы пару раз своими собственными силами всем "домовым" миром попытались было решить некоторые вставшие перед нами остро-насущные проблемы. И в итоге вот что из этого получилось. Сегодня трудно в это поверить, но когда-то входные двери во всех подъездах наших домов были не железными, а деревянными. И даже не деревянными, а фанерными. Реечными. Были сделаны всего лишь из нескольких хлипких планок, обшитых снаружи даже не фанерой, а тонкими пластинами, состоявшими из прессованных опилок. Фактически картонными. И эти наружные двери никогда не запирались. Домофонов и всех прочих приспособлений тоже еще не существовало. Всё было нараспашку, как при якобы наступившем уже коммунизме! Заходи, кто хошь! Пока все на работе, взламывай такие же хлипкие двери квартир - никто из соседей грабителя не заметит, не остановит. Да и искать толком не станет - в милицию можешь даже не заявлять. Милиция завалена делами об убийствах, бандитских разборках, массовых драках, поножовщины и для нее квартирная кража - это так... Мелочёвка... Пустая незначительная бытовуха... Отвлекающий момент... На него и внимания-то не следует обращать, потому что он мешает "основной" работе оперативников... И милиция внимание действительно не обращала. И редко когда искала. И еще реже находила преступников. В итоге мы, народ, простые люди оказались предоставленными сами себе... И вот тут-то испытали все тяготы полнейшего беззакония! В нашем подъезде завелся наркоман-сбытчик наркотиков. Хуже того, он жил на одном со мной этаже. В соседней квартире № 57 - прямо напротив моей. И это был не один человек, а целая семья. Их фамилия была Маськины. Мы жили рядом с момента постройки нашего дома, так что знали друг друга досконально.
Глава семейства Петр Маськин всю жизнь был жутким пьяницей. Толстый, коренастый, лысый, широкомордый, в молодости чисто внешне он производил очень приятное впечатление. Пока был трезв... Но когда напивался, то начинал жену сначала таскать за волосы, потом бить кулаками и даже пинать, стучать ее головой о стенку. Она выла, как собака! Соседка, чувашка по фамилии Петрова, которая жила от них через стенку, часто в очередной раз жаловалась нам:
- Опять сегодня ночью Маськин свою Машку бил. Она орала, словно ее резали! И оба их ребенка тоже орали. Видимо, он и им тоже наподдал, когда они мать защищали. А он рычал на них всех, как медведь. Громче них. Орали всем хором! ДурОм горланили! Мы из-за них всю ночь не спали. Убьет он ее. Убьет окончательно! И обоих детей тоже прикончит!..
- Что ж ты милицию не вызвала?- удивлялись мы.
- Ну! Что я вам?- резко огрызалась на это Петрова.- Совсем, что ли, дура окончательная?! Один раз я ее уже пожалела, вызвала... Ну и что же?! Ну, милиция приехала, и Маськина забрали на 15 суток. Так потом на следующее же утро Машка мне в квартиру позвонила и мне же прямо в глаза и высказала: "Ты зачем это, сука такая, моего мужа посадила?! Я тебя просила милицию вызывать?! Теперь его на работе премии лишат. Ты моих детей молока лишила! А Маськин выйдет и меня за то, что я протокол вчера против него подписала, всех нас еще сильнее изобьет! Ну спасибочки тебе за это огромное! Так что больше не суй свой нос, куда тебя не просят! Не вмешивайся в нашу семью! Не твоего ума это дело!" И после этого я сказала себе: всё! Пусть он ее убивает! Пускай хоть на куски режет - мне до них никакого дела нет! Так что вот так вот!
И все соседи со справедливостью слов Петровой согласились...
В результате всех этих измывательств и "битьёв" башкой о стенку Машка Маськина стала регулярной клиенткой Карамзинки - так у нас в городе называют психиатрическую больницу имени историка и писателя Карамзина, давшего в свое время, еще при царях, огромные деньги на постройку этого заведения. Потому что в те годы буйных психбольных не лечили, а приковывали чуть ли не цепями к стенам "камер" и держали там как диких зверей, где они ходили под себя, им давали есть всякую дрянь и вообще содержали в страшных условиях - в полумраке и холоде подвалов, пока несчастные не вылечатся сами собой или не загнутся окончательно.... Это были самые настоящие тюрьмы. Денег для таких больных правительство выделяло копейки. Карамзин был гуманистом, и для больных на краю города, подальше от глаз любопытных, построили не камеры, а именно больницу со светлыми чистыми палатами и обеспечивали за ними надлежащий уход. Вот там-то эта самая Маськина и лежала теперь по месяцу раз в год, и даже получила в итоге в 30 с небольшим лет инвалидность и небольшую пенсию. После этого работать она уже не могла. От малейшего напряжения у нее начинала раскалываться голова, мутнело в глазах вплоть до того, что она начинала заговариваться и теряла сознание. И отныне она целыми днями в основном только лежала дома и читала книги. Всем хозяйством в квартире занималась дочь, когда для этого подросла. То есть где-то лет с 13-ти. Звали ее Веркой. Была эта Веркой невзрачной довольно угрюмой девицей. Чисто внешне до того незаметной, что я несколько лет не замечал, что она учится в той самой школе, где я работал тогда учителем истории. При этом я с Веркой регулярно встречался и в своем подъезде, и во дворе чуть ли не каждый день. Так получилось потому, что я никогда не вел уроков в ее классе. Микрорайон у нас в те годы был перенаселенным, школ не хватало, дети учились в две смены. Мне достались четвертые и пятые классы, и у нас уроки начинались в час дня. А Верка училась в 6-м классе, в первую смену, и к тому времени она уже приходила домой. Так что в школе мы за несколько лет ни разу с ней не пересеклись. И я заметил ее лишь тогда, когда однажды заболел учитель истории, который вел уроки в их классе, и завуч потребовала от меня заменить его. Я подчинился. Пришел на урок в совершенно не знакомый до этого мне класс. Начал его вести. И тут несколько учениц - подчеркиваю, именно учениц, предельно наглых и самоуверенных - стали мне громко вслух, демонстративно вызывающе указывать, на мои якобы ошибки. Принялись хохотать надо мной. Я выгнал их из класса. Они с радостью подчинились - тем более была уже весна и можно было пойти погулять на улицу и покурить за углом. Но одна из учениц не пошла курить, а стала беспрестанно открывать дверь в класс, засовывать вовнутрь голову и обзывать меня. Все в ответ радостно гоготали! Когда она просунулась в класс в очередной раз, я, наплевав на всякую учительскую этику и эстетику, ей прямо пригрозил:
- После урока встречу - прибью гадину!
Класс такого не ожидал от учителя и испуганно немного притих... Эта ученица тоже вроде бы испугалась и исчезла... А вечером после школы я встретил ее, эту тварь, в своем подъезде! Прямо на своей лестничной площадке! Я открывал дверь в свою квартиру, а эта гадина выходила из квартиры напротив. Вот тогда-то я и узнал, что она - и есть та самая Верка Маськина. Увидев меня, она испуганно захлопнула дверь и спряталась в квартире! И с той поры старалась тщательно избегать меня. А если ей не удавалось это сделать, то, как неуловимая ящерица, проскальзывала мимо с виноватым видом, не поднимая глаз и никогда не здороваясь. Я ее люто ненавидел! И, если что, готов был дать ей по морде! И она это прекрасно видела, понимала и потому-то избегала меня. К тому же знала, что, если я нажалуюсь на ее поведение отцу, то он по пьяни вломит ей вообще без жалости! Поэтому и не рисковала встречаться со мной лишний раз... Так мы и просуществовали фактически бок о бок несколько лет... Впрочем та же соседка чувашка Петрова отзывалась о Верке очень хорошо:
- Ну скажите вы мне: ну вот зачем эта Машка Маськина родила второго ребенка? Ведь прекрасно же знала, что муж - пьяница. Ну ладно, сделали одного. Для порядка. Так всем положено. Ну, ладно. На первый раз повезло. Получилась дочь. Но ведь сразу же видно, что Верка - малость ТОГО... Повёрнута... Хотя и работящая. Но все равно - дура! Не как все. Так ведь нет! Машка зачем-то "высрала" еще и второго - Лешку. Спрашивается - ну для чего?! Если муж неделями не просыхает, то ведь сразу ясно, КАКИМ получится ребенок. Таким он и получился... Ну и кому он теперь такой нужен? Матери? Ни в коем разе! Мать только лежит да целыми днями книжки почитывает... Отцу? Он тем более на сына плевал! Ему водка всего дороже. Получается, что нужен он только Верке. Она за ним и в детский садик ходила: уводила утром перед школой и приводила вечером домой. И гуляла с ним постоянно. Это ведь она, а не мать его воспитала. Она же теперь и ему, и всей семье и варит. И стирает. И в магазины для них всех ходит. А Машка всё, знай себе, полёживает, таблетки поглатывает да охает: "Ой, как у меня сегодня голова с утра раскалывается! Ой, а не пора ли мне опять в психиатрическую лечь? Подкрепиться. Здоровья поднабраться. А дети пускай сами по себе растут..." Слишком умной быть желает!..
И если Верка Маськина в смысле разумности была еще так-сяк... То ее родной брат Лешка был вообще умственно отсталым. И это было видно с первых же лет его жизни. В нормальную школу его не взяли, и он проучился 8 годков в особой школе № 23 для детей с отклонениями. Взгляд у него всегда был малость нечеловеческий, бешеный! Он любил постоянно жевать резинку и делал это как-то по-особому, методично-однообразно, как робот. И когда он тупо смотрел на тебя бессмысленными глазами и постоянно жевал, то возникало неприятное чувство, что перед тобой вовсе не человек, а какое-то безмозглое животное... Он, как и мать, тоже не вылазил из психбольницы. Но лежал там не две-три недели, а часто по три-четыре месяца, а то и по полгода. И мы, соседи, тогда все гадали: живой ли он вообще или уже умер и его там уже давно схоронили? Тем более карамзинское кладбище находится в ста метрах от "родной" больницы. На крутом склоне высокого холма, ниспадающего к Волге. Покойника далеко и нести не надо. Кажется, заколотили умершего психбольного в гроб, вырыли яму, пинули гроб с горки и он сам собой скатится вниз и, как шар в лузу, попадет прямо куда надо. Точнёхонько в могилу. И останется только ее потом землей закидать. Скинули человека с глаз долой, и словно его никогда и не было... Всего и делов-то... Там больничных могил каждый год прибавляется штук по пять минимум. И на них никогда не ставят памятники. Так только... Воткнут для видимости или какой-никакой отчетности перед начальством сделанный из дранок крестик высотой с полметра, напишут на нем карандашом имя-фамилию мертвеца - человека без роду, без лица - и поминай как беднягу звали... Страшно!.. Хуже и безнадежнее, чем на войне... А по весне вместе с талой водой уплывет этот хилый крестик вниз, на дно оврага, холм сравняется с общей поверхностью - вот и всё, что осталось... Одно только ровное место, поросшее травой... Никто никогда уже и не догадается, что здесь - могила... что в ней лежит когда-то живой, рожденный матерью себе на радость бывший человек... Всё - тлен...
Иногда мы спрашивали о судьбе Лёшки его мать или Верку, но те или хмуро отмалчивались, или отвечали:
- Всё хорошо. Лечится. Скоро выпишут...
И действительно Лешка вдруг появлялся вновь. И мы узнавали об этом случайно... по его пению... Иногда ему надоедало постоянно сидеть дома, и тогда он, если на улице было холодно, выходил в подъезд, вставал между этажами, где были окна, долго курил, смотрел на улицу и тупо, как корова, мычал какие-то свои, видимо, им самим придуманные протяжные бессловесные песни, словно молился... И это было жутковато... Со мной он никогда не здоровался. Вообще меня не замечал. В упор не видел! И, кажется, по-своему, презирал. И слава богу. Наши с ним отношения испортились после того, как я ему однажды чуть не съездил по харе! Дело было так. Лешке в ту пору было лет 14. Ни Верки, ни родителей в тот день не было дома, и он в бесконтрольном одиночестве развлекался тем, что стоял на своей лоджии, поджигал газеты и поочередно кидал эти факелы вниз. Их запросто могло ветром затянуть на какую-нибудь лоджию. Там могли загореться какие-нибудь вещи. Пожары в соседних домах случались от попавшей сверху всего лишь не потушенной папиросы. А тут целый факел! Я тогда сурово прикрикнул на Лешку. Он в ответ лишь нагло огрызнулся. Тогда я прикрикнул на него уже матом! Он, кажется, что-то осознал и вроде бы даже испугался. Но затаил обиду. И однажды подловил момент и, когда я подходил к подъезду, кинул на меня сверху довольно увесистую деревяшку. И спрятался. Но бабки, сидевшие на скамейке, увидели, кто именно кидал и сообщили мне:
- Это Лёшка Маськин. Он. Точно. А больше и некому. Только он один на это у нас в доме и способен... Придурок!
Взбешенный, я единым махом взбежал на свой 6-й этаж и заколотил руками и ногами в дверь, хотя там был звонок. Мне открыла перепуганная Верка. За ней боязливо прятался Лешка. Я оттолкнул Верку в сторону. Схватил Лешку за волосы и затряс его головой во все стороны изо всех сил! Верка опешила от моего столь дикого вида и не вмешивалась.
- Убью суку!- закричал я и на Лешку, и на Верку разом. И добавил еще много чего матом! И потом с силой резко захлопнул их дверь! Чтобы их не видеть!
Вечером, вернувшись с работы, ко мне в квартиру позвонил Маськин-старший. На этот раз трезвый. Я был выше его почти на целую голову, к тому же моложе и сильнее, поэтому драться со мной он не решился и сказал вполне миролюбиво:
- Ты за что моего сына ударил?
- За то, что он недавно чуть пожар в доме не устроил. А потом с балкона в меня палкой кинул.
- Да?
- Да!
- Хм... Ну хорошо... Он мне этого не сказал... Я сам с ним сейчас разберусь... Если он виноват - получит!.. Но ты моего сына больше трогать не смей! Он и без того больной на голову... Иначе я заявлю на тебя в милицию. Понял?
- Да, больше не буду,- решил я не обострять ситуацию.
- Вот и хорошо, - тоже почти улыбнулся он в ответ.
И Маськин ушел к себе...
Вообще-то я - человек довольно конфликтный и злопамятный, если меня сильно обидят. И стараюсь всегда отомстить обидчику, чего бы мне это ни стоило! Христианское "подставь левую щеку" - это совершенно не для меня. Но в данном случае я с Петром Маськиным не разругался, он меня не обзывал, не угрожал мне, так что мы остались с ним во вполне приятельских соседских отношениях. К тому же он деградировал прямо на глазах. А какой смысл общаться с пьяницей?..
Маськин когда-то был неплохим шофером. Но из-за пьянки у него отняли права, и он был вынужден пойти работать на наш трижды проклятый ульяновский автозавод, который вбирал в себя всех пьяниц, "химиков" и прогульщиков в округе. Потому что нормальные люди там работать решительно отказывались. Хотя платили там всегда очень неплохо. Я как-то совершенно случайно, когда сам подрабатывал несколько месяцев на этом страшном заводе, зашел в один из самых грязных его цехов. Весь потолок и стены там был закопченно-черными, как в аду. Под ногами на металлическом промасленном скользком полу валялись кучи мелкой обрубки. Кругом надрывались огромные в три-пять человеческих ростов прессовые и кузнечные станки. Всё тряслось. Грохот был неимоверный! Вот на одном из таких прессов и работал теперь Маськин. Его работа была чисто механическая, как у живого робота. Рядом по конвейеру двигались бесконечной чередой тяжелые до красна раскаленные только что после отливки детали. Нужно было огромными длинными клещами их все поочередно снимать с конвейера, класть на станину, нажимать ногой на педаль, многотонный пресс с силой падал, придавал заготовке нужную форму, потом эту железяку следовало быстро вернуть на конвейер и успеть подхватить следующую, пока по конвейеру она не "убежала" дальше. И так до бесконечности. Целую смену. Годами. Десятилетиями... Совершенно тупая, бессмысленная убивающая в человеке всё живое работа, когда человек не имеет буквально ни секунды, чтобы вытереть со лба пот. А жара стояла ужасная. На улице было безжалостное лето, асфальт вокруг цеха на солнце раскалялся и чуть ли не плавился. Температура деталей на конвейере была несколько сот градусов. Чтобы рабочие не падали от перегрева в обморок, рядом ставили огромные промышленные вентиляторы. Но они помогали мало. Это был ад в чистом виде! Вот тогда-то мне и стало понятно, почему Маськин так упорно спивался - ему просто уже не хотелось в таких условиях жить! Смерть ему казалась единственным выходом...
В конце концов он таки допился до белой горячки, несколько раз лечился, "зашивался", но всё было уже напрасно, и жена Машка в дни самых его отчаянных запоев вовсе перестала пускать его домой. Тогда Маськин подолгу стучался в железную дверь родной квартиры, даже плакал... Но Машка оставалась невосприимчивой к его слезам и никогда ему не открывала. Дети отца тоже ненавидели и мстили ему за всё испытанное от него в прошлом! И тогда Маськин ложился спать у двери прямо на голом холодном полу. При этом он зачастую мочился под себя. И все соседи были очень рады, когда он наконец-то умер - кажется, от инфаркта, где-то на улице.
На несколько часов гроб с его телом из морга привезли к подъезду. Домой не заносили. На лысой голове Маськина, на затылке, был отчетливо виден грубый шов, оставленный санитарами после вскрытия и трепанации черепа. Хотя бы ради приличия носовой платок ему к затылку приложили или какую панамку надели... Нет, не сделали даже такой пустейшей, формальной мелочи. Всем на всё было наплевать! И даже после смерти Маськин оставил о себе крайне неприятные воспоминания...
А в итоге его семья осталась без основного кормильца. Впрочем Машка по этому поводу вовсе не горевала и очень быстро завела себе любовника - страшного, звероподобного вида очень смуглого черноволосого чувашина, который работал в нашем ЖЭКе трактористом. И он тоже был пьяницей. И всё с ним повторилось в точности, как с Маськиным: когда этот тракторист-чувашин приходил к Машке пьяным, то она ему тоже не открывала. И он тоже спал на полу под дверью. А мне по пьяной лавочке жаловался:
- Вот ведь какая сучка! Когда я получу зарплату, так она ко мне и с лаской! И раздевается... А как денег нет - то я ей на хрен не нужен! Гонит! Знать меня не хочет! Сплю тут, как собака...
