Философия ностальгии

Геннадий Рыжаков 2
      
(Отрывок из автобиографического произведения "Слюни Искариота или Абдукции сине-белого воротничка)


          Работа  над воспоминаниями, как-то само собой разделила  моё хаотичное  витанье  на этом «празднике жизни»  на три неравнозначные  стадии:

          -  Первая стадия. Бессмысленное восприятие информации;

          -  Вторая стадия. Осмысление окружающего мира и самостоятельного выбора средств абилитации (по инвалидности на голову, полученной в первой стадии);

          -  Третья стадия -  Выбор средств покаяния перед своей душой или богом в пенсионном пребывании» (полная абилитация).

          Самая  непродолжительная из них, по степени пребывания во внеутробном  бытии, «первая» ( детская дошкольная, учащиеся начальных классов), до сих пор вызывает сладострастное желание вернуться  в те времена слегка  обволоченные лёгким недоумением по поводу непонятных, не последовательных, а иногда и грубых действий взрослых,

          В начале этой стадии авторитет воспитателей в детском саду был для меня намного выше, живущих со мной, родителей и даже «дедушки Ленина», часто упоминаемого в книжках и показываемого на фотографиях учительницей Верой Васильевной. Олицетворение божественности моих воспитателей привело к тому, что только в начале обучения в начальной школе я был поражён открытием - учительница тоже ходит ( а иногда и бегает) в туалет!? А уж когда я, будучи балбесом из 3-его «б» класса, прыгая на кровати в радостных лучах солнечного утра, пропел великолепную фразу - «...Сталин - мой второй отец», и увидев кисло-недовольное лицо матери в сопровождении фразы -  «Чево ты там?», удивился таким непочтением к моему кумиру, не понимая, что родителей не устраивает всего лишь аморально-биологический нонсенс житейского понимания бытия, Но высокий  авторитет учительницы, через которую я познал этот биологический артефакт,  породил лишь сомнение в просвещённости родителей.

          Учитывая многочисленные факты расхождения между словами и делами взрослых, и жизнью во «дворе», я неосознанно смирился с реальностью - «Ты тут не при делах. Твои мысли ничего не значат. Делай, как говорят». К тому времени я уже был, тайно от учительско - соседской общественности, окрещён.

          Это насилие над моим, уже достаточно окрепшим материалистическим мировоззрением осуществилось путём предварительного отлавливания меня, с применением оперативно-тактических мероприятий типа «План Перехват» на границе села и спасительной сахалинской тайги. Секретность операции была настолько эффектной, что не помешала учительнице в своё время рекомендовать меня на должность Председателя Совета пионерского отряда. Голосовали единогласно, под строгим взглядом учительницы и моим любопытным взором. Кандидатура была безальтернативной и профессиональная строгость учительницы выражала немой вопрос - Ну и кто этот умник, сомневающийся в моей кандидатуре?  Моё же любопытство выражало сомнение - Неужели кто попрёт против Веры Васильевны?)

          От этой борьбы между лохматым чёртом и белым ангелом за моё подсознание, голова моя опухла от их неаккуратной возни в ограниченном пространстве моей черепной коробки и я перестал учиться на пятёрки. Я неосознанно, без выводов и принятия решений, начал лавировать между моими понятиями правды и свободы, и догмами и назиданиями моих идеологических благодетелей. За мою душу боролись два гигантских педагогических учреждения - школа и улица.