(из воспоминаний о студенческой жизни)
Уже и не помню, какой это был курс – второй или третий. Помню – шла сессия и нам предстояло сдавать экзамен профессору К.Ш. Канафиевой – пожилой, седовласой даме лет восьмидесяти с накрашенными морковного цвета помадой губами. Предмет, если не ошибаюсь, «Русская литература 19 века».
Все, что нам было задано на экзамен, прочитать за пару вечеров не представлялось возможным, а именно столько у нас оставалось на подготовку, а все остальное время, отведенное на учебу, уходило, сами знаете, черт знает на что. Побегав по всем читалкам и библиотекам, набрав по списку кучу литературы, мы, общагские и некоторые местные, делили все поровну, каждый из нас читал свою «долю», а потом собирались в какой-нибудь комнате и рассказывали друг другу сожержание прочитанного, а остальные слушали и, по-возможности, записывали. Таким образом мы сокращали время подготовки до минимума.
В один из таких вечеров, когда шло бурное обсуждение и лихорадочное конспектирование, к нам в комнату пришла девушка со старшего курса. У нее этот экзамен был давно позади, но по опыту прошлого Айзада нам посоветовала: «Это хорошо, что вы так придумали готовиться, но в случае с Канафиевой это совершенно ничего не значит! Имейте в виду – она училась в Лениграде, поэтому из двух школ русской филологии предпочитает Ленинградскую школу, детей у нее нет, почему-то любит Семипалатинских, кажется, ее муж служил там офицером, поэтому к детям военных относится очень снисходительно».
Настало утро экзамена. Угрюмые мы сгрудились у двери аудитории, где профессорша что-то писала, а первая «пятерка», сидя за партами пыталась что-то вспомнить со вчерашнего. Вышли из аудитории первые провалившиеся (обычно в первой «пятерке» заходили наши местные девчонки-отличницы). «На пересдачу», – расстроенно шептали они, и обливались слезами. В меня вселился ужас: если получу двойку, домой уехать не смогу, а так уже соскучилась по маме!
Отступать некуда. Набрав в легкие побольше воздуха, вхожу в аудиторию. Вручаю строгой профессорше свою зачетку, беру билет. Быстро пробегаю глазами: басни как жанр литературы, творчество И.А.Крылова. Ура! И только я присела за парту, Кальсим Шакировна называет мою фамилию (она по рассеянности положила мою зачетку не под остальные, как полагалось, а сверху). Я стала возражать: «Я только зашла и еще не успела подготовиться». Профессорша, не желая слушать, требует, чтобы я немедленно села к ней отвечать. Не успела я подняться со стула, как она разъяренно кричит мне: «Где Вы окончили школу?». Слегка опешив, отвечаю: «Как где? В сельской местности!». «Где в сельской местности?» – кричит бабулька. «В Алматинской области». И тут она произносит совершенно неожиданное и непонятное для меня: «В сельской местности Алматинской области! Идите, учитесь!». Что она хотела этим сказать? Значит ли это, что в Алматинской области или в селе одни недоумки живут? Но спорить дальше с пожилым человеком, страдающим маразмом, мне не хотелось. Тем более что профессор швырнула мне зачетку, а в ней красовался мой первый за всю жизнь «трояк». «У-у-ф! И на том спасибо!», – вылетаю пулей из аудитории и в дверях сталкиваюсь с вечным прогульщиком Аликом.
Раскрасневшись от обиды, убежала на улицу, чтобы успокоиться. Немного погодя вернулась, чтобы поболеть за своих подружек. Подхожу к аудитории. Все, кто стоял там, практически валялись у двери в корридоре и судорожно бились в истерике, задыхаясь от смеха. В центре стоял невозмутимый Алик. Спрашиваю: «Что случилось?». Алик: «После того, как ты вышла, следующим зашел я. Канафиева меня спросила, где я закончил школу. Ну я и сказал: «Вы знаете, вообще-то я родился в Аягузе, Семипалатинской области, а так как у моего дяди-офицера не было детей, меня отдали ему на воспитание. Ой, где только я не учился! Мы колесили по всему Союзу, но школу я закончил в Ленинграде!». Канафиева сияла от счастья: «Вот! Вот как надо учиться! Идите, молодой человек. Пять!».
Да уж, было чему поучиться у Алика!
Алматы, март 2011 года