Несмотря на такую противную свою внешность, на самом деле этот мужик оказался человеком очень добрым и совестливым. И на откровенность он решался только будучи очень и очень поддатым. Но как только приходил в трезвое состояние, то в нем тут же просыпался почти детский стыд за всё недавно произошедшее и им сказанное, и он виновато и очень смешно прятал от меня глаза и старался обойти меня за километр.
И вот эта самая Машка в поисках заработка докатилась до того, что позволила своим и без того слабоумным детям сначала стать наркоманами, а потом превратиться и вовсе в наркоторговцев...
Казалось бы, уж кому-кому, но только не этим полудебильным выродкам принимать наркоту - ведь и без того едва соображают. Но куда там! Деньги сыграли свою пагубную всеразрушающую роль. До этого Верка уже несколько лет торговала на ближайшем перекрестке рыбой. То есть и в лютый мороз, и в страшный зной она целыми днями стояла на улице даже безо всякого навеса над головой и почти вконец обмороженными красными непослушными пальцами доставала из контейнеров покрытые льдом тушки, кидала их на весы, отсчитывала деньги, много взапой курила, отчаянно материлась. Чтобы окончательно не замерзнуть, часто выпивала. Вся насквозь провонялась рыбой. И даже уже не мечтала вырваться из той торгашеской поганой среды, в которую попала отныне на всю жизнь. Ведь после школы она даже не пыталась закончить хоть какое-нибудь, пусть даже самое завалященькое, самое пошленькое училище, и поэтому ни на какую другую серьезную работу рассчитывать уже не могла. И вдруг мы перестали видеть Верку вечно мерзнущей, как самая дешевая проститутка, на перекрестке. Она начала очень хорошо и дорого одеваться! Потом перестала работать вообще. Точнее сказать, нашла другую, более денежную работу, которая не требовала от нее постоянно светиться на улице. Всё теперь происходило скрытно, тайно и крайне криминально. Лешка тоже весь преобразился. Первым делом он перестал выть в подъезде свои бесконечные бессловесные "мантры". Из мешковатых старых выцветших от многочисленных стирок штанов и маек переоделся в дорогие джинсы и стильные рубашки. И даже взгляд у него стал чрезвычайно высокомерным и вызывающим! Ну а как же иначе - у человека вдруг завелись большие деньги! У него даже появились женщины! Которых прежде никто из нас отродясь рядом с ним не видывал! И даже не одна женщина, а сразу несколько! Они, эти очень молодые бабы, отныне всей толпой жили в квартире Маськиных, беспрестанно "распевали" Лешке хвалебные оды, восхищаясь его невиданной щедростью, и так неотступно и сопровождали его целой щебечущей стайкой, когда он шел в магазин. Ведь он, дурачок, дорвавшийся до наслаждений, не жалел для них никаких денег и покупал им всё, что они ни попросят. И эти продажные шмары - некоторые, надо отдать им должное, очень даже симпатичные - ради бесплатной жратвы, выпивки и тряпок готовы были обслуживать придурковатого Лёшу как только его душеньке будет угодно!..
Сама Машка Маськина тоже преобразилась и из некогда забитой придурочной и припадочной бабенки вдруг предстала пред нами в образе этакой королевишны! Которой отныне стало западло жить рядом с нами, "холопами и быдлом". Теперь она, похваляясь своим богатством, на улице прилюдно и очень подолгу разговаривала по мобильному телефону, который в те нищие для всех нас годы был еще неимоверно дорогой и малодоступной новинкой. И как-то в очередной похвальбе у подъезда на скамейке она проговорилась, что еще немного, и она продаст свою 3-х комнатную квартиру и купит 5-комнатную.
Все так и ахнули! Оказывается, вот какими огромными деньжищами она теперь ворочала! А ее сынок Лешка обнаглел настолько, что как-то увидел меня и не спрятался и не прошел мимо, как проделывал это раньше, а почти вплотную подошел ко мне и прямо в лицо сказал мне с чувством великого своего превосходства:
- Ну ты, бородатый! Заткнись и больше не рыпайся! Еще раз против меня раскроешь пасть - тебя порвут! У меня теперь есть защитники!
При этом руки он держал в карманах, и я очень опасался, что там может быть нож... От такого много возомнившего о себе дурака теперь можно было ожидать чего угодно... Я опасливо машинально отступил от него назад, но не показал своего страха и в ответ обматерил его!
Увы, увы... Россия... Здесь народ понимает только мат...
После этого я понял, что молчать и терпеть этот беспредел уже невозможно. Надо действовать - решительно и немедленно! Наркоманы обнаглели настолько, что уже начали нам откровенно угрожать. А вскоре начнут нас и вовсе уничтожать! И это были не пустые угрозы... Действительно, подниматься на свой 6-й этаж нам всем стало теперь просто страшно! Отныне у нас на площадке и день, и ночь толпились темные личности. И их было много, иногда по 10-15 человек. И все они были наркоманы или наркоторговцы. Они пришли сюда или за дозой для себя лично, или купить у Маськиных большой пакет наркоты для перепродажи. Рожи у них были, как правило - не приведи господи где еще их встретить. Изможденные, с коричнево-серой кожей ходячие скелеты. Они заплевали и изгадили нам весь подъезд. Повсюду теперь были дерьмо, моча, использованные шприцы и бинты с кровью. И жить среди такого человеческого навоза стало очень страшно!
Периодически Лешка или Верка открывали дверь своей квартиры и запускали наркоманов по одному. Там те рассчитывались и, может быть, сразу и кололись - подробностей я не знаю.
Среди покупателей иногда попадались и мои бывшие ученики. Большинство из них я не видел уже 10 и более лет - с того самого момента как наплевал на эту паскудную среднюю общеобразовательную российскую школу. Работать с моральными уродами и полнейшими выродками - детьми наркоманов и пьяниц я был уже не в силах. Эта поганая нищенская всеми презираемая профессия унижала меня. Я все-таки был полон чувства собственного достоинства! А учителями продолжали работать, как я считаю, только те, кто окончательно перестал сам себя уважать. Кому деваться было уже некуда - менять профессию было или поздно, или очень боязно. И все их громогласные заявления о том, что они - представители самой гуманной, самой нужной в мире профессии было ничем иным как голимым пропагандосом. Самообманом. Желанием представить вонючее дерьмо букетом прекрасных цветущих роз! Этих несчастных людей - российских педагогов - я считал дураками! Идиотами! Самоубийцами! И при встрече с ними, с кем я раньше работал в школе, уже не скрывал своего отношения к ним. А они, мои бывшие коллеги, в ответ с таким же презрением смотрели на меня: дескать какой же ты дурак - пять лет зачем-то учился в педагогическом институте, чтобы потом все равно "закопать" учительский диплом и пойти обычным работягой на грязный завод... И вот теперь мои бывшие, теперь уже взрослые ученички узнавали меня и некоторые даже пытались напомнить о себе. Увидев меня, вдруг говорили мне:
- О! Здравствуйте, Сергей Германович! Вы меня узнаете? Я - Саша Елистратов. Учился у вас в 70-й школе. Вы у нас в 5-м классе еще Древнюю Грецию преподавали. Ой, как интересно у вас на уроках было! До сих пор вас вспоминаю!
- А-а... Ну-ну... - действительно вспоминал некоторых из них я.- Давненько тебя не видел. А ты чего здесь делаешь?
- Да так... вот... в гости к другу зашел...
- За наркотой пришел?
- Ну-у... Это не важно...- в ответ смущенно или нагло отвечали они...
Мы, жильцы нашего 2-го подъезда, проследили и то, как и через кого эти суки Маськины получали товар. Его привозил им на автомобиле один и тот же азер. И делал это как правило в 7-8 вечера. Ежедневно. И жаловаться куда-либо на Маськиных было бесполезно! Потому что реальной власти в стране не было! Хотя Путин стал президентом уже 5 лет назад. С одной стороны, он якобы вел непримиримую борьбу с наркодилерами, и по всем СМИ горланили о том, что с эпидемией наркомании в России вот-вот будет покончено навсегда! И чуть ли не ежедневно звучали призывы к населению сообщать о наркодилерах по соответствующим телефонам. Но сколько мы ни звонили по этим номерам, Маськины продолжали свой бизнес. И насмехались над нами. Тогда я уже сам и другие жильцы тоже стали писать жалобы и заявления и в милицию, и в ФСБ, и губернатору - всё равно всё было бестолку. Наконец мы написали жалобу в Москву - уже самому Путину! И тогда к уже известной вам чувашке Петровой пришел оперативник, показал красные корочки и предложил ей:
- Давайте я с товарищами спрячемся в вашей квартире и несколько дней через глазок будем следить за Маськиными. Как? Согласны?
- Это еще зачем? И почему спрячетесь именно у меня? - возмутилась и одновременно испугалась она.
- Потому что вы живете от них через стенку. И в ваш глазок все прекрасно видно. И как только мы увидим, что Маськины получили товар, мы тут же выскочим и арестуем их! С поличным! А иначе их никак не возьмешь - они отопрутся.
- Да чего их подлавливать!- поразилась глупости оперативника Петрова.- Мы же уже писали вам, что Маськины получают товар каждый день. В 7-8 вечера. От азера. Который сам приезжает к нашему подъезду. На автомобиле. В открытую. В наглую! Никого не боится! Причем на одном и том же автомобиле. На старых белых жигулях. Вот его номер. И длится это уже полгода. Ну чего подлавливать-то. Чего за ними следить? Мы их давно уже сами выследили! Спрячьтесь на 1-м этаже за дверями и хватайте их, как только жигули подъедут! Всего-то и делов!
- Нет, вы тонкостей нашей оперативной работы не понимаете,- усмехался в ответ лейтенантик.- У нас есть четко разработанный план проведения операции. Утвержденный начальством. И мы обязаны действовать строго по этому плану. И никак иначе. Ну так что, пустите нас к себе домой?
- Нет, конечно!- буквально взрывалась на это Петрова.- Год назад у меня умер муж. Я теперь живу совершенно одна. Защищать меня теперь некому. Вы схватите одного дурака Лешку Маськина, а вся их банда останется на свободе. И они мне отомстят - пырнут меня ножиком в любой момент. Когда я выйду из квартиры. Они ж тут сутками напролет торчат. И никто из соседей и не узнает, что меня убили. Пока дочь ко мне не приедет, продукты мне не привезет... Зачем мне это надо? Я - что? Сама себе - враг? Ищите дуру! нет, конечно! Никого не пущу!
- Ну тогда и не жалуйтесь. А больше мы вам ничем помочь не можем...- и лейтенант ушел навсегда...
Мы все таким беззаконием были поражены буквально наповал! И после долгих размышлений решили, что пора нашу картонную чисто декоративную подъездную дверь на 1-м этаже поменять на металлическую. Как это проделали уже во многих домах в нашем Ульяновске. Долго искали среди себя человека, который согласится собирать со всех жильцов подъезда деньги. Наконец нашли такого. Точнее кое-как уговорили сделать это бывшего директора школы, а теперь пенсионера 63-летнего Александра Ивановича с 4-го этажа. Он действительно быстро собрал деньги, дверь установили. И тут старухи на своей проклятой лавочке принялись привычно обсуждать, а не украл ли этот самый Александр Иванович часть общенародных денег! Сами же старухи тут же и донесли Александру Ивановичу, что теперь они ему очень и очень не доверяют - потому что он у них под большим подозрением! Изумленный и возмущенный Александр Иванович в доказательство своей невиновности предоставил старухам документы со всеми необходимыми печатями, но старухи и на это нашли, ЧТО ему ответить, и сказали, что для них эти бумажки все равно не доказательство. Что всё это - филькина грамота. Потому что он мог договориться с начальником фирмы, изготовившей дверь. Тот написал фиктивную, завышенную смету, а сэкономленные денежки Александр Иванович с этим начальником поделили. И пропили. Таким образом старухи по своей поганой привычке бесконечно сплетничать ни о чем и в то же время обо всем обгадили Александра Ивановича с головы до ног. И он им всем тогда громко и принародно заявил:
- Будьте вы все трижды прокляты!!! Дурак я, что поверил вам и связался с вами, сплетницами! Вы кого угодно способны обосрать! Вам лишь бы языками почесать!
Вот таким образом стало ясно, что никто никогда в нашем доме управдомом быть не захочет!.. Эта должность слишком убийственная. Такая же поганая, как все равно что быть учителем в школе!
Однако закончу историю с Маськиными.
Разумеется, железная дверь от наркоманов нас не спасла. Потому что нужно было уничтожить самих наркодилеров. И вечером все тот же азер все на тех же жигулях продолжал регулярно приезжать к нашему подъезду. Домофонов тогда еще не было, и Лешка Маськин сначала высматривал азера со своей лоджии, потом спускался вниз, забирал товар, расплачивался там же, и наркоманы продолжали все так же толпиться на нашей лестничной площадке и загаживать наш подъезд. Молодые шмары все так же порхали вокруг Лешки. И Верка, кажется, тоже нашла себе любовника - так нам всем показалось. По крайней мере рядом с ней стал часто появляться некий парень, который за ней вроде как бы даже ухаживал. Хотя черт их там, нелюдей, разберет!..
Однако наши жалобы в Москву наконец-то возымели свое действие, и бизнес Маськиных в один прекрасный момент все-таки рухнул! Мы все с надеждой ожидали, что всю их развеселую семейку осудят и надолго посадят. Однако этого не случилось. Все они почему-то остались на свободе. Более того, Машка Маськина нас всех еще и обвинила. Она кричала на нас сверху со своей лоджии, когда мы все как-то вечером после работы собрались на улице:
- Что вы за люди! Сволочи! Мы вам что? Мешали? Позавидовали нам. Нажаловались на нас. Денег нас лишили. Как мы теперь жить будем? На что? Мы же никто работать не можем. Все больные. Нас никуда на работу не берут. Хотите, чтобы мы с голоду подохли, да? Скоты! Чтобы ни дна вам ни покрышки не было! Чтобы вас черти на том свете разодрали!
Все в ответ над глупой и совершенно уже обезумевшей Машкой только посмеялись. И жизнь потекла своим прежним привычным спокойным руслом...
Машкины дети, привыкшие к наркотикам, оставшись без денег и без доз, скопытились очень быстро. Первой дала дуба Верка. Сначала она всего-то за несколько месяцев из 25-летней бабы превратилась в желтую старуху. А потом померла вовсе. Лешку ломало несколько раз. Однажды он тоже чуть не умер. У него случилось что-то вроде клинической смерти. Но вовремя приехавшая скорая ввела ему дозы всяких лекарств и забрала его в больницу. При этом совершенно белый и уже холодный Лешка со стеклянными глазами и в столбнячной позе лежал на диване и почти не дышал. Фельдшерица велела Машке созвать соседей-мужиков, чтобы они помогли спустить носилки с Лешкой с 6-го этажа по лестницы до машины. Машка обегала все квартиры, всех умоляла помочь ей, но все в ответ только послали ее на три буквы! Потом Машка еще долго опять возмущалась всеми нами:
- Ну что вы все за сволочи! Не захотели помочь перенести моего сына. Для вас было бы лучше, если бы он умер, да?
- Был бы он как нормальный человек, помогли бы с радостью,- усмехнулись в ответ все.- Чё ж хорошему человеку не помочь? Чай, не звери. А коли он - скотина, то пусть сам и добирается. Вот еще - таскать его... На хрен он кому сдался!
Впрочем Лешка действительно оказался живучим, как какой-нибудь лесной зверь. Уже в этот же день вечером после перенесенной ломки он сам своими ногами вдруг пришел из больницы домой! И отныне ходил неестественной "деревянной" походкой на полусогнутых ногах. Сгорбленный так, словно нес тяжелый мешок. Постоянно разговаривал сам с собой. На сгибах локтей у него остались синюшно-черные бугры подкожных узлов над венами и страшные шрамы от язв - следы гангрены, появившейся в результате пользования грязными шприцами. И производил он впечатление глубокого старика. Но и все равно упорно продолжал жить... зачем-то...
От безденежья Машка вскоре продала свою 3-х комнатную квартиру и купила 1-комнатную в доме через несколько улиц от нас. И следы их затерялись. Никто их судьбой больше не интересовался. С той поры прошло уже 13 лет, и я случайно на улице встретил Лешку только однажды - прошедшей осенью. Он сгорбился еще сильнее... Стал еще желтее... Глаза превратились вообще в безумно-стеклянные... Но и все равно даже в таком состоянии он продолжал жить...
И вот теперь пришла очередь подробно рассказать о том, как мы все-таки выбирали себе Старшего по дому. Как я уже написал, никто Председателем совета МКД (многоквартирного дома) в результате всех прошлых злоключений быть нив коем случае не соглашался. В конце концов дело закончилось тем, что после многочасовых посиделок и перетёрок между собой на лавочках возле всех трех подъездов нашего дома старухи все-таки уговорили 40-летнюю Валю Ковшову из 1-го подъезда побыть Старшей по дому пару годков. Дескать позанимай этот пост временно, раз так надо, если сверху что-то надумали поменять в нашей жизни. А там посмотрим... Поглядим... Если получится что дельное - то останешься Старшей и дальше. А нет... Ну так на нет и суда нет... А в качестве платы за работу на этой должности директор нашего ЖЭКа согласился брать с Вали за коммунальные услуги не положенные все сто процентов, а лишь половину начисленной суммы. Но эта сумма была столь незначительная, что особо стараться и "драть задницу" за нее было бессмысленно. Вот Валя особо и не старалась... Исполняла эту обязанность кое-как, ни шатко ни валко. И всё шло как-то само собой. И так продолжалось более десяти лет, пока власти не ввели очередное новшество. Оно называлось ОДН и расшифровывалось как "общедомовые нужды". И нужно более подробно разъяснить, что это за "невидаль". До сих пор каждая квартира платила за потребленную ею горячую, холодную воду и за электроэнергию исключительно по показаниям своих индивидуальных внутриквартирных счетчиков. Однако жильцы научились эти счетчики подкручивать, намагничивать, проводить с ними кучу других строго секретных манипуляций, и поймать их на этом было невозможно. А в итоге получалось, что платили они сумму гораздо меньшую той, что должны были заплатить по правде. И тогда государство разрешило всем ЖЭКам страны поставить еще и общедомовые счетчики на воду и электричество. И тут выяснилось, что дополнительные суммы, начисленные по этим счетчикам, оказались весьма значительными! И мы, честные жильцы, все вместе платили за тех, кто воровал. У нас же!
Старухи на лавочках опять бесились! Теперь от бессилия что-либо изменить... И опять искали виноватого. И на этот раз ею оказалась совершенно неожиданно та самая Валя Ковшова. Старухи ядовито шептали ей вслед:
- Подкручиваешь счетчики. Воруешь!
- Что я подкручиваю? Где? Как? - в прямом смысле слова плакала она.
- Знамо, как! Договорилась с начальником ЖЭКа, он тебе приплачивает, чтобы ты неправильные показания по общедомовым счетчикам давала. Мы платим, а денежки идут ему в карман. Он себе на них коттеджи строит. Знаем мы вас, махинаторов!
- Да что вы такое мелете!- чуть ли не в голос рыдала Валя.- Как только у вас язык поворачивается наговаривать на меня! К этим счетчикам никак не подобраться - они находятся в железной коробке. Ее не откроешь. Она опломбирована. Сходите в подвал сами и посмотрите. Хотите, прямо сейчас ключ от подвала принесу и все вместе туда пойдем? Хотите?
- Ну не знаем... не знаем... Никуда не пойдем. Но и тебе не верим! Слишком много с нас стали брать. Значит, махинируете! Воруете!
У Вали опускались руки...
Дальше - хуже. За 35 лет существования нашего дома под его окнами выросли огромные американские клены. Это дерево среди биологов считается сорняком хуже травы пырея. Оно действительно было завезено в Россию из США лет 200 назад и вскоре заполонило все наши городские парки и дворы. Причем в лесах ни одного американского клена ученые не встретили ни разу: русский лес за миллионы лет своего существования выработал такую фито-среду, в которой американский клен как новопришелец из-за океана попросту не выживает. Ни одно его семя из земли там не всходит. Соседние деревья его просто безжалостно душат! А вот где никакой конкуренции с истинно русской природой нет, там заморский гость чувствует себя полным хозяином положения и вырастает активнее нашей березы, которая является вообще рекордсменом в этом деле, и ее семена распространяются ветром повсюду и прорастают где угодно, где имеется хоть малейший клочок земли - и на крышах заброшенных зданий и даже на балконах среди мха между кирпичами. И вот эти самые повсеместно растущие американские клены, деревья-сорняки, в то же время держатся за почву так слабо, что при сильных ветрах валятся на землю, как спички. Поэтому допускать, чтобы они в людных местах вырастали до больших размеров смертельно опасно! Тем более в связи с явной сменой климата ветра в нашей местности все чаще стали превращаться в мощнейшие ураганы. Чуть ли не в торнадо. И жертв среди населения от упавших на асфальт, людям прямо на голову деревьев каждый год бывает немало. И вот таких аварийных кленов под нашими окнами выросло аж целых пять штук! Их огромные искривленные стволы толщиной до 40-ка сантиметров нависли над пешеходными дорожками, как мощные строительные балки, как конструкции перекрытия, и ходить под ними стало чрезвычайно опасно. После многочисленных жалоб пенсионерок опять же во все инстанции города наконец-то было получено разрешение эти клены спилить под корень. И автомобиль-вышка уже приехал к нам во двор. Но рабочие спилить деревья так и не смогли, потому что, по закону, нужно было делать это исключительно в присутствии Старшего по дому. Чтобы она всё согласовала и в конце подписала акт о приемке работы. Валя работала сутки через трое, и случилось так, что именно в этот день она оказалась на работе. Все пенсионерки уже высыпали во двор, чтобы понаблюдать за действиями лесоруба, а тот лишь сидел себе на ступеньке своего автомобиля, преспокойно покуривал и ничегошеньки не делал, а требовал привода на объект Вали. Бабки бросились к ней домой, стали названивать в дверь, но в ответ - глухое и наглое молчание... Наконец узнали номер ее телефона и дозвонились к ней на работу, стали требовать, чтобы она немедленно приехала и проинспектировала действия исполнителя, но Валя лишь ответила, что работа есть работа. Никто ее со смены не отпустит. И приехать не сможет. И вышка с лесорубом уехала на базу. Аварийные деревья так и остались нетронутыми... Бабки остались сидеть на своих лавочках несолоно хлебавши и опять взбеленились:
- Зачем нам эта Валька нужна, если она все время на работе?! Гнать ее в шею из Старших! Чтоб ни дна ей ни покрышки, гадине такой! Выберем себе другого человека!
И когда Валя на другой день пришла с работы, то старухи ей прямо в глаза так и заявили, что они ею крайне не довольны! Валя опять расплакалась и сказала:
-Всё! Надоели вы мне все! С сегодняшнего дня отказываюсь быть Старшей!
И ушла. И действительно перестала выполнять свои функции. А люди уже привыкли, что коллективные финансы дома находятся хоть и не под стопроцентно надежным, но все ж таки контролем со стороны общества. Каждый месяц всем жильцам из ЖЭКа приносят по почте платежки, и в них имеется строка "текущий ремонт". Это означает, что ежемесячно все мы платим немалые деньги на поддержание нашего совместного имущества в хорошем состоянии, и Старший по дому постоянно контролирует, чтобы директор ЖЭКа за это не снял с дома сумму бОльшую, чем надо. Валя объясняла механизм воровства бабкам буквально на пальцах:
- Вот смотрите сами. Прошлой осенью у нас крыша в одном месте протекала, залило две квартиры. ЖЭК положил в этом месте новый рубероид, замазал его мазутом. Потом в ЖЭКе измерили площадь этого ремонта, и у них получилось в итоге всего 44 квадратных метра. И насчитали нам за это 22 тысячи рублей. Я не поленилась, сама слазила с жэковским инженером на крышу, вместе с ним вдвоем рулеткой измерили площадь отремонтированной крыши, и у нас получился всего 21 квадратный метр. Обманули нас больше, чем в два раза! Потом я посмотрела по таблицам, стоимость этого ремонта получалась не 21, а всего 10 тысяч рублей. Наших с вами денег. Их прикарманил бы начальник ЖЭКа, если бы я вовремя не проследила. За ними там нужен глаз да глаз! Там везде одно ворьё. Вор на воре сидит и вором управляет! Или взять вот даже клумбы. Казалось бы, мелочь. Ан - нет! Наш двор - общий для трех домов. А за привоз земли для клумбы деньги второй год подряд решили взять почему-то опять только с нашего дома. Инженер подсовывает мне акт для подписи, что я дескать с этим согласна. А я его спрашиваю: "Почему это опять платить должны мы. А когда будут брать с соседних домов?" А он башку свою чешет и ухмыляется: "В других домах есть Старшие по дому, с ними этот вопрос надо согласовывать, а у вас Старшего как бы нету... Ты же отказалась... Ну вот я ваш дом и подписал на землю..." И опять ухмыляется, зараза! Так что, как вы тут ни супоньтесь, как на меня бочку ни катите, а Старший по дому все равно нужен. Иначе нас всех в момент разденут и обдерут как липку! Но я Старшей больше не буду! Ищите дурака вместо меня.
- Кто согласится?- опять спрашивали друг друга старухи.
Но согласных на этот раз уже не было. Люди не шли на эту убийственную должность ни в какую! Вызвался было один 32-летний мужичок-хитрячок, но потребовал в качестве зарплаты за это дело по 15 тысяч в месяц.
- Ишь ты чего захотел!- возмутились тут все.- Да за 15 тысяч люди на заводе в гари и пыли целый месяц горбатятся! У стариков пенсия вон всего 6-8 тысяч. Почти голодают. А ты себе за бездельничанье хочешь отхватить вон как! А не жирно ли тебе будет?! Кишки не слипнутся? От сладкого! А вот хрен тебе, а не наши деньги!
И других желающих занять вакантную должность больше не оказалось. И дом оставался без пригляда... Общественные деньги уходили в никуда...
- Ну и ладно...- бормотали старухи на своей "парламентской" скамейке, делая вид, что им все равно. А кошки на душе тем не менее у них скребли беспрестанно... От того, что их деньги уходили в карманы воров, им делалось невмоготу...
- Ищи себе замену!- наконец начали они требовать от Валентины.- Не кобенься!
И вот лишь тогда-то Валя пришла ко мне домой и от имени общества попросила меня стать Старшим по дому. И я этому предложению удивился несказанно! Потому что я когда-то работал учителем в соседней школе, и в результате этого у многих моих учеников и их родителей осталась обо мне крайне отрицательная память. И это - обычное дело, закономерный результат того, что и дети, и взрослые ненавидят школу! А уж когда я уволился из учителей, то кто-то и вовсе пустил сплетню, что меня из школы выгнали с позором! И даже лишили права быть учителем навсегда. И ненависти у людей ко мне только прибавилось. Ну и хрен с ними! Я по этому поводу ни капли не заморачивался. Пусть болтают что хотят. Были бы это НОРМАЛЬНЫЕ люди. А то ведь многие из них - это выродки типа Маськиных. Или старухи на скамейке, собирающие обо всех вокруг и распространяющие дальше самую грязную ложь. Потом с годами люди стали постепенно забывать, что я когда-то был педагогом, успокоились. Но тут я внезапно подкинул им новый повод поточить лясы по поводу моей персоны. Как-то я подарил своим соседям, живущим от меня через стенку, свою книгу "Сатана". Она была написана мною 20 лет назад, и всё в ней описанное давно уже превратилось в историю, в этакий экзотический элемент местного краеведения. По крайней мере так мне казалось самому. Но я был поражен тем эффектом, который книга произвела в доме! Если до этого все старухи, когда я проходил мимо них, смотрели на меня совершенно равнодушными глазами, то теперь некоторые из них при виде меня начинали материться! А чувашка Петрова так и вовсе аж принималась плеваться в мою сторону, когда я поворачивался к ней спиной! Сначала я не мог понять, отчего такие перемены? Начал на досуге анализировать ситуацию. А потом вспомнил: батюшки мои светы! Как же я, даря соседке книгу, с самого начала упустил это из виду? Да ведь я же описал свои приключения в нашей местной церкви, что стоит на соседней улице Шолмова. Рассказал в ней о криминальных проделках и бл***стве тамошних попов. О пьянстве и голубизне тогдашнего ульяновского владыки Прокла. А для большинства старух церковь - это нечто такое, о чем нельзя говорить и писать правду вообще! Потому что понимают, проклятые ведьмы, прекрасно осознают, что грешили всю жизнь. Самым греховным грехом греховодничали! Неописуемо наираспутным распутством распутничали! И вот теперь вдруг спохватились и перед лицом приближающейся смерти пытаются обелиться. От былого черного грехоманства отмыться. Светлыми молитвами очиститься. И показать себя, явиться всему свету отныне чуть ли не святыми монашками! Вторыми Мариями бЛАгородицами! И я им теперь со своей книгой - как острый нож в сердце! Как алкоголь в печень! Как огромный камень на прямой протоптанной дорожке. Как глубокая черная яма на их светлом "божественном" пути!.. Ясень пень, поэтому они теперь и ненавидят меня. И будут мне мстить до последнего своего часа, пройдошные псевдохристианки чертовы!
Надо признаться, отрицательная популярность - это очень тяжкое испытание! Крайне неприятно чувствовать, что за твоей спиной о тебе постоянно злые языки что-то назойливо нашептывают... Зловонные слюни вокруг тебя слюнявятся. Паучьи взгляды паутинно паучатся и взглядуются. Гадючьи яды гадятся и разьёдываются!..
Но вскоре я стал замечать, что вокруг меня распространяется вовсе не презрительное ко мне отношение, и не ненависть, а вроде как бы даже уважение... Дескать местную церковь я вовсе и не оклеветал, а, напротив, раскрыл людям глаза на истинное лицо местных батюшек. И, в отличие от чувашки Петровой, другие старухи, не столь богомольные и сумасшедшие, и женщины куда помоложе и покрасивше в спину мне уже не плевались, но иногда, наоборот, даже спрашивали моего мнения о том или ином предмете... Интересовались... Называли меж собой меня историком. Слава богу, что произошел в общественном мнении такой поворот - жить стало как-то сразу полегче... И теперь вдруг и вовсе такое неожиданное предложение - стать во всем нашем доме Старшим.
- А чё тебе, трудно, что ли?- спросила меня на это Валя Ковшова.- У тебя высшее образование. Все вокруг тебя знают. Доверяют тебе. Ты не пьешь. Живем все по-соседски. Всем всё про тебя известно. Так что соглашайся. Давай хоть завтра проведем общее собрание по этому поводу. А? Как? Не против? Ну, давай, не телься, принимай бразды. Сам же знаешь, что без Старшего - никуда...
И я согласился. В конце концов я действительно понимал, что за домом нужен тщательный контроль. Глаз да глаз. Без этого просто никуда! Опыт борьбы с Маськиными многому меня научил. К тому же теперь я был человеком свободным и, более того, как бы даже небольшим предпринимателем. Год назад я купил хороший фотоаппарат, научился работать в программе фотошоп и отныне уже не работал на жадное государство с его сумасбродными налогами на всё и вся. И не вкалывал на подлого дядю-частника-капиталиста. А кормил исключительно сам на себя. Ни от кого отныне больше не зависел. Только от заказчика. Снимал свадьбы и корпоративы. Был занят лишь с пятницы по воскресенье, а всю остальную неделю сидел за компьютером дома и ладил сделанные снимки. Плюс к этому у меня появилось много времени, чтобы писать картины, сочинять повести, стихи, песни и всё остальное литературное. В общем теперь жизнь предстала передо мной исключительно своей ветлой и радостной стороной, и я всегда отныне был в прекрасном оптимистичном настроении! Поэтому и не стал Вале возражать. И уже на другой день Валя развесила на всех трех подъездах нашего дома объявление, что состоится общее собрание по поводу избрания нового Старшего по дому. И еще через два дня у нашего подъезда собралось человек 25 жильцов. И опять почти все они - пенсионеры.
- Вот...- сказала им всем Валя. - Это - Сергей. Вы все его знаете. Больше ничего говорить не буду. Он согласен быть Старшим. Ну вы - как? Проголосуете за него?
Все молчали.
- А какая у него программа? - вдруг пропищал самый шебутной и шелобродный 70-летний пенсионер из третьего подъезда, у которого язык во рту всегда поворачивался как-то так, что казалось, будто он - пьяный.
Все рассмеялись.
- Какая тут может быть программа!- ответила ему Валя. - Чай, не Путина выбираем.
- Долой Путина! Надоел!- вдруг завопил страшный мужик лет 40-ка из 1-го подъезда, который действительно был пьяный и пришел сюда с единственной целью поразвлечься.
- Я те дам "долой"!- громовым голосом тут же прикрикнула на него дородная баба.- Я тебе щас самому "долой" сделаю, дурак! Пшел отсюда!
- А чё? Чё я такого сказал? Неправду, чё ли?- начал оправдываться тот.
- Васька, заткнись!- приказала ему Валя. - Мандуй отсюда, проспись!
- Ну и ладно...- обиделся Васьска.- И уйду!- Но никуда не ушел. А продолжал стоять, качаться и улыбаться.
- Ну, скажи народу что-нибудь,- попросила меня Валя. - Раз просят...
- Да что тут говорить... Ну, согласен я. Согласен. Если вы меня не сожрёте... Я же вас знаю...
- Будем надеяться, что не сожрут. Чай, не звери. Ты, самое главное, народ слушай. А народ тебя поддержит. Ну и прекрасно!- заключила Валя.- Платить тебе будем официальную зарплату. 7 тысяч хватит?
- Мне все равно. Сколько решите, столько и платите,- ответил я.
- Нет, ты сразу говори, чтобы потом не обижался. Я сразу всем объявляю, что работать будешь не бесплатно. Сразу называю конкретную сумму - чтобы никто потом тебе глаза не колол. И не обвинял, что ты получаешь много. Еще раз спрашиваю: согласен на 7 тысяч?
- Согласен,- ответил я.
- А вы, товарищи, согласны с тем, что мы будем ему платить?
- Согласны. А чё ж, если так положено,- нестройно, но почти единогласно отозвались все.- Старший нам нужен. И платить за это согласны. Куды ж тут деваться...
- Ну и всё. Решено,- сказала Валя.- Значит, теперь я пройдусь по квартирам и проведу официальное письменное голосование. Протокол голосования пойдет в наш ЖЭК - начальнику и в тамошнюю бухгалтерию. Всё строго официально. И если две трети жильцов дома будут "за", то Сергей становится у нас Старшим. Деньги он будет получать в ЖЭКовской бухгалтерии. А в платежках у всех появится новая строчка: оплата Председателя МКД. Так что всё - честно и открыто. Без всяких тайн. Чтобы не было всяких там разговоров и сплетен. Ясно вам?
- Ясно,-ответили все.
- Ну тогда всё,- заключила Валя.- Собрание закончено. Всем спасибо.
И все, довольные, что так быстро всё закончилось, разошлись. Еще через пару дней Валя действительно прошлась по всем квартирам дома, собрала подписи под бюллетенями. За меня проголосовали более 90 процентов жильцов. Больше, чем за Путина! Таким образом дело было сделано. Чисто формально я получил подавляющую поддержку населения. Но я ни в коей мере не обольщался фактом столь легкой своей победы - на самом деле всем всё было по-прежнему по фиг. И каждый думал: пусть этот дурачок-историк работает... Пусть Старшим будет кто угодно, лишь бы не я... Да и мне тоже, честно говоря, было глубоко по фигу, как жильцы ко мне относятся. Я и без того знаю, что все они своих соседей в большинстве своем едва терпят, самих себя считая центром вселенной. Не понравится им, как я работаю, через год пошлют меня на хрен и переизберут - так что переживать из-за этого не стоит. Не такая это работа, чтобы быть хорошим и ласковым со всеми. На всех старух в нашем доме не угодишь.
И тем не менее теперь мне предстояло устанавливать добрососедские отношения с теми людьми, которые меня откровенно ненавидели... И желали мне самого злючего зла! И главным моим врагом была 68-летняя Наталья Сушонкина из моего же подъезда, с 3-го этажа. Эта Сушонкина была ведьмюка еще та! Самая главная баба Яга в доме. Сука из сук! Не даром все ее так и прозвали - Сучёнкиной. И тут про эту колоритную особу нужно рассказать особо...
Была эта Наталья бабой чисто деревенской, хотя родилась и выросла в городе. Всю жизнь она прожила в самом центре нашего Ульяновска, в районе, который ограничивается сегодня улицами Мира, Федерации и Верхнеполевой. А до этого сотни лет сей гнойный бандитский участок именовался Курмышками и Куликовкой. Эти гангренные позорные Курмышки и Куликовка располагались вдоль глубоченного и длиннющего загаженного мусором оврага, тянувшегося от Волги через весь город к небольшой реке Свияге. По дну оврага текла и вовсе незаметная речушка, почти ручеек под названием Симбирка. Все дома там постепенно сползали в овраг и поэтому почти все они были дико скособоченными, перекореженными, страшными черными столетними гнилушками. И люди там тоже были в большинстве своем особыми - разбитными, наглыми, без царя в башке, привыкшими к ежедневному пьяному разгулу отбросов общества, гулявшего здесь. К поножовщине воров, песням и крикам проституток, несшихся из кабаков и неофициальных публичных домов. И всё это сотни лет, с самого момента основания Симбирска, происходило всего лишь в одной версте от дома-дворца губернатора и усадеб богатейших помещиков. Повторюсь, в самом что ни на есть центре города. Часть этого оврага еще сто лет назад засыпали, но он настолько огромен, что на его дне до сих пор размещаются сотни гаражей частников. А мусора на его склонах накопилось в таком количестве, что его не способна поглотить природа, сколько она ни пытается засыпать его по осени опавшей листвой деревьев. К тому же часть древнего деревянного города тут так еще и продолжает существовать, и местные фактически деревенские жители по привычке так и продолжают сбрасывать свои отходы всё туда же, в овраг. А рядом находится всемирно знаменитый Дом-музей Ленина. Сюда приезжают десятки тысяч иностранных туристов в год. Овраг зарос настолько, что представляет собой непроходимые джунгли. Очистить его просто невозможно. И, чтобы заезжий народ не видел этого позорища рядом со столь значимым туристическим объектом, овраг по периметру попросту обнесли железным зеленым забором. Вроде как незаметно... И, значит, все прекрасно. Но на самом деле беспросветная мусорная жизнь... Культура подзаборников... Горьковские нищебродные типажи... Самое настоящее дно. На дне... Вот в таких условиях родилась и 30 лет прожила эта самая Сучёнкина. В последние годы правления Брежнева старьё наконец-то начали сносить, и вся масса этой быдлоты и грязной, но тем не менее самовлюбленной, переполненной апломбом городской деревенщины была переселена в новенькие 9-этажные дома в нашем микрорайоне. Люди с помоек переселились во дворцы с лифтами, с чистыми просторными лестницами, с многокомнатными квартирами, с горячей водой, с теплым туалетом и ванной, с "ковровым" красивейшим линолеумом на полу! И всё это они, бывшие обитатели клоповников и всепроникающего помоечного смрада, по укоренившейся с момента их зачатия привычке принялись тут же упорно и тщательно загаживать!
Едва въехав в новое жилище, Сученкина тут же прочно обосновалась на лавочке возле нашего подъезда и отныне каждый вечер сидела там вместе со своими двумя дочерьми, которым было 5 и 12 лет. Их карманы были наполнены семечками и в три рта они их беспрестанно грызли, плевали шелуху себе под ноги и бесконечно обо всех сплетничали. При чем садились они грызть где-то в 6 вечера, а уходили домой чуть ли не в 12 ночи - конечно, если это происходило летом. И так продолжалось годами! Десятилетиями! И эта Сученкина знала обо всех нас буквально всё. А чего знать не могла, так придумывала. И тут же свои поганые сказки сообщала всем вокруг. Причем врать для нее было так же естественно, как дышать. Без этого она просто не могла жить! Врала в открытую и без всякого стеснения. Например, она рассказывала всем нам, что раньше она работала медсестрой в детской больнице и якобы ставила систему месячному малышу, больному желтухой :
- Вены у таких детей на локтях тонкие, как ниточки. Толстой иглой не попадешь. Так мы что делали - втыкали им в вены не на локтях, а на ножках. В паху. Спеленаем младенца, чтобы он не двигался и не вырвал систему, и колем. И потом держим его. А он орет! Жуть! Я не смогла там долго работать и перешла медсестрой на станцию переливания крови. Думала, там - все взрослые, полегче, так и там грязи полно.
- Какая там может быть грязь?- удивлялся я.- Всё же стерильно, как в операционной.
- Да не в этом смысле грязь. А в том, что люди приходят разные. И порой ТАКОЕ устраивают - аж противно становится! Например, один 50-летний мужик в самый момент, когда ему воткнули иголку, испугался вида собственной крови и потерял сознание. Бухнулся на пол и потерял контроль над собой. Обоссался. Да ладно бы просто обоссался - еще и насрал себе в штаны! Да много! Вонища! Привели его в чувство... Он пошел в туалет отмываться...
- Как же он потом домой поехал? - изумился я.- В мокрых брюках-то... Или ему другие нашли?
- Кто ж ему замену найдет! У нас что - магазин? Или склад какой. Так и поехал - в мокрых. Такой вот грязный мужик оказался... Да дело даже не в этом. А в том, что после этого он так и продолжал приходить кровь сдавать. Словно ничего не случилось. Да я бы после этого со стыда умерла бы! Ноги моей там больше не было бы! А ему хоть бы что! Опять приходит. И как ни в чем ни бывало шутит с той самой медсестрой, при которой обосрался... Такая вот была у меня работа... Слава богу, ушла. Муж у меня хорошо зарабатывает - кормит меня. Лучше с детьми дома сидеть. Чем такую грязь видеть!
И я долгое время верил Сученкиной. И моя мама, которая прекрасно знала, что она всё врет, ничего мне не говорила, а только втихую посмеивалась... И лишь спустя лет 20 после этого Сученкина как-то разругалась со старухой из соседнего дома, не пустила ее на свою лавочку, сказала ей, что нечего ей тут рассиживать, слухи про нее, Сученкину, разносить, иди, мол, на свою скамейку, у тебя там своя есть. И в ответ обозленная старуха раскричалась на нее:
- Сама ты - сплетница! Никогда ты не работала медсестрой. Я сама работала в детской больнице и видела тебя там. Ты была санитаркой - полы мыла да передачи по палатам разносила. Да еще конфеты и яблоки у детей из передачек приворовывала. На тебя жаловались. За это тебя из больницы и погнали! И никуда потом не брали. Потому что у тебя образование 7 классов и ничего ты не умеешь. Только воровать! Врушка! Чтоб у тебя язык отсох!
- Ну а тебе-то что!- в ответ на весь двор орала на нее Сученкина.- Сама ты - дура! И скотина безмозглая! Дебилка старая. Катись отсюда на свою лавочку, не воняй тут!
Я тогда не поверил таким невиданным обвинениям в адрес Сученкиной и спросил у мамы, которая сама была врачом и, разумеется, многое про тамошнюю больницу знала. И мама мне подтвердила:
- Да. Никогда Наташка медсестрой не была. Всё она про себя сочиняет.
- Почему ж ты мне сразу этого не сказала?
Мама в ответ лишь неопределенно пожала плечами:
- Да знаешь... Как-то не придавала значения ее басням... Ну, нравится человеку врать - ну и пусть себе... Даже весело! Врет и не краснеет. Знает, что я про нее всё знаю, и все равно врет! В глаза! Зачем еще и тебя в эти бабские сплетни впутывать? Ведь ты бы не вытерпел ее слушать. Молчал бы, молчал, а потом все равно всё сказал бы ей. Ведь так?
- Конечно! Уж я бы не удержался!
- Ну и вот... Слава богу, что не ввязался с ней в перепалку. Всё равно ее уже не переделаешь, дуру такую! А врага себя нажил бы...
Случилось так, что Наташкина младшая дочь Юля оказалась моей ученицей. И я преподавал у нее историю 2 года. И все эти годы Наташка мне жаловалась на их классную руководительницу:
- Что за дура нам попалась! Мало того что она косая, так ведь еще и концерты нам на родительских собраниях устраивает. Целые представления! Муж мой пошел вчера - послушать, что она ему про нашу Юльку скажет, как она учится, как ведет себя, а эта Антонина Петровна козлихой перед родителями скачет и показывает: "Я вызываю Привалова к доске, а он вот так вот идет - ноги обе врозь, зубы всем скалит, пиджак разорван, и ничего не знает. Я ему "двойку" ставлю, а он в ответ прыгает от радости! И всем весело! И все ржут!" И показывает родителям, как этот Привалов ходил ноги врозь. И как ржал. И вот так полтора часа рассказывала то про Привалова, то про Потанахина, то про Курушина - как он Зинку Оболову втихаря на перемене в углу все время прижимает. Ну и зачем нам всё это знать! А про мою Юльку ни слова. Муж мне потом так и сказал: "Больше я на родительские собрания не пойду - на эту косую смотреть. Ходи сама!" А я тоже ходить не стану. Больно надо. Жалобу, что ли, на нее написать - чтобы нам ее поменяли на другую, нормальную классную руководительницу? А? Ты как посоветуешь?
- Напишите. Хуже не станет. Эта Антонина Петровна действительно немножко не в себе. И действительно косая. Дети над ней смеются. Не любят ее. И она это знает. Поэтому и злится на них всех. Только вам никто ее не поменяет - все учителя заняты, свободных нет, у каждой свой класс имеется. Так что терпите... А жалобу все равно напишите. На имя директора. Имеете право, если недовольны. Пусть ее отчитают. Хуже не будет. Приведут ее в чувство, а то она и впрямь уже переигрывает. Детей дебилами обзывает.
- Ага... Я напишу, а потом она на моей Юльке отыграется! Мстить ей начнет! "Двойки" ни за что ставить.
- Не посмеет! Наоборот, бояться станет. Лишний раз ее теребить не будет - чтобы ваша Юля вам про нее ничего плохого не наговорила.
- Нет. Все равно боюсь жаловаться... Пускай уж все идет как идет...
- Ну, тогда терпите...
Мне рассказывали, что Сученкина у меня за спиной придумывала, будто одна из учительниц нашей школы - моя любовница. Что я даже завел шашни с 10-классницей... А уж когда я уволился из школы, то она и вовсе принялась врать, будто бы 10-классники однажды меня избили прямо во дворе школы после уроков, и что все это видели. И будто бы я вообще психбольной, потому что у меня нет автомобиля. А его у меня нет, потому, что мне не дают прав - психбольным разрешения на права в психбольнице и в ГАИ не подписывают. И так далее.
И ругаться с этой поганой Сученкиной было бесполезно. Ругань для нее была наслаждением. Весь день она торчала у себя на кухне, готовя еду на мужа, двух дочерей, зятя, двух внуков и 80-летнюю свекровь, которые умудрялись как-то немыслимо помещаться в их общей для всех 2-х комнатной квартире. Вот как они когда-то привыкли жить всем табором в своем клоповнике на Курмышках, так и продолжали наслаждаться таким существованием. И лишь по вечерам Сученкина наконец-то отводила душу, выплескивая на всех всё, что у нее накопилось в ее грязной душонке за день. Причем делала это с азартом. Со какой-то остервенелой страстью! Кто мимо нее ни пройдет, того она обязательно остановит:
- Семеновна, чё мимо молча проходишь? Присядь к нам, поговори. Чё у тя в сумке? Чё купила? А где? А чё нового слышала? А я только сёдня вот чё узнала... - и начинала пороть ахинею буквально про каждого встречного-поперечного и даже совершенно чужого ей человека. Прошагает мимо них мужик с детской коляской, Сученкина уже точно знает и всем рассказывает, что ребенок-то в коляске, оказывается, не от этого мужика, что баба его бл...ет, что он ее смертным боем за это бьет! И так далее. Пробежит какой-нибудь никому не известный подросток, Сученкина и тут уже всё про него узнала: и что учится он с "кола" на "двойку", и что родители его, чтобы сын на второй год не остался, классному руководителю, и даже директору школы то и дело носят продукты - сумками! И даже дают им обоим взятки деньгами. Лишь бы кое-как дотянуть этого "дебила несчастного" до окончания 10-го класса. Завиднеется-промелькнет на секунду вдали совсем еще юная девчонка, но Сученкина всё знает уже и про нее. Дескать это только с виду она такая чистая и гордая. А на самом-то деле уже с 14-ти лет - "вешалка" потрепанная, вовсю "давала" местному бандиту Саньке Фролову и даже однажды забеременела от него. И родила. Но не в нашем городе, а в далекой деревне - чтобы никто не узнал. И все равно все всё узнали - потому что правду ни от кого не скроешь. Правда - она всё равно всегда наружу вылезет!
Все жильцы подъезда знали друг друга уже десятки лет, так что в душу друг другу без приглашения не лезли. Все, но только не Сученкина. Она, наоборот, имела дар без мыла влезть в каждую дыру. Однажды жилец однокомнатной квартиры на 2-м этаже умер, и родственники сдали ее вьетнамцам. А вьетнамцы - это как тараканы. Сколько их там поселилось в этой квартире, бог ведает. Но, как мы подозревали, не менее двадцати! Они были торгашами на рынке, имели там сразу несколько точек, товар ездили закупать в Москву или в Казань и поэтому по утрам всей толпой вытаскивали из этой квартиры огромные тюки с одеждой, как муравьи, цепочкой бегали по лестнице и везли это всё на рынок. А вечером завозили громадные мешки обратно. Квартиру они мгновенно превратили чуть ли не в общественный туалет. И все мы этих вьетнамцев презирали, никогда с ними не общались и не знали, как от них избавиться. Но всеядная Сученкина и с ними очень быстро нашла общий язык. И уже через месяц она распрекрасно сидела на нашей знаменитой скамейке перед подъездом и балакала с пожилыми вьетнамками за жизнь, знала весь их табор по именам, которые нам были просто не по зубам - не для нашей памяти и не для нашего произношения - и уже пересказывала нам всем, что "ихняя Инь Синь Мяу замужем за Фунь Сунь Муя, у них дети Ляо, Фуя, Сия и Тяо, что они нигде не учатся, а только целыми днями торгуют вместе с родителями", воруют и уже выпивают. И знала и помнила про них еще тысячу других подробностей и впридачу к ним еще черт знает что! Когда же вьетнамцы наконец съехали и их место заняли все такие же продажные и нечистоплотные торгаши, но теперь уже азербайджанцы, то Сученкина все так же легко и всего лишь через две недели перезнакомилась со всеми их женщинами и знала по именам всех их кезэ, оглы, Рашидов, Зайнал и прочих. И теперь все вместе они сидели и сплетничали, и даже ходили друг к другу в гости, и азеры продавали Сученкиной подешевле всякие фрукты, халаты, коврики и всё прочее, что они привозили к нам для спекуляции из своей страны. Причем русских детей Сученкина искренне презирала! У себя под окнами по старой деревенской привычке среди кустов сирени она разбила нечто вроде небольшого садика, вдвоем с мужем потрудилась и огородила его небольшим заборчиком и теперь денно и нощно зорко следила, чтобы никто туда не заходил. Вообще никто, никогда и ни за что! Но дети есть дети и однажды летом они все-таки перелезли через хлипкий заборчик и на мягкой траве построили из картонок шалаш. Сучонкина тут же выскочила во двор, разметала все эти такие "страшные" детские постройки и во всю глотку потом орала, что их матери - гадины! "Понарожали тут всяких сволочей! Проходу от них не стало! Чистым воздухом не дают дышать. Траву топчут. Это - мой палисадник! Никого сюда не пущу! Всех прибью!" В ответ на это кто-то из матерей в конце концов не выдержал подобного террора по отношению к невинным душам, сочинил препохабные стихи, массово распечатал их и рассовал в виде листовок по всем почтовым ящикам в нашем доме. В них довольно остроумно и с хорошей рифмой было подробно написано, что дескать живет средь нас такая местная бл...ь по имени Наташка по кличке Сученкина. У нее две дочери и две внучки - и все они такие же бл...и, что и сама Наташка. А муж у нее и не мужик вовсе, а педераст и импотент и что лижет Наташке одно место спереди! Лижет и причмокивает! И поскорей бы вся их семейка сдохла! Потому что житья от них во дворе никому нет! В общем это была жуть какая-то! Многие из нас успели прочитали этот стих. Но многим не довелось, потому что Сученкина, узнав об этом факте, тут же взломала дверцы у всех почтовых ящиков и вытащили оттуда листки со стихами. Некоторые женщины попытались было возразить ей:
- Ты чего это тут своевольничаешь! Залезать в чужие почтовые ящики - это воровство. Разбой со взломом. За это мы тебя и к суду привлечь можем!
- Да пошли вы все на...- только и ответила им Сученкина и с ожесточенным лицом продолжала ломать дверцы, пока не вскрыла все ящики и не разорвала все листовки в клочья!
В общем Сученкина сумела восстановить против себя всех вокруг. При этом ее муж Володя был милейшим и добрейшим человеком и подкаблучником. Жена подчинила его себе целиком и полностью. А он этому и не сопротивлялся. Он всю жизнь работал шофером, водил большой автобус и, чтобы прокормить всю свою огромную семью, постоянно шабашил по 12 часов и более, даже по выходным, ежедневно приходя домой чуть ли не за полночь. Так что о событиях, происходящих у него дома и во дворе, он ничего просто знать не ведал или узнавал о них исключительно со слов жены и, естественно, в крайне искаженном виде.
По своей деревенской привычке Сученкина завела у себя в квартире сразу несколько кошек. Ну и бог бы с ними, если бы она убирала за ними. Так ведь и тут Сученкина повела себя так, что подняла против себя всех соседей. Она приноровилась этих кошек днем держать в квартире, а на ночь регулярно выпускать гулять на улицу. Но зимой хитрые кошки на мороз не выходили и гадили прямо здесь же, в подъезде. Но, конечно же, не под своей родной, а под соседскими дверями. Все начали возмущаться этим фактом. Но Сученкина с невинным взглядом совершенно бессовестных глаз отвечала всем:
- А что я могу поделать? Кошки есть кошки... Где им нравится, там они какают...
И ни она сама, ни одна из ее дочерей, ни подросшие внучки ни разу палец о палец не ударили, чтобы прибрать за своими хвостатыми наглыми тварями. И так продолжалось не день, не месяц - годами! Хуже того, Сученкина не стала, как все мы, сдавать деньги, чтобы нанять женщину, которая мыла полы в нашем подъезде.
- У меня нет лишних денег! Нам на еду еле хватает. Мои дети ваши полы не пачкают!- заявила она всем.
- Как же не пачкают, если осенью они то и дело бегают туда-сюда, приносят с улицы на сапогах куски грязи. Мы же не слепые - видим, какие они у тебя "чистые"! - призывали ее к совести все соседи.
- Ничего не знаю! Платить не буду!
И действительно так ни разу и не заплатила. Так и продолжала сама мыть полы в подъезде только в радиусе один метр возле своей двери. А до всего остального пространства ей было наплевать! Словно вся их семейка не ходила, а прилетала по воздуху, аки ангелы, не оставляя за собой никаких следов. Более того, эта вконец оборзевшая Сученкина перестала платить даже за квартиру. Дескать "слишком много с нее берут! Это несправедливо!" И последние 20 лет не то что не платила, но и сидела на лавочке и, буквально руки в боки, гордо бахвалилась перед всеми:
- Не платила и не буду! И ничего со мной не сделаете!
- За тебя платим мы! И за свет, и за воду, и за отопление.
- Как это?
- А так это. Общедомовые начисления берутся со всех жильцов. Если кто не заплатил, то этот долг раскидывается опять же на всех. На все квартиры. Вот и выходит, что для тебя это всё - бесплатно, а для нас - как бы новый дополнительный налог. Так что плати!
- Врёте вы всё! Не платила и не буду! И отстаньте от меня!
И действительно сделать с ней ничего было невозможно. Вроде бы к тому времени уже существовал закон, позволявший злостных неплательщиков насильно по решению суда переселять из отдельной квартиры в грязные коммуналки вместе с пьяницами и бомжами. Но Сученкина прописала в своей квартире малолетнюю внучку. А несовершеннолетнего ребенка из квартиры переселить куда-либо было невозможно. Вместе с его родителями. То есть квартиру без разрешения ее собственника - самой Сученкиной - нельзя было ни продать, ни обменять. И всё оставалось статус кво.
А однажды Сученкина повстречала на улицу брошенную белую лохматую собачонку вроде болонки и приютила уже и собаку. Вымыла ее, вывела блох, привела в божий вид, держала ее в квартире, кормила на убой. Внучки от собачки были в восторге и назвали кобелька Пушок. Опорожняться Пушка выпускали всё так же за дверь, в подъезд. И он выбегал на улицу и там делал все свои дела. И никто не был против его присутствия в доме. Все в подъезде Пушка даже полюбили - он действительно был добрым милым существом. Но вскоре Пушок вслед за хозяйкой обнаглел окончательно и, когда дверь в подъезде на улицу была закрыта, а ему становилось невмоготу, то он гадил, как и все сученкинские кошки, всё так же в подъезде. И куски собачьего дерьма вместе с кошачьим теперь лежали повсюду, на многих этажах. И вот тут-то терпение у людей лопнуло! Они не стали с Сученкиной лишний раз лаяться, а тихо-молча разузнали у ветеринаров, что, оказывается, собак можно отравить очень доступным лекарством, которым лечат коров - кажется, от туберкулеза. В большой дозе этот порошок действует на собак как яд. И вот кто-то раздобыл этого самого смертельного коровьего порошка, который имеет ярко-зеленый цвет, посыпал им куски мяса и положил эти куски недалеко от двери Сученкиных. Разумеется, Пушок это тут же съел и отравился. Причем не сразу. Умирал он долго, медленно, мучительно... Сначала он как ни в чем не бывало лежал возле ног Наташки, когда она сидела вечером на лавочке. Но шерсть на нем была уже не пышной, а как бы слипшейся. И он постоянно покашливал... Сученкина сразу же заметила изменения в его здоровье и сделала вывод:
- Отравили нам нашего Пушка... Отравили...
- С чего ты взяла?- спрашивали бабки.
- Вчера вечером выпустила его погулять, а его вырвало прямо у нашей двери. Вырвало чем-то зеленым. Противным! Никогда я ничего подобного не видела. И всю ночь он потом сопел. А теперь вон уже кашляет... Отходит...
- Может, простудился...- сомневались бабки.
- Нет! Отравили!- отрезала Сученкина.- Чувствую! Что отравили! Что за люди в вашем доме! Все сволочи какие-то. Ненавидите всех вокруг! Только самих себя любите. Жить рядом с вами противно! И страшно! Скоро уже самих себя убивать начнете! Ну ничё... Вот еще немного... Денег подкопим, продадим эту квартиру на х... ! И переедем в другой дом - там люди будут получше. Не такие скоты, как вы!
- Ох, скорей бы ты отсюда угреблась!- в открытую крестились старухи.- Сама ты сволочь распоследняя!
На другой день Пушок уже еле ходил... И не дышал, а постоянно делал судорожные движения - задыхался. Вид у него был ужасный! Именно что предсмертный... Всем было его жалко. Но никто не знал, как ему помочь... К вечеру он уже не поднимал головы... На утро его нашли лежащим мертвым в подъезде, в тамбуре, и даже на расстоянии в несколько шагов от него исходил ужасный запах разложения - он сгнил изнутри еще при жизни... Попал бедняга под раздачу... Выбрал себе не тех хозяев... Поплатился за чужие грехи... Страшный и зримый урок всем глупым и доверчивым людям...
Кого потом Сученкина только ни обвиняла в убийстве ее собаки. И в конце концов ее подозрения пали на мою соседку по этажу чувашку Петрову. И не безосновательно. Дело в том, что эта самая Нинка Петрова все эти годы натерпелась от Сученкинских кошек столько, что ненавидела Наташку и всю ее семью самым лютым образом! Потому что кошки выбрали местом своего основного туалета дверь и порог именно Петровой. Уж чего она только ни делала, чтобы отвадить их от своего порога: и сыпала целые килограммы хлорки, и поливала пол кислотой, и красила его каким-то чуть ли не мазутом - чтобы кошки прилипли к нему. И раскладывала в разных углах всего подъезда рыбу, а сверху посыпала ее какой-то отравой. Но кошки так и не прилипали, и не обжигались кислотой. А к рыбе с ядом не прикасались вовсе - потому что были всегда и без этой приманки сыты, а еще потому, что, наверное, чуяли посторонний опасный для них запах. И не попались на удочку ни разу. И регулярно из года в год метили порог и косяки возле двери Петровой всё новой и новой порцией мочи, а то и дерьма. Уж сколько она ни ругалась по этому поводу с Сученкиной, результата не было никакого. Наташка в ответ только посмеивалась и ехидно отвечала:
- Значит, так и надо! Кошки - Божьи твари. Чуют, где живет плохой человек, и гадят ему! Значит, заслужила!
Нинка ненавидела Наташку и вслух желала той и всей ее семье самой лютой смерти! И все мы знали, что слова у Петровой не расходятся с делом. Что она - потомственная колдунья...
Нечего и говорить, что Нинка страдала не столько от запаха, сколько от постоянного унижения, которое приходилось терпеть от этой редкостной сволочи. Но и от запаха тоже. Всю жизнь она проработала простой рабочей на заводе "Гидроаппарат" в нашем Ульяновске. И хотя официально ее профессия называлась "маляр", на самом деле она была не строитель, а всю смену из года в год стояла на конвейере и красила там из пульверизатора готовые изделия. И надышалась ядовитой краски за десятки лет столько, что заработала хроническую астму и кучу других сопутствующих заболеваний. Но с покраски так и не ушла до самой пенсии. Не ушла по той простой причине, что была трудолюбивой чувашкой, а большинство чувашей - люди очень нетребовательные и в работе чрезвычайно терпеливые. А во-вторых, потому что в итоге этих своих псевдогероических мучений заработала льготную пенсию по вредности и ушла с работы на 5 лет раньше, чем остальные женщины. И с той поры больше ни дня не работала и, как большинство пенсионерок нашего дома, целыми днями в теплое время года просиживала на лавочке и бесконечно точила лясы. Сидела рядом с Сученкиной. Ненавидела ее. Периодически с ней лаялась - громко! С употреблением самых грязных матерных выражений. На весь двор! Потом мирилась. Потом опять лаялась. Потом они опять дружились. И так до бесконечности. Желания заняться чем-либо более серьезным у них уже не было.
Наконец муж Петровой - Анатолий - не выдержал и принялся бороться с Сученкинскими кошками своими, уже чисто мужскими и потому резко радикальными способами! Был он мастером в крайне грязном литейном цехе на нашем автозаводе. Привык, что рядом с ним работают только "химики" и рецидивисты. Добровольцев из нормальных, не криминальных людей там было раз-два и обчелся. Поэтому был груб, как солдафон, и очень резок! Уже несколько раз он принародно, когда Сученкина просиживала зад на своей лавочке, угрожал ей убить ее кошек. Передушить их всех на хрен! Но та в ответ опять же только нагло посмеивалась:
- Задуши - если поймаешь... Они у меня - умные. Фашистам в руки не даются!
И действительно, ее кошки никому не давались и были неуловимыми. И продолжали вонять возле порога Петровых со всё возрастающей наглостью! Анатолий в ответ уже просто сатанел! И готов был разорвать кошек Сученкиной прямо у нее на глазах! Нинка знала характер своего мужика - часто видела, каким он бывает зверем, когда много выпьет, и поэтому убеждала его:
- Толя, ну успокойся. Нельзя кошек убивать - они же как дети. Ангелы! Убить кошку - это все равно что убить ребенка. Бог на том свете тебе за это отомстит! В аду убитые кошки вместе с чертями будут тебе глаза выцарапывать! Не связывайся, прошу тебя.
И Петров на время успокаивался... И все-таки кошки его наконец-таки достали! Он наплевал на увещевания жены и окончательно решил Сученкинских кошек всех изничтожить! И тогда Анатолий сделал нехитрую всем известную еще с детства ловушку: взял фанерный ящик, накрыл его крышкой и, чтобы кошки могли в него проникнуть, оставил сверху щелку, подложив для этого между крышкой и ящиком в качестве подпорки небольшую палочку. К этой палочке привязал кусок рыбы. Таким образом кошка, когда залезет в ящик и схватит кусок рыбы, тем самым сдвинет с места подпорку, крышка закроется и клетка захлопнется. И тут с противной вонючей тварью уже делай, что хошь! Свою ловушку Петров установил на нашем этаже где-то в 10 вечера - чтобы никто ее не увидел, особенно дети, и не выкинул. И уселся в квартире возле двери, стал читать газету и в то же время внимательно прислушивался, не хлопнет ли крышка ловушки, не попалась ли кошка. Так прошло полчаса. Ловушка не срабатывала. Что-то было не так. Петров вышел в подъезд, все еще раз перепроверил - рыба была на месте. Но кошек она к себе почему-то не приманивала. "Наверное, запаху маловато",- решил он. Сидеть и ждать всю ночь, пока сбегутся кошки, он не мог - завтра в 5 утра ему надо было подыматься на смену. Нужно было выспаться. И, чтобы ускорить дело, он обильно полил рыбу валерьянкой. И снова уселся у входной двери - якобы продолжил читать газету. Но теперь все его мысли были только об охоте! И на этот раз ловушка сработала уже через 10 минут. Петров мгновенно выскочил, чтобы схватить кошку, но та с вытаращенными от ужаса глазами запросто сдвинула крышку с места, выскочила из ящика и убежала - оказалось, что крышка была слишком легкой, чтобы своим весом удержать внутри ловушки довольно сильное животное. Тогда Петров не поленился, сходил на улицу, нашел кирпич и на этот раз положил его сверху крышки в качестве дополнительного груза. Еще раз полил рыбу валерьянкой. И снова сел в засаде у двери. Сон у него как рукой сняло. В нем проснулся охотничий азарт! Нинка взирала на поведение 55-летнего мужа с некоторым презрением. Но в то же время и с огромной надеждой - а вдруг дело и впрямь выгорит, и они наконец-то освободятся от этого вечного кошачьего запаха в своей квартире и накажут Сученкину. И на этот раз крышка хлопнула снова уже через 15 минут. Петров мгновенно выскочил на площадку этажа и первым делом придавил крышку ногой, потому что та вся сотрясалась - обезумевшая кошка, пытаясь вырваться на волю, изнутри подпирала ее всем телом. Сквозь щелки между дощечками Петров рассмотрел добычу - ею оказалась все та же белая с темными пятнами кошка, которая попалась в ловушку недавно. Предыдущий опыт ничему ее не научил. Запах рыбы, валерьянки и ночной голод привели ее обратно. Петров подозвал жену, та тоже внимательно рассмотрела кошку - она была чужая, не Сученкинская.
- Нет, это совсем не Наташкина. Выпусти ее,- велела она мужу.- Она ни в чем не виновата. Жрать захотела, вот и прибежала.
- Ну вот еще! - усмехнулся он в ответ, чуть отодвинул крышку и попытался схватить тварь рукой. Но та зашипела! Грозно внутриутробно заурчала! Потом завизжала! Исцарапала и даже укусила Петрова!
- Ай!- заорал тот в ответ и машинально одернул руку. Кошка мгновенно выскочила в свободную щель и опять умчалась со скоростью ракеты!
- Может, она - бешеная!- тоже закричала Нинка и принялась обрабатывать рану на руке мужа.- Плюнь ты на них! Еще заболеешь. Умрешь. И нас всех перезарАзишь.
- Ну уж нет!- злорадно ответил Петров, теперь-то им всем точно пырздец!
И, переполненный адреналином, вновь настроил свою хитроумную ловушку и принялся ждать, как тигр в засаде. На это раз кошки поумнели и уже не попадались. Так прошел час. Петров понемногу успокоился и уже подумывал о том, чтобы лечь спать. И тут крышка ящика громко захлопнулась снова! Петров опять выскочил, вновь поскорее на всякий случай прижал крышку ногой и рассмотрел кошку - это была все та же уже знакомая ему белая кошка с пятнами. Она попалась уже в третий раз!
- Жадность фраера сгубила!- сказал ей Петров.- Теперь тебе уже всё! Трындец окончательный! Не прощу!
Наученный горьким опытом, на этот раз Петров затащил ящик в лифт, дождался, пока двери закроются, потом надел теплые зимние рукавицы и только после этого попытался заграбаздать кошку. Но та снова выскочила наружу и захотела удрать. Но удирать ей было уже некуда - в кабине лифта она оказалась как в тюремной камере. И сколько она на этот раз ни царапалась и ни кусалась, Петров в рукавицах теперь ее не боялся - изловчился, схватил ее за шкирку и засунул в мешок. Дальше предстояло решить, что с этой кошкой делать. И в пылу азарта Петров понес мешок к реке, чтобы утопить кошку в Свияге. Но идти было далековато. Была уже глубокая ночь. Холодно. Да и топить живое существо ему стало вдруг жалко, и он решил сначала кошку убить. Позднее он, будучи сильно навеселе, рассказывал мне по дружбе с ухмылкой:
- А как ее убить? Задушить, что ли? Опять в руки ее брать - того гляди, она вырвется. Да и душить - как-то неприятно... Я же не душегуб какой! И тогда я с размаха ударил мешком о бетонный фонарный столб, что в нашем дворе! Эх! Как кошка заорала!!! Что было мочи! Ты бы только послушал бы! Начала в мешке бешено биться! А меня это еще больше раззадорило. Словно я выпил поллитру! И хватанул ее о столб еще раз. И еще! И так раз восемь! Потом остыл чуть... Чую - кошка сильно так дернулась в последний раз - в предсмертной судороге... И затихла... Всё... Померла... Я посмотрел, а из мешка льется кровь... Ажно ручейком... Как в кино... про мафию... Видно, я разбил ей башку на части. Треснула, как арбуз. И вижу, что кровь попала мне и на ботинки, и на брюки. И мне стало так противно! И страшно! Мешок с кошкой выбросил на помойку. И все равно пошел к Свияге - возвращаться домой, весь в крови, я не мог... Вымылся в речке, вернулся домой, Нинке про убийство ничё не сказал - она потом, если бы узнала, с сердечным приступом слегла бы... Ну, вернулся... А Нинка и спрашивает:
- Где кошка?
- Выбросил,- отвечаю.- На помойку.
- А где мешок?
- Так в мешке ее и оставил.
- Ты - что?!- как она заорет на меня.- Там же на мешке пришита белая метка, а на ней наша фамилия. Иди, принеси мешок обратно. Завтра кошку найдут в нашем мешке - позору будет на весь двор!
- Никуда не пойду. Зачем ты эту бирку пришила? Какой дурак тебя надоумил?
- Ты же и надоумил. Сам - дурак! Когда мы с твоим цехом осенью картошку копать ездили, то я на все мешки тогда бирки пришила - чтобы чужим не достались, когда картошку по домам развозить начнут. И подписала их. Возвращай мешок! Не позорься!
- Так мне противно стало!- рассказывал мне Петров.- Никуда я, конечно, не пошел. И потом всю ночь уснуть не мог... Поверишь ли, до этого за всю жизнь ни одной живой твари не убил. А тут прямо что-то нашло на меня... Я - ррра-з! И вдруг убил живую кошку! Да еще в мешке со своей собственной фамилией - словно расписался: дескать, это именно я ее убил. Прямо улика какая-то... Плохая примета... К беде... Мертвец, а на нем - моя фамилия... А может, это вовсе и не она нам под дверью гадила. Она же не Сученкинская. Так... приблуда подвальная... На запах валерьянки случайно прибежала... голодная... пожрать дармовщинки захотела... А ее - хресь! Башкой о столб. Убил! Зачем?!.. Эх-х... Как вспомню, до сих пор сердце ноет!.. Сука она - эта Сученкина! Довела меня... Чтоб она сама поскорее сдохла!
Однако печаль в душе Петрова вскоре сменилась новым приступом гнева, потому что новые вонючие кошачьи лужи появлялись у них под дверью беспрестанно. И он все равно продолжил свою борьбу "за правое и святое" дело! И за последующую неделю переловил еще с пяток кошек. И ни одна из них, увы, так и не оказалась Сученкинской. Все - пришлые, его жене не знакомые. Но на этот раз Петров их уже не убивал, а на ночь оставлял в мешке, а на другое утро вез их с собой на трамвае до работы и выпускал далеко от своего дома - чтобы они не вернулись назад. Нашли себе пристанище в подвале другого дома.
Так эта история и осталась бы скверным анекдотом, если бы однажды не случилось невероятное совпадение. Петров уже хорошо запомнил, как внешне выглядят все три Сученкинские кошки, и вот однажды он в подъезде вновь увидел одну из них и стал подзывать ее к себе:
- Мурка, кис-кис-кис. Ну иди, иди ко мне, иди.
Разумеется, сволочная кошка не подпустила его к себе, как и всегда, и всё закончилось бы ничем, но на этот раз, как на зло, сверху спускалась сама Наташка Сученкина. Она увидела попытку Петрова приманить их зверя и спросила его:
- Чё? Дурью маешься? На старости лет.
- Не твое дело, скотина! Я уже сказал тебе, что уничтожу твоих кошек. Значит, уничтожу!
Сученкина в ответ не нашла, что ему ответить - только плюнула ему под ноги и гордо прошествовала мимо. И так случилось, что именно этим вечером одну из Сученкинских кошек действительно убили! Уже ночью Сученкины всей многочисленной семьей бросились ее искать и нашли ее невдалеке от подъезда - мертвой. Скорее всего ее растерзали собаки. Такое уже не раз случалось: прямо на наших глазах собаки догоняли кошек, хватали их за спину, быстро трясли их, как тряпку, из стороны в сторону и тем самым ломали кошкам позвоночник. Но вся Сученкинская семья единогласно решила, что это сделали не собаки, а именно Анатолий Петров. В три часа ночи Сученкины с лопатой наперевес отправились рыть могилу и хоронить свою любимицу, а взбешенная Наташка по домофону набрала номер квартиры Петровых, и у тех вдруг раздался громкий звонок. Напуганный Петров вскочил, подбежал к трубке домофона, спросил?
- Кто?
- Конь в пальто!- прокричала в ответ ему Сученкина.- Чтоб ты сам подох, х... чувашский!
- Кто это говорит? - сначала не понял Петров. - Но Сученкина больше не стала с ним общаться.
Немного придя в себя, Петров, задумался, и, конечно же, вспомнил, что голос звонившей принадлежал Сученкиной, и уже хотел бежать вниз - разбираться с этой ненавистной ему тварью! Но жена его удержала от кулачной расправы и неминуемого потом уголовного дела. А на другой день об этой истории знал уже весь двор, и все обсуждали, как это Петров все-таки умудрился поймать неуловимую Сученкинскую киску и взаправду ли ее убил именно он, а не кто-то другой. И большинство старух решило, что это сделал все-таки не Петров.
В общем в результате всей этой кровопролитной и грязной борьбы Наташка Сученкина тоже при всех в открытую на лавочке пожелала Нинке Петровой, чтобы ее муж "поскорее сдох"! При этом все прекрасно помнили, что Нинка Петрова не простая чувашка, а - потомственная колдунья! И что связываться с ней очень и очень опасно... Она и сама не скрывала этого. И неоднократно рассказывала, что всё их село в Чувашии - колдовское. И что у них в роду умели колдовать и ее бабка, и мать, и все ее тетки. Кое что у них переняла и она, но это было очень давно, еще в детстве, и с той поры она, Нинка, никогда не колдовала - просто не было в этом нужды. Она из села переехала в город, кругом одни русские, и среди них колдовать как-то неудобно... Не в чувашских традициях... Однако мистические способности Нинки за годы бездействия никуда не исчезли и с годами проявились явственно. И она периодически на деле доказывала это. Так, однажды, сев на лавочку, Петрова вдруг сообщила шабёркам (так в Ульяновске иногда по-старинному называют соседей):
- Сёдня всю ночь в нашем подъезде у кого-то прямо над нами выла собака!.. Это - к покойнику...
Разумеется, все старухи тут же принялись обсасывать эту новость, размышляя и вспоминая, у кого в их подъезде над Нинкой есть собака. И выяснилось, что уже несколько лет никто в подъезде собак не держит. Так Нинке прямо и сказали:
- Ум за разум у тебя уже заходит! Нанюхалась ты своей краски - наркоманкой стала. Вот тебе и чудится теперь всюду всякая дрянь. Замолчи! И не каркай!
- Нет! Я еще не дура!- в ответ прикрикнула на них Нинка.- Я еще в своем уме! Выла собака! Выла! Да большая. Как овчарка. Голос громкий. Низкий.
- Тьфу на тебя! Заткнись!- требовали старухи.
- Сами вы заткнитесь!- орала на них Нинка.
Кто из молодых слышал эту их перебранку, тот только посмеялся. А через несколько дней одна из старух, которая вечно бранилась с Петровой, вдруг действительно умерла... Ну, умерла - и бог с ней. Простое совпадение... Однако где-то через год Петрова снова пожаловалась, что сегодня всю ночь не спала - в квартире над ней опять выла несуществующая собака... И опять, как и год назад, в подъезде вскоре был покойник... И так повторялось потом несколько раз... Тут всем стало страшно! И все удостоверились, что Нинка Петрова - действительно колдунья! И все стали ее сторониться... До этого ее никто не боялся, и она запросто дарила маленьким детям из нашего дома конфетки, гладила их по головке. И все мамаши и бабушки этих детей не обращали на это никакого внимания - всё было вполне естественно и мило. Теперь же к Петровой не подпускали ни одного ребенка. Нинка сначала не понимала причин изменения в поведении своих соседей. Но вскоре ядовитые бабки "из благих целей" злорадно объяснили ей, что ее все "боятся, что она - колдунья и их детей сглазит!" Обидевшаяся Нинка, кажется, на всех затаила злобу и с той поры сидела на лавочке в отдалении ото всех, на самом краю, повернувшись ко всем спиной, нахохлившись и со злобным выражением лица. И ни на кого не смотрела! И ни с кем уже не говорила, а только орала на всех - причем самым лютым матом, словно мужик! Когда-то, еще лет 10 назад, она была вполне миловидная и добродушная женщина и лично мне была очень симпатична. Мне очень нравилось с ней общаться. Теперь же даже чисто внешне это была ведьма-ведьмой! Дело дошло уже до того, что мама мне решительно приказала:
- Всё! Конец! Если Петрова что-нибудь будет тебе давать - не бери ни в коем случае! Сразу выбрасывай в мусорное ведро! Всё у нее - заколдованное!
Дело в том, что моя мама была врачом и лечила всех в доме. И Петрова на правах ближайшей соседки часто приходила к нам в гости, а мама - к ней. Нинка часто и вкусно пекла всякие чувашские пироги и угощала нас ими. И мы ели их безо всякого опасения за свое здоровье. Но отныне все ее вкусности тут же попадали в ведро, а оттуда в помойку. А мама перестал ходить к Петровым в гости вообще! Нинка сразу же увидела резкую перемену нашего отношения к ней и озлобилась еще больше. В общем это была всеобщая тайная война "разведок и контрразведок" - но только на уровне не государств, а квартир отдельного дома...
И вот однажды где-то в 5 утра Нинка вдруг начала долго звонить к нам в дверь и во всю силу кричать через нее моей маме:
- А-а! Люди! На помощь! Сергевна! Спасай! Мой Анатолий умер!
Мама и я вслед за ней бросились в квартиру Петровых - Анатолий лежал в спальне весь бело-желтый, глаза у него закатились. И было не понятно, дышит он или нет.
- Умер! Умер! - надрывалась Нинка.
Мама приказала ей немедлено звонить в скорую, а сама успела поставить ему диагноз и сделать какой-то укол. Скорая приехала очень быстро, и Анатолий к тому времени уже начал приходить в себя и даже сам поднялся, встал на ноги, оделся и неуверенно, покачиваясь, как пьяный, зашагал к лифту. Я всё время его поддерживал за локоть. Казалось, всё обойдется, ведь Анатолий был еще не старый, всего-то 62 года. Но к 12-ти дня он в больнице умер...
С этого момента Нинка начала терять разум уже совершенно очевидно и очень быстро. Так, на поминки в 40 дней к ним пришли несколько человек из цеха, где работал ее муж, и среди них были две довольно молодого вида женщины.
- Вон видишь, ту, что справа? - указала Нинка моей маме на одну из них.- Это - бухгалтерша с Толиной работы. Его бывшая бл...ёжка! Лет 5 ее трахал, тварь такую!
- Как?! И ты это знала?!- удивилась мама.
- Конечно. Причем всегда. С самого что ни на есть начала. Мне тут же об этом донесли. В тот же самый день, когда он ее в первый раз "сделал".
- И ты молчала? Терпела?
- А куда мне было деваться? Он у меня был такой - ненасытный! Ну, погнала бы я эту его б...дь, так он всё равно завел бы себе другую. И я о ней и не знала бы. А тут я хотя бы знала точно, что - она... Бл...н он был знатный! И бабы его тоже любили, хотя посмотришь на него и не скажешь... на рожу он был страшноватый.
Однако связь Нинки с умершим мужем, несмотря на его многочисленные измены, была настолько прочная, что отныне он, даже мертвый, мерещился ей повсюду. Бывало, сидит она на лавочке, спокойно разговаривает, вдруг вся замрет! Застынет! И чуть ли не завопит:
- О-ой! Вон мужик идет - ну копия мой Анатолий! У меня аж сердце захолонуло! Чуть сама не умерла! Со страху!
Прошло уже года три после его смерти, а она за всё это время так ни разу и не вышла на лоджию, где был мужнин верстак, за которым он любил дома что-нибудь творить-чинить.
- Боюсь! - объясняла она всем.- Такое чувство, что мой Анатолий там стоит... Иногда ажно слышу, как он там напильником возит... молотком стучит... Гляну через окно - ан нет, никого и нету... показалось... Вот какой я стала... Ох-х... скоро... скоро и сама к нему туда пойду...
Но умирать она вовсе не торопилась. А начала, словно Сученкина, поливать грязью всех нас! Причем придумывала для этого уже совершенно немыслимые истории и обстоятельства. Например, она вдруг стала уверять всех, что любовницей Портнова была даже моя жена - 35-летняя женщина, которая якобы польстилась на "прелести" 55-летнего страхимодного мужика-пьяницу! Никто Нинке, конечно, уже не верил. Все над ней в открытую смеялись. В глаза обзывали ее психбольной. Но она сама себя убедила в правдивости своих сказок настолько, что психбольными, наоборот, считала всех вокруг! А себя абсолютно здоровой.
А лет через 5 после смерти Анатолия Петрова вдруг умер и муж Сученкиной Володя. Едва переступив пенсионный возраст... Причем умирал он долго, и было всем видно, что он высыхает прямо на глазах и из красивого высокого очень приятного мужчины всего за полгода с небольшим превратился в ушастый желтый скелет. Сученкина скрывала ото всех, что он болен раком, но это видели уже все... И уже ни о чем ее не спрашивали... На похоронах Наташка рыдала в голос и выла:
- Ушел мой кормилец! Мой добытчик. На кого меня бросил?..
После похорон мужа Сученкина действительно осталась совершенно без средств существования - пенсии у нее не было ни копейки, с 30 лет она нигде не работала, жила только за счет мужа. И поэтому она принялась ездить на работу в Москву, где устроилась консьержкой в каком-то доме. Там же и спала в углу в комнатке на топчане. Таким образом мы не видели ее аж два года. И отдыхали от ее сплетен. Радовались! Потом она вернулась и стала работать уборщицей в каком-то офисе. Но грязно сплетничать так и не прекратила. Жизнь ее ничему не научила...
Всё это я рассказал только ради того, чтобы вы поняли, с какими людьми мне отныне предстояло помириться. А иначе было нельзя. Невозможно было теперь молча, не здороваясь, не поворачивая к ним головы, проходить мимо - потому что они целыми днями сидели на лавочке и в значительной мере формировали общественное мнение относительно моей работы в доме. Хуже того, Сученкина стала иногда приходить ко мне домой и на что-нибудь жаловалась: то у нее течет в туалете смывной бачок, а слесаря уже неделю не приходят и не ремонтируют. То какой-то странный запах на кухне появился - видимо, вентиляция не работает. И теперь она уже не просила, а настойчиво требовала, чтобы я навел порядок! И я в ответ вынужден был приходить к ней домой, рассматривал ее бачок, звонил в ЖЭУ, ругался со слесарями, мастерами, писал жалобы их начальнику. А Сученкина в ответ на все мои старания всех на лавочке подбивала:
- Плохо Сергей работает! Выгнать его! Переизбрать на хрен!
Однако чувашка Петрова, увидев, что я ее больше не обзываю сумасшедшей и даже начал с ней здороваться, сначала не поверила собственным глазам и ушам! А потом однажды вдруг пришла ко мне и принесла только что испеченных ею пирожков. И сказала
- Вот - на, поешь. Угощаю.
Конечно же, я их взял и искренне поблагодарил ее, но есть не стал. Увы, увы, я продолжал ей не верить и боялся, что эти пирожки она заколдовала... Поэтому, как ни было жалко, вечером, чтобы никто не видел, с лоджии раскрошил этот красивый румяный подарок голубям...
Ну и теперь я перехожу к рассказу о самом главном и интересном событии, ради которого я собственно и написал всю эту историю. Несмотря на жалобы, что люди в стране при Путине продолжают жить бедно, множество народу тем не менее понакупили автомобилей, так что теперь улицы городов ими запружены под завязку, а во дворах не стало хватать места для их парковки. И все теперь, насмотревшись голливудских фильмов, захотели жить исключительно как в Америке - чтобы, выйдя из дому, им нужно было сделать до автомобиля 10 шагов, и ни в коем случае не больше. Чтобы родимая машина день и ночь стояла под окнами и ею можно было воспользоваться в любой "приспичившийся" им момент. При этом люди, особенно молодежь, обленились и обнаглели настолько, что даже за сигаретами в соседний киоск они часто уже не ходят своими ногами, а предпочитают с шиком проехаться на крутой машине! Лишний раз покрасоваться перед соседями! И началось соревнование на тему "у кого машина круче"! Ради этого люди начали брать на кабальных условиях кредиты, на годы влезли в долговое рабство. Причем с самого начала понимали весь ужас совершаемого ими поступка! Знали о последствиях, которые могут наступить, если кредит вовремя не погасят. И тем не менее тщеславие требовало постоянно пускать всем пыль в глаза! Чисто внешне выглядеть не хуже других. Демонстрировать свое богатство - пусть и лживое. Просто наступило такое паскудное время - показухи, "олигархомании". И поэтому машины у людей с каждым годом становились всё шикарнее. Всё более огромными. Чуть ли не танками! А голубой мечтой большинства стал жрущий массу бензина черный полированный красавец ленд-ровер стоимостью с 2-х комнатную квартиру. Зачем он, мощный вседорожник на больших колесах, нужен в городе, люди и сами не могут объяснить. Но безжалостная мода и завидущие глаза требуют неимоверных жертв. И люди ради этого идут на всё! И покупают, покупают, покупают! И, разумеется, во дворах места для такого количества машин стало уже катастрофически не хватать. Автомобили теперь день и ночь стоят перед подъездами дома на проезжей части. И это крайне опасно. В городе уже не раз случалось, что пожарные машины не могли подъехать к окнам горящих квартир, чтобы поднять лестницу и спасти гибнущих людей - путь им преграждали многочисленные автомобили частников. И пока эти автомобили растаскивали в стороны, люди у всех на глазах погибали... Поэтому-то теперь и автовладельцы, и "безлошадные" жильцы нашего дома стали требовать, чтобы часть земли в нашем дворе была отдана под бесплатную парковку - чтобы освободить столь необходимую в случае чрезвычайных ситуаций дорогу вдоль дома. Поэтому, как только я был избран старшим по дому, то самой первой задачей, которую передо мной поставили самые разумные и сознательные граждане, было добиться от всех жильцов дома согласия на создание этой самой парковки. Для этого требовалось несколько урезать территорию, отведенную под дворовую детскую площадку. Разумеется, многие старухи тут же стали орать, что они резко против этого! Что их внукам и так играть негде. Что им хочется видеть перед собой изумрудную травку, а не масляные пятна и не дышать бензиновой гарью. Но двор - большой, места на самом деле хватает всем, и старухи это прекрасно видели. Просто им хотелось лишний раз позевать против "либерастной" власти и расплодившихся богачей - дескать "при коммунистах все жили просто и одинаково, никто никому не завидовал и поэтому все были счастливы. А теперь каждый своему соседу готов из-за копейки глотку перегрызть!" Однако бабок быстро уломали. Потом я с "голосовальным" листом прошелся по всем квартирам, и большинство собственников квартир "голоснуло" за создание парковки под нашими окнами. Но количество автомобилей в нашем доме было свыше 30-ти, а парковочных мест оказалось всего 17. И тут, как ни крути, а многим все равно пришлось по-прежнему оставлять свои машины на автостоянке - вдалеке от дома, да еще и платить за это. Место на парковке возле дома с самого начала занял только тот, кто оказался проворнее и хитрее остальных ротозеев. Но было сразу негласно решено, что одна квартира имеет перед домом только одно парковочное место. И все этому честному справедливому решению подчинились. Но так получилось, что азербайджанец по имени Рамиз из 3-го подъезда все равно занял два места. А всего автомобилей у него было аж "тры штука"! И вот тут-то и началась отчаянная борьба "за место под солнцем"! Этот Рамиз жил, точнее сказать, до сих пор продолжает жить, в квартире №76. И эта трехкомнатная квартира имеет дурную славу. Когда дом в 1982-м году только заселялся, самыми первыми ее жильцами стала семья и пяти человек - двое старых родителя, молодые муж с женой и их маленький ребенок. Вскоре старики умерли, а молодежь начала вытворять чудеса... Однажды, где-то в году примерно 1990-м, мы все с несказанным удивлением увидели, что эти самые муж с женой выносят из своего жилья и оставляют на улице у подъезда все свои вещи. Абсолютно все! Начиная от тяжелой мебели и заканчивая носкам, ботинками, вилками и чашками. В квартире они оставляли голые стены. Как они собирались жить дальше, было совершенно не понятно... Разумеется, тут же набежала небольшая толпа из всех соседних домов, которая разобрала всё, что представляло хоть какую-то ценность. Времена были нищие, СССР умирал в страшных судорогах. Люди не стеснялись брать чужое. Тем более сами же хозяева этих вещей громко объясняли всем:
- Берите! Не жалко! Всё равно настает конец света... Скоро все умрем! Никому ничего будет не нужно. На небо уйдем голыми...
Так что вскоре от целой горы имущества на асфальте остались лишь жалкие потрепанные платья да трусы... Что такое случилось с этими мужем и женой, какой бзик на них наехал - для всех осталось тайной. Впрочем время было смурнОе, дикое... На телеэкранах уже несколько лет безраздельно царили всевозможные колдуны, маги, экстрасенсы и прочая нечисть, которые вещали черт те что! Доверчивый народ за годы советской власти всему, что несется с телеэкрана, привык верить абсолютно. Безоговорочно! Поэтому у многих людей на этой почве произошел резкий сдвиг мозгов, и крыши у самых нестойких поехали! А всевозможные якобы религиозные секты, а на самом деле криминальные сообщества призывали дурачков переписывать квартиры на новоявленных "богов", "святых", "апостолов" и прочих сволочей, а самим уходить в Сибирь и жить в скитах, монастырях, землянках и прочем. Всего, что творилось в России в те годы, просто не опишешь! Видимо, эти двое наших несчастных соседей подпали под чары подобных проходимцев и в итоге остались зимой нищими и раздетыми... Потом я спустя несколько недель пару раз видел, как мужик из этой квартиры сидел у себя дома на подоконнике, часами безотрывно и бездвижно смотрел в окно куда-то вдаль, словно зомбированный... А потом они все трое исчезли... И ничего о них не узнал уже никто и никогда...
А в эту несчастливую "черную" квартиру №76 вселились теперь уже 40-летние муж с женой по фамилии Матвеевы и их двое сыновей лет 10-12-ти. И все были пьяницами, даже дети - когда чуть подросли. Младший их сын, Олег, вообще с рождения был косоглазым косноязычным хромым уродом. Он учился в 70-й школе, где я работал, так что он рос на моих глазах. Видя его, я думал, что он никогда не заведет семью - ни одна женщина не согласится иметь такого неполноценного мужа. Однако нашлась и такая "героиня". Ею оказалась Ленка Лишаева из моего подъезда - такая же пьяница, что и "молодой" муж, да к тому же плюс ко всему еще и шлюха, переболевшая сифилисом. От него она родила аж двоих детей - мальчика и девочку. За детьми она не следила, плохо их кормила, потому что оба не работали и жили черт знает на что. Один раз сына, когда ему было полгода, Ленка избила так, что он попал в больницу, а про нее сообщили во всех городских СМИ и завели уголовное дело. Детей у нее в конечном итоге отобрали и поместили в дом малютки. Дети были внешне симпатичными, и бездетные пары их вскоре усыновили - так что следы их потерялись и вряд ли я когда узнаю, как сложилась их судьба. Хотя узнать было не просто интересно, но и поучительно, особенно для тех, кто усыновляет чужих детей, по доброте душевной не вникая в их родословную. Потому что, как правило, из детей пьяниц вырастают моральные деграданты, повторяющие судьбу своих кровнородственных родителей. Наследственность есть наследственность. И никуда от нее не денешься - как ни проповедуй абсолютно лживые, высосанные из пальца пропагандистские идеи всеобщего гуманизма и равного ко всем отношения. Можно, конечно, любить и уродов, и умственно неполноценных - но от такой любви больные здоровее ни в коей мере не делаются, а у безмозглых ума не прибавляется. Эта истина проверена практическим опытом тысяч предыдущих поколений. И не нам вступать с ними в бесполезный спор. Природу и Бога не обманешь...
Ленка Лишаева за издевательство над своим родным ребенком должна была пойти под суд, но осудить ее не успели - она умерла. Ее дикие поступки и гибель я более подробно описал в своем рассказе "Такая бессмысленная жизнь..." Судьба ее мужа оказалась не менее глупой и дикой. Как уже было сказано, вся их семейка все годы своего существования была пьющей, и, когда Олегу было лет 18, он убил своего родного старшего брата. Убил просто так. По пьянке. Как он потом сам объяснял:
- Ничего не помню... Мы с ним оба выпили... Ну, потом из-за чего-то подрались... Я его и пырнул!
Олега как умалишенного не осудили и он продолжал жить на свободе. Потом умерла их пьяница-мать. Из-за долгов свою 4-комнатную квартиру они продали. И ее купил тот самый азербайджанец по имени Рамиз Шами оглы, который имеет аж три автомобиля. На вид ему лет 40, роста он ниже среднего, толстоватый, лысоватый. Очень активный, говорливый. У него такая же маленькая, но очень полная жена-азербайджанка, красавец сын лет 20-ти и ничем не выдающаяся толстая дочка - копия мать. Я никогда не обращал на их семью ни малейшего внимания, но в доме из-за них начались волнения... Народ начал возмущаться, что одним на парковке возле нашего дома не досталось ничего, а другим аж целых три места! Всё это поначалу было на уровне "подпольных" слухов и бабьих сплетен. Но со времени создания автопарковки прошло полгода, и слухи начали усиленно перерастать в глухой ропот, а потом уже и в открытые волнения! И больше всех возмущалась татарка Альфия Шикурова из 96-й квартиры. Она, как и Рамиз, была мусульманкой, но их единоверчество не помешало им вступить в самый жестокий конфликт между семьями! Я эту Альфию знать никогда не знал и помнить не помнил, потому что она жила в соседнем - чужом - подъезде. Но вот она меня, оказалось, помнила прекрасно - потому что я всё в той же 70-й школе когда-то был учителем у обоих ее сыновей. Ее мальчишкам в ту пору было по 10 и 11 лет, они учились у меня в 4-и м 5-м классах, а это у детей самый прекрасный возраст, когда они еще не превратились в озлобленных подростков и всей душой тянутся к добрым взрослым. Лишь бы сами взрослые были действительно добрыми. Мой предмет история им очень нравился, потому что мы на уроках изучали мифы Древней Греции, читали про воинов-спартанцев и гладиаторов Древнего Рима. Уроки были не занудные, очень развлекательные, со множеством иллюстраций, у детей горели глаза! Поэтому оба сына Альфии с детских лет составили обо мне наилучшие впечатления. И сохранили их на все последующие годы. Сама Альфия вместе с мужем всю жизнь проработала на станке в ледяном зимой, продуваемом всеми сквозняками цеху на нашем грязном автозаводе. Выйдя на пенсию, стала вкалывать дворничихой в нашем же дворе и плюс к этому мыла полы в подъездах. Лишь совсем недавно она стала действительно пенсионеркой и на самом деле отныне нигде не работала, отдыхала - когда руки от постоянно холодной эмульсии на автозаводе окончательно свело артритом, вены на ногах от стоячей работы вздулись в синие шары, а жить осталось уже всего ничего... И вот теперь она на одном из общих собраний нашего дома она обиженно мне говорила:
- Почему такая несправедливость? Я живу здесь с самого начала - уже 36 лет. И мне не досталось ничего. А этот азер-оглы (она так и не знала, как его настоящее имя) купил квартиру 4 года назад, и вот вдруг нА тебе! Захапал сразу три места! Я, чтобы прожить на пенсию, работала и дворником, и полы мыла, и одновременно еще в других местах прирабатывала. И теперь еще продолжаю платить за автостоянку, а этот азер не знает, куда деньги девать, покупает машину за машиной и не хочет нам одно бесплатное место освободить! Согнать его надо! Согнать! Одно место - мое! Законное!
- Правильно!- поддержали Альфию многие другие женщины.
И вообще наши собрания были исключительно женскими, даже старушачьими, потому что на подобные домовые собрания ходят как правило только лишь они одни единственные - пожилые женщины. Они как правило все уже одиноки, вдовые, дома общаться им не с кем, им надо выговориться, на кого-то покричать, излить душу. Мужики в такие сварливые разборки обычно стараются не ввязываются. И вот теперь все эти женщины обращались за помощью именно ко мне - как к организатору этой самой злосчастной автопарковки. Но самое главное, они искали справедливости! И в первую очередь справедливости по отношению именно к русским - в данном случае они не делили себя на русских и татар. В данном случае все они были абсолютно равны и одинаковы! И мне нужно было что-то делать. И немедленно! И я совершенно не знал - что именно...
- Ну, если так, давайте прямо сейчас пойдем все вместе, всей толпой к этому азербайджанцу и скажем ему, чтобы освободил место! - предложил я женщинам.
- Ну! Сказанул!- рассмеялись они в ответ.- А то мы сами ему не говорили. Много раз. И он посылал нас матом! И еще угрожал! Мы его боимся... У них же там целая шайка. Мафия! Он же не один. Все - торгаши. Поэтому такой наглый! И не столько даже он, сколько его жена. Это только так говорится, что у них муж в доме главный. А на самом деле, оказывается, жена! Она так орёт! Так орёт!!! И посылает всех на три буквы!
- А вы лучше вот что сделайте,- посоветовала мне Альфия.- Напишите какой-нибудь протокол или предупреждение. И предъявите ему. Но чтобы обязательно было на бумаге. И лучше бы с печатью. Дескать официально. Бумаги азер-оглы испугается!
- Хорошо, я подумаю, посоветуюсь с кем надо...- пообещал я ей.
Через несколько дней я увидел ее, когда она гуляла со своей собачкой Тимкой. Пройти мимо я уже никак не мог, потому что Альфия сама почти подбежала ко мне с надеждой спросила:
- Ну как? Написали?
- Нет. Не имею права что-либо писать. Я -лицо неофициальное. Нет у меня на это таких полномочий.
- Что же делать?.. Мы тратим столько денег за эту стоянку...- жалобно произнесла она.
- Все-таки давайте лучше все вместе встретимся с этим Рамизом и еще раз поговорим с ним.
- Ну давайте...- тяжело вздохнула она.- Только сразу вам говорю: это бесполезно. Мы уже пытались... Он сколько уже раз нам обещал: "Подумаю... Посмотрю... Видно будет..." И уже полгода с лишним всё смотрит... думает... Вечером придут с работы мои мужики, вот давайте и сговоримся на это время. Хорошо?
- Ладно,- согласился я.
Таким образом мы сговорились на 20 ноль-ноль.
- И как мы место на парковке упустили - сама не пойму...- продолжала жаловаться Альфия.- Ведь Руслан, мой муж, вместе со всеми расчищал тогда двор от кустов, равнял землю, раскидывал гравий. А этот азер только делал вид, что работал, а на самом деле только лопату в руках держал и стоял и лишь покуривал. Ну вы же с нами тогда работали - сами всё видели. Ведь видели?
- Видел,- подтвердил я, хотя на самом деле уже ничего и никого не помнил: слишком много народу тогда вышло подготавливать площадку для машин.
- Ну вот... А когда стали распределять места, то азер и отхватил себе сразу три! Я потом Руслана спрашивала: "Ну как же ты себе место не взял?" А он лишь руками разводит: "Не знал... никто не пришел, не предупредил, что места делят..." А когда разделили, то было уже поздно! Ничего не перерешаешь. Рохля он у меня... Больно уж стеснительный... Вот и достеснялся!
Нужно особо отметить, что в нашей местности чисто славянское имя Руслан перестало считаться русским, потому что оно где-то лет 50 назад особенно полюбилось почему-то татарам, и с тех пор чуть ли не каждый пятый татарин в Поволжье был именно Русланом. А татарских женщин очень часто называли тогда Розами. А порой встречались даже Ландыш или Чулпан (в переводе - "утренняя звезда"). Это последнее имя русские переделывали в более привычное для себя - Тюльпан. Русские полвека назад как-то совершенно упустили из виду, что Руслан - это герой абсолютно славянской по духу пушкинской поэмы "Руслан и Людмила". В области идеологии татары тут нас всех начисто переиграли! А коли так случилось, то, разумеется, русские на Волге и особенно в Казани и ее окрестностях перестали давать своим детям имена Руслан и Роза. Всё мусульманское и не понятное им по содержанию и по духу русские люди всегда тщательно избегали! Хотя чисто по-человечески представители этих двух национальностей всегда искренно между собой дружили. И часто даже влюблялись и женились друг на друге. То есть легко смешивались. Однако в вере, обычаях и именах детей продолжали всегда проводить резкую разграничительную черту! И даже в больших религиозных праздниках соседнего народа особо не разбирались и по этому случаю никогда не приходили друг к другу в гости. То есть русские, за редчайшим исключением, ни за что не приглашались в татарский дом на празднование, скажем, уразы или курбан-байрама, а татары и в мыслях представить себе не могли, чтобы прийти к русским отмечать с ними их Рождество или Пасху! Я много раз пытался найти объяснение такому столь странному поведению по-соседски живущих друзей и, кажется, все-таки нашел его. По-моему, всё дело в том, что мусульмане во время посещения мечети снимают обувь и ходят босиком, а потом и вовсе садятся на коврики. Также женщины как нечистые люди молятся отдельно от мужчин - вообще за занавеской - и должны полностью закрывать лицо платками, оставляя лишь узкую прорезь для глаз. К тому же во время моления все они символически омывают лицо руками. И всё это глубоко чуждо русским и абсолютно для них не приемлимо! Порой даже резко не приятно! Точно так же мусульман чисто психологически коробит заходить в православные церкви, видеть в них изображенные повсюду лики Бога и святых - у мусульман это строжайше запрещено! Для них не приемлимо, пускай просто ради приличия, осенять себя крестным знамением. Даже для татар-атеистов это все равно считается осквернением имени и идей Аллаха и вообще национальных традиций! То есть что вошло в кровь и плоть людей за тысячи лет существования их народа, то не исчезает из них уже никуда и рано или поздно, но в какой-то момент всё равно дает о себе знать.
Между прочим то же самое касается и евреев - как они порой ни пытаются доказать нам, русским, что они у нас в России полностью русифицировались и знать не знают и помнить не помнят, что такое есть иудаизм. Не верю их россказням. Уже не верю! Страшные примеры истории России последнего столетия со всей наглядностью показали, что в целом национальные и религиозные черты каждого отдельно взятого народа никуда не исчезают, и одна вера при благоприятных условиях немедленно начинает воевать с другой, чванливо и непримиримо доказывать свое превосходство, а то и вовсе уничтожать другую!
И никакого всеобщего гуманизма, общечеловеческих ценностей нет и быть не может! А есть лишь взаимотерпимость - и то лишь до поры до времени, пока власти контролируют обстановку и сами не натравливают людей разных национальностей и вер друг на друга...
Итак, в 8 вечера я вышел на свою лоджию и посмотрел вниз. Я, наивный, все еще продолжал глупо и примитивно надеяться, что всё утрясется самом собой, и мне удастся не ввязаться в этот грязный конфликт. Но напрасно я утешал сам себя - Альфия и Руслан уже поджидали меня у своего подъезда. И я, честно говоря, струсил... Что-то во мне протестовало! Требовало не ввязываться. И я для храбрости и чтобы потянуть время попил чаю... Потом попил еще... Так прошло целых 20 минут. Я снова глянул с лоджии - Альфия и Руслан так никуда и не ушли и терпеливо меня дожидались... Делать было нечего. Тянуть время дальше было уже невозможно - это обидело бы всех людей в доме! Они начали бы меня в открытую презирать! И я пошел вниз - навстречу совершенно не нужному мне конфликту...
И тогда я начал играть роль полноправного хозяина дома! Этакого прокурора на общественных началах! Я позвонил в квартиру Рамиза и Суры - мне никто и не думал открывать. Но я уже набрался наглости, подзарядился адреналином и вышел на улицу и начал стучать им в окошко - благо они жили на первом этаже. По очереди выглянули Сура, потом Рамиз, затем их дети. Я потребовал:
- Выходите!
- Зачем?- возмутилась Сура, приоткрыв часть окна.
- Вы незаконно заняли на парковке три места. Одно освобождайте!
- Ну вот еще!- заорала Сура.- Кто ты такой?!
- Я - старший по дому. Вот моё свидетельство,- потряс я красными корочками, которые действительно мне по моему настоянию были выданы в ЖЭУ. С печатью! И это возымело действие. Наконец Рамиз выскочил на улицу:
- Ну что вам еще от нас надо?
Альфия тоже не хотела раздувать скандала и очень миролюбиво стала его убеждать:
- Ты обещал нам, что освободишь одно место. Так?
- Ну, обещал. И что?
- Ну так освобождай.
- Освобожу.
- Когда?
- Подумать надо...
- Сколько можно думать?! Уже полгода прошло, как ты всё думаешь и думаешь!
- Еще нужно подождать.
- Сколько?
- Сколько надо. Вот продам Пежо - тогда одно место освободится. Я эти все три места купил!
- Эта земля - общая,- начал я ему объяснять.- Она не продается.
- Ничего не знаю!- оставался он глух.- Я заплатил за три места 6 тысяч. Места купленные!
- Ты заплатил не за землю, а за то, чтобы купить и привезти сюда гравий, металл, сварить граду вокруг стоянки.
- Ну и что! всё равно заплатил же.
- Деньги тебе вернут - а ты освободи место.
- Не могу. Я заплатил. Мне с самого начала сказали, что занять три места можно Мне сказали - я заплатил. Всё. Больше ничего не знаю!
И сколько мы ему втроем ни вдалбливали, он делал вид, что не понимает нас. Попросту притворялся. Издевался над нами. При этом говорила в основном Альфия. Руслан был настолько робок и даже чисто внешне тщедушен, что скромно стоял в стороне и помалкивал. В конце концов, чтобы отвязать я от Альфии, Рамиз твердо заявил:
- Всё! Сказал - освобожу, значит освобожу!
- Когда? - не отступала она.
- Когда продам Пежо.
- Когда продашь?
- Не знаю.
- Ну тогда хотя бы подвинь ее, здесь запросто вместится еще одна машина - наша.
- Не могу сдвинуть.
- Почему не можешь?
- Потому что машина стоит пустая. Без мотора. Сдвинуть с места ее нельзя. Ждите, когда продам. Ее увезут.
- Ну вызови тягач.
- Зачем?
- Чтобы ее подвинуть.
- Не могу.
- Почему?
- Денег нет!
- Ведь врешь!- возмутилась Альфия. - Как же нет денег, когда три машины и квартиру купил. А на тягач одной тысячи рублей нету.
- Не твоё дело считать мои деньги. Да! Нету денег!- как попугай повторял он.
Стало ясно, что дальше разговаривать с ним бесполезно. И мы разошлись несолоно хлебавши... А во мне уже разгоралась ярость против откровенной наглости этого азера. И еще мне стало очень жалко несчастную Альфию. К тому же я уже много лет прекрасно знал ее Руслана, своими глазами видел, в каких адских условиях он работал в литейке автозавода, гробил там свое здоровье. Он был таким щуплым и желтым доходягой не потому, что таким уродился, а потому что до этого его довела его проклятая работа. Причем не так уж и хорошо оплачиваемая. Платили там как раз очень и очень мало - едва хватало на еду и лекарства. На дворе стоял кризис 2018-го года, и народ жил не то что в бедности, но зачастую уже и в нищете - как-будто мы вернулись в проклятые ельцинские девяностые... Руслану было всего-то 57 лет, он был моим ровесником, и я прекрасно знал статистику: всякий, кто хотя бы 10 лет проработал в литейке, тот, увы, как правило не доживал до 60... Все легкие таких горе-работяг были поражены силикозом от постоянно висевшей в цеху гари, а кровь их и прочие органы были напрочь отравлены ядами, исходившими из печей черных туч, которые состояли из сопутствующих процессу плавления газов. Руслан фактически доживал последние 2-3 года... А этот сытый, холеный, розовощекий торгаш азер откровенно над ними и надо мной издевался! Это очень больно задело меня за живое! И я действительно крепко задумался - как тут теперь поступить...
На другой день утром ко мне в дверь позвонили. Я открыл. Передо мной стояли Рамиз и его красавец сын. То есть вчера мы раззадорили их настолько, что сегодня они сами пришли бороться за свои права. И снова, как и вчера, Рамиз бесконечно повторял, что эти три места он "законно за 6 тысяч купил" и поэтому они теперь - его собственность. А я его все так же упорно переубеждал, что эта земля - общая. Затем Рамиз стал давить на меня уже чисто идеологически:
- Ты так поступаешь со мной потому, что я - азербайджанец. Не хочешь, чтобы я жил в России, да? Так?
- Нет. При чем тут твоя национальность. Ты нарушаешь закон!
- Нет! Я сам найду свой закон! У меня есть друзья! Они меня защитят! У меня есть знакомые в очень больших кабинетах. Ничего у тебя не получится! Увидишь!
- А ты меня не пугай! У меня тоже есть связи. И я напишу на тебя заявление в полицию!
Мы начали говорить на повышенных тонах, и крайне любопытная чувашка Петрова тут же высунулась из-за двери своей квартиры - понаблюдать, что тут между нами происходит. Потому что я всегда был человеком мирным, никогда не ввязывался ни в какие споры и уж тем более драки, и теперь всем было интересно наблюдать за моим поведением.
Наконец, мне, кажется, удалось что-то вдолбить Рамизу в его тупоголовую торгашескую "репу", он вполне миролюбиво пожал мне руку: дескать "я всё понял, мы обо всем договорились". И они ушли. Но этим же вечером Альфия, опять гуляя во дворе с Тимкой, мне сообщила, что днем она видела Суру, и та через окно издевалась над ней.
- Она кричала мне: "Ну и чё? Чё ты добилась? Целый год ходишь, жалуешься на нас всем. Привела какого-то мужика бородатого к нам. Кто он такой?! Какой еще старший? Какого еще "по дому"? Не боюсь я ни тебя, ни твоего "по дому"! Жалуйся дальше, дура!" И матом меня! Матом! Моложе меня. А наглая, как не знай кто! Приехали к нам и превратились в хозяев. За людей нас не считают!
Я опять твердо пообещал Альфие найти пути-выходы из этого тупика и действительно стал бороться за права русских! А куда мне было деваться?! И первым делом я тут же направился в наше ЖЭУ. Там в кабинете под названием "Отдел по работе с населением" сидело аж три смазливых девицы лет 25-ти и низенький крепенький мужичок-боровичок, их начальник. Я поведал им историю нашей непримиримой борьбы с торгашами-азерами и спросил их:
- Ну и как мне теперь быть?
И все три девицы хором мне ответили:
- А никак! Не связывайтесь с ними, если они - такая мафия. Пусть всё остается как есть.
- Ну уж нет!- на этот раз возмутился я.- Не позволю "черному" издеваться над нами! Почувствовали себя тут! Слов нет!
- Ну ты же сам виноват!- заявил тогда начальник отдела.
- В чем?
- Когда ты прошлым летом организовывал парковку, надо было первым делом распределить между автовладельцами все места. Закрепить это на бумаге. Заверить всё их подписями - чтобы потом не возникло вот таких конфликтов. Ты же ничего этого не сделал. Всё пустил на самотек. Ну вот и получил...
- Да... не спорю... виноват... Но я тогда только что был избран на должность Председателя и ничего еще в этом не понимал. Опыта общения с людьми не было...
- А теперь поздно бороться... Бесполезно! Теперь только судиться с ними.
- Ну, значит, буду судиться!
- Ну ладно,- смягчился мужичок, увидев мою настойчивость.- Сначала надо пройти все положенные инстанции: написать жалобу в полицию и администрацию нашего Засвияжского района. И в жалобе указать, что этот азербайджанец произвел самозахват общественной земли, что общество за это не голосовало, и тем самым он нарушил закон. И в зависимости от ответа из этих инстанций начнешь действовать.
Я так и сделал. Самое интересное и необычное в этой ситуации было то, что главой администрации нашего района был родной сын губернатора нашей области Морозова. То есть такой в общем-то незначительный конфликт мгновенно поднимался до очень и очень важных вершин. И если данный спор из примитивного бытового, конечно, не дай бог, перерастет в националистическую войну русских с азерами, то журналисты в его разгорании обвинят не кого-нибудь, а уже лично губернатора нашей области: дескать Морозов должен был всё знать с самого начала и погасить войну еще в стадии тления. Но не погасил. Проявил беспечность и т.д. и т.п. И тогда в СМИ и интернете начнется такое, что мама не горюй!!! И я окажусь в центре информационной бомбы! С одной стороны, это, конечно, было бы очень интересно и весело - всё какое-то развлечение! Но с другой стороны, это могло грозить мне даже уголовным делом. Потому что у нас прокуратура при желании может кого-угодно обвинить в чем-угодно - лишь бы спустить "собаку" на человека. И таких прецедентов за последние псевдодемократические путинские годы по стране набралось уже немалое количество. Достаточно лишь одного звонка "сверху" - и тех, кого назначили виновными, уже не спасает ни адвокат, ни вмешательство журналистов - никто! Совершенно невинные люди годами сидят в СИЗО в одной камере и с матерыми уголовниками-рецидивистами, и с туберкулезниками, и с больными гепатитом, и с гопниками. И когда потом их, действительно не виновных, выпускают на свободу, то они оказываются или "опущенными", или физически и морально искалеченными, или уже неизлечимо больными. И дни их сочтены... Вот такого продолжения этой истории я уж никак не хотел...
Как мне и было посоветовано, я направил по интернету жалобы в полицию и в нашу районную администрацию на имя сына губернатора лично. И через три недели мне из администрации ответили, что автопарковка организована исключительно по инициативе общественности, земля передана государством также общественности в вечное бесплатное пользование. Таким образом всё теперь должно решаться силами самой только общественности. В крайнем случае через суд. Администрация тут не при чем ни с какого боку! Всё в общем-то пускалось на самотек.
То же самое мне ответили и из полиции. А ситуация на самом деле обострилась уже до нельзя! На днях к нам во двор приехала машина-"вышка" с выдвижной лестницей, и рабочие начали пилить аварийные американские клены. Один из таких кленов стоял прямо над Пежо Рамиза, и толстые спиленные ветки должны были упасть тому на крышу. Я опять постучал Рамизу в окно, чтобы он что-то сделал со своей машиной. И он преспокойно сел в нее, завел мотор и отъехал в сторону. Так мы поняли, что он нам всё это время нагло врал, уверяя нас, что Пежо стоит без мотора. Тут уж Альфия, которая всё это видела со своей лоджии, не вытерпела, выбежала на улицу и стала орать на Рамиза:
- Гадина! Хитрожопый! Черножопый! А говорил, что машина пустая. Что мотор на ремонте. Скотина! Врал! Убирай ее! Убирай! Пока мы ей шины не прокололи! Не сожгли!
В ответ разъяренный такими оскорблениями Рамиз орал:
- Что?! Я хитрожопый? А ты сама кто? Я позову сюда своих людей! Мы с тобой еще разберемся! Ты у меня узнаешь, дура!
Я видел, что он готов был Альфию ударить! Вот-вот должен был разгореться тот самый межнациональный конфликт, и я встал между ними. Кое-как смог развести их в стороны. Всё! Шутки кончились!..
И я опять зачесал свой кумпол... И снова за советом и поддержкой явился в ЖЭУ в отдел работы с населением.
- Погоди,- опять сказал мне "боровичок", - не торопись ты с судом. Сначала напугай этого своего азербайджанца.
- Как его напугать?
- Напиши официальную бумагу, что ты, Рамиз-оглы, нарушил закон, что ты обязан освободить одно парковочное место. Даю тебе сроку 5 дней. Если не выполнишь - подаю на тебя в суд! Пройдись по соседям, чтобы они подписали эту бумагу - человек 5-8. Чем больше - тем лучше. Это будет уже не просто бумага, а - документ! И отдай его Оглы. Под роспись! И посмотрим, КАК он на него отреагирует. Может, никакого суда и не понадобится...
Так я и сделал. Многие соседи, узнав, что я составляю на Оглы обвинительный документ, с готовностью под ним подписались. И вечером этого же дня я опять пришел к Рамизу.
- Вот,- протянул я ему документ. - Распишись, что получил. Один экземпляр - тебе, второй остается у меня.
- Что это? - удивился он.
- Предупреждение о том, что ты должен освободить одно место.
- Что?!- изумился он.- Опять эта дура обвиняет меня? Мы же с тобой обо всем уже договорились. Пожали друг другу руки!
- Да,- согласился я. - Но так складываются обстоятельства... Ты пойми: лично мне все равно. У меня машины нет, и мне места не нужно. Но народ возмущается. И я должен реагировать.
- Какой еще народ?! Где - народ? Одна баба - это народ?!
- Она не одна.
- А кто еще?
- Тут расписались сразу несколько человек. На, вот сам посмотри.
Он взял листок и стал его читать.
- Это кто расписался?- ткнул он пальцем в самую первую роспись.
- Я. Как старший по дому.
- Ладно. А это кто?
- Это - старший по 1-му подъезду Ковшова.
- Где она живет?
- Там же написано: квартира номер 35.
- Ладно. А это кто?
- Татьяна - старшая по 2-му подъезду.
- А она где живет?
- Квартира №51.
- Ладно. А это кто?
- Это - жильцы уже из вашего подъезда, с 5-го и 7-го этажей. Вот номера их квартир. Тут же все написано.
- Это - что? Значит, недовольных так много?- изумился Рамиз.
- В том-то и дело.
Он впервые задумался... Его Сура попыталась что-то прокричать мне, но он на нее шикнул на своем языке, и она заткнулась.
- Распишись, что получил, - попросил я.
- Листок оставлю себе. Расписываться не буду! - отрезал он.
- Как хочешь. Смотри сам... думай...- равнодушно ответил я.- Мое дело - предупредить. До свидания.
Через два часа, в 10 вечера, я отправился в магазин за пивом и соленой рыбой - чтобы успокоиться. Проходить предстояло мимо окон Рамиза. С удивлением я увидел, что он открыл окошко, смотрел на свои машины и о чем-то с крайней тоской размышлял...
- Сергей,- сказал он мне, увидев меня. - Как же тебе не стыдно! Ты же тогда пожал мне руку. Обещал, что мы обо всем с тобой договорились. А сам...- и он укоризненно покачал головой.
- Да... Я с тобой договорился... Но остальные жильцы - нет! Они - против!
- Но ты же - начальник в доме!
- Это тебе кажется, что я - начальник... Меня люди выбрали на время. Им не понравится, КАК я работаю, они завтра же соберут собрание вот прямо здесь на улице и - пинком меня!.. - и я ногой зримо показал ему, ЧТО они со мной могут сделать.
Рамиз недоверчиво покачал головой:
- Но я же купил эти участки.
- Нет. Ошибаешься. Эта земля не продается.
- Меня обманули! Значит, завтра ко мне могут придти и отнять у меня мою квартиру, да, что ли?
- Нет. Квартиру ты действительно купил! У тебя на это есть документ. Она - твоя. А землю ты не покупал - документа на нее у тебя нет! Всё было сделано чисто по-сеседски.
- Но я же заплатил.
- Тебе эти деньги вернут.
- Я тебе не верю! Вам всем не верю! Я найду людей, которые мне помогут!.. Я решу этот вопрос!- попытался он мне угрожать!
- Решай... - равнодушно ответил я, пожав плечами.- Но только без драк!
Он увидел, что угрозы бесполезны и продолжал убеждать:
- Но я же сказал: продам Пежо - место освобожу.
- Ты говорил это летом. Прошел почти год. Год! Люди устали ждать.
- Ну не знаю... Но я же тогда договорился, и все молчали, никто не возмущался - значит, я прав, да?
- Да. Прав.
- Ну вот. А эта баба,- указал он пальцем вверх на 6-й этаж, где жила Шикурова,- не права. Почему она сразу мне ничего не сказала? Почему молчала? Что у нее за муж? Не мужик! Всё за него жена решает. Пришел бы он ко мне - поговорил бы со мной, всё объяснил бы, я бы понял. Договорились бы тихо. Спокойно. Он не идет. Жена его приходит - кричит! Орет! Почему так? Почему они летом не сказали?
- Ну да... Они проморгали...
- Что такое "проморгали"? Я не понимаю этого слова...
- Ну, опоздали, их не предупредили, они не знали.
- Но я же заплатил! Место - моё! Значит, я прав?
- Да, прав. Ну вот!
- Но и она тоже права. Она живет здесь 36 лет, ей же обидно!
- Но я же купил!
Разговор начал повторяться по-новому кругу. Несмотря на наступившую ночь и завтрашний трудовой день, люди заинтересовались... из окон уже начали выглядывать любопытные и слушать наш необычный разговор... В конце концов я сказал Оглы:
- Ты пойми, что и ты прав, и она права, и я не знаю, как тут быть. Но люди недовольны. Я писал в полицию, и полиция тоже не знает, ЧТО делать... Ответили мне: "На ваше усмотрение. Как решит общество." А общество тобой недовольно. Выход один - судиться. Если суд решит, что прав ты - всё останется как есть. Никто тебя трогать не будет. Если решит, что права она, то приедет эвакуатор и заберет твою Пежо на платную автостоянку, всего-то и делов. И чего ты волнуешься?
В ответ он так покачал головой, словно я был совершенно безмозглым идиотом! Вид у него был такой, будто у него пытались отрубить руку... В конце концов я больше был уже не в силах ему что-либо объяснять и ушел в магазин. Через 20 минут я вернулся уже другой дорогой - чтобы не попадаться ему на глаза, но издалека из-за кустов, чтобы меня не было видно, все равно посмотрел на его окно - Рамиз так и продолжал тоскливо взирать на свои машины и качал головой, и плечи у него были сгорблены под тяжестью непосильной думы...
На другой день я с красной папкой в руке по каким-то делам опять пришел в их 3-й подъезд. Дела совершенно не касались Рамиза, нужно было подписать пару бумажек по установке водяных счетчиков в другой квартире, но то ли сам Рамиз, то ли кто из его семьи опять увидали меня из окна, и их реакция была мгновенной! Я даже опешил! Я еще не успел даже подойти к двери их подъезда, как Рамиз вдруг выскочил на улицу и закричал мне:
- Подожди! Никуда не ходи! Ничего не подписывай! Не надо суда! Не надо полиции! Я согласен! Согласен! Вызывай Руслана - будем решать.
Я тут же по домофону позвонил Шикуровым и попросил Альфию немедленно спуститься вниз. Она появилась не одна - в сопровождении Руслана и их старшего сына.
- Погоди! Не лезь! Молчи! - строго приказал Рамиз Альфие.- Я буду говорить только с твоим мужем. - Он взял Руслана за локоть, подвел его к парковке и начал объяснять:
- Если я разверну мою Пежо так, а Ниссан - так, ведь твоя Мицубиси влезет, да?
- Да,- покорно соглашался Руслан.
- И ты будешь доволен?
- Да,- опять соглашался он.
- Так и сделаем. Но больше ни о чем меня не проси. Договорились?
- Да,- опять отозвался тот.
- И ты меня тоже больше ни о чем не проси. Да? Так?- обратился Рамиз ко мне.
- Договорились,- подтвердил я.
- Вот и всё. Хорошо. Я согласен,- заключил он.
Но тут в окно высунулась Сура и что-то отчаянно закричала мужу. Он огрызнулся.
Сура закричала еще громче. Тогда Оглы вообще заорал на нее на весь двор! Но Сура не сдавалась и стала обзывать уже Альфию:
- Дура! Скотина. Бл...дь! В жопу тебя!
- Во! Слыхал?- обратилась Альфия ко мне.- Теперь сам услышал - КАК она меня поливает. И вот так всё время. А ты не верил. Сама ты бл...дь нерусская!- ответила она ей во всю глотку!
И они стали материть друг на друга на чем свет стоит! Дело принимало невиданный скандал! Я, Руслан и их сын стояли и не знали, как на это реагировать... Тогда Рамиз бросился к себе в квартиру и через открытое окно мы слышали, как он рычал на жену. А она орала уже на него. Наконец он опять выскочил в коридор, а мы услышали, как Сура из-за железной двери стонала так, словно оплакивала покойника! Она выла, как собака!
- Вот это да-а...- поразилась ее реакции уже и Альфия.- Во даёт!!!- и мы все переглянулись. И на себе наконец ощутили - что такое восточный темперамент!
А Рамиз заявил мне:
- Всё! Решено. Машины переставлю.
- Когда? - спросил его я.
- Завтра. Утром.
- Точно?- не поверил я.
- Точно! - подтвердил он.
- Ну и прекрасно! Тогда расходимся - пока не началась драка, - почти приказал я Шикуровым.
- Да... - покорно согласились Руслан и их сын.- Идем домой...
Рамиз вновь убежал воевать со своей Сурой. Шикуровы еще минуту постояли и тоже ушли.
Всего через 20 минут я выглянул со своей лоджии и не поверил своим глазам - Рамиз уже успел переставить свои автомобили. А еще через 10 минут Руслан привез сюда с платной автостоянки свою серебристую Мицубиси. То, за что мы боролись почти год, свершилось за какие-то полчаса!
Я был счастлив! Несказанно! Это была моя ЛИЧНАЯ победа! Нечего и говорить, что после этого мой авторитет во дворе вырос настолько, что со мной стали здороваться даже те, кто в упор не замечал меня предыдущие 30 лет! А некоторые старушки, хотя и были лет на 15 старше меня, вдруг стали обращаться ко мне на "вы". В общем жить стало как-то и полегче, и повеселей...
А еще через несколько дней ко мне поздно вечером, уже в одиннадцатом часу ночи вдруг позвонили в дверь.
- Кто там?- даже испугался я.
- Это я... Соседка...- раздалось ласковое мурлыканье женского голоса...
Я открыл дверь - передо мной стояла Альфия.
- Что случилось?- даже испугался я.- Опять что-нибудь с Рамизом?
- Нет. Там всё нормально. Молчат... Вот... Пришла поблагодарить тебя... - и она протянула мне небольшой пакет.
Мне стало очень неудобно - потому что я знал, насколько небогато они жили... Да и вообще. Но она в эту минуту так светилась от счастья, что было видно, что подарить мне что-то доставляло ей огромную радость!
- Спасибо вам! Вы так нам помогли! Если бы не вы - уже не знаю, что бы мы делали... Столько денег ухлопали на стоянку... Теперь сразу полегче стало. Спасибо! Берите!
После этого я уже не стал выкаблучиваться и принял подарок.
В пакете оказалась банка хорошего растворимого кофе и грамм 300 очень дорогих конфет, которые я съел за два дня!
А Сура, прооравшись, уже на другой день как ни в чем ни бывало весь вечер вместе с дочерью рассиживалась на скамейке перед подъездом, счастливо улыбалась, и на лице ее не было ни капли того несказанного горя, от которого она, накануне, казалось, вот-вот умрет!
Восточный темперамент! Восточный темперамент...
Май 2018г.
На фото - автопарковка с автомобилями Рамиза и серебристая Мицубиси Шикуровых